Малороссийские штуки-6. Кикимора
Несколько рассказов со сквозным сюжетом... прям повестушка получилась.
- Нет! - знакомый туроператор прикрыл глаза. – Предлагаю вам новый тур. Вы будете первым – вам и скидка… почти сорок процентов! Романтическое путешествие «Полярная звезда»!
- Какая… звезда? – я потерял дар речи. – Почему звезда?
- Пройдите в кабинку, я вам сейчас датчик перепрограммирую.
- Стойте! Минутку… - я потер виски. – Давайте так , как мы с вами уже уславливались – пробное погружение. Согласен на двадцать пять пунктов…
Тупо простояв в кабинке несколько минут, я угрюмо набрал на клавиатуре «Полярная звезда» и переждал вибрацию.
…Купе поезда. Пока пустое, но через раскрытую дверь видно часть коридора. Напротив купе, держась за поручни, стоит незнакомка, глядя в окно на перрон. Трудно определить со спины… русые, гладко зачесанные волосы, очень прямая осанка, серое длинное шуршащее платье. Перрон за окном заметало тихими снежными хлопьями. Вот пару раз звякнул колокол, и хриплый голос прокричал: «Отправляется скорый «Полярная звезда»!
Вагон качнуло, я огляделся сквозь полупрозрачные стенки кабинки: синяя, в мелкий цветочек, обивка диванов, тисненая коричневая кожа в изголовьях, зеркала и тюльпаны керосиновых ламп . На столе – раскрытая книга… белый зимний свет освещает страницу… я пригляделся:
«…Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрЫп мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкой, как бы вызывая принаряжавшихся девушек выбежать скорее на скрипучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалил дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле…»
Неожиданно материализовались стенки, и меня стала бить крупная дрожь. Одна лишь мысль – в Гетьмановку! – пульсировала в мозгу. Заглянул туроператор.
- А почему, собственно… - агрессивно вскинулся я… и умолк, увидав прижатый к губам веснушчатый палец.
- Такое дело… - парень нервно оглянулся. – У нас инструкция. Для служебного пользования: нельзя более двух раз в тот же тур. А вы у нас сколько раз были в Гетьмановке?..
- Да, но…
- Невозможно , работы лишусь. Так что – набирайте «Полярная звезда», и счастливого пути! Датчик я перепрограммировал.
Кабинка закрылась. Я положил дрожащие пальцы на клавиатуру: может, к черту такой отпуск? И тут же сожаление – да ведь кругленькая сумма-то уже списана с карточки… что ж , подарить ее им? Ну уж – дудки-сопилки! Как вы к нам – так и мы к вам! И я набрал «Гетьмановка»… Тут же кабинку тряхнуло так, что я едва язык не откусил. Вибрация сильнее обычного… это бы – ладно… но тут стало гореть ухо с датчиком. Да так, что… в общем, когда боль стала нестерпимой, я с силой дернул себя за мочку…
Гетьмановку тоже заметало снегом. Было темно – то ли ночь, то ли вечер. Мутным пятном сквозь тучи проглядывала луна. Меня стало колотить, я оглядел себя… колотить стало еще сильнее: «Сработала-таки эта хреновина!», как говорили в древнем фильме. Были на мне лаковые штиблеты, облегающие панталоны и белая шелковая рубаха-жабо. Казанова какой-то! – как я в таком прикиде добрым козакам в очи гляну?
Светились окна ближайшей хаты… я пригляделся – то были добротные хоромы судьи Дементия. У ворот стояли сани с сеном. Я подошел поближе и вздрогнул – на санях кто-то сидел, ссутулившись… ребенок? – фигура была небольших размеров. Вдруг незнакомец поворотил голову, и я чуть не упал: кот! Это что ж за котяра?! Чем же это Дементий свою живность кормит? Кот смотрел фосфорно-зелеными глазами, а меня сверлило несоответствие какое-то, что-то не так было… Да, вот - уши! Странные уши были у кота-великана: широко расставленные, как у людей. Сидел он на лохматом тулупе, от которого за версту разило овчиной, и глядел на меня, не моргая.
- Добре ж ты ус-строился! – зубы клацали от холода. – Брысь отсюда!!
Я потянул к себе за рукав тулуп… «Дурень!» - вдруг так явственно бухнуло в моей голове, что я непроизвольно оглянулся – никого. Та что ж это! Я поворотился к саням – кота не было. «Кыс-кыс-кыс!» - позвал машинально, заглядывая под сани, но котяра словно сквозь землю провалился, и я, кутаясь в тулуп и проваливаясь в снег по колено, побежал к хате. Дверь была не запертой – кого-то, видно, ждали . Я отряхнулся в сенях и прислушался - какой-то приглушенный гомон… показалось, кто-то всхлипывал… Об эту пору сумерничали те только, кому не жаль было масла для светильников. Большинство же малороссов зимою чуть вечер забирались на печь, где проводили долгие часы в роскошной лени, зарывшись в просо или овес, сушимые для домашнего обихода.
Бросив пахучий тулуп в сенях – оттого, видно, его и в хату не брали - я зашел в светлицу… Что-то происходило в доме – он мелко трясся, с потолка сыпался мел, словно кто-то по чердаку бегал. Тут из хозяйских покоев в светлицу выбежала Параска , служанка Дементия, и, увидев меня, заверещала так, что кровь застыла в жилах. На пороге появился Дементий – расхристанный , с белым лицом и саблею в руках – «зараз порешу!». Увидев меня, споткнулся, схватившись левою рукою за притолоку. «Зарубит, чего доброго!»:
- Дементий! Дементий… То ж я – Орест!
- Орест… - краска стала появляться на щеках судьи. – Шо с тобою?!
- Та я … - спасительная мысль пришла в голову. – Я только из Московии…
- А кровь чего? Кикимора?!
Я скосил глаза по взгляду Дементия и у меня челюсть отвисла – белая моя рубаха от плеча была залита кровью, что струйкою стекала по шее… Стали отходить уши с мороза, я почуял саднящую боль, схватил себя за ухо и почувствовал липкое и теплое. Тут, задрожав, попрыгали на пол миски, что стояли на полке, и рассыпалися вместе с чьим-то дробным смехом…
- Шо тут у вас происходит?!
«А-эх!!» - воткнул саблю в выскобленный пол Дементий, и сел на лавку, обхватив голову руками. В углу – все громче – начала всхлипывать Параска.
- Не реви! – взял себя в руки Дементий. – Перевяжи Ореста!
Параска схватила белый рушник, и, пока она мне голову бинтовала, я услышал от судьи о чертовщине, что происходила в его хате. Так получалось, что чудеса стали твориться у них с осени еще. Выражались они , как правило, в том, что ежеутренне просыпалась дочь Оксана прибранною… Как можно -со сна-то! - быть причесанною, нарумяненной и заплетенною?! Дурная по молодости дивчина в том горя не видела, старики ж обеспокоились – что в селе скажут про дом судьи ? Что кикимора завелась?
А тут кстати и Грицько посватался, Дементий схватился за эту свадьбу, как за случай… так нет же! И с чоловиком просыпалась Оксана убранной! Тут уже и Грицько заревновал, хмуриться стал… Однако ж ничего выследить не удалось – всяк засыпал подле Оксаны, как ни пытался бодрствовать… не подсмотреть ночных чудес!
К зиме – от греха подальше – отослал судья зятя-чумака с обозом в Силезию за столовым бельем, а сам пригласил по-тихому дьякона Паливоду, дабы отчитал хату от нечистого.
- И как?
- Иконы-то он принес… Ды вынес я ему сдуру вина… сначала сикийского, потом монастырского… Спит сейчас Паливода в коморе – хоть из пушек стреляй! А кикимору он як разобрало – совсем осатанела!
И тут же в подтверждение его слов что-то грузно гупнуло на чердаке. .. а я тут – Бог весть почему – вспомнил кота на санях… или кошку?!
- А скажи, пан судья – якая она, Кикимора? Видел ее кто?
- Та кто ж ее видел? Кажут, может принимать всяческий облик… хоть и домашней живности…
- И… кошки?
- Мабуть… А шо?
Вот оно, Орест! Пришло время , принимай решение! Переходи Рубикон, коли из уха датчик вырвал - тут твое место будет.
- Такое дело: доводилось мне бывать в Силезии и видеть, як тамошние жители с такою напастью справляются. Только ж мне, Дементий, твоя помощь понадобиться…
- Та все, шо угодно – не томи, Орест!..
- Завезу я твою кикимору в ее Силезию; только бачишь – попал я в переплет, понадобиться мне кое-что…
- Все будет – и жупан, и гроши, и коня дам! Выручай, а то…
Чудные дела! – откуда только что берется? Словно всю жизнь с нечистью воюя, распоряжался я в хате судьи, а люди, как своего пана, меня слушались. Вот уже вооружились все иконами, стали углы ими крестить, а бабы, налив в ведро любистовки (Леська на меня нет!), брызгали вениками на стены и потолки… То гасли, то ярче загорались светильники, кто-то вздыхал по темным углам – двигалось дело! Я же, одевшись потеплее в одежки Грицька, велел запрячь сани тройкою вороных, и, прихватив с сеней пахучий тулуп, бросил его на сани, а сам, нахохлившись, взялся за вожжи… Тем временем унялся снегопад и месяц проглянул над Гетьмановкою. Осветил он белое безмолвие, ряд хат под белыми шапками, поле и далекий черный лес. Нигде ни огонька, ни звука… Что ж – здравствуй, мой новый мир! Мир русалок и кикимор, чумаков и гайдамаков!
Позади кто-то чихнул. Заранее зная, что увижу, я не спеша поворотился – так и есть: на тулупе сидел, чихая и растирая нос лапою, давешний кот. Глаза его недобро посверкивали в мою сторону.
- Зря на меня зыркаешь, кикимора! Жизнь – знай! – только начинается! – и, хлопнув вожжами гнедых по сытым бокам, я, не оглядываясь, направил сани к лесу по заметенной дороге.