ВАЛААМ
1. Введение в историю Валаамской обители
О, дивный остров Валаам!
Рука Божественной судьбы
Воздвигла здесь обитель рая,
Обитель вышней чистоты...
Такими безыскусными в своей простоте, но самыми искренними словами своеобразного местного монастырского гимна издавна воспевают Валаамскую обитель ее насельники и многочисленные паломники. И за первыми же строками этой песни стоит глубокая духовная правда: осознание того, что благословенный Валаам есть возвышенный (хотя и вполне земной) прообраз райского бытия, к которому призывается всякий просвещенный Светом Христовым человек и что само существование столь дивного места на Русской земле есть дело всеблагого Божественного Промысла.
Недаром на протяжении долгого времени сохранялось предание о возникновении Валаамского монастыря чуть ли еще не до Крещения Руси и что даже освящение монастырского островного архипелага среди Ладожского озера было совершено самим Апостолом Андреем Первозванным, дошедшим из Скифии до Валаама и разрушившим здесь языческие капища. В русле тех же валаамских благочестивых легенд, сложившихся, судя по письменным источникам, на протяжении XVII—XIX вв., продолжали иметь место (по крайней мере — в течение последних двух столетий) и попытки отнести деятельность основателей обители — преподобных Сергия и Германа — к начальному периоду существования Древней Руси — в границах IX—XI вв.
Однако, само по себе выдающееся значение Валаамской обители вряд ли нуждается в каком-либо искусственном ее “удревнении” и “хронологическом оправдании” — для безусловного признания ее в качестве первостепенной обители России; ни то, ни другое вовсе не обязательны для усиления духовного авторитета Валаама и, к тому же, не имеют под собой сколько-нибудь реальной исторической почвы.
Не следует, пожалуй, при этом и смешивать “сверх-историческую” вселенскую правду церковного Предания с местными легендами — с тем, что поэт некогда назвал “преданьями старины глубокой”. И если в свете Предания Христовой Церкви вполне возможно считать и самый Валаам осененным Крестом великого Апостола — как осенена им вся Русская земля, то предположение “преданий старины” о личном посещении никому тогда, по сути, неизвестного острова святым Андреем — не более чем проявление пусть и искренне благочестивого, но лишь религиозно-поэтического элемента в подлинной истории Валаамского монастыря.
Сложению столь длительно бытовавшей литературной (и ставшей почти “летописной”) традиции: начинать историю Валаама по крайней мере с X—XI вв. — способствовало как долгое отсутствие серьезных изысканий в этой области науки и скудость дошедших до нас письменных источников (а иногда и “неисправность” сохранившихся их “списков”-копий), так и относительно невысокий ранее уровень самой археографии, зачастую еще не умевшей правильно оценивать степень действительной историчности и подлинности памятников летописного характера.
К тому же, выяснению истинного времени возникновения Валаамской обители значительно помешали и прямые фальсификации документов — нередко оказывавшихся полностью “подложными”, которыми неоднократно снабжал местных иноков известный в первой четверти XIX в. лже-археограф и нечистый на руку торговец древними рукописями А.И. Сулакадзев (+ около 1830 г.).
Один из известных наших специалистов в области истории древнерусской литературы пишет о нем: “Решив “создать” историю Валаамского монастыря, Сулакадзев провел большую подготовительную работу. Сначала он действовал традиционным для него методом небольших приписок к подлинным рукописям, которые должны были свидетельствовать о большой древности монастыря. Так, на “Приточнике Варфоломея” он сделал приписку якобы 1332 г. с упоминанием валаамского игумена Перфурия; на рукописи пергаменного Евангелия XIV в. — приписку якобы 1116 г. с упоминанием Сергия и Германа; на “Вселетнике” (разбитом им на три части Церковном уставе XV в.) — приписку о перенесении мощей Сергия и Германа с Валаама в Новгород в 1050 г. “в третий раз” . После этого А.И. Сулакадзев сочинил “Оповедь”, преподнеся ее валаамским старцам в качестве любезно сделанного перевода на современный язык с древней рукописи, якобы бывшей в его распоряжении (естественно, этой “рукописи” никто никогда не видел; большой текст Сулакадзев не решился писать по-древнерусски и выдавать за подлинный). Текст был с благодарностью принят легковерными монахами и опубликован в издании 1864 г. “Валаамский монастырь” в виде двух больших цитат” .
Эта “Оповедь” полна самых фантастических измышлений на темы “праистории” Приладожья и Валаама и пестрит именами в духе: Гуруслав, Очеслав, Нуреб и Дористен; здесь упоминается некий “закон XII князей”, здесь некто Мунг-Куарт погребает преп. Сергия, ставя на его могиле Крест св. Апостола Андрея, — когда “в те ж времена Дрегфичей посадник Жлотуг укрылся от Каракаллы императора римского на Валаам” (и все прочее в том же стиле).
“Помимо буйной фантазии и романтических представлений о государственном устройстве Древней Руси, — продолжает современный историк, — одним из источников для Сулакадзева послужили местные монастырские предания... Создав таким образом “источниковую базу”, Сулакадзев на ее основе написал в 1818 г. оставшееся неопубликованным собственно историческое сочинение “Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря на Ладожском озере и о преподобных чудотворцах Сергие и Германе, обители сея начальниках, собранной из разных преданий о сем острове с присовокуплением хронографическаго и статистическаго онаго описания” с цитатами и ссылками на “Боянов свиток” I в., “Ответы жрецов славянских” V в., “Древослава проречения” V в. на пергамене, “Оповедь” и другие подобные курьезы...
Мотивы сулакадзевской “Оповеди” оказали большое влияние на церковно-историческую и популярную литературу XIX в.; именно эта версия валаамской “истории” попала в Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона под видом “монастырского предания”; впрочем, серьезные историки XIX в. (П.М. Строев, Н.П. Барсуков, В.В. Зверинский, прот. Е.Е. Голубинский) ее просто проигнорировали. Еще в 1850 г. на запрос валаамского игумена Дамаскина академик А.Х. Востоков категорически ответил, что “Оповедь” — подделка , однако только в пятом издании “Описания Валаамского монастыря” (СПб., 1904) упоминание этого произведения исчезло окончательно.
Интерес валаамских монахов к истории своей обители был велик; особенно много трудов к разысканию источников прилагал игумен Дамаскин (1839—1881): он рассылал запросы в Кирилло-Белозерский монастырь, Старую Ладогу, Казанскую духовную академию; вел переписку с профессорами С.В. Соловьевым [преподавал в Гельсингфорском университете. — Сост.] и А.Х. Востоковым. Однако его поиски результатов не дали. Трогательно звучат его слова после очередной неудачи: “...Что делать. Не нашли — будем продолжать искать,— может быть к прославлению имени Божия,— и в этом отношении сбудутся слова Господа: ищите и обрящете — тогда радость наша исполнится. Если же не найдем: буди имя Господне благословенно. Во всяком случае не тщетен труд наш перед Господом” .
К сожалению, долгие годы (примерно с начала 1860-х гг.) основное монастырское издание о Валааме — “Валаамский монастырь” (без указания авторства) — продолжало толковать его историю в чисто легендарном “сулакадзевском” духе: монастырь — древнейший в России, называвшийся до некоего шведского разорения в XI в. Троицким, а не Преображенским; святые мощи преподобных Сергия и Германа переносили из Новгорода на Валаам в четвертый раз уже в 1179 г.; многие древние русские святые или начинали свой путь на Валааме или хотя бы некоторое время жили в этой от века известной обители.
Увы, подобное традиционное стремление “архаизировать” величественный образ Валаама — несмотря на имеющиеся объективные данные церковно-исторической науки (никак не позволяющие нам делать это) — все еще продолжает иметь место... особенно когда благочестие начинают путать с достаточно внешне понимаемым традиционализмом.
Историческая наука без особого труда вскрыла и полностью отбросила подделки Сулакадзева. Но что гораздо важнее, такими известными учеными, как В.О. Ключевский, прот. Е.Е. Голубинский, М.Д. Приселков, Г.Н. Моисеева, Д. Линд, Н.А. Охотина-Линд и др., постепенно — на протяжении более чем столетия — были уточнены и объективно оценены самые различные факты из истории Валаама, проведены кропотливые изыскания для достижения более точных датировок тех или иных монастырских событий, вследствие чего последние оказались наконец выстроены в достаточно ясный, стройный и, главное, исторически точный ряд. Специалистами исследованы, например, такие письменные источники, как Новгородская летопись, “Валаамская беседа”, “Житие преп. Авраамия Ростовского”, “Житие преп. Авраамия Галичского и Чухломского” и ряд других древнерусских литературных памятников.
В результате выяснилось, что некоторые события, связываемые с преподобными Сергием и Германом Валаамскими, относились вовсе не к столь древним временам, как это предполагалось ранее.
Так, например, еще в 1811 г. известный церковный историк того времени, Владыка Амвросий (Орнатский) доказал, что летописная статья 1163 г. о перенесении мощей Сергия и Германа при новгородском архиепископе Иоанне I скорее всего ошибочна, поскольку нет уверенности в том, что уже в этом году Иоанн был архиепископом (по другим сведениям Илия-Иоанн стал им только в 1165 г.), а сама территория Ладоги не принадлежала тогда России. Уже Владыка Амвросий предложил читать здесь имя Иоанна II, святительствовавшего в Новгороде с 1388 по 1415 г. Тот же историк ввел в научный оборот летописную заметку о приходе преп. Сергия на Валаам якобы в 1329 г. (эту дату впоследствии поддержал прот. Е.Е. Голубинский, хотя, к сожалению, и она оказалась неточна).
Со временем стало также ясно, что упоминание о пребывании на Валааме в 960 году преп. Авраамия Ростовского — явный анахронизм и не более чем благочестивая легенда, ибо даже согласно данным официального церковного календаря (пусть в этом конкретном случае научно уже и устаревшим) он подвизался в 70-х гг. XI в. Судя же по данным нашей отечественной исторической науки, время его деятельности следует относить к эпохе по крайней мере не ранее середины XII столетия, а возможно, даже к рубежу XIII—XIV веков , и он никак не мог посещать Валаамскую обитель, поскольку ее тогда не существовало вовсе, и никто из иноков еще не ступал в ту пору на священную в будущем землю Валаама.
Такого рода длительные изыскания ученых, имевшие место на протяжении XIX—XX столетий, постепенно вели к исторической истине: шаг за шагом хронология жизни Валаама приобретала все более реальные черты.
К сожалению, до сих пор не найдено ни одного списка “Жития преподобных Сергия и Германа”, которое, безусловно, помогло бы прояснить многие из остающихся пока неясными сторон древнейшего периода бытия Валаамской обители.
Однако, по счастью, сравнительно недавно российской ученой Н.А. Охотиной-Линд удалось подробно исследовать и опубликовать не менее важный и драгоценный литературный памятник, связанный с великой северной обителью — “Сказание о Валаамском монастыре”, созданное неизвестным автором, вероятно, новгородцем, в конце 1550-х или в 1560-х гг. (перевод древнерусского текста “Сказания” см. в “Приложении”); повесть о Валааме дошла до нас в единственном пока “списке”, близком ко времени создания самого “Сказания”. Именно этот — ранее никому не известный — уникальный исторический документ и позволяет ныне восстановить главные вехи начальной летописи Валаамской обители.
2. Основание монастыря. Валаам в XIV—XV вв.
Реальная история возникновения Валаамского монастыря — так, как она изложена составителем “Сказания” — не имеет ничего общего с той фантастической ее картиной, что принималась долгое время на веру и самими иноками Валаама, и многими почитателями этой замечательной обители.
Как повествует автор, первыми на Валаам прибыли “святоученные, священные иноки от Великого Новаграда”: Ефрем, будущий основатель известного Перекомского монастыря, с несколькими монахами, среди которых находился и инок Сергий, прославившийся в дальнейшем как первоустроитель Валаамской обители.
Поскольку основной большой остров архипелага был тогда заселен язычниками-“карелой”, братия первоначально поселились по соседству — в пещере на высоком островке, который затем стал называться Святым, или островом преподобного Александра Свирского, жившего на нем, как утверждают местные предания, позднее — и в той же самой пещере.
Через некоторое время инок Ефрем вернулся в Новгород, создав — вероятно, около 1407 г. — у озера Ильмень, на реке Веренде, Перекомскую обитель, где он и остался. Вскоре же в Новгород отправился и Сергий, чтобы сообщить архиепископу о возникновении в его епархии нового, Спасо-Преображенского Валаамского монастыря и получить благословение на переселение иноков на большой остров. Для этого требовались не только материальная поддержка со стороны Владыки, но и новгородская военная помощь, так как карелы во главе с их жрецами всячески сопротивлялись устроению здесь православной обители. Устранить это внешнее препятствие удалось только с прибытием из Новгорода воинского отряда; причем во время столкновения с язычниками погибло несколько монахов.
Автор “Сказания”, не зная точной даты основания монастыря, тем не менее сообщает, что все это произошло при святительстве архиепископа Иоанна II, “иже возведен бысть на великий престол Великого Новгорода в лето 6896-е [1388 г.], и на двадесять семь лет Церковь Божию окорми”. Отсюда можно с полной уверенностью утверждать, что Валаамский монастырь был основан между 1388 и 1415 гг. Поскольку же преподобный Ефрем, как говорилось выше, основал Перекомскую обитель около 1407 г., то, соответственно, время возникновения Валаамского монастыря сужается до периода 1388—1407 гг. Официально же обитель была признана новгородским архиепископом между 1407 и 1415 гг.
После того, как новгородцы изгнали с острова “бесослужительную корелу”, Сергий начал монастырское строительство: иноки возвели церковь во имя Рождества Христова, с трапезной, и Спасо-Преображенский храм с приделами св. Иоанна Богослова и святителя Николая; вокруг обители построили ограду.
Для проведения всех этих работ требовалось немало средств, в связи с чем, как сообщает автор “Сказания”, “архиепископ же много злата и потребных в манастырское строение преподобному Сергию подасть; такоже и держатели града, и христолюбивый именистый народ многочисленных потреб преподобному подаста”.
Однако вскоре, как это бывало нередко, суровые правила жизни в обители, предложенные Сергием братии, вызвали недовольство иноков, из-за чего он, отказавшись от игуменства, удалился поначалу в какое-то близлежащее пустынное место, а затем и вовсе возвратился в Новгород, где поселился в монастыре св. Иоанна Богослова; тут он и скончался, и был погребен “у церковных стен”.
На Валааме же в тот период игуменом стал преподобный Герман.
В свое время еще Владыка Амвросий (Орнатский) сообщил весьма важную дату из жизни Германа: не указав, к сожалению, источника полученных сведений, Владыка отметил в своей “Истории иерархии”, что “по другим запискам также значится, что к сему основателю Валаамской обители (т. е. к преп. Сергию. — Г. М.) пришел в сожительство прп. Герман в лето 6901, т. е. от Р. Х. 1393”. Косвенным образом это свидетельствует о том, что Валаамская обитель возникла, вероятно, уже в период между 1388 и 1393 гг.
Почти половина “Сказания” посвящена важнейшему событию в истории Валаама — перенесению на остров из Новгорода святых мощей преподобного Сергия, для чего валаамский игумен Пимен обратился за особым благословением к новгородскому архиепископу Феодосию (1542—1551) и к московскому митрополиту Макарию (1542—1563). Монастырское почитание преп. Германа имело место еще задолго до перенесения мощей преп. Сергия; оно началось на рубеже XV—XVI столетий, когда после пожара в обители было обретено “священное тело” Германа “нетленно” и “в велицей церкви положено бысть, всеми видимо на поклонение верным”.
Совместная официальная канонизация обоих преподобных совершилась в середине XVI в. (тогда еще — лишь как местночтимых святых); одновременно был установлен и день церковного празднования их общей памяти, 11 сентября, — как день переложения и перенесения мощей преподобных Сергия и Германа (собственно перенесены из Новгорода были только мощи Сергия). Об этом в “Сказании” записано так: “Съвершаеть же ся славное ихь святое събрание в паметь имъ месяца сентября 11 день по повелению святого священного събора, в нь же день мощи святого Сергиа в манастырь принесоша”. Второе празднование памяти этих святых, 28 июня, стало отмечаться уже гораздо позднее — вероятно, не ранее начала XVIII в. Общероссийское их прославление состоялось только в 1819 г.
Из-за отсутствия древних “Житий” основателей обители (будем надеяться, что со временем агиографические свидетельства о них все же найдутся) пока невозможно с желательной конкретностью охарактеризовать их безусловно яркие личности. Но даже обладая весьма скудным запасом исторических данных, мы с полной ясностью понимаем, что это были поистине выдающиеся иноки, подлинные взыскатели Небесного Града Божия. И в такой своей устремленности к Горнему миру они были полностью схожи, характерами же своими, по-видимому, значительно отличаясь друг от друга.
Так, преподобный Сергий явно предпочитал монашескую строгость, стремясь к особой самоотверженности иноческого духа; недаром он пытался утвердить на Валааме уставное и, в то же время, предельно возвышенное благочестие — сродни углубленно подвижническому образу монашеского жития на великом Афоне. Именно подчеркнутая строгость провозглашенных Сергием на Валааме уставных правил (о них упоминается в “Сказании”) — с их ориентированностью на Афонско-Иерусалимский иноческий устав — скорее всего и привела основателя обители к конфликту с братией, которой такая мера подвига представлялась “неудобоносимой”. Вспомним, что подобное же случилось несколько ранее и с преп. Сергием Радонежским — когда и ему пришлось на время уйти из созданной им Свято-Троицкой обители, где не все иноки соглашались подчиниться “общежитному” монашескому уставу.
Напротив, преподобный Герман, хотя и был непосредственным учеником Сергия Валаамского, отличался, по-видимому, меньшим ригоризмом в своих требованиях к братии — при большей мягкости и “дипломатичности” в отношениях с ними — и потому до самой кончины оставался игуменом обители, явившись основным ее строителем и благоукрасителем в начале XV столетия.
Валаамский монастырь стал духовной школой для многих прославившихся впоследствии иноков.
Как говорилось выше, у истоков валаамского иночества, наряду с Сергием, стоял преподобный Ефрем Перекомский, причисленный к лику святых на проведенном в Москве митрополитом Макарием Соборе 1549 г.
В тот же начальный период существования Валаамской обители, около 1393 г., в нее прибыл со Святой Горы Афон уроженец Новгорода, преподобный Арсений (+ в 1444 или 1447 г.), удалившийся затем с Валаама на относительно недалеко находящийся остров Коневец, где славный подвижник и основал весьма известный Коневецкий (или Коневской) монастырь.
На Валааме подвизался и преподобный Савватий, переселившийся отсюда в конце 30-х гг. XV в. на Соловецкий остров в Белом море, где он положил начало другой знаменитой обители — Спасо-Преображенскому Соловецкому монастырю.
Из других известных валаамских иноков следует назвать еще одного Савву, о котором “Сказание” сообщает, что он “на Сеннянском острову [здесь же, на Ладожском озере.— Сост.] чудную ону и духовную пустыню согради во имя пресвятыа Животворящиа Троицы” (это произошло уже в конце 1470-х или в 1480-е гг.); необходимо упомянуть также и о преподобном Александре Свирском, жившем некоторое время рядом с главным островом архипелага — на уже упоминавшемся Святом острове. Преп. Александр принял постриг на Валааме в 1474 г., а затем в 1485 г. основал собственный Свято-Троицкий монастырь в окрестностях реки Свири.
Валаамскими иноками были также: Геннадий, основавший Усть-Шехонский монастырь на реке Шексне, и преп. Корнилий, создавший Палеостровскую обитель на острове среди Онежского озера. Наконец, на Валааме же поначалу послушничали и ученики преп. Александра Свирского — преподобные Афанасий Сяндемский и Адриан Ондрусовский. Уже позднее валаамским монахом был и преп. Евфросин Синозерский, принявший в 1612 г. мученический венец — во время нашествия шведских интервентов.
Таким образом, можно утверждать, что на протяжении XV—XVI вв. Валаам превратился в мощнейший духовный оплот Православия на Русском Севере, став также одним из ведущих центров здешней монастырской колонизации. Вокруг него — и на самом Ладожском озере, и на Онежском, и на приозерных обширных пространствах — постепенно возникло несколько меньших обителей, скитов и пустынь. В древности же, как известно, не столько внешнее величие и обширность монастыря или же значительное число имевшихся в нем храмов, сколько именно признание особой его роли в создании новых “дочерних” обителей давало ему право именоваться “лаврой”: поэтому неудивительно, что уже на рубеже XV—XVI столетий Валаамский монастырь порой называли “честною и великою Лаврою”.
3. Основные вехи истории Валаама
с конца XVI-го по начало XX-го века
Приграничное в древности положение обители и попытки Швеции захватить северорусские (тогда, по сути, новгородские) земли приводили к неоднократным нападениям шведов на Валаам. Так, 20 февраля 1578 г. они убили здесь восемнадцать старцев и шестнадцать послушников, в память о чем в монастыре ежегодно совершалась соборная панихида.
Во время следующего их набега монастырь был полностью сожжен, а иноки разбрелись по ближайшим пустынным местам, превратившись в отшельников. Однако после заключения мира со Швецией в 1595 г. валаамская земля вновь отошла к России. Но едва лишь монастырская жизнь начала возрождаться, как в 1611 г. шведы опять захватили Валаам — и снова всё здесь подверглось очередному разорению; многие из братии, во главе с игуменом Макарием, приняли мученическую кончину. Некоторым из иноков удалось бежать, и они расселились затем по новгородским и псковским монастырям. Цепь этих скорбных событий не менее печальным образом завершилась в 1617 г. заключением Столбовского мира, по которому Валаам вообще надолго отошел к Швеции. Лишь после русско-шведской Северной войны в начале XVIII века земли западной Карелии были возвращены России, и в 1715 г. Царь Петр I повелел возобновить древнюю обитель, приписав ее тогда к Кирилло-Белозерскому монастырю.
Уже в 1719 г. на Валааме освятили деревянный Преображенский храм — над мощами преподобных Сергия и Германа, а на окрестных островах начали устраивать новые скиты. В 1755 г. была освящена Успенская церковь, в 1757 г. — новый пятиглавый Преображенский собор, в 1763 г. — Рождественская церковь. Большие вклады на строительство обители дважды вносились Императрицей Елизаветой Петровной.
На рубеже XVIII—XIX столетий настоятелем и строителем обители стал переведенный сюда из Саровского монастыря иеромонах Назарий (Кондратьев; + 1809 г.). Он ввел на Валааме Саровский устав, по которому монашеская жизнь приобрела большую упорядоченность и подчеркнуто аскетическую направленность.
“Иноки должны были пребывать в посте и трезвении, сохранять безмолвие при совершении храмовой молитвы, во время трапезы, в ночное время. “О себе рассуждать и себя осуждать”,— так учил отец Назарий своих духовных чад. Запрещалось оставлять у себя что-либо пожертвованное или брать монастырское, покидать обитель, принимать у себя мирских или состоять с ними в переписке без благословения настоятеля. Длительные службы начинались в четыре часа вечера и в полночь, всенощную служили ночью по древнему обычаю.
При игумене Назарии на Валааме установились три формы иноческой жизни: общежитие по Саровскому уставу, скитское и отшельническое житие. В скитах жили обычно по десять-пятнадцать иноков, исполняющих различные послушания; устав в скитах был еще более строгим. В скиту во имя Всех Святых учениками преподобного Паисия (Величковского) — иеросхимонахами Клеопою, Феодором, Львом (Леонидом) была возобновлена древняя монашеская традиция старчества. Иеросхимонах Лев впоследствии стал основоположником старчества в Оптиной пустыни” .
В конце XVIII столетия иноки Валаама впервые приняли живейшее участие в подвиге христианского миссионерства: в 1794 г. группу из шести валаамских иноков и двух иноков с Коневца, во главе с архимандритом Иоасафом (Болотовым), направили в Северную Америку, на русскую тогда Аляску — для устройства там православной миссии. Среди них был и валаамец Герман. Архимандрит Иоасаф с несколькими иноками погибли при кораблекрушении, но Герман, добравшись до Аляски, достойно исполнил свой миссионерский долг: через некоторое время число крещеных алеутов достигало уже двенадцати тысяч, а сами они — еще при жизни Германа — почитали его как святого.
По устроении на Валааме подлинно уставной монашеской жизни, старец Назарий ушел в 1801 г. на покой, одиноко живя в своей келье и занимаясь нехитрым рукоделием (он резал кленовые четки и ложки, кипарисовые крестики). Под конец жизни старец вернулся в Саров, где и скончался и был погребен.
При его преемнике — местном уроженце-кареле, игумене Иннокентии (Моруеве; поступил в обитель в 1765 г., + 1828 г.), столь же неутомимом монастырском строителе, обитель посетил — как смиренный паломник — Император Александр I, после чего во все печатные месяцесловы были впервые внесены для общецерковного поминовения имена преподобных Сергия и Германа.
Особого расцвета Валаам достиг во время настоятельства игумена Дамаскина (Кононова). Сын тверского крестьянина, он с двадцати лет странствовал по монастырям Киева, Новгорода и Русского Севера. В 1819 г. молодой паломник дошел и до Валаама, где один из старцев-прозорливцев, предвидя будущее Дамаскина, встретил его земным поклоном. После пострига он двенадцать лет подвизался в трудах и молитвах во Всехсвятском скиту, а потом и в более глухой пустыньке.
По рекомендации Игнатия (Брянчанинова), будущего прославленного святителя, Император Николай I распорядился в начале 1839 г. поставить Дамаскина валаамским игуменом, которым тот и оставался до блаженной своей кончины в 1881 г.
При Дамаскине на островах были устроены новые скиты — Тихвинский, Сергиевский, Германовский; во многих местах им ставились моленные гранитные кресты. Отличаясь удивительным трудолюбием и необычайной твердостью духа, он в течение 62 лет своего пребывания в обители перенес немало скорбей и болезней, никогда не жалуясь на житейские трудности, строго, но справедливо управляя вверенной ему обителью; неудивительно поэтому, что игумен Дамаскин оставил по себе благодарную память среди иноков, говоривших о своем суровом авве, что тот был создан “из валаамского гранита”.
Вполне достойными продолжателями его трудов явились два следующих игумена — Ионафан (Дмитриев; + 1891 г.), начавший в 1887 г. возведение в монастыре нового собора, освященного через десять лет, и Гавриил (настоятельствовал с 1891 по 1903 г.), при котором число братии превысило тысячу человек.
Таким образом, к началу XX века Валаамский монастырь превратился в одну из самых значительных обителей России — со множеством скитов и пустынь, рассеянных по ближайшим островкам, с огромным хозяйством, сельским и кустарным производством, иконописными мастерскими и книгоиздательством, с благотворительными и просветительскими обществами и паломническими службами. Недаром его называли тогда Северным Афоном.
Но вновь ему уже готовилась очередная страда — приближались страшные события мировой истории: крушение Российской Империи и октябрьский большевистский переворот 1917 г., когда и Валаамской обители пришлось до конца испить чашу гнева Господня; грешный мир, отступающий от Христа, принес Валааму новое разорение — сначала нарушив в нем весь его древний уклад благодатного иноческого жития, а затем и почти полностью разорив саму обитель. Однако и пройдя через все испытания богоборческого XX века, она, по милости Божией, не утратила главного — пламенного горения монашеского духа, не впала в духовное беспамятство, и иноки ее, даже очутившись в изгнании — кто в Финляндии (в “Новом Валааме”), кто “в рассеянии сущие” по всему миру — сохранили в своих сердцах, в общих братских молитвах небесный огонь Божественной благодати. И ныне огонь этот, как и прежде, снова возгорелся на “Старом Валааме” — после поистине чудесного сокрушения еще недавно казавшегося столь незыблемым сатанинского большевистского режима.
Во славу Божию Валаам, эта духовная твердыня Православия и великая святыня России, возрождается вновь...
Апрель 1999 г.
«НОВЫЕ ВАЛААМЫ»
Как свидетельствует многовековая история Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, он неизменно оставался одним из ведущих центров православной духовности и особо значительной молитвенной школой иночества на всем Русском Севере. Столетие за столетием, поколение за поколением эта прославленная обитель не переставала воспитывать замечательных подвижников благочестия, мере святости которых всегда соответствовала столь же великая мера их глубочайшего смирения и преисполненности любовью к Богу и людям.
Ни довольно трудные условия быта на диких островах Валаамского архипелага среди бурного Ладожского озера, ни суровость местного северного климата, ни почти полная оторванность от сравнительно устроенной — тем более в древнейшую эпоху — жизни “на материке”, — ничто не могло сломить твердого духа здешних иноков, не могло поколебать неоскудевающей силы их проникновенной молитвы и удивительного упорства их трудолюбия.
К началу XX века Валаамский монастырь, с его многочисленными скитами и отдаленными кельями пустынников, превратился, по сути, в своего рода Афон Северной Руси, во многом близкий — и внутренним ритмом монашеской жизни, и особенностями строгого устава — своему далекому греческому собрату.
Иноки “Старого” Валаама издревле несли Свет Христов далеко за пределы родной обители. В результате и их прежней миссионерской деятельности, и в связи с печальными событиями XX века постепенно в разных местах возникло несколько “Новых Валаамов”. Начало же этому было положено еще задолго до бед, обрушившихся на Валаам в нашем столетии.
Первый “Новый Валаам” основал преподобный Герман Аляскинский в конце XVIII века на Еловом острове близ побережья Северной Америки, когда в 1794 г. на Аляску, принадлежавшую в то время России, приплыла группа валаамских монахов для проповеди Православия среди местных индейцев-алеутов. Второй — возник в Сибири в 1897 г., и его устроителями стали также валаамские священноиноки — Сергий и Герман. Третьим “Новым Валаамом” явился уже упоминавшийся монастырь в Финляндии, возникший после переселения сюда старовалаамской братии в 1939 г.
Наконец два десятилетия назад валаамская иноческая традиция нашла и свое дальнейшее продолжение — и вновь в американской православной среде: Свято-Германовское Братство построило в Платине, в горах Калифорнии отдаленную пустынническую келью, назвав ее “Валаамом”. Туда удалялись на время монахи Платины для уединенной молитвы и составления сборника жизнеописаний подвижников благочестия — Валаамского Патерика, дабы те крохи исторического знания о славной обители, что дошли до нас, были сохранены для будущих поколений. И это происходило в то время, когда древний Валаам был превращен — как казалось, безвозвратно — частью в полунищенское, сугубо “мирское” поселение, частью в “туристический объект” (как историко-природный “заповедник”), когда монастырь был разорен и ограблен как духовно, так и материально, без особой надежды на церковное, иноческое пробуждение в обозримом будущем.
Любовь к “Старому” Валааму, проявившаяся в среде калифорнийских монахов через молитвенную память и церковно-исторические труды о нем, отнюдь не носила при этом характера прощального “отпевания” древней российской обители. Молодые православные американцы, памятуя о той роли в духовном просвещении Аляски, какую сыграли в свое время валаамские иноки, приложили немало сил, чтобы и сам Старый Валаам не оказался предан забвению: ими было проявлено немало упорства в том, чтобы приобрести наиболее полные сведения об этой обители — прежде всего от существовавших еще тогда свидетелей-стариков, живших или бывавших в Валаамском монастыре. Добывать же подобные сведения было тем более затруднительно, что всякие контакты с Россией — в плане исследования этой церковно-исторической темы — практически оказывались тогда невозможны. Тем не менее труды такого рода членами Свято-Германовского Братства из года в год продолжались.
Однако тема “валаамской традиции” звучала в иноческой среде православной Америки не только, так сказать, на уровне истории; традиция эта нашла самое непосредственное продолжение и в самой церковной жизни. Так, на аляскинском Новом Валааме подвиг пустыннического жития известного архимандрита Герасима продолжили (после его кончины в 1969 г.) две новоустроенные здесь иноческие общины: мужская — на Монашеском заливе и женский Свято-Михайловский скит — в центре Елового острова, где некогда подвизался преп. Герман Аляскинский, а в нашем веке — упомянутый старец Герасим.
И в самой Калифорнии, в Платине, после того, как там была построена келья “Валаам”, здешние иноки начали духовно питаться той же северорусской православной традицией.
...Местный подвижник, болящий архимандрит Спиридон захотел непременно сам освятить новосозданный скиток, для чего ему пришлось подняться — с больным сердцем — на крутую калифорнийскую гору. Когда братия прибыла на место, один из приезжих иноков, монах Сергий Корник, преподнес по этому случаю свой дар — книгу о “Старом” Валааме из библиотеки Сибирского “Нового Валаама”, которую некогда в свою очередь подарил ему последний тамошний инок Макарий, вскоре же после того скончавшийся в Южной Калифорнии.
Для собирателей исторических материалов к Валаамскому Патерику именно это приношение отца Сергия и приоткрыло широчайший общий горизонт общей Валаамской эпопеи. К тому же иноки Платины до того и вовсе не знали о существовавшем когда-то Сибирском Валааме.
Любопытно, что из собравшихся тогда в Калифорнии двенадцати православных почитателей памяти валаамского иночества десять являлись природными американцами! К ним относился и монах Сергий, неисповедимыми судьбами Божиими оказавшийся реальным посредником при передаче книжного дара (и как бы иноческого благословения) от неведомого для него Сибирского Валаама монашеской общине в Платине. Сам отец Сергий — удивительный пример смиренного, но энергичного инока-инвалида, полностью безрукого. С детства руки его высохли, и он ими никогда не владел: и работал, и держал письменное перо, и даже управлял автомашиной — ногами! На первой странице подаренной им книги “Валаамские подвижники”, изданной в 1871 г., ногою же им было написано трогательное посвящение, по сути и положившее начало реализации самой идеи дальнейшего создания Полного Валаамского Патерика.
С любовью, благоговением и страхом Божиим вчитывались иноки-американцы в скупые строки старинной книги о валаамских подвижниках. Одновременно рождалось и желание узнать о них побольше, особенно же — о тех, кто подвизался в обители в последующие годы, во второй половине XIX — первой половине XX в. Так начался постепенный сбор жизнеописаний наиболее замечательных представителей валаамского монашества этой, более близкой к нам эпохи.
Когда американские иноки решили приступить к составлению Валаамского патерика, на самом Валааме продолжало свирепствовать безбожие: сатанинской коммунистическою властью рушились и сжигались скиты и пустыннические кельи, где еще сравнительно недавно подвизались лучшие представители подлинно русского народа, а не пресловутой новейшей “формации советских людей”. И это происходило как раз тогда, когда в спасительном Богообщении и пробуждении от тяжкого греховного сна особенно нуждалась и страна “Дикого Запада” — Америка, не говоря уж о распятой большевиками России. Но, несмотря ни на что, “Старый” Валаам продолжал жить в душах искренних Боголюбцев: для кого-то образ его оживал на страницах воспоминаний и заметок очевидцев, для кого-то — в дни пребывания в “валаамских” аляскинских пустыньках. И вчитываясь в жизнеописания давних и недавних валаамцев, новая, православная Америка постепенно приобщалась (как стремится приобщаться и ныне) к замечательной молитвенной и труднической традиции Валаама, как бы впитывая в себя ее живительные соки, которые уже и теперь дают некоторые плоды — особенно в “Новом Валааме” на Аляске.
Апрель 1999 г.