За долгий день летний солнышко наработалось, по небу находилось, в лес на отдых спустилось. А в лесу том, среди сосен златоствольных, теремок со светёлочкой.
По камушкам светлым мимо теремка течет ручеёк – студенец, качает цветики-незабудки.
Сняло солнышко одежды парчовые блестящие, в ручейке сполоснулось, на черёмуховом кустике рубашка полотняная готова, её за день паук - ткач изготовил.
Спит свет-солнышко на широкой дубовой лавке, укрывшись с головой лёгким облачком, пропахшим луговыми цветами.
Во сне видит ржаное поле, ходит по нему ветер, колышет высокая волна золотые колосья. Это оно, солнышко, рожку золотило, чтобы тёплым и вкусным был зимой каравай, людей радовал.
Не постукивает на стенке теремка маятник часов с кукушкой. Про время напоминает петушок - побудок. Bcяк знает: как запел петушок в первый раз - полночь на улице, второй раз – нужно повернуться на другой бок. Как раздалось в третий раз кукареканье – вставать пора.
Вместе с солнышком встает и деревенский подпасок Васятка. Он бы ещё поспал, да уж не маленький, шестнадцать лет ему, единственный мужик и кормилец в доме, так ласково зовёт его матушка. Есть ещё две сестры – девицы на выданье, уже приданое себе готовят.
Густы травы в июле, что в народе зовётся сенозарником. Скоро покос, станут на зиму травы душистым сеном. А пока ходят коровушки лугом пойменным, позванивают колокольчиками. Любит Васятка это место. Рядом широкий ручей Чугарёвский, вода в нём глубока и черна.
Сказывают, из дальнего болота выпускает этот ручей погулять сама Болотница. Студён он, зубы ломит, когда из горсточки водицу пьёшь. Не торопится, тихо течёт лугом ромашковым к заводи. Там Тверца нарядилась в платье из широких листьев с золотыми кувшинками.
Чуть подальше, в месте глубоком, белеют на тёмной поверхности воды, словно звёзды в небе, лилии с жёлтой серединкой Народ жёлтые кубышки кувшинок и белые звёзды лилий ласково именует одолень - травой. Колдовская то трава, все это знают.
Дедушка пастух говорит, что живут в кувшинках одолень-травы маленькие человечки с крылышками, эльфами зовутся. Видел он прошлым годом, как эльфы вылетают из цветков на праздник Аграфены – купальницы, что в народе зовётся «Аграфена – лютые коренья».
Летают, резвятся с этого дня крылатые человечки. Никогда Васятка эльфов не видел, сомневается: как это маленькие человечки с крылышками в цветке поместятся. Утром смотрел на русалочью траву и вечером, да эльфов не видел.
Заметил: как солнышко к бору за речкой склоняется - опускаются цветы в речную глубину. Там – старики сказывают, сад речных дев. Красиво, говорят, у них под водой, только мало желающих на красоту глянуть. Если какой парень в том саду побывает - не вернуться ему из речного царства, крепко чары русалочьи держат.
Жара всех сморила. Коровушки наелись, попили, в тенёк под кусты от жары и слепней улеглись, жвачку жуют, скоро хозяйки на дойку придут. Есть у пастухов шалашик, ветками еловыми крытый, дедушка - пастух с устатку в нём спит. А Васятке на высоком угоре хорошо, сидит, босыми ногами болтает.
Дрёма его сморила, совсем глаза слипаются. Плывёт от зноя, качается лес над рекой. Вынырнул среди листьев на поверхность большой бутон лилии белой, раскрылся. Стоит в цветке девица, словно из тумана лёгкого, расплела косу, волосы расчёсывает. Ни у одной девицы в их краях нет таких длинных волос.
Стрекозы над заводью стаями летают, кружатся в хороводе, танцуют под музыку. Играют им на скрипицах цикады. Веселье! Хотел Васятка подойти поближе, взглянуть на личико девичье, а ноги не идут.
Вроде спит он, дивный сон досмотреть хочет, но щука в тине хвостом гулко хлопнула, разбудила пастушка. Нет никакой девицы, приснилась, примнилася. Видать, из русалок она, а русалки все красавицы. Не к добру парню русалку встретить - век помнить будет.
Одолень - трава согласно цветами качает: не к добру! Скоро заберут её русалки в сад на речном дне, а утром снова раскроются цветки колдовской травы, будут летать малютки- эльфы, танцевать над рекой под музыку цикад.
Так все дни, до праздника Петра-Павла, там сенокос начнётся, некому на эльфов любоваться - не до веселья, работы полно. А пока праздник, купальная неделя. На Аграфену-купальницу топят хозяйки по утренней заре бани, сами парятся целебными травами, недужных родителей старых приносят в баню, на жгучей крапиве хвори выгонять.
Всей деревней после бани к общему завтраку спешат. Варят старые уважаемые тётушки из зерна ячменного, в ступе толчёного, вскладчину купальницкую обетную кашу, сами едят, угощают нищих и убогих. Веселится, дурачится молодёжь, у пожилых – свои заботы.
Смотрят на забавы молодёжи. После жару банного, попивают в честь праздника пиво, да брагу, Аграфену вспоминают, хоть давно то было.
Жила эта девица-знахарка на хуторе Турковском. Колдуньей её считали, все девки в их роду травницами и красавицами были.
Красива - вспоминают, была и Аграфена, статная, с косой золотистой. Пользу и вред каждой травинки, каждого корешка в лесу и поле знала. Ходили к ней на хутор за травами немощные и хворые из мест окрестных. А чаще всего- девицы красные в слезах и туге: не смотрит друг сердечный, что недавно в любви вечной клялся, под венец, звал, да другую взял, позор на всю деревню, ворота дёгтем измазаны.
- Помоги, Грунюшка, заступница девичья! Дай коренья лютого. От греха девичьего и тоски избавиться надо.
Льёт слёзы девица:- Батюшка родный вожжами разуму учил, ой, худо мне! Одна осталась дороженька – в омут русалочий.
А уж как буду русалкою - околдую дружка неверного, хоть в омут, да верну себе. Свари, Грунюшка, зелья приворотного для неверного! Пусть лучше умрёт, да сопернице не достанется!
- Иди прочь, неразумная, злая ты, вот жених и ушёл. Дитёнка тебе Бог посылает, а я Богу не супротивница. Мало тебя батюшка вожжами учил, добавить надобно. Травница я, а не убивица. Уходи!
Мил-друг Василий, сын барина заречного, посватал травницу. Осенью шёл по первому тонкому льду к Грунюшке, да провалился под лёд – не выбрался. С той поры в девках осталась травница, многие парни на красу её заглядывались, да не один в душу не запал.
Так и звали её: «Аграфена - лютые коренья». Наибольшей силы травы бывают в ночь Купалы, да не всем даются, надо заговоры и места знать. Нечисть разная охраняет от людей травы и коренья. Это открывает Купала двери, выпускает погулять всю нежить, ведьм и бесов, что соблазнами зовутся.
А ещё с этой ночи появляются жучки-светлячки, летают, мерцают крылышками. Идут мужики-бабы голышом ночной порой травы и коренья собирать, хоть и страшно. В эту ночь слепая змея-медянка обретает зрение, может взлететь, насквозь проткнуть человека. Таится в траве жаба зелёная, как плюнет на девицу – до старости в бородавках останется, или ослепнет.
Всякие небыли в эту ночь случаются. Вон, что с бабкой Варварой по молодости было, сама рассказала. Пошла она голышом за богородичной травой, слышит: под кустом черёмухи плачет кто-то. Подошла поближе, а это кукла большая плачет жалобно, словно дитятко малое, ручки протягивает.
Пожалела Варвара куклу, на руки взяла, кукла сразу пропала, а она на сносях сделалась. Родила без мужа девчонку, все в деревне поняли – подарок это от Купалы, так девчонку и звали »Ивановна». Вот какие страсти в ночь бывают, когда травы собираешь. На Купалу пропала и Аграфена, как в омут канула.
Деревенская ворожея - ясновидящая, сказывала, жива она. Захватила её в полон ведьма, лечит травница всю нечисть, а как наступает купальная неделя, дверь темницы открывается. Всё ходит Аграфена по берегу речному, друга своего ищет. Может, так оно и есть, или в народе сочинили, кто теперь разберёт?
Ради праздника отпустил пастух Васятку, пусть веселится, с девицами забавляется. Пригнал пастушок стадо домой, а девицы деревенские уже в сарафанах расшитых, лентах и бусах красуются. Праздник сегодня большой, разрядились девицы, будут, травы собирать, читать на них заговоры, гадать, женихов привораживать.
Для гадания по утренней росе травы собирают, приговаривают: «Земля-мати, благослави меня травы братии, и трава мне мати». С малых лет девчонки знают, что для верного гадания в букет положить надо двенадцать трав разных, но обязательно должны быть чертополох, папоротник и трипутник -подорожник. Травы на ночь кладут под подушку со словами: «Суженый, ряженый, приходи в мой сад гулять». Каждой суженого увидеть хочется, он во сне и приходит.
А парни холостые отправляются в ночь искать волшебный цветок папоротника, что на клады в земле указывает. Интересно Васятке, да не пойдёт, знает, что никому ещё не удалось тот цветок обманный увидеть, клад найти. Лучше погулять в хороводе над речкой, поиграть с девицами нарядными.
Матушка с сестрицами порадовали его на праздник, нарядили в рубаху, жёлтыми колосками ржаными расшитую. Никогда у парнишки нарядной рубахи, атласу голубого с пояском крученым шёлковым не водилось. В такой нарядной рубахе к любой девице подойти не стыдно, вспомнилась та, что во сне видел. Встретить бы!
Не сказала матушка (парню того лучше не знать), что рубаха-то с оберегом материнским от сил тёмных, бед и присух любовных. Пуговка на ней заговорённая, передавалась та пуговка от деда к внуку, теперь ему досталась. Наказала матушка рубаху в ночь эту не снимать, кто бы ни уговаривал – пообещал.
Пошёл паренёк нарядный в хоровод, водили его девицы на угоре над речкой. Головки убраны венками, цветочными гирляндами талии опоясаны. Не только молодёжь нарядная – ещё и берёзу « Марену» венками, лентами и гирляндами нарядили.
Как напляшутся, нахороводятся, понесут в речку «Марену» топить, сами накупаются, свалку в реке учинят, нагишом все, нынче можно, нет запретов. Речка, да Аграфена -купальница грехи-провинности отпустят и смоют. Всю ночь веселье будет.
Краше и веселее других в хороводе девица незнакомая, а чему тут удивляться – много в деревню с окрестных мест гостей приходит, Купала всех привечает.Распустила девица длинные волосы цвета ржаной соломы, веселится. Всё Васятка примечает. Как стали девки с парнями через костёр прыгать, она в сторонку отошла, венок у неё рассыпался, поправляет.
Хоровод девицы повели, оказалась рядом с Васяткой, за руку взяла, ладошка маленькая, прохладная. В ручеёк играли, спросил украдкой: - Как зовут, величают тебя, девица?
Ответила, засмущалась: - Зовут Груней, а величают Аграфеной. Как в горелки стали играть – побежала к полю ржаному, крикнула: - Догоняй, Василёк!
Вот ведь как хорошо назвала! Уж и луг кончился, бежит девица по тропе во ржи, догнал её Васятка, за руку взял, обнял – не супротивится. Люба парню девица. А бесята - соблазны во ржи уже поджидают, на ухо нашёптывают греховное, рожь колосом шепчется.
Парень с девицей слышат, повторяют слова хмельные, они таких и не знали, а говорили, говорили, да крепко обнимались. Ох, колдунья рожь! Что же ты наделала? Не ходите, девки красные, с молодыми парнями в густую рожь! Бесы-соблазны, кого угодно греховному обучат.
Всяк своим делом занят, ведьмы тоже веселятся, развлекаются на горе Вишенской, там всю ночь огни мелькают, визг слышен и хохот, да не надо туда ходить. На угоре тоже веселье не утихает, понесли «Мару» топить в речке, тут самое интересное, и весёлое началось, купанье общее.
Постеснялся Васятка при девице незнакомой раздеваться, да и рубаху нарядную снимать жалко. Взялись за руки, идут подальше от веселья общего. Перед ними заводь с одолень-травой, где пастушку девица в цветке лилии примнилась. Он свой сон и рассказал Грунюшке.
- Не сон то, Васенька, был. Я к тебе приходила, столько лет ждала и искала, ты и пришёл. Не расставаться нам с этого дня, так за руку и пойдём, если не испугаешься - руку парня не выпускает, крепко держит.
- Вот и Купала нам дорожку указывает, лунными лучиками выложил. Пошли, Васенька, в моё царство! Семена редкие я во ржи бросила, их из мест южных птаха мне принесла, будет цветик в поле ржаном голубеть, как твои глаза. Так рядом и будем.
Крепко руку держала, вела по листьям колдовской травы, как по мостику. Вот и закончилась блестящая дорожка лунная, впереди черная вода омута. Он бы пошёл - Грунюшка за руку его тянула, да не пускала сила неведомая.
Поняла девица: оберег парня охраняет, знала, чем оберег снять можно. Одежды сбросила: - Снимай, Васенька, и ты свою одёжку, у нас наряды ещё краше.
Жар у Васятки по телу пошёл, не приходилось ему рядом с нагой девицей стоять. Хотел раздеться, да снять рубаху не может – не расстегивается заветная пуговка, как её ни крутил.
Вспомнились слова матушки, ведь обещал рубаху не снимать, кто бы ни уговаривал, так девице и сказал. Неподалеку филин захохотал, - вместо девицы стоит перед ним старуха. Словно, спал он, а теперь проснулся, успел крикнуть: «Сгинь, нечистая, чур меня, чур!»
Разошлись листья одолень-травы, провалился он в воду омута вместе со старухой, только за пуговку держался, не выпускал. Спас оберег деда, наглотался воды, но выплыл парень, хоть тянул его кто-то под воду. Светлело небо, уходил Купала.
Неподалёку молодёжь веселится, а ему не до веселья. Обманна колдовская ночь на Купалу, вот уж и солнышко глазоньки открыло. Просыпайтесь люди, сбрасывайте сон!
Много лет прошло, дедушка Василий молодёжи рассказывал, как в его молодости Купалу праздновали. Верили и не верили сказочнику, да и сам он уже не знал, где быль, где сказка. Уж и внуки подросли, коса у бабы Дуни из золотистой седой стала.
Сам не понимал, зачем шёл на «Аграфену - купальницу» к ржаному полю, где васильки синели, прятались соблазны. Никто, кроме дедушки, не слышал, как тосковала, пела во ржи старинное страдание девица:
Ты зачем зацвёл, василёк во ржи,
Ты зачем меня целовал, скажи?