Нормальные люди прощаются с летом, а эти уроды, любители зимней рыбалки, оживают, поблёскивают глазками и с нетерпением ждут, когда же врежет настоящий мороз, встанет лёд на озёрах и настанет, наконец, праздник жизни под названием перволедье! Озёр на Южном Урале немало, красивых и чистых, но погодка в начале зимы суровая и разнообразная, и весь ноябрь зима борется с летом, тонкий ледок по закраинам то замерзнет, то снова его разобьёт волной, и с мелодичным звоном ледяные пятачки колышутся в прибое, и растут ледяные чудеса на пустынных берегах. И если в начале месяца ещё похоже на осень, то в конце и минус тридцать не в диковинку. Кого-кого, а нас потепление климата не пугает!
Лёхин друг и учитель, Валера Сафин, наконец, объявил:
- Завтра выступаем. В шесть ноль-ноль на Белорусском вокзале!
«Белорусским вокзалом» рыбачки окрестили пятачок около Дворца спорта, где затемно происходило кучкование личного состава и посадка на разнообразнейшие транспортные средства, на полированные личные «Жигули» и на могучие казённые «Уралы».
Леха сделал стойку, воспринял команду и начал судорожно размышлять. Так, ящик есть, снасти в порядке, ватные штаны и фуфайку он очень грамотно зажулькал на складе ГО, а вот с валенками беда.
Валенок нет. Придётся снова выпрашивать у Серёжки Шестиалтынова, ну да ладно, он парень смирный и добрый.
Но вечером Лёху ждал облом! Серёжа отбыл в командировку, и от валенок не осталось и следа. Лёха использовал статистический метод решения жизненных проблем, обошёл всю общагу, выпил двести грамм на халяву, но валенок не было.
Да и вообще ни хрена хорошего у «молодого специалиста» из обуви не было. Стоптанные туфли, порватые кеды и коротенькие лакированные резиновые сапожки сорок пятого размера. Сапожки были новенькие и блестящие, на размер больше Лёхиной ноги, куплены были для прогулок по талому снегу и по лесным тропинкам. Весной, на последнем льду, когда красномордые от апрельского солнышка рыбачки начинают раздеваться по пояс и думать не о том, мужик в сапогах обычное дело, а то и форс, если сапоги новенькие, импортные и по самые, … до самой, …ну, понятно. Но осенью, в минус двадцать, это будет откровенное членовредительство и прикладной фашизм.
Вернулся до хаты Лёхин друг и сокамерник, рыбалкой не увлекающийся, но парень спортивный и деревенский, восьмой по счёту у отца «кулацкий сынок». Лёха пожаловался на жизнь и получил не мудрый совет, как это принято в Стране советов, а практическую помощь в виде новеньких самовязаннных носков из весенней шерсти любимой овцы. Из весенней стрижки – это важно, шерсть теплее, и смысл другой, кудрявый.
А две пары похожих носочков домашней вязки, чистеньких и без дырок, у Лёхи были свои, подарок матушки, прошедшей четыре года войны и хорошо знавшей, что руки и ноги отмерзают первыми и навсегда. Он разложил всё своё носочное богатство на койке, поставил перед собой сапожки и начал творческий эксперимент. Итак, если аккуратно, от носка к пяточке надеть на ногу три пары толстенных носков, то получится что-то вроде чебурашки без ушей. И если теперь выдрать из сапогов плохонькую стельку, то освободившееся место позволит запихать этого чебурашку в сапог, придерживая за несуществующие уши.
Лёха тщательно выполнил вышеописанную процедуру и вышел на ходовые испытания в коридор. Потоптался, попрыгал - хорошо, легко и удобно, и отправился к учителю и предводителю получить добро на идиотское изобретение. Валера ничего не сказал, только буркнул что-то неразборчивое, но выразительное. Что тут скажешь…
Лёха же, под воздействием двухсот грамм и предстартового адреналина, радостно заверещал:
- Двадцать градусов не сорок, пить на льду не будем, если уж совсем станет хреново, то буду бегать по кругу, как цирковая лошадь! Здоровье имеется!
На том и порешили.
Утро было туманным и седым, как правильно сказано в гениальных строках Ивана Сергеича. В передрассветный час прижало до минус двадцати двух, а в низинках и на озере могло быть и за двадцать пять. Лёха дрогнул сердчишком, но отступать было некуда. Ночью ему снились горбатая окуньва и мордатые красавцы чебаки. Собрались быстро, по уставу. Чай, термос, кусок хлеба с маслом. Лёха аккуратно напялил штатный набор одежды – дедову тельняшку, фирменный балкарский свитер, и великое изобретение строителей коммунизма – безразмерные ватные штаны.
В сочетании с лакированными сапожками Лёха в ватных штанах смотрелся, как Николай Валуев в балетках Анастасии Волочковой. Валера, увидев этот прикид, только и смог, что хрюкнуть, и что-то пробормотать про блаженных духом. В шкафу у Лёхи завалялась бутылочка «Стрелецкой», популярного в те времена бодрящего напитка. Брать, не брать? Решил взять, ехать на открытие зимнего сезона без бутылки это преступление против нравственности, а в комплект к бутылке прихватил надёжную и проверенную пластмассовую пробочку.
Военная пробочка!
На улице было темно, холодно и прохожих не наблюдалось. Друзья мигом доковыляли до Белорусского вокзала, и вовремя. Подъехал новенький «Урал», гордость министерства обороны, из-за брезентового полога гаркнули:
- Восьмерых берём!
Поясняю, что восемь человек это литр с закусью, если считать по рублю с рыла. Мы залетели в кузов и пристроились на бортовых скамейках, машина военная, всё на местах и все при деле. Взрыкнул прожорливый дизель, и вперёд, нас ждали Аргази, наша рыбацкая Мекка. В темноте Лёхины сапожки никто и не заметил. Рыбачки – народ серьёзный, их всеобщее внимание только единожды смогла привлечь упитанная девица в небесно-голубом спортивном костюме, вздумавшая бегать трусцой в пять утра. К сожалению, я не могу повторить ничего из того, что было о ней добродушно сказано уважаемыми отцами семейств.
Доехали мигом по пустой и тёмной дороге, минут за сорок, вывалились из кузова и распределились среди островов. Народ кинулся сверлить и долбить лунки, света для этого не надо. Ножки у Лёхи пока не мёрзли, он отошёл в сторонку, засверлил пару-тройку лунок в уютном местечке, расположился по хозяйски, обмакнул снасть с любимой мормышкой типа «гробик» и приготовился «драть окуньву». Но окуньва была против, никакого клёва не наблюдалось. Вокруг по-прежнему было темно, и только на северо-востоке красно-фиолетовая полоса над лесом напоминала про восход солнца и про летние лесные пожары.
Прошло с полчаса полного бесклёвья. Лёха трудолюбиво бегал от лунки к лунке, пытаясь найти рыбу, морозец был за двадцать, но ноги в лакированных сапожках на удивление не мёрзли, спасали волшебные носочки. Когда нет клёва и рыбачкам становится скушно, они начинают шляться по льду, угощать друг друга самогоном и задавать классический вопрос, но не «что делать», а - «ну что, клюёт»? И к Лёхе подвалил такой неприкаянный бедолага, пропорциями и статью напоминающий Людмилу Зыкину, полушубок, брезентовый плащ, рукавицы и могучие подшитые валенки с калошами последнего размера. Он озвучил сакраментальный вопрос, и тут увидел лакированные сапожки с узкими блестящими носками. Рыбачек дёрнулся, потерял дар речи, его буквально парализовало. Он тыкал рукавицей в Лёхину ногу и, наконец, смог спросить:
- Ты, эта, ноги-то ещё чувствуешь? Ты, что, с печки долбанулся?
Лёха спокойно и подробно изложил свою горестную историю о пропавших валенках и чистых шерстяных носочках. Рыбачек выслушал, велел Лёхе быть внимательным, выплюнул окурок и удалился.
Через пять минут история была рассказана повторно. Через десять минут в третий раз. Потом подошли сразу два балбеса, вылупились на чёрные блестящие носки сапогов, слушать про носочки не стали, но долго и без устали матерились, нехорошими словами поминая трахнутых ботаников и сраную интеллигенцию, позорящую опорный край державы. Ноги у Лёхи по-прежнему не мёрзли, но рыбачить стало невозможно. Тут Лёхе в голову пришла не просто мысль, а идея. Он вспомнил уроки литературы в средней школе и нашего знаменитого лётчика.
Клёва всё ещё не было, и следующему бродячему страдальцу на вопрос:
- Парень, эта, ноги-то ещё чувствуешь? – Лёха пробубнил трагически и коротко:
- Нечему там мёрзнуть, у меня протезы.
Надул щёки и скромно потупил глазки. Мужик крякнул, достал из-за пазухи плоскую фляжку и промолвил:
- Не горюй, парень! На-ка, хлебни армянского.
Ясно, что против коньяка Лёха не устоял.
Из-за горизонта выкатилось багровое светило и, пока клёв не начался, Лёха успел ещё десятку охvевwих слушателей поведать горестную историю про загубленную молодую жизнь и доброго доктора. Пять раз покурить и два раза выпить на халяву. А потом начался клёв, окружающие привыкли к придурку, бегающему по льду в необъятных ватных штанах и в модных сапожках, и уже не обращали на него внимания. Да и мороз к обеду поотпустил, ноги н е м ё р з л и!
Как и положено, к машине Лёха пришёл на полчаса раньше срока, с десятком ровненьких окуней и четырьмя чебаками, весь немного посиневший. Азарт хуже поноса, ты перестаёшь двигаться и постепенно околеваешь. Он уселся на бугорке, закурил и вспомнил про пузырь. Придётся остограмится, а тут и Валера показался из-за машины.
- Доставай закусь, Валера, строгай сало!
Разлили по граммульке в крышки от термоса, выпили. Закурили, пересчитали загубленные головы. Лёха взял бутылку, облизнулся, разлил ещё грамм по петьдесят, достал из кармана военную пробочку, заткнул ёмкость, завернул хрупкий предмет в газетку и спрятал в ящик. Ящик застегнул, и заявил:
- А это оставим на следующую рыбалку!
И не то что ему жалко было пузыря, а таким вот образом Лёха боролся со своим и чужим алкоголизмом, яркие примеры которого он видывал неоднократно. Но друг не оценил благородного замысла. В кои веки раз выставил Лёха выпивку, и тут такое! Глаза у него затуманились, только и смог он произнести:
- Ну, ты не хохол, ты – еврей! С кем вместе я учился пять лет!
Лёха не возражал против такого диагноза, он всегда выступал за дружбу каких ни попадя народов!
В качестве наказания за такую бережливость протокольное изложение событий, случившихся на открытии зимнего сезона, с уточняющими ехидными вопросами Лёхе пришлось выслушивать неоднократно на всевозможных дружеских пирушках. А он старался переводить разговор на носочки и сапожки…
Вот так и закончился счастливый день на зимней рыбалке, длинный и счастливый день, как наша жизнь в миниатюре.
ЛЛК 22.08.2011