Из цикла "Толяныч Непотопляемый. Воевода"
Губерам первого ельцинского розлива посвящается!!!
Фрагмент
Продолжение
Начало:
1. Как Толяныч стал воеводой - http://www.proza.ru/2011/04/28/1013
2. Как Толяныч губернию чебурахнул - http://www.proza.ru/2011/06/09/765
3. Как Толяныч стал navoznым магнатов - http://www.proza.ru/2011/04/30/1485
…Однажды в голодные 1990-е Чебурецк посетил сам батюшка Мефодий Фомич*. Он же великий литературный племянник Досто-славного отца "Архипелага ГУЛАГА", он же крупнейший режиссер, ярчайший духовный лидер, ведущий реформатор истории, а по совместительству престолонаследник идеи просвещенного либеро-монархизма. Впрочем, речь не о нем. А вот о чем…
В тот день, как, впрочем, и всегда, зал Дома лицедеев был забит исключительно бомондом облцентра – ни одной неодухотворенной рожи от станка, школьной доски, метлы и тем более сохи. А, впрочем, нет, такого здесь еще не видели - ни разу, даже при явлении Ростроповича населению не было в этом душном зале столь тесно.
Прея и мокрея, гуттаперчевый народец висит на шеях, плечах, люстрах и балконах. Плачет навзрыд и навсхлюп. Заискивающе чирикает, сладостно чмокает и блеюще хихикает шуткам корифея, отжимая носовые платки, в неудержимом экстазе пуская творческие ветры и глотая валидол. Но даже в хвалебной сюсю-како-фонии повышенной луженостью глоток выделяется споенный хор творческого ОАО «Сорочий помет».
Чудно и даже странно, но громче всех патриоту-монархисту хлопал клинический периферийный демократ-космополит «Семихрен кривоносый». Так земляки почтительно нарекли щелкопера-многостаночника Леву, любимого горлана-главаря воеводы Чумаятова.
Среди своих бытовала и смягченная вариация: «бездонный золотарь». Нельзя сказать, что несправедливо: космоскулый и гнутоклювый дядя неопределенных кровей и лет «творил» до одури неистощимо. Он вел телепередачи, радиожурналы, спортивные репортажи, бузил на «круглых столах», диспутах, редактировал периодику и размашисто крапал томики олигофренических виршей. Их, если честно, понять не мог никто, даже друзья-эстеты. И оттого-то, на всякий пожарный, припечатывали: классика! При этом, не добавляя: чего классика? – пристукнутой мысли или расхлебенившейся шизы.
Что касается последней, то ее жертвой становился всяк, кто хоть раз публично провинился в любви к России и, тем более, неосмотрительно злоупотребил словосочетанием «я русский». Не говоря о варварах, смеющих всуе использовать слово: «еврей». В этом принципиальном вопросе небритый заступник мочил всех без разбору, не щадил даже статистиков, что в общий список народов, наряду с русскими, татарами, украинцами, чувашами, по имперской дури включали и представителей гонимого племени. Самыми невинными эпитетами в обойме семихреновых филиппик были «ксенофобы», «черножопенцы» и «фашисты». И все это с вулканом крика, вони и слюны.
Разумеется, столичные статистики на наезды периферийного Булгарина, мягко говоря, начхали. Зато уж на своих он оторвался - даже притянул бедолаг на правеж, транслированный по вассальному телеканалу «Земеля». Ну, чтоб всем маргиналам из прибежища негодяев впредь неповадно было! По ходу первой за 5-вековую историю Чебурецка публичной гражданской казни бледные, заикающиеся и задыхающиеся от враждебных миазмов горемыки покаянно мекали, по-детсадовски оправдывались: «Да мы, да я, да не со зла, да по старой коммунячьей, будь она проклята, отрыжке… Простите, иуды ради и каина для… Больше этого не повторится даже под угрозой санкций со стороны начальства»…
Показательная порка с демонстративным отчаянием жалких и беззащитных научных работников устрашила обывателей облцентра. В итоге, он стал первым городом 51-го штата – и.о. Российской Федерации, - где на слово «еврей» было наложено табу, негласное, но освященное администрацией и «4-й властью». Про всех говорить не станем, но уж в кругах цивилизованной публики – точно! А разные там отморозки, типа оппозиционеров и патриотов, не в счет. Эти, наоборот, с пущей яростью крыли вечно страдающую нацию не только на «е», но и, свят-свят, на «ж», не подумайте чего ругательного. Ну, так какой с них спрос, с невменяемых-то?
Да что там «е» и «ж»? По большому счету, и инфернально-межгалактическую фамилию самого Левоньки вслух произносить не рисковали. Ибо чревато: словесный экскрементатор моментально обижался, впадал в ступор и чуть сразу – в буйство. Его клевреты по цеху какашечников всею разноглотицей гидры тутошних СМИ нервно грозили крамольнику исковой бучей «за разжигание национальной и межпланетной розни в виде отдельно заявленного ксенофобизма». И только ввиду возмутительного славянофильства и пофигизма местной судейской братии историю человечества так и не пополнил исковый прецедент на тему: «За фамилию мою, козел, ответишь».
Взбалмошный "гений" рифмованно картавил везде и всюду, в принципе и без. Но с повышенной страстью - в любимой своей авторской передаче, названной в честь его же комедии: «Боль от мудрости или Мудиболь», тут же переиначенной злосмешниками на «Боль в мудях». Давно хрестоматийным стал сюжет «Мудиболи», где торжествующий, с образиной, напоминающей линялого душмана, Семихрен топил в уличном сортире портрет мэра облцентра, прибормотывая:
- «Нам на распутье, Но не Распутин, Велел нацболов Мочить в уборных. Мочите гадов! Мочу в экстазе! И тонет гадость… В унитазе»… Да-да, ха-ха, вот так, вот так! И никто мне не указ! Нет надо мной ничейной воли. Я подчиняюсь лишь одной королеве – свободе слова…
Что да, то да, по ходу авторских заморочек врюхавшийся в эпический образ Семихрен не щадил никого. Даже себя… Ему ничего не стоило прямо на экране оголить зад и гениталии. Он азартно мочился в реставрированную, но не приватизированную детскую песочницу, наглядно иллюстрируя незавидную участь общественной, без хозяйского пригляду, собственности. Регулярно совершал хазарские набеги на беззащитные детдома и интернаты, и там уж тешился по полной программе: с погромом старорежимной символики, вымазыванием дегтем ворот и валянием в пуху культоргов.
Семихрен вдохновенно колотил стекла в подростковом клубе, кое-как сбереженном энтузиастами. Был случай, когда, ворвавшись в чудом уцелевший пионерлагерь имени второго космонавта планеты, он кувалдой сбил вывеску с портретом космонавта. И вдохновенно художничал над ним уже посредством серпа. Семихрен ставил рекорды подводного плавания в смирительной рубашке. Перебодал, с разгону, все памятники Ильичу. Кусал самолеты, танки, автомобили, комбайны, трактора - всё, где по вредительскому умыслу или головотяпству не вывели проклятые лейблы типа «СССР», «За Победу!», «Славься труд!», «Все на благо человека»…
А еще рыжий барбудо сигал вниз головой с обелисков героев. А однажды – с космической ракеты, водруженной на постамент. Злопыхатели уверяли, что это видеомонтаж, поскольку ни разу, даже в момент приземления, не прерывалась авторская декламация «экспромтов».
Неиссякаемые свои экспромты одержимый бородатик ставил выше шекспировских сонетов и тем более «а-рабских ру-баек – русо-рабских баек-ru японо-копченого Омара ***-яма»… - вот, кстати, образчик его оригинальной импровизации – мудибольки.
«Мой экспромт – есть экстремальный процесс провиденциальной мутации, есть экспериментальный променад мудиболи, есть эксклюзивная продвинутость мотива трансцеденции», - распалясь, пояснял бездонный золотарь… Само собой, тут же нашлись «поклонники», расшифровавшие левины экспромты, как «экскрементальные промудонты, экскрементирующий прорыв муд…ка и экскрементное прободение мути»…
Неистовый Семихрен состоял непременным вице-президентом «элитарной ассамблеи», раз в год наметавшей в губернскую столицу всякой жухлятины из давно и безнадежно протухшей диссидентской богадельни. А еще Лев президентствовал в областной лиге куропивовцев. Последнее требует пояснений.
Бяка в том, что где-нибудь уж с полгода на электронный «e-mail» Левика сбросили эксклюзивную сенсацию. Мол, престижный комитет межгалактической ассоциации «Кал-ру» (Лева не слыхал отродясь про такую, но спорить не стал - в дураках еще останешься)… Так вот этот комитет…
…«…признал лучшим русским писателем ХХ века Рувима Пафнутьевича Куропивова, ученика и последователя Гурджиева. Эмигрировав в Исландию, Куропивов в 20-е годы двадцатого века сдружился с Набоковым, Мережковским, Алдановым и Ходасевичем. По рации. На эмигрантском пайке Куропивов написал поэму «Дерьможор», философские романы «Как-Туз», «Дутов и дерьмота», «Бронштейн, или свято место… и т.д.», «Божья тварь – это вам не Пара Ноя», «Черная дыра нужника», десятки эссе, новелл и стихов в стиле уринотерапии и копрофагии (по авторской терминологии - какологии), ревностным адептом которых сам и являлся. Умер в 1940 году. Официально от цинги (неофициально – от острой нехватки первичной пищи) в Финляндии, куда прибыл добровольцем бить советикусов, хотя по причине рахита и дистрофии не имел возможности поднять даже пистолет. Как не прискорбно, на родине героя нет не только общества его имени, но даже не слышали, кто он есть!»…
Импульсивный Семихрен был поражен в самый анал, ровно два дня трясся в припадке, пуская слезы, слюни и прочую вторичную органику. Падучая, кстати, колошматила Леву с петушиной регулярностью – два раза в месяц. Очухавшись, бодрый и воспламененный мечтой исправить чудовищную историческую несправедливость, он оперативно созвал штаб эстетов, на котором без особых дебатов единолично сформировал и единодушно возглавил лигу куропивовцев. Буквально через неделю Рувиму Пафнутьевичу поклонялась, посыпая пеплом власы и их отсутствие, вся какашечная интеллигенция губстолицы, в том числе филологическая профессура. А еще через месяц прошел первый, инвестированный губернатором научный симпозиум: «Куропивов и фекальная актуализация ноосферы России в фокусе провинциальной ментальности субстратного облцентра».
Конфуз подкрался к моменту открытия, когда отвязный репортер бульварной газеты «Нашим-вашим» Викеша ***зхуев распространил заявление, что это он хохмы ради придумал и запустил утку про никогда не существовавшего писателя. Излишне говорить, что конфуз замяли: куропивоведение успело набрать такие обороты, что отказываться от нового классика было поздно, не говоря уж про связанные с его эксплуатацией дивиденды. Да и кому сегодня это интересно: был или не был? Главное, сенсация и свежанинка в виде научно-диссертационного Клондайка, гонорарной халявы и фуршетной хавки. И все эти преференции, заметьте, на чисто литературном… кале!
Вне творческой планиды рыжий золотарь метафор, как уже говорилось, судился, судился и судился. Активно, охотно, спонтанно – везде и сразу. И особенно рьяно после учреждения филиала всероссийского цеха какашечников - воспетого даже западными эстетами ОАО (общество с анальной ответственностью) «Сорочий помет». Сей творческий союз вел бескомпромиссную борьбу за права копрофагов (дерьмоедов) и, прежде всего, в защиту чести и достоинства прямых последователей диеты, опосредованно воспетой сочинителем В. Белобокиным, в свое время отравившимся фекальным ядом.
В этой связи нелишне напомнить, что память этого достойного и утонченного человека, творца, мыслителя, революционера духа уже долгие годы хамски оскорбляют всякого рода идущие вместе и порознь. А в закоперщиках опричнины – опять же поганые патриоты, ветераны всевозможных войн и прочее блокадное быдло. Их, только подумайте, коробит оттого, что Белобокин в своих писаниях изощренно матерится, смакует физиологию поедания кала, пития мочи, дегустации гноя, извращенного секса и жесточайшей расчлененки. То есть всего-всего продвинутого, прекрасного, изысканного!
Разумеется, больнее всех эстетическое чувство писателя и его последователей уязвляли глумливые пенсионеры. Недобитая шваль, совковый сброд, ничего не соображая в искусстве, они еще смеют вонять из своих нор в сторону благовонного эстета Белобокина. Свинорылое стадо осмеливается обзывать его шедевры порнографией! Мало: по тупоумной своей ограниченности быдло упрекает великого калопеда в том, что он якобы оскорбил миллионы героев войны и блокадников Ленинграда. А в чем грех-то? Видите ли, им не по ндраву, что кудесник слова, вернее мата, живописал, как некие охотники питались «жопами и титьками» (авторский слог), добытыми, то есть вырезанными, у бесхозных трупов подохших с голоду ленинградцев. Сыскались изверги, поставившие в вину классику кощунство, святотатство, глумление над миллионами и прочую шелуху гребаной совковой идеологии. Да, что можете вы, амебы, смыслить в новаторских приемах, в галантных изысках, в гениальном мировидении Сорокина, пардон, Белобокина? В святой свободе творца, в его привилегии на самовыражение, наконец?! За это ли боролись, не щадя языка и зубов в смертельной схватке с тоталитаризмом реалистов и романтиков, этих кондовейших Горьких, Твардовских и Шолоховых?
Столь гадкого поругания чести коронного стилиста Левушка не стерпел. Несколько недель по суверенным каналам Чебурецкого ТВ склонял он проклятых недоумков-ветеранов не иначе, как: «блокадные блохи, исчадье эпохи, параши гнидовье, отродье клоповье». Правда, последнее слово даже ему показалась слишком радикальной находкой для любителей разночтений и пародий. И Семихрен мужественно кастрировал детище, оставив в экспромте-мудибольке лишь четыре первых слова. Наблюдая по телевизору, как тысячи столичных (!) неучей клевещут на гения, он бессильно ревел, накачивал себя транквилизаторами и галлюцинировал. Ну не мог, не мог снести провинциальный мудиболист этот парад серятины, это засилье скотов. Диктатура дури своими беспочвенными нападками осквернила ранимую, восприимчивую и нежную душу Певца фекальной нирваны. Бесстрашный барбудо впадал в истерику, бился в эпилептических конвульсиях и, цитируя кумира, изрыгал: «Е…ные, е…ные!!! На кол всех, шкуру, скальпы живьем содрать и в купоросе замочить!»…
Стоит ли говорить, что столь образные телепризывы поэта не подлежали никакой ответственности и цензуре? Напротив, губернатор Чумаятов открыто благоволил Левику, как и прочим людям с ярко выраженными чертами вырождения. Тех же, кто робко заикался супротив телеузурпации шизофреника, полоскали: «замшелые националисты, недобитые сталинисты», донимали исками «за оскорбление чести и достоинства бедного борца за общечеловеческие ценности». Которые, как известно, несовместимы с русскими – всем этим шовинистским хныканьем коренного большинства о гордости, культуре, правах, традициях и прочей великоханыжеской раздербени…
…Однакоже в тот день Семихрен боярину Мефодию заглядывал в рот и змеюче подхихикивал, что не лишало его каркающий хохоток умильной сервильности… Ибо и у потомка раскольников, посадников и декабристов Кривоносый стабильно харчился…
Всяк, кто разглядит в сборно-соляночной галерее Чебурецка конкретные фигуры, - да пребудет в личном праве на персональную фантазию (глюк или бред). И упаси его боже распространять оные на умыслы, намеки и ассоциации автора. Отдельные поступки персонажей, взятые из жизни вообще, являются статистически обусловленными совпадениями и безнадежно случайными попаданиями. В связи с этим же, обвинения автора во лжи и вранье заведомо беспочвенны и легкомысленны, потому как, по тем же случайным законам, любому из описанных казусов найдется живой аналог из биографии вполне реального представителя современного политического или «культурного» бомонда…
2002 год
Продолжение следует:
5. Как Толяныч в пророки подался - http://www.proza.ru/2011/09/06/435