Мозгуй улыбался, глава хмурился, заведующая образованием чай пила не спеша, интеллигентными глоточками. Когда рот занят, говорить не надо. И что бы она сказала? Всё уже перетолковано.
Труфанов в который раз плечами пожал:
– У меня заказы до ноября расписаны. Сниму машины – деньги потеряю. Оно мне надо?
Андрей Петрович качнулся с пятки на носок, как китайский болванчик:
– Да-да-да! – выдал речитативом и опять: вперед-назад, вперед-назад.
На частный бизнес глава Березовского района влияние имел, но не в той мере, в какой хотелось бы. И что самое обидное, бизнес эту независимость, пусть и относительную, очень хорошо понимал. Все привычные речевые заготовки о мере ответственности каждого и социальном благополучии производили впечатление... на новичков и неудачников. Но едва дорастал начинающий капиталист до ежемесячной прибыли в пару сотен и гордого звания «средний класс», тут же и забывал, по чьей земле ходит и кто в Березовске настоящий хозяин. Плечи распрямлялись, голос крепчал, и улыбка скользила по губам другая, едкая. И едкая настолько, что Андрей Петрович рад был, обычному их немногословию. Власть испокон веку держится на деньгах и страхе, ни тем, ни тем козырять с бизнесменами глава не мог. Нет, если поискать-то можно найти и законное право зажать того же Труфанова. Вот землица у него…
– Земля в аренде?
Мозгуй улыбнулся щедро:
– С вашей арендой по миру пойдешь, в собственности.
Да, для предпринимателей другие подходы нужны. Главушка исподлобья глянул. Внимательный взгляд, насквозь прошивает, не первый год у власти, из старой гвардии, временем проверенной. Заглаза так и звали главу «комсомолец», и райкомовское прошлое помня и за невероятную активность. Такому точно дай точку опоры и перевернет землю. Уже потом будет думать: к худу или к добру.
Андрей Петрович губами пожевал невидимое что-то… Крутит Труфанов. Крутит. А обманывать его – дело гиблое. И не таких видал. Ну, что для Труфанова две машины? У него их – полсотни.
– Общее дело. Хорошее.– проникновенно начал – Березовцы эту школу тридцать лет ждут. – глава паузу выдержал и добавил проникновенно. – Вот и ваши б дети…
Мозгуй проникновенности не принял:
– Я и женатым то не был. Допсоглашение.
– Да нет у нас денег, – Андрей Петрович руками развел.
Денег и в самом деле кот наплакал. Район на областных дотациях выживал. И каждый объект капиталовложений, черт слово-то какое, каждая маломальская стройка Березовского муниципалитета под микроскопом изучалась. А нужна ли она? А докажите! Чего проще доказать. Вот старая школа: с крыш течет, стены сгнили, полы такие, что учителя каблуки боялись носить. Все сто раз снимали и фотографии демонстрировали, и комиссии возили, три года выпрашивали. Дали средств по минимуму, а сроки установили рекордные – три месяца. И попробуй, уложись. А главное, попробуй не уложись! Тут и господь бог, в которого Андрей Петрович истово стал верить где-то с года девяносто восьмого, не поможет. Да, и что Бог? Он далеко, а губернатор области рядом. Час пути по трассе.
Заглянул в непроницаемые глаза Труфанова, надеясь. Но в них стыл прошлогодний снег, тот самый, что «Алтран» в декабре вывез на снежный городок. Не рассчитались. Скоро очередная зима… И кого просить кроме Труфанова? Монополист, практически.
За окном тяжко громыхнув прицепом прогудела красноголовый тягач. Кажется, даже солнечные зайчики в глаза ударили отразившись от новой-то кабины.
– Ты и так со школы немало возьмешь, – вырвалось неожиданно резко.
Труфанов это досадливое «ты» уловил, и усмехнулся в ясные очи вельможного комсомольца глядя.
– Я этот заказ по твоей просьбе и поднял, считай, спонсорская помощь тебе и селу.
– Александр Федорович, система госзакупок. Не можем мы дороже, друг дорогой, закон.
Глава молитвенно руки под подбородком сжал. Но что Мозгую до его проблем, своих выше крыши.
– Даром, но с наваром – твой закон. Я едва солярку и зарплату оправдаю. Все, машин не дам. Мне же еще и жрать что-то надо. И налог тебе платить.
Это «тебе» внезапное и вроде даже уничижительное, как шило под ноготь.
– Не мне! – резанул Андрей Петрович. – Государству.
Труфанов должен был при слове «государство» приосаниться и об общей ответственности вспомнить, но только губами передернул насмешливо и, главу не спрашивая, закурил. Андрей Петрович слюну сглотнул, когда президент про здоровую нацию сказал, он принародно курить бросил. Красиво вышло. Но все еще тянуло, да так тянуло, что горло перехватывало… Оглянулся на молчавшую до сих пор заведующую отделом образования. Она смотрела в чашку и старательно размешивала давно остывший чай.
Да, не стоило бы её брать. Внушительно поднялся:
– Машины я в «Урожайном» возьму, но тебе…
Он не успел еще додумать, чем же таким напугать Труфанова, как тот вдруг сочувственно вздохнул:
– Не возьмешь, «Урожайное» сама на моих машинах выезжает. До понедельника жду еще с соглашением, а там извини.
Провожать гостей не стал. Да они такого такта и не ждали.
– Все таки он – хам, да? – чиновница не утверждала, потому что не смела при самом Андрее Петровиче, что либо заявлять наверняка. – Что же делать будем?
– Это частный бизнес, – раздраженно произнес глава, – Что мне, руки ему выкручивать?
Молчали тяжело…И только поднимаясь в кабинет глава отрезал:
– Правительство меня порвет, если школу к сентябрю не сдадим. А я порву вас, думайте, Инна Геннадиевна. Думайте.
И загрохотал калеными шагами по коридору. Инна Геннадиевна подождала, когда за начальственной спиной закроется дверь и торопливо застучала каблучками в свой кабинет.
***
Бориска перемахнул через забор , уверенно нырнув обеими ладошками в крапиву. Взвыл, замахал руками, заплясал на месте.
– Борька! – над головой раздалось – Опять тебе калитки нет?
– Дядя Коля! Мне к Алексан Федрычу! Позарез!
– Депеша, аллюр три креста? – сторож Николай Михайлович, по всему видать, поговорить хотел.
Но Бориска с хода закивал, хотя, ни черта про кресты и аллюры не понял.
– Дуй, в кабинете.
И в спину закричал:
– Если про Мишку спросить, так назад вышел, завтра утром ждите!
Мальчишка уже не слушал, распахивая тяжелую дверь.
– Дядя Саша-а-а! – закричал с порога.
Тот час же из бухгалтерии выглянула Светлана Аркадьевна. Борька не любил с ней сталкиваться. Нырнул в кабинет.
Дядя Саша курил, уставясь в окно.
Мальчишка окликнул. И выдал торопливо все, что видел и понял.
Мозгуй на полуслове оборвал:
– Пошли!
Рванул за худенькое плечо. И обгоняя друг друга, метнулись к выходу
Едва шаги отзвучать успели, Светлана Аркадьевна припечатала Надюшку к стулу прямым вопросом:
– Что там случилось, говори?!
– Да я-то откуда… – попробовала отвертеться секретарша.
– Надя-я-я. – покачала головой Светлана Аркадьевна, и девчонке окончательно стало ясно: врать смысла не имеет.
– Девочку у Томки забирают.
– Это мне она Томка, тебе – Тамара Олеговна. Жаль бабу… да и Мозгуя, только на мужика походить стал. –бухгалтерша и качнувшись немалым телом поплыла с достоинством в кабинет
– А до этого на кого походил? – брови Надюшки взвились изумленно. Вопрос был риторический.
Но Светлана Аркадьевна обернулась:
– На мальчишку-переростка. Словно детства не было, и в машинки не наигрался.
Надя спорить не стала, потому что главному бухгалтеру полагалось знать все и даже больше.
***
Странно и пусто, и тихо было в дьяковском доме. Крепко спал в объятьях матери Денька. Томка руки разжать боялась, а вдруг и его сейчас вырвут, заберут, унесут. Сидела на крыльце и качалась монотонно, всем телом. Не плакала, просто глядела пустыми глазами в пустое небо. Настюшкина коляска валялась вверх колесами и до странности напоминала, беспомощного жука, розового, не в меру яркого.
«Что ж они коляску-то не взяли» – почему-то подумал Труфанов, но поднять её не решился. Потоптался на крыльце и прошел в сарай, извлек топор, молоток.
– Иди в дом! – скомандовал Тамаре – Дверь налажу, поговорим.
Но Томка не пошевелилась…
А ему надо было занять себя, куда-то деть глупые руки, точно это они виноваты, что не успели отстоять Настёнку.
– Дядя Саша, Деньку разбудишь. – шмыгнул носом Бориска.
Но Мозгуй не слушая, примерил к колоде выбитую милицейским лихим напором дверь и взялся за топор.
«Гук. Гук. Гук» – разнеслось глухо.
– Господи-и-и-и! – вдруг взвыла Томка, без слез, страшно… – Что ж ты, как в гроб-то! Уйди-и-и-и!
А он тупо колотил, и странно, что Денька спал, только изредка вздрагивал всем телом и коротко выдыхал, будто не отошел еще от общего горя и даже во сне, оно не оставляло его.
Бориска осторожно разжал материнские руки, подхватил брата, косясь на сосредоточенного Мозгуя, точно для него ничего важнее этой чертовой двери. Орудовал неумело, отвык уже директор сам вкалывать, и руки сейчас точно вспоминали забытое. Напористо, зло, но неловко, будто рывками. И Томка притихла, зачарованно следя, как прилаживал он беспощадно вырванные навесы, как уходили почти по шляпку гвозди в сухое тело дерева. И хорошо, что молчал. Хорошо…
– Две машины! – рявкнул Мозгуй – Да хоть пятьдесят две!
Вбил победный гвоздь. Опробовал работу. И осмелев, неловко, как впервые, притянул к себе женщину. Томка замерла изумленно. Вскинула опухшее лицо. Не церемонясь, Труфанов ткнул его тут же к себе в плечо и сказал спокойно:
– Завтра я тебе Настю доставлю.
Тамара всхлипнула раз, другой и разревелась, лопоча бессмысленно:
– Я же говорю, кормлю, а они дверь, я куда же против троих. А он руки мне, закон, закон, А Настя, Настя...
Мозгуй прижал её посильнее и добавил:
– Все. Завтра. Реви.
Не умел он утешать женщин, совсем не умел.