Врач открыл створку окна. Над карнизом свесилась бело-розовая ветка цветущего абрикоса. В комнату медперсонала, перебивая запах лекарств, ворвался тёплый, ароматный ветер; впорхнул мотылёк и весело закружился вокруг лампы.
- Ах, какой вечер! Чуете, девчата? Сады, как сумасшедшие, цветут! Погодка так и шепчет: «Наливай»! Недурно нам за победу ещё по десять грамм принять. Веселей дежурство пройдёт.
Потирая руки и припадая на протез (ногу он потерял в 43-м под Сталинградом), врач вернулся к столу. Плеснул в три мензурки домашней наливки:
- Мой тост за будущее нашей страны! Великую победу одержал советский народ. Представляете, девчонки, какая счастливая жизнь начнётся?! Особенно, для вас, молодых...
- Доктор! - заглянула в дверь женщина с тёмными густыми бровями. - Там роженицу привезли. Вас спрашивают.
- Лобова! У тебя постельный режим, а ты всё ходишь! То таблетку тебе, то термометр... Ещё и пациенток встречаешь!
- Я шла сказать, что мне...
- Иди, иди уже в палату! Я подойду.
Врач подмигнул дежурившим с ним акушерке и студентке-практикантке:
- Тост испортила, каналья! А вы чего засуетились? Никуда роженица не денется, подождёт...
- Что значит, «подождёт»?! Да я вас под суд отдам! Всех лично перестреляю!
Врач испуганно замер: на пороге ординаторской стоял разъярённый сотрудник НКВД. Офицер не шутил. Рывком выхватил из кобуры наган, взвёл курок:
- Спасайте мне жену и сына...
... Комендант спец-комендатуры выпил в тот день изрядно: отмечал победоносное завершение войны. А к вечеру у его жены, ходившей на последнем месяце беременности, начались схватки. Местного фельдшера не оказалось ни в медпункте, ни дома. В разных концах деревни раздавались песни, звуки гармошки. Где искать?!
Матерясь и проклиная всё на свете, комендант запряг лошадь, бросил в телегу одеяло и спешно повёз жену в соседнее село, в больницу. Ехал напрямки - через поля.
От быстрой езды и тряски женщина разродилась в пути, в зелёной балке, усеянной ранними тюльпанами.
В палате роженицы разглядывали младенца.
- Молодец, пацан, всё выдюжил!
- Победитель! Недаром в такой день родился - долго жить будет.
Мать гладила светлые волосики сына, а в душе разрасталась тревога. Под дулом нагана спасли её и ребёнка. Впрочем, сельский доктор оказался на высоте: сделал всё возможное и невозможное. Недаром о нём говорят: "врач от Бога"! Но, куда пропал их спаситель? Ни разу после той ночи не появился... Неужели муж выполнил свою угрозу загнать доктора туда, "куда Макар телят не гонял"? Комендант мог это сделать...
- Смотрите, бабы, у мальчишки крест на переносице, - хмуря густые брови, заметила одна из женщин.
Лобовой не повезло. Пока занимались сыном энкавэдэшника, у неё случился выкидыш.
- У него крест на переносице, - мрачно повторила она, пронизывая ребёнка ревнивым, колючим взглядом. - Вот, видите, жилки крестом перехлестнулись. Это нехороший знак...
Мать заслонила малютку рукой:
- Но, почему?!
- Откуда я знаю! Может, грех у тебя был? Или проклятье родовое?..
... 76-й год. Конец апреля. Тёмно-серые облака лохматятся над укутанными в снежные пелерины вершинами отрогов Тянь-Шаня. Но в низине, где разбросан рабочий посёлок, уже зеленеют коврики травы, на кустарниках и деревьях раскрываются почки.
С гор в долину ведёт извилистая тропа. Слева от неё шумит хвойный лес, справа - рокочет порожистая речка, берущая начало с ледников.
Бесшумной тенью, почти не касаясь мёрзлой, каменистой почвы, в долину спустился молодой человек. Его бледное, заострённое лицо, напоминающее восковую маску героя из античной трагедии, на мгновение оживила лёгкая усмешка:
«Слетел, будто птица! Исполнилась мечта «очкарика» о полётах...»
С хребтов дуют пронизывающие ветры. Но уже четыре дня, с того воскресенья, когда вышел из дома матери, он не чувствует ни холода, ни тепла. Не ощущает голода, усталости. Не удивляется тому, что обрёл способность молниеносно передвигаться в пространстве и времени, бывать одновременно во многих местах, проникать в прошлое... Всё важное для себя он узнал в эти дни...
Минуту назад с заснеженного пика он любовался манящими далями горной страны: «Сколько осталось неисхоженных троп... Сколько планов и задумок не завершено...»
Стремительно, подобно спортивному глиссеру (ещё одна нереализованная мальчишеская мечта - побывать на море! - сейчас казалась ему смешной), он пронёсся вдоль знакомой с детства шумной горной речки и ступил на каменный мост. Ещё несколько шагов и он окажется в посёлке, откуда внезапно исчез.
Он задержался на древнем, замшелом мосту. Вдали синеют горы, качаются тёмные макушки столетних сосен. Под мостом клокочет вода, напевая извечную песню тающих снегов. Над оврагом, у огромного серого камня приютился бутон подснежника. Любимое время года... Пора душевного подъёма, возрождения надежд...
Он вернулся из прошлого - от истока своей жизни...
… Зимнее утро. Изба, перегороженная надвое русской печью. У покрытого морозными узорами окна - ёлка с гирляндой из картонных цифр: «1945 год».
В углу на узкой кровати «валетом» спят двое мальчишек, восьми и шести лет. Рядом, в деревянной кроватке посапывает четырёхлетняя девочка.
Папа ребятишек на фронте. Это его портрет в плетёной рамке висит на стене.
Кареглазая женщина хлопочет у печи. Перед зеркалом, пристроенном над рукомойником, бреется молодой светловолосый мужчина. На спинке стула, словно соперничая с небогатой обстановкой жилища, красуется китель с нарядными погонами младшего лейтенанта НКВД.
Дверь распахивается. В комнату, впуская клубы морозного воздуха, входит нежданный гость. Хозяин дома. Муж. Отец...
Женщина тихо вскрикивает.
Только Богу известно, что творится в душе фронтовика, Гвардии старшего лейтенанта, прибывшего после госпиталя в краткосрочный отпуск. Но слова чеканятся сдержанно:
- С «законным» браком, дорогая супруга! Не ждала? Да ты не волнуйся! Объяснять ничего не надо. Мне уже всё рассказали. Я заберу детей и уйду...
Старший сынишка узнал сразу: «Папка!» Смущённо прижался к отцу и другой мальчик. А девчушка папу не помнит. С громким плачем потянулась к матери...
Мальчишки одеты. Отец сложил в вещмешок подборку энциклопедий. Снял со стены свой портрет. Женщина разрыдалась.
- Не троньте вещи! – требует «энкавэдэшник».
- Не смеши, молодожён! - с брезгливым недоумением смотрит боевой офицер с высоты своего роста на тщедушного, но «неприкосновенного» сотрудника Внутренних Дел.
Тот дрожащими пальцами застёгивает пуговицы кителя. Мыльная пена на щеках придаёт ему комический вид. Хорохорится:
- Оставьте пацанов!
- Сыновья будут жить у моих родителей. Дочку тоже заберу. После войны...
Женщина отчаянно простёрла руки в сторону захлопнувшейся двери. А под её сердцем торкнулась, напомнив о себе, новая жизнь. Его жизнь...
... Он бродил по селу, выросшему на торфяных болотах. Во время войны эти болота осушали, отвоёвывая почву под посевы, депортированные из Поволжья немцы. Его отец был комендантом над ними. Он слышал давние, осторожные пересуды о его отце: «Запугал комендант заведующую детсадом: или тюрьма, или...», «Стукач донёс ему, что она отпустила с работы прачку, немецкую девчонку, в соседнюю деревню мать больную навестить. Хлеба казённого дала. Начальник немку в побеге обвинил, а заведующую – в хищении. Потом замял дело - чужая жена понравилась!» «Взял он чужое, а отдавать будет своё...»
Он видел, как обняв маленькую дочку, плакала мама: «Война виновата... Гитлер виноват...» Через много лет его сестра узнает, что у неё ещё есть братья, что её родной папа, имевший до войны мирную профессию учителя, погиб в к45-м в конце января.
Мать фронтовика шлёт коменданту проклятье: «Чтоб ты сгорел, проклятый!..»
... Мелькают населённые пункты, куда по службе перебрасывали коменданта.
1945 год, 9-е мая. Комендант, остервенело нахлёстывая лошадь, везёт жену в роддом...
Его единственный сын родился в зелёной балке. Отец перекусил младенцу пуповину, перевязал полоской ткани, оторванной от носового платка.
И пожилая женщина, узнав о рождении «этого» ребёнка у бывшей невестки, произнесла страшные слова: «Чтоб он сдох...»
... В райцентре, куда перевели отца, повысив в должности, цвели сады, ворковали голуби. Родители занимались обустройством жилья и проглядели сынишку. Двухлетнего малыша из уличного водопроводного люка, доверху наполненного водой, вытащил сосед.
В трёхлетнем возрасте мальчишку вызволили из-за колючей проволоки зоны ИТК, где метались овчарки, натренированные сторожить и рвать людей...
«Есть у моего крохи Ангел-хранитель!» - говорила мама.
Сколько она переживала за него, за старших сыновей, выросших на стороне... За дочь, ненавидевшую отчима... Она и сама ненавидела мужа из-за его диких вспышек ярости. Исполнительный служака на работе, дома отец превращался в монстра: в пьяном угаре крушил утварь, унижал жену.
Красавица, умница, она терпела побои и оскорбления. Словно несла свой крест...
Отца уволили из органов НКВД за очередной «дебош в быту». Семья оказалась в затерянном среди гор шахтёрском посёлке, где отцу давний друг, начальник отдела кадров, подобрал должность заведующего складом техснабжения рудника...
... Синеют горы. Зеленеют лужайки. Поёт река.
Хотелось сорвать подснежник у камня: «Для мамы...» Цветок, проскользнув сквозь пальцы, остался на месте...
Он шагнул в посёлок и попал в странный людской поток. Увидел свою любимую учительницу, кивнул ей. Та отвернулась. Не узнала? Когда-то она сокрушалась, что он, один из лучших её выпускников не стал поступать в институт. Пошёл работать на производство. Спешил стать независимым!
Вчерашний школьник, отличник, шахматист, он ещё не знал, насколько жестоким и несправедливым бывает мир. Не предполагал, что реальная действительность окажется непохожей на иллюзорный мир, созданный в его сознании под влиянием советских книг и фильмов...
… Хмурится небо. Мерно шуршат шаги. Скрипит под множеством ног щебень на дороге, покрытой выбоинами. Вдоль дороги тянутся одноэтажные постройки, когда-то наспех возведённые заключёнными. Посёлок вырос в войну, когда стране нужен был свинец. С тех пор тут мало что изменилось, разве что, появилось несколько кирпичных двухэтажных зданий. Посёлок городского типа, но городом здесь не пахнет: рядом с жилищами ютятся сараи, загоны для скота, выгребные ямы...
Он видит соседей по дому, коллег по дизельному цеху, куда ему в январе после освобождения из мест лишения свободы посчастливилось устроиться. Машет рукой, пытаясь привлечь к себе внимание, но все увлечены каким-то событием. Куда идут люди?! В толпе мелькнул друг юности. Амбициозный и трусоватый, дружок умел провоцировать стычки. Сколько раз приходилось «из солидарности» ввязываться в затеянные им разборки с ребятами! «Прячется, стервец! Да Бог с ним... Разве я лучше?..»
Вот и знаменитый шахтёрский клуб. «Очаг культуры»! «Ристалище» для юных «бойцовских петухов». Тут в шестидесятых, на танцах бойко функционировал буфет. «Не отходя от кассы», вспыхивали пьяные потасовки. Конфликты порой принимали серьёзный оборот. Стенка на стенку шли! Самым позорным для юнцов было - прослыть трусом!
Никто всерьёз не занимался молодёжью. Время от времени здесь спонтанно, наспех проводились спортивные или «культурно-массовые» с художественной самодеятельностью мероприятия. Для «галочки»!
Дрались ребята от скуки. В стычках порой крепко доставалось и участковому, единственному в посёлке стражу порядка!..
Далее - шахтёрская столовая. Здесь вечером тоже отпускали спиртное. Отпахав в забое смену, работяги расслаблялись. На пустом месте возникали мордобития.
- Я - шахтёр! - стучал себе в грудь какой-нибудь отец семейства.
- А я что, пальцем деланный? Я тоже шахтёр! - парировал его «оппонент», размазывая кровавые сопли.
Было кому подражать. Немало шахтёрских отпрысков в период хрущёвской оттепели и в благополучные годы застоя побывали в «местах не столь отдалённых». Государству страны Советов во все времена нужны были дармовые рабочие руки.
Начальство рудника смотрело на досуг трудящихся сквозь пальцы. Главное - не сорвать государственный план!
«Nota bene! - невесело подумал он, поравнявшись с большим двухэтажным зданием на пригорке. - Вот она, злополучная гостиница...»
Здесь, на втором этаже было когда-то девичье общежитие. Отсюда его дважды уводили в наручниках...
Всплыло в толпе неприятное мужское лицо. Эту жирную рожу побил он весной 65-го. Пьяный мужик в майке, учинивший драку с поселковыми ребятами в женском общежитии, оказался командированным сотрудником районного военкомата! Доказывать что-то было бесполезно. Унижаться - тоже. Напрасно мать, чуть ли ни на коленях, умоляла простить сына. Не помогли и характеристики с работы, из школы.
- Я проучу этого засранца, чтобы другим соплякам неповадно было! - пригрозил военком.
На суде предал друг. Умолчал о том, что разбушевавшийся «дядя» ударил первым; не рассказал об элементарном разнузданном хамстве военкома. Испугался! Дружку предстояло служить в армии...
Тюрьма – не баня. Не правит, не лечит. Калечит. Только отбыл трёхгодичный срок, и – новый инцидент. В том же общежитии! Но, какой нормальный парень потерпит, когда при нём унижают девушку? А кого волнует, что ты наказал подонка, если биография твоя уже с клеймом?! Та девчонка прислала ему в зону фотографию. Из Дворца бракосочетания...
Светлой дымкой струится в толпе образ его первой и последней любви.
Бегут, проплывают тени. Немочка, которую его мать в 44-м спасла от ареста. Старый доктор, сгинувший в колымских лагерях. Уколола взглядом бровастая Лобова, заметившая в роддоме знак на его лице. Крест с возрастом исчез, а судьба осталась... Сурово взглянула бабушка, пожелавшая ему смерти...
Прошли конвоиры с собаками. Эти здесь зачем?! На мгновение он оказался у ворот колонии, где отбывал свой второй срок... Как он жаждал вырваться из этой «человеческой помойки», «задворок общества», где наряду с закоренелыми преступниками частенько оказывались и такие, как он, «правдоискатели»!
Не брал чужого. Не лгал. Не ловчил. Мечтал учиться, обзавестись семьёй...
Он увидел своего отца:
- Папа!
Отец покачал головой и пропал.
Ну, да... Отец погиб в случайном пожаре, когда сына посадили в первый раз.
Он видит мать. Почему она впереди этой толпы? Почему так осунулась, постарела?
- Мама! Мамочка!
Мать не оборачивается.
- Сестричка! Братья! - зовёт он. - Оглянитесь же, я здесь!
Нет, никто не слышит его.
Охочие до зрелищ, односельчане собрались на главной улице, чтобы принять участие в печальном шествии. На лицах - скорбь, а разговоры... Боже мой, о чём они приглушенно говорят?! О способе засолки огурцов, о чьей-то свадьбе, о товарах в универмаге...
Он утратил способность проникать в нужные ему пределы. Тщетно пытается растолкать людей. Они не ощущают его толчков, не чувствуют его дыхания, не реагируют на крики. Смотрят сквозь него, как через стеклянный сосуд!
Он споткнулся и упал, и люди прошли по нему. Он слышит, как хрустнули его очки под чьей-то ногой. Тьма мгновенно окутывает его. Такой же треск он слышал в ту ночь, когда шёл по горной дороге со своим убийцей. И так же темнота ослепила его. И было невыносимо больно от наносимых ему ножевых ударов...
Случайно ли вторгся в воскресный день в их компанию друзей детства его палач? Или это злой рок, всю жизнь преследовавший свою жертву, наконец-то, настиг её?
- Почему ты это сделал? – спросили задержанного убийцу. - У вас был конфликт?
- С ним - нет... Его дружки «шутковали»... Кличку мою детскую вспомнили, назвали «холопом»! Я страшно разозлился. А он увёл меня, уговаривал не брать новый грех на душу. Я ведь уже трижды сидел. За кражу, за драки...
- Да уж, успел ты натворить в свои двадцать пять лет! Рассказывай, как докатился до убийства? Ведь не «за просто так» ты нанёс человеку шесть ножевых ран, четыре из которых - смертельные?
- Он... Он мою мать «шалавой» назвал! Сказал, что «родила она меня и моих братьев от разных пьяниц подзаборных»!
Не хотел изверг сознаться в том, что под хмельными парами в нём просто-напросто взыграли нездоровые амбиции, что нож носил, дабы «выигрышно выглядеть» на фоне других ребят... Страшась справедливого возмездия, преступник изворачивался, лгал и на суде: «Он оскорбил мою мать!» Не ведало это чудовище, что для казнённого им человека слово «мама» было святым.
Ровно через год, также в праздник Пасхи, неопрятная, пьяная женщина умрёт на могиле парня, зверски убитого её сыном. Случайно ли это совпадение?..
Глухо ухнул барабан. Резко звякнули музыкальные «тарелки». Надрывно запели медные трубы. «Это же меня провожают!» - понял он. Здесь были все, кто так или иначе влиял на его судьбу - ненавидел, проклинал, любил...
Но, где друзья, оставившие его в ту страшную ночь один на один с безумцем?
А, может, и не было у него настоящих друзей? Была какая-то сила, постоянно вовлекающая его в водоворот опасных событий...
Никому невидимый, он отделился от толпы, взмыл к потемневшим облакам.
Сверху шахтёрский посёлок выглядел красиво. На горных террасах аккуратными рядами выстроились белые домики. На деревьях распускалась изумрудная листва, холмы покрывались бархатом зелёной травы. Щедрая природа старательно маскировала людские просчёты в обустройстве посёлка, выгодно преображая, приобщая его к весенней красоте горной долины.
Ему вдруг стало жаль уходить. Было же что-то хорошее в его жизни! Успешная учёба в школе. Учителя прочили ему большое будущее... Где-то на горных тропках ещё бродит безмятежное детство. Витают светлые, чистые юношеские мечты...
Но его уже ждали ТАМ... Это на земле зачастую расплачиваются за чужие грехи, а ТАМ каждый ответит уже за всё, что сам натворил...
Он задел облако. Слезами брызнул дождь. Последний в его земной жизни... Внизу люди суетливо раскрыли зонты.
Прости их, Господи...
Август 2011