Ганна Кралль. Акварели

Глеб Ходорковский
                1.

    Улицу  Бенедикта не помнит, хотя это была улица её детства. Предположительно выглядела она устало, серо, непривлекательно, как и большинство лодзинских улиц.
    Не помнит, потому что мать не разрешала ей останавливаться и оглядываться. Перед воротами их дома стояли девицы из борделя,коренастые, раскрашенные, в куцых юбках. Надо было быстро сесть в трамвай и ехать к Навроту, в школу, или в ближние Пабьяницы, к деду с бабушкой.
    Обе эти улицы упоминает Тувим в "Цветах Польши". Бенедикта - потому что на ней казаки стреляли в рабочих во время революции 1905 года. Наврот - потому, что туда ходили побродить, прогуляться.


                2.

     Бабка Мириам была набожной, носила парик и родила одиннадцать детей. У деда Германа был характер слабый и после появления на свет одиннадцатого ребёнка он сбежал в Лондон.
     Одна их дочерей бабки Мириам - двенадцатилетняя, но энергичная не по возрасту - тогда написала письмо Господу Богу. "Папа от нас сбежал и нам так грустно..." - так начиналось письмо, которое бабка должна была вложить в конверт и послать на небо. Адрес неба бабка не знала но знала адрес деда в Лондоне, куда и послала письмо. Дед был растроган, у него действительно был слабый характер, но доброе сердце и он вернулся в Пабьяницы.
     Дочь, которая написала письмо, звали Миндзей, впоследствии она стала матерью Теофилы.


                3.

     Набожная бабка, легкомысленный дед, одиннадцать уже взрослых детей - тётки и дядья Теофилы, мужья этих тёток, жёны дядьёв и их дети - все погибли во время войны
   - Мне рассказать как они погибли?
   - Не надо,Тосю, не рассказывай. Давай поговорим о Пабьяницах.



                4.

     Миндзя влюбилась в парня-поляка. О нём известно немногое. У него были голубые глаза как это бывает у гоев. Наверно он носил свитера, связанные на спицах из цветных остатков шерсти - он не был богатым парнем, этот гой из Пабьяниц. Однако Миндзя была девушкой разумной. Когда бабка Мириам сказала: - У мужа на должно быть голубых глаз. Муж должен быть серьёзным и добрым, присмотрись к Павлу Лангнасу...- Миндзя порвала с польским парнем и влюбилась в Павла.
   - Разумно влюбилась - говорит Тося
     Бавка Мириам не ошиблась. Муж Миндзи был серьёзный и роботящий,поднимался по служебной лестнице и стал совладельцем солидной фабрики. Там производили шерстяные платки. Они были большие, тёплые, в серо-чёрную или чёрно-бронзовую клетку. Их складывали пополам по диагонали и набрасывали на плечи. Все работницы в Лодзи носили такие платки и фабрика "Лангнас, Гольдблюм и Зайончковский" процветала.
     Павел был хорошим мужем, но старый служащий фабрики, Гарри Гольдблюм сказал Теофиле совсем недавно: - А знаете, пани... Перед самой войной пришёл к нам молодой человек и попросил принять на работу. Я присмотрелся... Ну вылитый двойник благословенной памяти вашего отца... Наверно он был от Павла у одной из наших работниц...
     Теофила удивилась. Мать никогда не говорила о работнице. Наверно не знала. О Рывиновой знала, да, потому,что получила анонимку. Заплакала и показала её дочке:
    - Это та перегидрольная блондинка, со СкверОвой...


               
                5.

   - Должна ли я рассказать о том, как умер отец?
   - Не надо, Тосю, не рассказывай. Давай поговорим о любви, об изменах...О блондинке со Скверовой.


                6.

     Блондинка - высокая, весёлая, эффектная оставила отца и связалась с молодым  доктором. Вместе с ним она оказалась в Понятове, в лагере. Доктор предпочёл смерть от яда смерти в газовой камере. К счастью цианистый калий у него был.
   - Он поделился ядом с Рывиновой?
   - О, да - уверенно подтвердила Тося
     Она знала этого доктора. Его звали Олек Райх, он был их соседом в варшавском гетто. Пришёл к ним после смерти отца, отрезал его... Нет, не пришёл. Не было его дома. Мать за ним послала, но его не было. Отца отрезал санитар скорой помощи.
     Знала доктора и поэтому твёрдо уверена, что он поделился с Рывиновой бесценным сокровищем, которым в лагере был яд.


                7.

     Ещё о Лодзи:
     знойное лето в Пабьянице, в саду у деда с бабкой, среди яблонь, слив и абрикосовых деревьев...
     голуби, возвращающиеся в голубятню на тихий монотонный свист дяди Генека...
     первая школа, немецкая; шопка*)перед Рождеством: "Кто хочет быть ангелом? ты Теофила? но ведь еврейки не могут быть ангелами...
     первое окончательное решение:" Никогда в эту школу не вернусь..."
    "Конгресс танцует" - фильм, на который её взял с собой дядя Эмек; был купцом-банкротом, у него было время...
     овальная жемчужина - любимый перстенёк матери...
     деревенская сметана, кислая, густая, которую покупали на базаре всегда  у той же крестьянки...
     знакомые господа, с которыми отец играл в покер...


                8.

     Уехали из Лодзи в первые месяцы войны, вскоре после того, как немец ударил отца по лицу. Это было на Пиотрковской, главной улице Лодзи. Отец не уступил дорогу молодому солдату. А может быть и уступил но недостаточно быстро. Или быстро уступил, но солдат в этот день был не в духе... Перебрались в Варшаву.
Лодзь присоединили к Рейху. Варшава  оказалась в Генерал Губрнаторстве. Все говорили, что в Губернаторстве будет безопасней.
   Отец успокоился. Не говорил о фабрике, которую у него забрали. Не говорил о солдате
на Пиотрковской. По вечерам,когда наступал полицейский час, играл в карты с другими людьми, у которых отобрали магазины, дома и Фабрики. Утешал жену и дочку и однажды послал их с визитом к кузине.
  - Вы живёте на Злотей? - сказала кузина. - Там, где Марселек?
  - Кто такой Марселек? - спросила мать
  - Это тот странно одетый мальчик, прямо из Берлина - пояснила Тося. - Слабо говорит по польски...
  - Милый мальчик - добавила кузина.
    Марселек их не заинтересовал.
    Вернулись домой.
    Открыли дверь в комнату.
    Отец  висел на крюке в раме окна на ремне от брюк.
    Был спокойный январский полдень. Никто не плакал, не кричал. Ничего особенного не произошло. Только в раме закрытого окна висел Павел Лангнас, её отец.


                9.

    Нашла ножницы. Влезла на подоконник и пыталась перерезать пояс. Пояс был твёрдый, ничего не получалось, и она слезла с подоконника. Мать сказала: - Где доктор? Доктора не было дома. Пришёл его брат, Марселек, вместе с матерью. Кто-то вызвал скорую помощь. Села на кровать. Марселек сел рядом и стал  что-то рассказывать. Про фильм. Кто-то в этом фильме покончил жизнь самоубийством, а кто-то другой, сидевший возле умершего, сказал: "Мы существуем на этом свете не для того, чтобы жизнь отбросить, а для того, чтобы её преодолеть..."
    Этот фильм был первой историей, которую ей рассказал Марселек. Потом он рассказывал сотни, может быть даже тысячи историй. Поэтому у неё было ещё множество жизней кроме отдельной собственной. Она жила  многократной жизнью - своей собственной и чужой, сочинённой беллетристами, драматургами и авторами либретто.


                10.

   Павел Лангнас умер 21 января 1940 года.
   В этот день для Теофилы Лангнас произошло самое худшее событие к её жизни: началась Вторая Мировая война.
   В этот день началась самое лучшее в её жизни: жизнь с Марселем.


                11.

   Вязала свитеры на спицах, но у людей не было шерсти. Покупала дешёвые леденцы и ходила с ними по домам, но у людей не было денег на сладости. Содержала себя и мать, зарабатывала на картошку и хлеб.
   Была голодной. Всё время, в гетто и в течение всей войны была голодной.
   Начала рисовать.
   Это возникло одновременно: рисунки и голод.
   Нарисовала цикл "Женщины в пространстве веков". Еву в раю,женщин древнего Рима,дам
Средневековья и Барокко, эмансипанток*) 19 века. Нет, в пространстве веков гетто не было, цикл заканчивался на предвоенной Варшаве.
    Марсель, получивший должность переводчика в Еврейской общине*) показал "Женщин в пространстве..." пани Бухвальд, секретарю Адама Чернякова*). Секретарша показала рисунки председателю. Председатель узнал, что война помешала молодой художнице учиться живописи и назначил ей небольшую стипендию для занятий рисунком.


                12.

     Занятия вёл художник и сценограф*) Отто Аксер.*)Он велел своим ученикам рисовать вазы,лампы, стол в перспективе. Заглядывал через плечо и иногда кое-что корректировал,
насвистывая вальсы Шопена. Никогда никого не хвалил, не порицал,казался очень скучающим не переставая насвистывал.
     Из занятий рисунком лучше всего запомнились вальсы Шопена.


                13.

    (Отец Отто Аксера, Саул Аксер, был учителем музыки и виртуозом игры на цитре*). Жил в Перемышле. Был в гетто. Когда понял, что приближается конец взял в руки цитру, небольшой складной столик и пошёл. Вышел из гетто, никто его не останавливал. Вышел из
города, устал и заснул под сельским деревом. Его нашли крестьяне: седоволосого старца со странным инструментом в руках. Задумались: пророк? улраинский лирник?Вернигора? Забрали его домой, посоветовались с ксёндзом. Сообщили односельчанам, что вернулся пропавший дед.80летний Саул Аксер прожил в крестьянской семье два года. Возмещал добро чем умел: учил крестьянских детей играть на цитре. Тогда стало понятно почему он стол забрал с собой. Он клал на него цитру для игры. Он умер естественной смертью, похоронили его на местном кладбище, под фамилией приютивших.
    Отто Аксер выбрался из гетто на арийскую сторону,участвовал в Варшавском восстании
и оказался в офлаге*). Кто-то его выдал. Его отвезли в гестапо в Магдебург  и подвергли антропологическим обследованиям. Измерили ухо и череп. Обследование дало положительные результаты. Отто Аксер пережил войну и вернулся в Варшаву. Его отыскала крестьянка из села под Перемышлем. Рассказала о Сауле и вернула цитру и стол.


                14.

   После "Женщин в пространстве истории" были "Geroinen der Opernbuhne". Именно так,
по-немецки, написала она на первой странице альбома. Немецкий был языком Марселя, а всё, что она делала было предназначено для него.
   Оба тосковали по опере. Она рассказывала ему о спектаклях, которые видела в Лодзи,
он рассказывал об операх в Берлине. Обобщал либретто, напевал любимые арии. Она рисовала. Мими из "Богемы" одела в дешёвый ситец, Недду из "Паяцев" в изысканные атласы, "Тоску" в бархат и тюль, "Травиату" - в кружева. Было много серого цвета - смеси белого чёрного. Эти два цвета было просто достать и они были самыми дешёвами.
    Все оперные героини погибали трагически. Недду убил муж, поклонник убил Кармен,
Тоска и мадам Баттерфляй покончили жизнь самоубийством - но это была красивая смерть -
из ревности или от страстной любви. Невинная, безопасная смерть, пропетая в оперной сказке. В гетто все тосковали по сказке. "Я давно уже уговариваю поставить оперу" -
написал в своём дневнике Адам Черняков 6 июня 1942 года. За несколько недель перед самоубийством.


                15

    Теофила увидела на улице женщину с узелком за плечами, с возком, нагруженным нищим  скарбом. Одеяло, кресло, горшок...Дети,семенившие рядом с матерью...Видела в гетто
десятки подобных сцен. В этот день, вернувшись домой, она взялась за карандаш. Стала
делать наброски: женщина - возок - кресло - горшок...
    Зачем она рисовала  это семейство?
    Из-за того ли, что голову и плечи женщины покрывал большой платок в клетку? (Подумала; соткали его на фабрике "Лангнас, Гольдблюм, Зайончковский".)
    Может быть, был и другой повод, который она уже не помнит. Подписала рисунок
"Переезд" и вложила его в картонную папку.


                16.

    На углу Желязной и Хлодной увидела стоящий грузовик. Немец схватил за плечо проходившего мимо бородатого старца. Мужчина с мешком на плечах спешно удалялся по улице. Обоих - мужчину и старца - через минуту затащили в машину. Грузовик тронулся.
    "Облава" подписала рисунок и подумала, что старец на рисунке немного похож на её деда Германа.
     Это был не её дед. Герман Шталь был выше, не носил очков, его никогда не ловили и не тащили ни в какой грузовик.
     Герман Шталь умер спокойно, в кровати, в объятиях любящих дочерей - Гуци и Поли.
Когда стали отправлять транспорты в Тремблинку - Регина, третья дочь, принесла с арийской стороны цианистый калий. Одна из сестёр подала его отцу.


                17.

     Регина была самой предприимчивой из сестёр. Жила на арийской стороне. Хорошо выглядела и имела хорошие документы. Носила кожаную куртку. Евреям не разрешалось носить ни меха, ни кожу и никто не имел права признать еврейкой эту уверенную в себе женщину одетую с демонстративно арийской элегантностью.
     Регина приносила в гетто самое ценное: еду, яды и польские документы.
   - Есть для тебя метрика - свидетельство о крещении - сказала она однажды Теофиле.
     Теофила не услышала её шагов - сидела у стола, склонившись над рисунком. Подняла голову. Тётка стояла над ней, энергичная, как всегда в своей чёрной кожаной куртке.
   - У меня есть метрика - повторила она. - Есть жильё. Пошли со мной.
   - А Марсель? - спросила Теофила.
   - С его внешностью? - удивилась тётка. - Навлечёт несчастье на нас всех.
   - Тогда у меня просьба - сказала Теофила. - забери это с собой вместо Марселя и меня.
     Регина краем глаза глянула на картинки, вложила их в сумку и вышла из комнаты.
     Полька, знакомая Регины прятала акварели всю войну. Послеиосвобождения вернула их Теофиле. Это была высокая дородная женщина. Не хотела взять деньги за то, что сохранила картинки.
   - Ты не помнишь фамилию женщины с Желязной? Это нехорошо, Тосю.
   - Да, я знаю. Очень нехорошо.


                18.

    22 июня она была дома. Работала: карандашный набросок раскрашивала акварелью. Прибежал посланец с письмом. Марсель просил, чтобы она пришла с метрикой в общину. По дороге проходила мимо  людей собиравшихся в группки. Все говорили об одном и том же:
будут выселять. Марсель ждал её на лестнице и по крутым ступеням повёл её вниз.
  - Куда мы идём? - спросила она.
  - Мы идём заключить брак - ответил Марсель.
    В мрачной комнате архива сидел за столом доктор Таубер, историк и теолог, с правами раввина. Марсель объяснил. почему они должны пожениться. "Полезных" евреев, которые работают в общине и немецких мастерских, а также их супругов выселять не будут. Тося должна была немедленно стать женой полезного еврея.
    Доктор Таубер  к своим обязанностям относился очень серьёзно.
  - Для того, чтобы заключить брачный союз необходимы два свидетеля и обручальные кольца - сказал он твёрдо.
    Свидетелей нашли сразу: двух торговцев с Улицы Панской, Песах Тыкоцинский и и Барух Купер, они, кстати, сидели в соседней комнате.
  - Обручальные кольца - напомнил теолог.
    Марсель выбежал на улицу. Продирался сквозь густеющую, охваченную паникой толпу.
в чём-то, что когда-то было ювелирным магазином купил два проволочных колечка и положил их перед теологом.
    ДокторТаубер встал со стула и голосом, зазвучавшим торжественно, спросил:
  - Хочешь ли ты взять в жёны Теофилию Лангнас, дочь Павла?



                19.

   Она рисовала нищих, трупы на улицах, детей-скелетов, исхудавших от голода, мальчишку вырвавшего чужой хлеб, молодого  шмуглера*)с мешками,которого перехватил у стены еврейский полицейский.
  - В том мешке мука - говорит Тося. А в другом ячневая каша.
  - Откуда ты это знаешь, Тося?
  - Знаю. Я была при этом. Видела, как обыскивали. Видела мешки, лестницу и полицейского.


                20.

    Не знает как оказалась в колонне, которую вели на Умшлагплатц. Не помнит,как шла.Может быть, потому, что шла без Марселя. Не пыталась бежать. Помнит, что сидела среди чужих людей. Её нет на картинке, которую она назвала - "Умшлагплатц, ожидание отъезда в Тремблинку". Женщина с детьми на коленях, женщина справа, которая закрыла лицо руками - это не она. Могла бы быть мужчиной с тростью, сидевшим неподвижно: не оглядываясь, не молясь, не приходя в отчаяние. Вот толькл к этому мужчине не подошёл полицейский и не сказал: - Вставай, иди за мной...
    Полицейского прислал комендант Умшлагплатца. Они с Марселем знали друг друга в лицо, жили на одной лестничной клетке. Марсель ему сказал: - Забрали Тосю...



                21.

     Зачем она рисовала эти свои акварели? Для Марселя? Нон , как и она всё это знал.
На картинке "Селекция в Тремблинку" он же стоит рядом с нею, в очереди людей, ожидающих приговора.
   - Где-то здесь - говорит Тося. - Тут стоим.Держимся зА руки. Это дворик на улице Заменгофа, и это наа селекция. Этот эсэсовец через минуту покажет стеком - налево на смерть, или направо на жизнь.
  : Рисовала для людей? Для тех, кто захочет когда-нибудь об этом узнать?
   (Не верила, что переживёт войну, но была уверена, что акврели переживвут.)
    Школьной кисточкой она записываала мир, как записывают его звуками или словами.
 Это то, что она могла сделать. Хотя бьы это. А быть может писала их для себя самой:
 чтобы придать смысл собственной жизни - в мире, погружённом в бессмыслицу...?


                22.

   Нескольких человек на её акварелях нет. Нет человека на фрамуге окна.
   Нет старца, которому дочь подаёт яд.
   Нет родителей, опускающихся по лестнице...
   Родители Марселя не получили  номерков жизни,. Их раздавали только "полезным" евреям. У Марселя и Теофилы такие номерки были. Родителям  Марселя приказали стать в колонну, идущую на Умшлагплатц. Сходили по лестнице На середине лестницы матьт обернулась к невестке: - Позаботься о Марселе, сказала она по немецки -  этот язык она знала лучше всего.
  - Тося, почему ты не нарисовала родителей?
  - Тося, почему...
  - Тося, ты слышишь меня? Ты что, стоишь там? На той лестнице?
  - Тося, ты же во Франкфурте!


                23.

    Подкупили одновременно еврейских и польских полицейских и ушли на арийскую сторону. Марсель укрылся у зецера* Болека. Теофила стала Казей, служанкой, девушкой из села.
    Работу находила по объявлениям в "Варшавском  Курьере". Семь раз находила работу и семь раз её увольняли. В одном доме потому что не умела готовить блинчики. В другом доме потому что у неё были слишком печальные и посему наверно еврейские глаза. В ещё
одном было фортапьано. Однажды хозяйка ушла на работу и Теофила села за фортепьяно, и не заметила, что хозяйка вернулась раньше обычного. Что она стоит в дверях и слушает, как её деревенская служанка играет Шопена... - Я знаю,кто ты такая - сказала она.
- Собирайся. В очередном доме хозяин пришёл к ней ночью, сказал - Я знаю, кто ты такая - и попытался влезть к ней в постель. К счастью, залаяла собака. Мужчина перепугался.
Под утро собрала вещи, тихонько выскользнула из дома и поехала к Марселю.
    До конца войны они были вместе...
    Днём сидели в подвале, ночью входили в квартиру и набивали папиросы. Специальной машинкой с поршнем наполняли табаком пустые гильзы. Когда набивалось слишком много табака, гильза лопалась. Если слишком мало - плохо прикуривалась. Она освоила искусство набивки гильз до совершенства, но Болек всё равно предпочитал сделанное Марселем. Марсель был рассказчиком. Часами он обобщал содержание повестей, фильмов и опер. Наверно и Болеку хотелось жить жизнью многократно разнообразной, созданной драматургами, беллетристами и авторами либретто.
    Они вышли из подвала в сентябре 1944 года, после освобождения правобережной Варшавы.
    Болек сказал им : - Идите вон туда, на восток.
    Попрощались и двинулись в ту сторону, куда указал Болек.


                24.

    Больше никогда не рисовала картинки.
    Мир продолжал существовать, был в порядке
    Она не рисовала его.
    Это был не её мир.
    В нём она занимала незначительную служебную должность. Прервала обучение в Академии Искусств. Находилась под опёкой психиатров. Болезнь возникла в тот день, когда сотрудник Службы Безопасности посоветовал ей развестись с Марселем, исключённым из партии. Врачи связывали нервный срыв со временем оккупации. Болезнь сопровождала её всю оставшуюся жизнь.



                25.

   - А кто же он, собственно, такой? - спросил меня о Марселе Райх-Раницком* Марек
Эдельман.*. - Еврей? Поляк? Немец?
   - Он повторяет вслед за Гейне, что его родина - литература. Метафорой родины для евреев, писал  Гейне, является Библия, её они забрали с собой после разрушения Храма.
Метафорой родины для Рейха-Раницкого является литература, точнее литература немецкая.
   - Что это за ответ? - удивился Эдельман. - Это звучит так, как если бы я считал кардиологию своей родиной.
   - А что является твоей родиной? - спросила я.
     Он задумался.
   - Моя родина это пять лет Второй мировой войны...
     Я передала Тосе  разговор с Эдельманом.
   - Я понимаю его - сказала она. - Я могла бы повторить его слова: моя родина это те пять лет...
   - Твоя родина,Тосю,это твои картинки?



                26.

     Она снова в псхиатрической больнице.
     Марсель говорит, что ей не хочется ни читать, ни разговаривать, ни смотреть телевизор.
     Марсель говорит, что лучше будет, если она не прочтёт моего текста о ней.

               *)Марсель Рейх-Раницкий - один из самых авторитетных литературоведов литературных критиков Германии.
               *)Марек Эдельман - один из руководителей восстания в Варшавском гетто.