Израиль Семенович поднатужился и к пенсии купил «двушку» на Пречистенке. Два шага от дермантиново-входной двери и направо зал. С левой стороны гостиной флоксовый диван, у окна примостился сгоревший телевизор «Радуга». Напротив - мини-стенка, два кресла из диванного набора и вход в спальню.
Хозяин развалил полунемощные члены в кресле. Журнал «Бухучет» господином разлегся в костлявых руках. Время от времени огрызок карандаша подчеркивал предложения и целые абзацы. Очки съехали на кончик горбатого носа. Глазки-пуговки бегали по строчкам, пухлые губы шамкали прочитанное, кучеряшки с проседью подрагивали от возражений.
«Дрель» дверного звонка врезалась в уши, рассевшиеся почти на затылке. По сухощавости с жирком на животе просверлила дрожь. Журнал лёг на нагретое местечко, очки подтянулись к переносице. Израиль Семенович засеменил к двери.
Щелкнул замок. Дверь распахнулась наотмашь, врезав хозяина по носу. Ураганом в квартиру ворвалась женщина. Грязно-черные волосы, опухшие глаза и выцветшие губы. Дородная ручонка припечатала старичка к стенке. Так убирают рухлядь, попавшуюся на проходе.
- Заноси! – От такого женского голоса полк бы вытянулся во фрунт. – Аккуратней, черти! Не дай Бог, пошкрябаете. Головы оторву!
Два колдыря пыхтели, надрывались, но втаскивали комод.
- Ставьте пока здесь. - Дама указала рядом с хозяином.
Грузчики сбросили мебель аккурат на ногу.
- Что здесь происходит?! – Израиль Семенович взвыл, освобождая отдавленную ногу. Болевой шок сменил опешенность.
- Обождите, гражданин! – Женщина выудила из пучка смятых соток полтинник, вручила рабочим. – Как договаривались.
- Хозяйка, - взмолился сгорбленный пьянчужка, - добавь еще полтинничек, еле-еле доволокли…
- Нечего-нечего, брысь отсюда, пьянь подзаборная. – Дама массивной грудью вытолкала помощников вон. Захлопнула дверь.
Сорвался кусок штукатурки, камнем свалился на паркет.
- Что, черт возьми, происходит?! – Израиль Семенович метался между болью в носу и ноге.
Женщина развернулась, воткнула руки в боки.
- Вот значит, как вы следите за моей квартирой - штукатурка сыплется!
- Что значит «вашей»?
- А то и значит. Посторонись.
Израиль Семенович вновь впечатался в стену. Дама прошмыгнула в зал.
- Нет, но это уже, вообще, ни в какие ворота… - запричитал хозяин, проследовав за гостьей. – Я настаиваю… я требую, в конце концов… объяснений.
Дама оглядела помещение, развернулась к Израилю Семеновичу.
- А какие тут объяснения? Надул тебя мой муженек. Пока я чалилась… неважно где, он тебе спихнул наше семейное гнездышко. Лопушок.
Она щелкнула старика по носу.
- Ладно, не дрейфь, пока не гоню. Я в душ.
- Какой душ?! Я сейчас… я сейчас… участкового вызову!
Из-под двери ванной уже сочился тусклый свет. Душевая лейка фыркнула, застучало дождем по чугуну.
Израиль Семенович хватался за корвалол и рылся в поисках записной книжки. «Схожу ногами. Участковый живет в соседнем подъезде. Быстрее будет… Нельзя ее одну оставлять – сопрет что-нибудь… Вот старый пень! Собираюсь ее выставить и боюсь, что сбежит». Хозяин выскочил из квартиры.
Через четверть часа Израиль Семенович с долговязым лейтенантиком, выдернутым из-за стола с ужином, влетел в зал и остановился, словно на «ручнике» родного «жигуленка».
На диване сидела роскошная брюнетка в белоснежном полотенце. Маслиновая кожа, округлости четвертой величины, выспавшиеся глазки. Второе полотенце навернулось на голову. Пилка подтачивала ноготки, ротик сдувал стружку. Ванная превратила женщину в женщину.
- Вот она! – Израиль Семенович размашисто указал. – Хватайте ее!
- Разберемся, - отточено-милицейский голос сынтонировал, как учили. – Ваши документы, гражданочка.
- В верхнем ящике комода. – Дама не оторвалась от наведения красоты.
Лейтенант сходил, вернулся с паспортом.
- Гражданка... э-э… Крученок.
- И отдайте мое полотенце! – взвизгнул Израиль Семенович. – По какому праву?!
- Да, пожалуйста. - Дама сдернула полотенце, швырнула хозяину. – Жид!
Участковый начал внимательное изучение тела. Отметил много общего с итальянскими кинодивами. Заиграла похотливая улыбочка. Пальцы зачесали затылок. Фуражка сдвинулась набекрень.
Израиль Семенович попеременно таращился на обоих. Мозг докумекал – «показания» ворвавшейся производят благоприятное впечатление на следствие.
- Оденьтесь! – Полотенце прилетело к женщине. – Ни стыда, ни совести!
Дама с изяществом балерины запахнулась обратно. Участковый вернулся к документам.
- Гражданка… э-э…
- Крученок. - Она отложила пилку. - Это мы уже слышали. Что дальше?
- Это я вас хотел спросить.
- Так спрашивайте. Вам, наверное, интересно знать на каком основании я здесь?
- Точно. - Участковый под впечатлением усмехнулся.
- Кто проживал в квартире до этого старика?
- Кузьмин Анатолий Егорович, - первым разгадал ребус Израиль Семенович, - он мне и продал эту квартиру.
- Мой законный муж. Я всегда оставляю девичью фамилию. Мужья приходят и уходят, а фамилия остается. И эта хата - совместно нажитое имущество. Вас обдурили, гражданин хороший. Без моего согласия он не имел права продавать квартиру. А я согласия не давала. Отбывала наказание в колонии. Справка об освобождении в паспорте под обложкой.
«Еще и уголовница. Боже ж ты мой!» - Израиль Семенович покрылся потным градом.
- Точно! – Обрадовался участковый, выуживая бумажку. – Есть такая справка.
- Ну вот. Инцидент исчерпан? – Дама застреляла глазками.
- Как исчерпан? – Очки Израиля Семеновича вылезли на лоб. – Что это доказывает?
- Это доказывает, что это моя жилплощадь, а вас кинули. - Неумолимость дамы не знала границ. - Ну, пока суд да дело, я вам разрешаю пожить в моей квартире. Не беспокойтесь, я займу спальню.
- Вш… как?.. Те… - шипел Израиль Семенович.
- Гражданка права, - поддался неумолимости участковый, - я бы посоветовал вам найти ее мужа и потребовать деньги назад.
- Где ж я его найду?! Он собирался укатить в Доминикану на ПМЖ. Может, уже укатил.
Участковый вздохнул с чувством выполненного долга.
- Ничего не попишешь… до решения суда…
Крученок вновь запилила ноготки, приспустила полотенце, поддавливающее грудь. Лейтенантик встал на цыпочки для разглядеть. Израиль Семенович толкнул в милицейское плечо.
- … не имею права, - закончил мысль участковый. – Честь имею!
Козырнул, бросил прощальный взгляд, ушагал со вздохом.
- Я завтра же пойду к юристу. - Израиль Семенович навис над незваной гостьей. - И мы выгоним вас к чертовой бабушке! Авантюристка! Бандитка! Проходимка!.. То есть… проходимица… с комодом! Вы что, его с собой в тюрьму таскали?!
- Эх ты, очкарик, не видишь дальше собственного носа. – «Бандитка» хотела щелкнуть по выдающейся части физиономии, но Израиль Семенович увернулся. – Соседи выбрасывали, а вещь хорошая. Уговорила отдать.
- И сразу свои вещички туда посложили?
- А чего самой таскать? Наняла двух гавриков, пусть и тащат. - Дама зевнула. - Я спать.
Бедра заколыхались в спальню.
- И отдайте мои полотенца! – Для пущей убедительности указательный палец ткнул воздух в направлении женского ухода.
В ответ прилетели полотенца, плюхнулись к ногам старого еврея.
- И тапки!
Один тапка прилетел в сморщенный лоб, второй сбил очки.
Израиль Семенович за ночь не сомкнул глаз, смял простыню на диване до неизгладимости. Поднялся ни свет ни заря. Выбежал во двор. Вдохнул давяще-московский смок, рысцой поспешил к конторе друга. Перед офисом окатила поливальная машина. Старик чертыхнулся и плюнул вслед оранжевой бочке.
Марк Абрамович, подрагивая седой бородкой и усами, выслушал приятеля. За внимательность отвечали три волоска на лысине, вытянувшиеся, точно антенны.
- …эта, с позволения сказать, женщина… кидалась в меня тапкой! – закончил Израиль Семенович.
- Изя, ты все сказал, я все услышал. - Три волоска уставились на посетителя. – Теперь возьми свои уши и настрой, как пианино тети Хаи.
Марк Абрамович выдержал паузу. Израиль Семенович выпрямился.
- Твое дело проиграет даже Гамшей, а Гамшей, ты сам знаешь, не проигрывает и в лотерею. Тебе придется жить с ней, не обязательно как мужчина с женщиной, но под одной крышей.
- Но я не могу!
- Кого ты хочешь удивить? То, что ты не можешь, знает вся Молдаванка.
- Да я не об этом. - Израиль Семенович махнул рукой. – Что мне делать? Как от нее избавиться?
- У тебя есть часы, по ним течет время. Она может поскользнуться, сломать себе ногу и не дойти до квартиры.
- Предлагаешь ее убить?!
- Прав был дядя Хаим. «Из всех детей Сёмы, Рая также умен, как биндюг тети Двойры». Я говорю о том, что стоит раз вступить в казенный дом, и он по тебе уже плачет.
Израиль Семенович рассеянно двигался против толпы, сталкиваясь с прохожими. «Жди, когда ее загребут! А может, она решила завязать… да и потом снова выйдет и снова, как гром на голову. Может, еще и соберется отсудить мою квартиру… Нет, надо что-то делать… Может, правда, ее прибить? А что? Мне за это ничего не будет – она ворвалась, я защищал свое имущество… Да и не узнает никто», - чем больше накручивал себя Израиль Семенович, тем больше верил в необходимость и безальтернативность.
«Задушу ночью, а тело вывезу за город… Давно я не выгонял свой «жигуленок»… Хотя нет, крепкая баба, да еще и уголовница, может вывернуться… Зарезать? Вдруг орать начнет, соседи сбегутся, милицию вызовут… да и кровищи будет море… А что, если опять вывернется? Самого прирежет или задушит, ей раз плюнуть. Одно слово – рецидивистка… А если решила завязать? Баба боевая, устроится как-нибудь. Тело, как у порно-модели… еще чего доброго, притон откроет прямо на дому. На моем дому!.. Что-то надо делать… Поговорю с ней в последний раз, как-то надо решить ситуацию. Может, еще осталась в ней капля совести».
Занятый мыслями старик целый день прошатался по городу, посидел на лавочках в парках, к вечеру добрел до квартиры. Сбросил обувь в прихожей. Размышлениям повредили звуки.
Спальня содрогалась от стонов. В зале покачивалась люстра, мерцал свет. Финальный крик срезонировал с хрусталем – два бокала вдребезги.
«Убили! – Очки Израиля Семеновича полезли на лоб. – Сейчас из спальни выйдет убийца. Что делать? Бежать? Услышит. Догонит… Боже ж ты мой!.. Вообще-то, я его должен благодарить, но как-то это… абсурдно».
Хозяин присел на краешек дивана.
Из спальни вышел качок в костюме от Адама. Загорелый, словно намазанный шоколадным маслом, не грудь, а воздушные шары, бицепсы – два Израиля Семеновича в обхвате. Атлет остановился рядом с диваном, почесал бледный пах.
- Папаша, где у вас тут туалет?
Язык старика онемел, взгляд не мог оторваться от паха. Дрожащий палец указал направление.
Через пару минут качок проколесил обратно.
- А ты еще можешь? – придыхала Крученок. – Ты обещал…
- Конечно, бэби.
Заскрипела кровать, участились стоны. В зале заколыхалась тюль, повеяло смешением потов.
Израиль Семенович выключил свет, вышел во двор. «Вот! Сбываются мои худшие опасения! Уже организовала притон! Что дальше? Пьянки, гулянки, поножовщина! О чем с ней говорить?!»
Дама орала на всю Пречистенскую. Израиль Семенович с грустью глянул на открытую форточку. «Нет, надо с ней кончать… Пристрелить! Другого выхода нет. И чем раньше, тем лучше. Пока ее никто не знает, пока не прописалась, не засветилась… А если участковый спросит? Скажу, как пришла, так и ушла. Знать ничего не знаю, чуем не чуевал… да и кто ее хватится?! Кому она нужна?.. Где достать пистолет?»
Израиль Семенович присел на скамейку. Ладонь сжала подбородок, взгляд следил за копошащимся под ногами муравьишкой. «Васька! Васька из соседнего дома! Он, как напьется, все время палит. Уже и милицию никто не вызывает».
После предварительного забега в магазин, Израиль Семенович позвонил в обшарпанную дверь с мелованной надписью «Васька – дурак».
Высунулась щетинистая рожа. Бычье тело прикрывала майка-алкоголичка на одной бретельке.
- А-а, еврейская морда. – Васька поднял веки.
Старый еврей достал из-за спины пакет, раскрыл. Показалось горлышко поллитры.
- Заходи. – Щетинистый посторонился.
Из кухонной мебели остался шаткий стол, три табурета и артиллерия пустых бутылок. На столе три стакана, и консервная банка с надписью «Килька с добавлением масла». Васька зубами сковырнул жестяную пробку с поллитры, набулькал по полстакана.
- Ну, давай, Иуда.
- Израиль, - поправил… очки Израиль Семенович.
Хозяин спорить не стал, махом хлопнул «живой воды». Глаза заискрились.
- А чем закусывать? – Гость озирался в поисках. – И хлеба нет?
- Водка и есть хлеб. Она ж пшеничная. В консерве еще масло осталось, будешь?
У Израиля Семеновича запершило в горле, еще не выпил, а уже тошнило. Хотел поставить стакан на стол, но под дно молниеносно легла Васькина лапа.
- Поднял тару – пей. Первый до дна.
Жалобный писк вырвался из груди старика, очки вгляделись в дно. Горло и пустой желудок не принимали водку, щеки раздувались, брызги летели в стороны. Израиль Семенович рванул к рукомойнику. Вода засочилась ржавчиной. Нос со свистом задышал, закусывая воздухом. Приступ рвоты чуть отступил.
- Да, дядя… - Васька отер щетину, покосился на гостя.- Слабоват ты для нашего дела.
И снова взялся за бутылку.
- Мне грамулечку. - Израиль Семенович пальцами показал сколько.
Васька замахнул вторые полстакана, пригубил из консервной банки, смачно рыгнул.
- Рассказывай. Какими судьбами?
- Дело у меня к тебе, Василий. - Израиль Семенович съежился. – Ты ж «афганец», и все знают, у тебя есть… пистолет.
- Не пистолет, а оружие. Именное. И чо?
- Ну да, оружие. Вот я и хотел у тебя его попросить… продать или хотя бы… сдать в аренду.
- Ты чо, еврей? Это ж тебе не холодильник… в аренду!
- Ну, очень нужно.
- Пришить кого собрался?
Израиль Семенович потупил взор, пальцы под столом заперебирали друг друга.
- Не продается, - резюмировал Васька.
- Ящик водки.
Васька пошмыгал носом. Грозно встал. Израиль Семенович боязливо пригнулся, закрылся рукой.
Хозяин сходил в комнату, вернулся с оружием и патронами. Коробка плюхнулась на стол, звякнули гильзы. Деловитый взгляд осмотрел магазин, защелкнул в «Макаров».
- Стрелять-то умеешь? – Оценивающий взор пробороздил по старику.
Гость пожал плечами.
- Пошли. - Васька встал, прошагал в большую комнату.
В зале с голыми стенами и ободранным линолеумом высился изрешеченный шкаф. Израиль Семенович встал слева.
- Расстояние до шкафа два метра. - Хозяин взвел курок. – Видишь муху?
Грянул выстрел. «А-а», - вскрикнул Израиль Семенович и заткнул уши, инстинктивно присел. Гильза отстрелила в стену, срикошетила в пол, безжизненно прикатилась к ногам «афганца». Муха исчезла в простреленном отверстии.
- Пробуй. - Васька передал оружие оправившемуся гостю.
Дрожащими руками Израиль Семенович взялся за рукоятку. Отвел голову в сторону, нажал на курок. Тишина.
- Э-э. - Хозяин вырвал оружие. - С предохранителя снимать надо. Видишь, рычажок? Вниз опустил, готово. На, целься. Попади в мою дырку.
Гость надавил на курок. Тишина.
- Сильнее! – скомандовал Васька.
Израиль Семенович надавил до скрипа зубов – никак.
Хозяин вырвал оружие. Глядя на старика, всадил две пули в шкаф. Гость зажал уши, съежился, глазки ошарашено бегали по орбитам очков.
- Да ты и мухи не пришьешь! – Васька навис скалой. - Нажать на курок сил не хватает!
- Можно я еще раз попробую? – Израиль Семенович слегка разъежился.
Оружие вновь оказалось в руках еврея. Он придирчиво проверил предохранитель. Дуло направилось в шкаф, очки зажмурились, пальцы сдавили курок. Пуля все-таки вырвалась, чиркнула по шкафу, ушла в стену.
- Получилось!
- Герой. – Васька покачал головой. – Пойдем, выпьем.
Гнусно запиликал дверной звонок. Хозяин пошел открывать. Гость просочился на кухню, оружие положил рядом с бутылкой, руки спрятал за спину.
- А-а, мусора! – Послышался открывший Васька. – Чо надо?
- Проезжали мимо, услышали выстрелы, ориентировочно из вашей квартиры, - доложил милицейский голос. - Мы должны проверить, пропустите.
- А ху-ху не хо-хо? – Хозяин встал грудью.
- Придется применить силу.
- Чо?! Да я таких, как вы в Афгане…
Васька пошел в атаку. Возня на лестничной клетке сдабривалась мат-перематом. Щелкнули наручники. С лестницы протащили тело. Скрипнула подъездная дверь. Заурчала рация. Затарахтел отъезжающий «бобик».
Израиль Семенович высунул нос на площадку. Никого. Вернулся на кухню. Аккуратно завернул «Макаров» в пакет. «Сколько там осталось патронов? Выстрелили четыре раза… может там еще один или два… а может больше. Надо бы посмотреть обойму. Нет… открыть может и смогу, а засунуть обратно вряд ли… Да есть там еще патроны, а мне и одного хватит, чтоб уложить эту».
Старик замахнул «грамулечку». Рванул к рукомойнику. Вода засочилась ржавчиной. Нос со свистом задышал, закусывая воздухом. Но приток решимости явился.
Израиль Семенович, крадучись, вернулся домой, прошел в зал. Крученок на диване красила ногти, не взглянув на вошедшего.
- Это мой диван! – гаркнул приступ решимости.
- Да пожалуйста. - Дама подобрала сумочку, пересела в кресло.
Израиль Семенович присел на край дивана, от алкоголя слипались глаза. «Надо дать ей последний шанс… Может, она не такая плохая, как я думаю… Что это я, правда, как с цепи сорвался?.. Может, одумается… Надо дать ей оправдаться… а то, что я… сразу убивать».
- А чтой-то ты из моей квартиры бордель устроила?!
- Вот дурак-человек, - презрительно прыснула Крученок и продолжила лакировать, - я три года мужика не видела. Понимать надо.
«Во-от, оправдывается, может, и правда, того… рано с ней кончать. Может, завтра… съедет».
- Завтра, - зевнула Крученок, - составлю исковое заявление и отнесу в суд. Не хочу жить на птичьих правах. Имею законное право.
- А с юристом консультировалась? – Хозяин встрепенулся.
- Зачем? Я свои права знаю.
- Конечно, там, где ты сидела, все изучают права.
- Там, все больше изучают Уголовный кодекс. Но в библиотеке есть и другие.
«Так, что мы имеем? - Испаряющийся алкоголь придал мысли ускорение. - Если она пойдет в суд, - хана. Засветилась, и никуда не денешься… Надо кончать сегодня… Видит Бог, я дал ей шанс!.. Куда стрелять? В сердце… у такой, с позволения сказать, особы, сердца может и не быть… вправо, между грудей… или в голову, чтоб наверняка? Кругом будут мозги, потом не отскребешь… так что в правую грудь, да… А если пуля пройдет насквозь? Придется и диван выбросить… Ради такого дела не жалко».
- Что вы на меня так смотрите? – Крученок покосилась на соседа. – Дырку проделаете.
«Нужен эффект неожиданности… Если я сейчас разверну сверток и начну доставать пистолет… то есть оружие… снимать с предохранителя… Она может заорать… еще кинется».
- А что у вас в пакете?
«Выскочить на кухню, - вместо ответа размышлял Израиль Семенович, - там все приготовить, вернуться и… Может смекнуть, спрятаться в спальне… чем-нибудь меня оглоушит… должен быть эффект неожиданности».
- Я сейчас! - Старик подскочил и бросился к двери.
- Да хоть вообще не возвращайся.
Израиль Семенович прибежал в лифтерную.
- Сергеич, выручай! Нужно ненадолго вырубить свет, и через две минуты включить!
Старикан-боровикан с хитринкой в глазах оторвался от газеты. Прищурился на жильца.
- Зачем?
«Черт! А причину-то я не придумал... а-а-а! Вот попал». Израиль Семенович для паузы поправил очки.
- Телевизор проверить! Купил новый телевизор взамен моей «Радуги», она… он у меня сгорел от перепада напряжения. Вот, дай, думаю, заранее новый проверю… В общем, вот тебе пятьсо… - Еврей сунул пятисотку обратно в портмоне, достал другую купюру. - Сто рублей. Купишь себе бутылку. Сейчас четверть одиннадцатого. Через десять минут выключаешь свет, а через две минуты включаешь. Понял?
- Как же я впотьмах узнаю который час?
- А ты считай про себя: один, Енисей, два, Енисей… и так до ста двадцати. Как досчитаешь, включай! Лады?
- Можно, только…
- Что «только»?
- Одной сотни мало, темное дело ты затеваешь.
- Да какое темное?! Говорю же, телевизор проверить! Ладно, завтра тебе еще бутылку занесу. Согласен?
- Ну, темноту ж хочешь навесть, поэтому «темное». - Но лифтер повеселел, кивнул.
Израиль Семенович взлетел по лестнице. Уселся на диван. Вперился в настенные часы.
«Вот, двадцать два двадцать пять… Давай, Сергеич, я готов».
Люстра ярко горела. Крученок обдувала ноготки.
«Да где ж ты, Сергеич?! Уже двадцать шесть минут! За водкой убежал, что ли? Ну, погоди ж ты у меня! - Израиль Семенович раздражался на секундную стрелку. – Двадцать семь… эх, Сергеич, Сергеич… зря я тебе денег дал».
Свет погас. На кухне осеклось бормотание холодильника. Хозяин опешил, но тут же собрался.
- Пробки что ли выбило? – искала причину Крученок. – Вы бы сходили, посмотрели.
- Сейчас, сейчас… - Израиль Семенович аккуратно разворачивал пакет, но тот предательски шуршал.
Палец нащупал рычажок предохранителя, осторожно опустил вниз. Дуло нацелилось в сторону кресла. На лице старика заиграла самодовольная улыбка. «Включай, Сергеич… две минуты прошло… Вот ведь, а? Какой тугодумный старик! Уже можно было тыщу «Енисеев» насчитать».
- Вы сходите? Или я пойду?
- Сиди! Сейчас включится.
Через минуту люстра зажглась. Израиль Семенович заморгал, привыкая к свету.
Самодовольная улыбка сползла ниже колен - на старика смотрело дуло дамского пистолетика. Крученок закрыла один глаз, взяв визави на мушку. Старческое сердце настоятельно затребовало корвалол.
- Уберите свою пуколку! Кого вы хотите напугать?! – вскричал затухающий приступ решимости.
- А я вас и не пугаю. - Крученок сосредоточенно щурилась, выбирая точку на теле напротив.
- Если вы меня застрелите, вас снова посадят!
- Возможно, но это будет выглядеть, как самооборона. Много не дадут.
- Вы думаете, вашим пестиком можно убить? – хорохорился Израиль Семенович и даже закашлял ехидным смешком.
- Последние слова одного из моих бывших мужей были: «Положи свой пистолетик, дура, ты и в слона не попадешь».
«Вот попал, так попал! Что же делать?! Может, еще можно все решить мирным путем? Тяни время, Изя… тяни». Хозяин усиленно соображал.
- А-а, позвольте полюбопытствовать, я вас все гражданка Крученок, да Крученок…
- А еще бандитка, авантюристка, проходимица… - напомнила женщина.
- Ну, это ж не со зла… Вы себя поставьте на мое место - к вам заваливается некая дама и утверждает, что будет здесь жить! А? Каково?
- Не дергайте оружием, это меня нервирует.
- Ой, извините.
«Она сказала «оружие»!.. Значит, действительно, разбирается… О, Боже ж ты мой! Что же делать? Что делать?.. Надо как-то выкручиваться». А вслух произнес:
- И все-таки, как ваше имя? Меня, например…
- Да кто ж вас не знает, Израиль Семенович?
- А вас, простите, как звать-величать?
- О-о, у меня редкое по нынешним временам имя - Палестина.