1
- У тебя, Маша, наверное, богатырь растёт, - шутливо кивали подруги на её большой, на седьмом-то месяце, живот.
И точно, ребёнок появился тяжёленький, высоконький, с большой головой. Роды были трудными, Маша только и орала: «Не дам больше!»
Назвала Маша младенца Шуриком, фамилию дала свою, отчество – Александрович, по папаше, которого молодая мама в роддоме так и не дождалась, хотя по её просьбе была дана телеграмма в лечебно-трудовой профилакторий, что в Оранках. Уже после выписки ей сообщили, что супруг трагически скончался, похоронен его родителями на кладбище у села Хвощевки.
Оказывается, три друга по лечебному несчастью стащили на стройке бидон клея БФ, приготовили по известному одному из троицы рецепту мутное пойло. Двоих откачали, а Сашок думал отлежаться под койкой, там и обнаружили не явившегося на вечернюю перекличку. А на следующий день, когда родители забрали тело в деревню Макариху, в ЛТП пришла телеграмма...
Всеми силами Марья старалась, чтобы подрастающий сынишка не пошёл по стопам отца, который хвалился, что ходить, пить и курить научился почти одновременно. Вот ведь стревец, когда ухаживал за Машей, граммам в рот не брал. Терпел и в первый день свадьбы. А когда на вторые сутки гости пришли опохмеляться, пригубил рюмочку. И пошло-поехало. Было начало, но не было конца, только в ЛТП у него наступил вынужденный перерыв в приёме любой жидкости с градусами. Да и то до тех пор, пока троих вроде почти вылечившихся не послали на стройку. На второй день работы зашли они на склад за мешком цемента, обнаружили в углу тот злосчастный БФ.
Маша часто, качая сына на руках, вспоминала рассказы супруга о его детстве в деревне Макарихе. Его отец, Шурика, выходит, дед, ещё дошкольника как-то посадил с собой за стол, налили для шутки рюмочку самогонки. Сашка её махом, подражая отцу, выпил, крякнул, и не стал закусывать, сказав, как всегда в таких случаях баил батя: «Пусть пожжёт!». С той поры Сашку обязательно в праздники, для веселья гостей, сажали за общий стол. Впрочем, батя на полгода всего пережил сына, скончавшись в гостях прямо за столом – и с граненым стаканом в руке. «И там, видно, думает, что ему нальют» - перекрестились сразу протрезвевшие мужики.
Маше Дмитриевой, она была пескоструйщицей в термическом цехе, профком как ударнику коммунистического труда сразу после свадьбы выделил в общежитии отдельную комнату. Комендант, выдавая ключи, сказала, что если и дальше будет на хорошем счету, то после рождения ребенка её поставят на очередь на двухкомнатную. А если в старом фонде, то такую можно получить и быстрее, только пусть супруг тоже переходит на их завод, да чтобы просил работу из вредного, как у Маши, списка.
К мужикам Маша стала равнодушна. Пригласят её соседи на вечернику, обнимет какой холостяк, так она смахнет с плеч его руку и уйдет незаметно в свою комнату: сразу вспоминается роддомовское «Не дам больше!». Всё внимание стала отдавать Шурику.
Сынишка рос действительно богатырём. В первом классе на линейке его поставили по росту первым, сосед был ниже на голову и уже в плечах. Как-то среди зимы он спросил Шурика, что нужно сделать, чтобы стать таким крупным, как он. «Много каши надо есть» - не задумываясь, ответил мальчишка, вспомнив про хиляков, которые мало каши ели. Вон Спирька, прозванный Спичкой, с первой парты, который живёт с отцом-матерью в их же общежитии, худущий-худущий, словно его и не кормят. В чём только душа держится, а учится на одни пятерки. Но и Шурик не промах: троек у него почти и не было.
В пятом классе Маша привела сына в фотокружок, летом в пионерлагере за одну смену он научился играть в шашки так, что во вторую, мама-одиночка взяла ещё одну путевку, чтобы сынок не бездельничал на улице, пока она работает, стал чемпионом «Кургана». И в политике силен: знал всех членов политбюро ЦК, начиная с дорогого Леонида Ильича.
Этому очень удивился его дедушка, Машин отец, приехавший из села Яковцева навестить дочку и внука.
- Не иначе как тоже большим секлетарем будет!
Сам дедушка выше конюха не поднялся.
- Все самогонка проклятая, - сетовал на свою судьбу он дочке и внуку. – Ты, Шурик, не повторяй моих ошибок, а то секлетарем не будешь. Дай-ка мне, Маш, на чекушку, схожу в ваш чапок, там и пивка хлебну.
На третий день, когда Маша отказала в чекушке, дед обиделся и ушел гостевать к старшей дочери, на другой конец города.
- Она дохтор, у неё, наверное, и спирт есть.
Чего боялась Марья, так чтобы сын не пошел по стопам отца и обоих дедов. О влиянии генов она на днях прочитала в «Работнице».
- Ты, сынок, после восьмилетки поступай в техникум, окончишь его да в нашем де заводе будешь мастером или технологом, тогда нам и квартиру дадут, не приведешь же будущую жену в эту общагу.
Эти надолго запомнившиеся Шурику слова мама сказала после того, как они помогали родителям Спирьки переезжать из однокомнатной в двухкомнатную квартиру в только что сданном заводскими строителями доме. На радостях они быстро собрали из небольшой комнатёнки все вещи, всё что было на столе, даже графин с водой, завернули в скатерть. Вот смеху было, когда вода потекла на подававшего на грузовик узел Спирьку!
Как раз с техникумовских времен Марья не уследила за сыном. После первой стипендии он пришел пьяный, очень разговорчивый, и сразу же признался, что его пригласили обмыть первую получку однокурсники Витька и Валерка. Выпили четверку на троих.
- Всё мам, слово даю, больше не буду!
2
Шурик легко поддался на приглашение Ермолаева и Ускова раздавить в пельменной четвёрку. Взяли порцию пельменей на троих и три стакана чаю. Выпили чай, не выливать же, в опорожненные стаканы разлили в два приема водку. Друзья не ожидали, что их рослый приятель так захмелеет: пришлось помогать Шурику подниматься по крутым ступеньками из подвала, в котором располагалась забегаловка. Оставили его на остановке дожидаться «единицу» или «четверку», а сами уехали на «тройке» в другую сторону. Шурик, стесняясь в таком виде показаться маме, зашёл в строящийся дом и вздремнул на стружках. Но от родительницы разве такое состояние утаишь.
В следующую стипендию Шурик, Валька и Витька снова оказались в той же забегаловке. Дмитриев на этот раз заказал себе отдельную порцию пельменей со сметаной, взял пять кусков чёрного хлеба. На душе после выпивки стало весело, хотелось петь, но он дома, чтобы мама не учуяла водочный запах, уткнулся сразу в учебник.
В техникуме стал чемпионом по шашкам, ходил в волейбольную секцию, за точные подачи отменного «гасильщика» скоро взяли в сборную, в которой были лишь старшекурсники.
В первую стипендию второго семестра снова соблазнился предложением Ускова и Ермолаева сходить в пельменную. Вроде не так теперь и опасна водка, подумаешь, чуть-чуть выпивши.
Когда ехал на автобусе домой, то обратил внимание на пьяненького мужика в шапке пирожком и с жёлтым портфелем. Тот сошел на остановке у магазина, забыв про портфель. Шурик попросил затормозить «четвёрку», побежал с портфелем за мужиком в заметной шапке, который уже заходил в магазин. Догнал его у прилавка, когда тот рассчитывался за бутылку «Столичной».
- Вот спасибо! – обрадовался он. – С меня причитается. Пойдем ко мне в гости!
Дома у мужчины, наконец-то он назвал себя – Тимофей Ильич, как в музее: на стенах картины, на полках – статуэтки, на ковре – старинная сабля, кинжал из современных поделок, револьвер с залитым свинцом дулом.
Выпивали на кухне, на ней Шурик утром и проснулся, приткнувшись к холодильнику «Саратов». Посмотрел на часы - пора в техникум бежать! Хозяин спал на диване в зале, сняв лишь пиджак. Шурик потряс его за плечи.
- А, это ты! Я думал, что ты ещё вечером ушёл. Умывайся, разогрей чайник, а я ещё полежу – мне к девяти. Дверь захлопни! Теперь адрес знаешь, так что приходи в гости без проблем. Буду рад, я же один живу.
Мать ждала сына у памятника инженеру, что имя носит техникум. Лицо заплаканное, но заулыбалась, увидев Шурика живым-здоровым. Он виновато сказал:
- Больше не буду!
Он и в самом деле так думал, что больше выпивать ни с кем и ни разу не будет. Чтобы слово помнилось, специально постригся наголо.
Ещё не отросли волосы, как приятели-однокурсники соблазнили его походом в пельменную. Пока шёл домой, хмель, кажется, выветрился, мама его лучезарного состояния не заметила, да и он в удовольствие смотрел с ней телефильм, не запомнив, правда, его содержания. На следующий вечер отважился зайти к Тимофею Ильичу – то тут же послал его за бутылкой «Столичной». Ограничился двумя рюмками. Потом, в другие встречи со старшим товарищем, что только не перепробовал – коньяк, настоящий португальский портвейн, венгерский «Мурфатляр», нашу русскую голубичную настойку. А Тимофей Ильич был только рад такому внимательному слушателю, запасая к очередной встрече то молдавский «Нектар», то просто обыкновенную «Московскую». Мама уже привыкла, что иногда сынок приходит под хмельком, Шурик в те дни почти сразу ложился спать, чтобы рано утром сесть за учебники.
На четвертом курсе Шурик стал встречаться с восьмиклассницей Ниночкой из бывшей родной школы.
Как-то Виктор Ермолаев пригласил почти всех однокурсников на свой день рождения. Тут-то и отличился Дмитриев - быстро напился, начал болтать несуразицу. Его уложили на кушетку. Проснувшись, не замечая сидящих за столом, прошел на балкон и начал делать, как дома, зарядку. Стал сгибать-разгибать спину через перила, и если бы не подоспевший Валентин Усков, мог бы запросто свалиться с пятого этажа. Он же и проводил Шурика почти до дверей общежития. Мало ли что могло случиться по дороге.
На банкет по случаю получения дипломов, у Шурика он почти с одними тройками, снова напился так, что его уже пришлось провожать висящим у них на руках Виктору и Валентину. От стыда Дмитриев не пошел на утреннюю встречу группы, последнюю перед окончательным расставанием.
Мама сходила в военкомат, попросив побыстрее забрать сына в армию – может, солдатская дисциплина заставит его образумиться. Майор, любовник её соседки, Маша и пришла с запиской от неё, пообещал посодействовать. И как раз к концу недели подвернулся дополнительный призыв – в строительные, в Волгоград, войска.
Знала бы мать, куда попал сынок! Рослого и широкоплечего солдата после учебки в состоящей из одних новобранцев роте назначили командиром отделения. Его бригада в строящемся 50-ом квартале была на подхвате, словом, куда пошлют. То гражданский прораб заставит траншейки для установки бордюров у дороги и тротуаров копать, то мусор убирать в предпусковом плавательном бассейне, то помогать штукатурам и малярам при отделке квартир девятиэтажного дома. А бывало, что не было особой срочности заданий.
Дмитриев же дела находил: то в частном доме на окраине города погреб копать, то неподалёку шлакобетонный гараж заливать, то просто привести заказчику уведённые с объекта стройматериалы. Шурик по-честному каждому из отделения выделял после калыма по рублю, остальное оставлял себе. Вначале заработанное тратил на еду, а потом, после письма матери о том, что его Ниночка выходит замуж, стал выпивать.
Угощал в бытовке обычно командиров отделений своего взвода, с подчиненными ни-ни, лучше в одиночку. Однажды с сержантом из второй роты нажрался так, что еле добрался, пока ни кто не видел, до строящегося дома, в котором уже настланы полы, и заснул в ворохе стружек у окна. Обошлось! Вечером в часть, ещё до построения на ужин, перелез через забор.
В другой раз попался на глаза, плетясь позади своего отделения, патрулю. Пришлось ночевать на губе. После гауптвахты сам командир полка объявил ему ещё пять суток ареста. Но ефрейторского звания не лишил – отделение всегда перевыполняло план. Зато командир роты лишил его права получать наличными четверть от заработка – пусть всё, кроме положенных четырёх рублей, идет Дмитриеву на книжку. Впрочем Шурик не горевал, давно зная, как можно заработать и себе, и товарищам. Новый год только его отделение праздновало запасенной водкой, которую, зная, что будет шмон, залили в… трубки коек второго яруса. Самого Шурика почти всем отделением под утро затащили на койку из туалета, где он сладко заснул у окна, а проснувшись, спрашивал про какую-то стружку.
Перед увольнением в запас начальник штаба полка попрощался со всеми командирами отделений, сержантами, а то и старшими, только ефрейтору Дмитриеву не пожал руку, сказав на прощание обидно:
- А тебе на гражданке надо подумать о своем поведении. Там наших строгостей нет.
Устроился после демобилизации хорошо – мастером на шлифовальный участок, где старшим мастером оказался Виктор Ермолаев. Он же его и прикрыл перед начальником цеха, когда Дмитриев через два месяца пришёл на участок с опозданием на час. Ещё через две недели прикрыл и прогул, но с условием, что в субботу отвезёт его в соседний город к знакомому врачу, который своими методами умеет отвращать людей от пьянства.
- Пить больше не буду, - пообещал он Виктору и маме.
Накануне поездки в соседний город постригся «под Котовского», сходил потом в баню, заглянув и в сауну, выдержав, гладя на других парильщиков, жар, даже попросил у одного из них веник.
То ли врач помог, то ли стыдливость перед товарищем и мамой, то ли возобновленные встречи с Ниночкой, которая недавно разошлась с мужем, хорошо, что детей ещё не успели завести, но Шурик вообще не выпивал до свадьбы. И на второй день, сидя за столом рядом с Ниночкой, только ограничивался минералкой. А вот на третий, в воскресение, не утерпел.
- Сколько раз я тебя буду прощать, - изругал пришедшего во вторник на работу Дмитриева Усков.- Может это тебя образумит: приказ начальника цеха о переводе тебя в наладчики прессового участка.
Отдал в раздевалке два своих шкафчика новенькому мастеру, а сам перебрался в раздевалку соседнего участка, где ему нашли покореженный шкаф и задрипанную спецовку наладчика. Там, в раздевалке его и «обмыли» наладчики, когда Шурик после первой зарплаты богато проставился: три бутылки на пятерых. В раздевалке и заночевал, послав за спиртной добавкой наладчиков второй смены.
Наутро туда к нему пришли начальник прежнего участка Ермолаев и недавно назначенный начальником техотдела цеха Валентин Усков, оба они попросили не позорить коллектив и старых товарищей и уволиться по собственному желанию. Даже заявление за него написали красивым почерком, заранее предполагая, что у наладчика будут дрожать руки. Шурик согласился, только денег попросил взаймы. Вот в этот ему отказали.
- Пить больше не буду! – твёрдо обещал он, придя домой, маме и жене.
Денег на похмелье они ему тоже не дали.
Терпел он до вечера, вспомнив вдруг про Тимофея Ильича. Тихий алкоголик обрадовался появлению знакомца, даже сам сказал, что сбегает за «Столичной», но Шурик отказался, попросил взаймы денег, чтобы хватило на стрижку, сауну и новые рубашку и брюки – после свадьбы гардероб он не обновлял.
- Хочу начать новую жизнь, - объяснил он Ильичу.
- Я всё не привыкну к ельцинским деньгам и ценам, - спросил хозяин, доставая из шкатулки тысячные купюры, - сколько тебе надо, десяти бумажек хватит? А намерение твое одобряю. Отдашь, когда сможешь.
Устроился Шурик сварщиком на соседний завод, с трёх получек возвратил Ильичу долг, мама, убедившись, что в этот раз сын держит слово, ушла жить на другой конец города к одинокой теперь старшей сестре, ушедшей на пенсию с поста заведующей больничным отделением, обещав забеременевшей Ниночке, что обязательно будет помогать ей после родов.
Трезво встретил Ниночку из роддома, а когда родственники и знакомые пришли и принесли на «зубок» не только подарки новорожденной Алле, но выпивки на стол родителям, Шурик пригубил портвейна, в следующее воскресение поставил «Московскую» соседям…
Через неделю случился первый в его жизни запой. Лишь на третий день не пришел, а приполз домой из соседней общаги в испачканных брюках и застегнутом на все пуговицы пиджаке и неизвестно тогда, как он по тропе пластуна умудрился изорвать рубашку.
Утром Ниночка собиралась уходить к своим родителям.
- Больше не буду! - валялся у неё в ногах супруг-обманщик.
На следующее утро пошёл в парикмахерскую, потом в сауну, новый костюм и две рубашки купила сама Ниночка, не доверяя ему денег.
Верный данному слову, Шурик авансы и получки отдавал до рубля Ниночке, чтобы не было соблазна, не брал ни червонца на обед, зато и домой с работы не задерживался, не ходил, и Ниночка поневоле тоже, в гости, не отвечал на приветствия товарищей.
Второй запой случился через полгода - и на неделю. Нина с Аллой ушла к своей маме, взяв все свои вещи, зато от старшей сестры вернулась мама: кто же будет глядеть за блудным сыночком.
Недоглядела: устроился калильщиком, работа по скользящему непрерывному графику, в субботу-воскресение он обычно на смене в термичке – не до пьянок. Наклюкался в один из будних дней с каким-то незнакомцем в парке. По дороге домой упал, сломал руку. Больничный брать не стал, стыдно. Уволился. Сняли гипс, устроился на стройку в бригаду подсобников, выпил раз, выпил два, на третий, уходя последним, только сторож в бытовке остался, упал в траншею, сломал ногу. Гипс сняли, устроился на работу на ту же стройку.
Но мама больше терпеть не стала, договорилась через старшую сестру со знакомой врачихой, чтобы его пролечили.
- Ты уж подожди до очередной пьянки, чтобы лечение было эффективным, мы его, неопохмеленного, отвезем к себе на «скорой помощи», - посоветовала Марье заведующая отделением.
Выслушав историю тихих пьянок её сына, когда-то здоровяка, ныне хоть и широкоплечего, но тощего, она всерьёз решила помочь Александру Дмитриеву. Ведь не бомж какой, техникум за плечами, работящий, когда трезвый, стыдливо-совестливый. Но слабохарактерный. Ведь сам верит, что больше пить, раз обещал, не будет. Друзья-то его политех успели окончить, один начальник цеха, другой главный технолог завода.
Ждать пришлось недолго, мать и не препятствовала новому запою. Домой его не привели, а принесли бывший одноклассник Спирька-Спичка с супругой. Оказывается, шли они мимо их общежития, увидели ползущего по снегу, почему-то в стороне от расчищенного тротуара, Шурика. Он узнал Спичку и, чуть ворочая языком, попросил, чтобы тот отнёс его домой – сам идти не может: рука и нога сломаны. Слава Богу, что это ему по пьянке померещилось, всё цело, лишь фонарь под левым глазом: кто-то от души вдарил.
В больницу привезли на «скорой». Сама заведующая отделением взялась лечить, ставя больному капельницы с каким-то особым раствором. В первый день сменила три подряд пузырька. После Шурику захотелось в туалет, а он с койки-то еле встал, ноги не держат, пришлось, извиняясь перед однопалатниками, попросить утку, да и ту поднял к самой ширинке, чтобы не набрызгать. Ночью опять захотелось в туалет, но ведь не дойдет же. Нащупал на тумбочке пустую литровую банку, дрожащими руками поставил её на стол и, убедившись, что все спят, облегчился, не пролив мимо ни капли. Сил хватило, чтобы спрятать ту банку под кровать. Окончательно в себя пришел лишь на четвёртый день, от новости, сказанной соседом, уходившим из палаты после вечерней инъекции ночевать домой:
- В нашем подъезде тихий алкоголик Тимофей Ильич умер, обнаружили спустя неделю после кончины: из квартиры плохо стало пахнуть.
После выписки сильно похудевший Шурик ещё неделю отъедался дома. Мать рассказала последние заводские новости.
- Виктор Афанасьевич Ермолаев теперь заместитель исполнительного директора по производству, Валентин Кондратьевич Усков – главный инженер, а тебя недавно принес на руках заместитель генерального по персоналу Спиридон Семенович Спичкин. Сходил бы ты, Александр Александрович, к кому их них, может, устроят на хорошую работу, ты же в мастерах когда-то был.
- Нет, на мастера не согласен, не командный у меня теперь характер. Я бы в наладчики согласился.
Кое-как уговорил в кадрах взять его наладчиком. В деле старался, замечаний к нему не было. Его даже сократили из наладчиков самым последним: новый владелец контрольного пакета акций потребовал, раз уменьшается оборонный заказ, неустанно заниматься оптимизацией производства. В первую очередь она коснулась ликвидации горячей штамповки и половины холодной. Все нужные несколько тяжелых прессов перемонтировали в соседний цех, чтобы опустевшее помещение сдать в аренду.
В центре занятости Шурик познакомился с таким же бедолагой, второй месяц ищущим работу. Выпили с безработного горя на лавочке какой-то бормотухи, Дмитриев пригласил бедолагу к себе, наскребя на «Путинку». Гость не остался в долгу, сбегал за полторашкой пива и каким-то странным сухим вином в литровом пакете.
Мария в тот день ухаживала за заболевшей старшей сестрой, пришла домой рано утром. На кухне головой под столом, подрагивая ногой, спал какой-то мужик. Шурик больше двух лет не выпивавший, опять, видно, запил. Он спал, прислонившись к холодильнику, неестественно запрокинув голову. Лицо было фиолетово-серым, холодным...
3
Ермолаев с Усковым возвращались на «Волге» на завод из конторы монтажного управления.
- Посмотри, вон пузан Спичкин идёт с обеда, какой-то усталый. Давай его прихватим, - заметил пешехода Кондратьевич.
Афанасьевич, затормозив машину, посигналил.
- Садись, довезём. Почему такой хмурый? Жена плохо накормила?
- Шел мимо общаги, постоял при выносе знакомого ещё со школы и нашего двора. Какой в детстве здоровяга был! И вот на тебе! Три дня назад умер. Да вы его знаете – Шурик Дмитриев.
- Учились вместе в одной группе. Кстати, вот как раз втроем ещё на первом курсе и выпивать приохотились. Но я вовремя остановился, даже не из-за ругани родителей, а когда начал писать дипломную работу, так увлекся, так увлекся, что вообще не до гулянок было. Потом на основе моей работы уже на заводе, когда ещё технологом был, подал первое рацпредложение.
- Вот как главные инженеры получаются! – пошутил Ермолаев.- А я единственный раз в жизни напился: на своих проводах в армию. Пришел в себя в Дзержинске, в пересыльном пункте. Служил во внутренних войсках, спортом занимался, в свободное время на втором году службы стал к экзаменам в политех готовиться, на вечернем отделении познакомился с Валюхой. Теперь позволяю изредка в хорошей компании рюмочку коньячку или фужер шампанского, больше ни-ни.
- Ну, мужики, вы даёте! А я даже и «ни-ни» не пробовал. Насмотрелся, когда ещё в общежитии жил, на пьянки своего отца и соседей. Правда, когда первую квартиру получили, отец выпивать почти перестал, но мне детских впечатлений на всю жизнь хватило... Да, жаль Шурика, какие надежды в юности подавал. Я всё завидовал его спортивной фигуре, сам-то я хлюпик был, это сейчас с таким животищем...
«Волга» остановилась у проходной.
- Вот вам ещё один пример зря растраченной жизни. Я же персоналом занимаюсь, все кадры знаю. Видите подметалу ворот? Это Юрка Соснихин. Хорошо начинал на заводе: инженер, начальник техбюро, заместитель начальника цеха, в начальниках цеха один день побывал... Неделю отмечал новое назначение. А потом всё вниз и вниз, того и гляди, что и метлу у него отберут.