В маленькой без окон аппаратной телецентра Останкино, мы сидим с Тимофеем Баженовым, пялимся в монитор, отсматриваем куски рабочего материала к программе «Рейтинг Баженова», что идет на канале «Россия -2». Раскисшие от дождей проселки, где вязнет по фары джип, мелькнувшая в кустах морда волка, линии электропередачи, уходящие несуразными железобетонными буквами «Л» в тревожную от низких облаков даль. Рыси, медведи, сурки и совы, белки и куропатки, гнезда и норы, парашюты и отвесные скалы — все это является предметом его дотошных исследований. Причем не отстраненным, не закадровым…
Баженов и группа отважных товарищей днями и ночами, по несколько суток, проводят в засадах, чтоб обнаружить, допустим, матерого волка, приблизиться к нему, посмотреть в глаза, почувствовать, ощутить. Изготавливают ловушки для сурка, встреченного когда-то, у него неправильный прикус, и это грозит ему верной гибелью, если не стачивать зубы каждый год. Вот они каждую осень и ездят — зубы сурку стачивают. Говоря в двух общих словах, снимают неподдельное, экстремальное кино о возможностях человека и возможностях дикого зверя, об их взаимоотношениях и том, что мир, если его не бояться и относиться с открытым сердцем — гораздо больше и разнообразнее, чем кажется.
На экране Баженов, ломая сухие будылины татарника, идет по опушке леса, попутно рассказывая о гадюке. О том, что почти все укусы человек получал тогда, когда, обнаружив ее, пытался убить или поймать. Он демонстрирует, как. Получает ожог ядовитым зубом в руку. «Змея оказалась очень быстрой, а я оказался очень глупым», — говорит он в камеру и продолжает. «Сейчас у меня наблюдается некоторое головокружение, слабость в ногах». Затем отсасывает яд, делает себе укол, перевязывает бинтом. Внешне ведущий напоминает военного – берцы, штаны цвета хаки со множеством карманов, армейская куртка, татуировки, походная щетина. Это, говорит он, для удобства в путешествиях а, впрочем, и некоторый отпечаток, что ли, энтэвэшного корреспондентского прошлого, когда делал репортажи из различных горячих точек.
— На НТВ я помню «Сказки Баженова», которые каждую субботу в 7 утра на полную мощь включала моя дочь.
— Перед сказками на том же канале была еще программа о животных «Дикий мир», — говорит Тимофей. — За годы ее существования мы натащили из лесов разных подранков, которые в дикой природе уже существовать не могли. Некоторых я поселил у себя дома, кого-то взяли операторы, часть жила на нашей загородной съемочной базе. С каждым путешествием их становилось все больше и больше, вырос целый зоопарк ,который нужно было кормить. Звери к тому времени полностью очеловечились, и мы часто говорили, что это уже настоящий цирк. Тогда пришла в голову идея сделать так, чтоб люди на это смотрели, а зверьки бы сами зарабатывали себе на еду. Мы сделали такие маленькие спектакли для детей, где я, как Оле Лукойе с бородой рассказывал сказки, а звери их иллюстрировали. Мне нравится борода, и вообще я считаю, что если Бог сделал так, что у мужика растет борода, а у женщины нет, значит, это зачем-то придумано. Все декорации к сказкам мы делали сами. Их стало так много, что негде было хранить. И сейчас на базах наших в Волоколамском районе и под Черноголовкой стоят сотни разных звериных домиков, маленьких транспортных средств, целые мышиные деревни, самый настоящий волшебный лес.
— А как возник «Рейтинг Баженова»?
— Мне поступило предложение от канала «Россия» делать более жесткую версию программы о животных, для взрослых. Она отличается от того, что снимали ранее. Скажем, в ней прибавлялся элемент некоторого шоу, но шоу довольно серьезного. Тут мы используем навыки, которые я приобрел, проводя свою молодость в разных зонах боевых действий. Ну, например, мы показываем, как действовать, если не раскрылся парашют. Что делать, если вы оказались на отвесной стене без страховки. Что можно съесть в лесу, чтобы не умереть с голоду. И все это в походах за каким-нибудь опасным зверем, дабы рассказать о нем. Не скрою, есть среди блюд, которые я ем, противные, в том числе и для меня. Но концепция программы подразумевает демонстрацию тех возможностей, которые предоставлены человеку, и в особенности мужчине.
— Как долго готовятся ваши экспедиции? Изучаете ли вы, обложившись справочниками, книжками, перед этим характер, повадки того зверя, которого едете снимать?
— Видите ли, какое дело, мы занимаемся съемками зверей много лет. Все мы имеем специальное образование. Мы представляем, как ведут себя те или иные зверьки, где их искать и на что можно рассчитывать. Другое дело, что из этого получится. Можно сорваться и за день получить результат, а можно готовиться полгода и приехать ни с чем. Это же не художественное кино. Анималистика потому и считается сложным и дорогим жанром, что связана с длительным ожиданием. Вот, например, один из наших операторов, вынужден был лежать в ледяной берлоге по 30—50 часов, не шевелясь. Ни курить, ни кашлянуть нельзя было. За это видео заплачено серьезными обморожениями. Это тяжелая мужская работа, а операторы настоящие герои. Что касается «Рейтинга Баженова», то здесь все больше усложняется. Это не только ожидание, а и некоторое искусство возможности вступить в контакт, подойти к дикому зверю на минимальное расстояние. При этом мне приходится разговаривать в кадре, произносить законченные, имеющие смысл предложения. В кадре, а не за кадром, не сидя в студии, а находясь на территории, принадлежащей моим героям.
— Вероятно, по этой причине некоторые злые языки утверждают, что вы до сих пор снимаете сказки, где-то на просторах зоопарков.
— Думаю, причина не в этом. А в том, что мои румяные критики сами вряд ли решатся пройти моими дорогами. Может быть, дело в зависти... Но мне это неинтересно. Хотя особенным храбрецам могу предложить поехать к ручным волкам. Пойти потрогать их руками. Однажды на съемках сказок у нас дрессированный волк укусил рабочего сцены. Отхватил ему полкисти за полсекунды. Иногда и с ручным зверем бывает весьма трудно договориться. А найти общий язык с диким животным куда сложнее. Потому и передач таких больше нет. Многим кажется, что если они в лесу зверей не видели. Значит, звери не существуют вовсе, или живут только в зоопарках. Отвечу так: искать нужно лучше. Ведь тут вот какая штука. Кто-то идет в лес и ничего не видит, или идет убивать зверя. Мы идем дружить и общаться. За пятнадцать лет съемок ни одно животное не пострадало и, думаю, не пострадает никогда. Чего не скажешь о людях. За тридцать серий этой программы я был раз в сто больше покусан, чем за триста серий, которые делались для НТВ.
— Возите ли вы с собой на всякий случай какое-нибудь оружие?
— Нет. Наше главное оружие — доброта. Главное, чувствовать зверя, не дразнить понапрасну. Тогда тебе будет удача. У нас белый медведь нюхал объектив. И все остались довольны. И медведь, и оператор. Вообще, белые медведи — существа замечательные и непосредственные. Они никогда не замышляют ничего недоброго, они просто уверены, что весь мир для них. Я считаю, именно так себя нужно вести и человеку. И в то же время они уважают позицию других, с ними достаточно легко договориться. Я так близко подходил к ним… с бурым никогда бы не решился проделать подобный трюк. Есть грань, которую не стоит перешагивать.
— За годы работы у вас наверняка появилось много уникальных необычных кадров?
— Смею предположить, что ни у кого нет съемок рожающей рыси, у нас имеются. Вряд ли у кого-то есть съемки укуса змеи, снятого из-под кожи.Это главная проблема современной оптики и вопрос кинематографа. Съемки в непрозрачных средах. Мы с помощью некоторых технических нововведений получили изображение, как зубы змеи протыкают человеческую кожу, как по капиллярам разливается яд и что происходит с текстурой сосудов в момент распространения яда. Снежные барсы. Или вот белый медведь. Кадры, как этот зверь заходит в домик и как мать кормит медвежонка грудью. Есть удивительные съемки, как бурый медведь ложится в берлогу и сосет лапу.
На экране Баженов в валенках, шапке и ватнике стоит над заснеженной рекой. Произносит текст: «Я человек прямой. Спрашивали, где раки зимуют? Сейчас попробую покажу». Спускается с отрога, утопая в сугробах, разгребает снег, орудует топором, делая прорубь. Затем уходит совершенно без страховки под лед, через минуту появляется. Не нашел. И еще раз. Наконец выныривает с крохотным раком, тот шевелит клешнями у Баженова на лысой голове порядочное рассечение (рана ото льда), он произносит: «Вот там они и зимуют. Судя по всему, самец». Просит рака помахать зрителям лапкой, что рак немедленно и исполняет. Отпускает, бежит к костру. Отжимает трусы, от него валит пар. Проникновенный и в то же время с неким с подтруниванием над собой текст во время того или иного действия — это, конечно, прием типичный. Но то, как вкусно Баженов это делает, сооружая, допустим, палатку или извлекая из багажника гамак, ведро, сачок — этому вряд ли можно научиться. Впрочем, с той же долей теплоты, без единого матюга, он может наговорить три с половиной минуты монолога в тот период, когда какой-нибудь зверь отгрызает ему палец.
— Тимофей, а чего в этом намеренном безрассудстве все-таки больше, шоу или желания рассказать о звере то, что до этого момента знали только те, кто из лесов не вернулся. А вы возвращаетесь каким-то чудом и рассказываете об этом общении?
— Глупо было говорить, что все это только ради рейтинга и денег, да? Это и не так. Хотя не без того, конечно. В том, что мы делаем очень много любви, которую канал нам позволяет проявлять. Любви прежде всего к России. Наверное, кому-то эти слова покажутся притянутыми за уши, излишне пафосными. Не понимаю, почему обязательно нужно об этом говорить, как бы стесняясь, иронизируя и ерничая. Дело в том, что в России я чувствую себя дома. И я чувствую себя дома в русском лесу. Я люблю Россию. Уверен, если наступить на горло городским привычкам, если наступить на горло лишней социализированности, то родина начнет любить тебя так, как она это умеет. Не словами поэтов, образами художников, а своей земляной любовью. Это так просто, но мы все время усложняем. Ведь посмотрите, как ведет себя, например, раненый волк в отношении тех, кто в него выстрелил. Там чаще всего ведь нет истерики. Те болевые ощущения, которые испытывает он, не затмевают ему разум, достоинство и желание оберегать своих близких, тот мир, в котором оно появилось на свет. Вот так же и я стараюсь вести себя. Может, это покажется странным, но я получаю удовольствие от той еды, которую я ем там (включая кузнечиков, мышей и червяков). Потому что в тех условиях, в которых я оказываюсь, она гораздо уместнее, нежели бутерброды. Тухлое мясо, найденное в схронах хищников, приготовленное мною на костре, дает мне гораздо больше сил там, чем консервы. Возможно, мобилизуются какие-то внутренние ресурсы человека, но я лучше понимаю тех хищников после такого завтрака. Конечно, я пока не могу знать, что творится у зверей в голове, и что они используют вместо мобильных телефонов, но я ощущаю биение их сердец и люблю все больше и больше. Приближаясь к той земле, на которой мы родились, приближаясь к тому миру, который пока еще не погублен человеком и залечивает, зализывает себя сам, ты начинаешь ощущать себя частью этого огромного мира. В этот момент ты кожей чувствуешь, как он распространяет в твой адрес бесконечную доброту, не скупясь, дарит тебе то, что не вмещается в слова. И не надо водки, потому что ты и так пьян. А потом наступает такой же приятный момент возвращения к людям, которых ты любишь.