Я - Ктулху, автор Нил Гейман

Полковник
Я – Ктулху,
Или
Что такая щупальцеликая тварь делает в таком затонувшем городе (47° 9' южной широты,  126° 43' западной долготы)?
Автор: Нил Гейман

I
Ктулху, называют меня. Великий Ктулху.
Все произносят мое имя неправильно.
Ты записываешь? Дословно? Хорошо. С чего мне начать… мммм…
Ну ладно. Начало. Записывай, Уотли.
Мои безымянные родители породили меня бессчетные эоны назад, в темной мгле Кххаа'йнгаиих (нет, я понятия не имею, как это правильно пишется – пиши, как слышится), под нарождающейся луной. Естественно то была не луна этой планеты, то была настоящая луна. Бывали ночи, когда она заполняла полнеба, и когда она восходила, капли алой крови стекали по ее раздувшемуся лику, оставляя красные следы, и в зените она заливала болота и башни мертвенным кровавым светом.
Вот это были дни…
Хотя, скорее, все-таки ночи. У нас было что-то вроде солнца, но уже тогда оно было очень старым. Я помню, в ту ночь, когда оно, наконец, взорвалось, мы все выползли на пляж посмотреть. Но я забегаю вперед.
Я не помню родителей.
Мой отец был пожран моей матерью, как только он оплодотворил её. А она, в свою очередь, была пожрана мной при рождении. Это моё самое первое воспоминание. Я, извиваясь, выползаю из неё, ощущая её прогорклый вкус на своих щупальцах.
Не смотри на меня так, Уотли. Знаешь, по мне вы, люди, тоже отвратительны.
Кстати, кто-нибудь покормил шоггота? Мне показалось, он где-то бубнил…
Мои первые тысячелетия прошли в этих болотах. Естественно, мне там не сильно нравилось, поскольку цвет у меня был как у молодой форели, а размер – где-то четыре ваших фута. Практически все мое времяпрепровождение заключалось в том, чтобы подкрадываться к тварям и пожирать их, а также следить, чтобы ко мне не подкрались и не пожрали.
Так проходила моя юность.
А потом однажды – по-моему, во вторник – вдруг обнаружилось, что в жизни есть кое-что еще, кроме еды. (Что? Секс? Конечно, нет! Этой стадии я достигну только после следующей спячки; ваша жалкая планетка к тому времени давно остынет.)
В тот вторник мой дядюшка Хастур приполз в мою часть болота с сомкнутыми челюстями. Это означало, что в этот раз он не собирается мной закусить, и мы можем поговорить.
Знаешь, Уотли, это идиотский вопрос даже для тебя. Разве я использую хоть один из своих ртов для того, чтобы говорить с тобой?
Ладно, продолжаем. Еще один такой вопрос, и я найду кого-нибудь другого для записи моих воспоминаний. А ты пойдешь на корм шогготу.
- Мы тут собираемся выбраться куда-нибудь, - сказал мне Хастур, - Не хочешь составить нам компанию?
- Мы? Кто это – мы?
- Ну я, Азатот, Йог-Сотот, Ньярлатотеп, Цатоггхуа, Йа! Шаб-Нигурат, молодой Йуггот, и еще парочка ребят. (Это вольный перевод, Уотли. Большинство из них были без-, дву- или три-полыми, а у старой Йа! Шаб-Ниггурат к тому времени по слухам уже было под тысячу отпрысков. Эта ветвь нашего рода никогда не знала меры.)
- Короче, мы отправляемся, и решили узнать, не хочешь ли ты тоже повеселиться?
Его вопрос заставил меня задуматься. По правде говоря, мне не очень нравились мои кузены, а из-за какого-то жуткого пространственно искажения мне вдобавок всегда было проблематично видеть их четко. Они вроде как расплывались по краям, а у некоторых из них – особенно у Сабаота – было чертовски много краёв.
Но молодость и жажда приключений взяли верх.
«Должно же быть в жизни что-то ещё кроме этого!» - была моя мысль в тот момент. Вокруг меня клубились восхитительно пахнущие разложением болотные миазмы, а надо мной кружили и скрежетали нгау-нгау и зитадоры. Как ты уже догадался, мой ответ был «да!», и мы с Хастуром поползли туда, где ждали остальные. Я помню, мы всю следующую луну обсуждали, куда нам отправиться. Азатот все рвался к далеким Шаггаи, а Ньярлатотеп зациклился на Неназываемом Месте (До сих пор понятия не имею, почему. По-моему они всегда закрыты.) Мне, в общем-то, было всё равно, Уотли. Побольше сырости и этого непонятного ощущения, что здесь что-то не так – и я уже чувствую себя как дома. Но последнее слово, как всегда, осталось за Йог-Сототом, и мы отправились в это пространство.
Ты ведь знаешь Йог-Сотота, мой маленький двуногий зверек?
Ага, даже слишком хорошо…
Он открыл нам путь сюда.
Честно говоря, особых восторгов по поводу этого места у меня тогда не было. И сейчас нет. Если б мы знали, сколько неприятностей нас тут ждет - вряд ли бы сюда сунулись. Но мы тогда были молоды…
Я помню, нашей первой остановкой была сумеречная Каркоза. Это место меня поначалу пугало до усрачки. Это сейчас я могу смотреть на вас без содрогания, а тогда все эти люди, без чешуи или псевдоподий, вгоняли меня в дрожь.
Король в Жёлтом был первым, с кем мне удалось сойтись.
Король оборванцев. Ты его знаешь? Он упоминается на 704-й странице полного издания Некрономикона. И по-моему у этого идиота Принна что-то есть про него в «Де Вермис Мистериис». Ну и конечно у Чамберса.
Вполне прикольный чувак, когда привыкнешь к нему.
Он то и подал мне идею.
- Какого неназываемого черта можно делать в этом ужасном измерении?! – как-то раз вырвалось у меня. Он засмеялся.
- Когда я только пришел сюда, будучи всего лишь цветом в пространстве, я тоже задался этим вопросом. Но потом я обнаружил, как прикольно завоевывать эти странные миры, подчинять их обитателей, заставлять их бояться тебя и поклоняться тебе. Это такая ржака! Хотя конечно Древним это не нравится.
- Каким древним?
- Не, не древним, а Древним. С большой буквы. Стрёмные парни. Выглядят как бочки с морскими звездами вместо голов. И со здоровыми перепончатыми крыльями – чтобы летать через пространство.
- Летать через пространство? Летать?! – это меня шокировало. Мне в голову не приходило, что в наше время кто-то еще летает. Зачем, когда можно слугглить? Понятно, почему их называют древними. То есть, пардон, Древними.
- И что ещё делают эти Древние?
(Я потом объясню тебе как слугглить, Уотли. Хотя, наверное, это бессмысленно. У тебя ведь нет внаиснгханга. Хотя возможно сойдут и бадминтонные ракетки.) (На чём мы остановились? А, ну да.)
- Да, в общем-то, ничего, - ответил Король. – Просто им не нравится, когда кто-то ещё делает то же самое.
Это вызвало у меня непроизвольные конвульсии и размахивания щупальцами. У нас они означают «Терпеть не могу таких уродов», но боюсь, Король не понял меня.
- А ты знаешь какие-нибудь места, которые стоит покорить?
Король довольно неопределенно махнул рукой в сторону маленькой кучки тусклых звезд.
- Вон там есть одно, которое тебе может понравиться, - сказал он. – Земля называется. Немного далековато, зато просторно.
Тупой придурок…
На сегодня всё, Уотли.
Когда будешь уходить, скажи там кому-нибудь, чтоб покормили шоггота.

II
Что, уже пора, Уотли?
Не задавай глупых вопросов. Я помню, что ты был призван мною. С памятью у меня всё в порядке.
Ф'нглуи мгв'навх Ктулху Р'льех вгах'нагл фтагн.
Ты ведь знаешь, что это означает?
В своем доме в Р'льехе в мертвом сне ожидает Ктулху.
Немного преувеличено, хотя последнее время я и правда чувствую себя не очень хорошо.
Это была шутка, одноголовый, шутка. Ты всё записываешь? Хорошо. Продолжай записывать. Я помню на чём мы остановились вчера.
Р'льех.
Земля.
Вот пример, как меняется язык, значения слов. Расплывчатость. Терпеть не могу! Когда-то Р'льех означал Землю, или по крайней мере её влажную часть - ту, что была моей. А теперь это всего лишь этот мой маленький домик на 47° 9' южной широты,  126° 43' западной долготы.
Или Древние. Теперь нас называют Древними. Или даже Великими Древними. Как будто мы и те бочкообразные парни – одно и то же.
Расплывчатость.
В дни моего прихода на Землю она была гораздо более влажной, чем сейчас. Замечательное было место, с морями густыми как суп. И у меня сразу получилось сойтись с местными. Дагон и его ребята (теперь я использую это слово в буквальном смысле). В те далекие времена мы все жили в воде. И прошло меньше времени, чем потребуется тебе, чтобы сказать «Ктулху фтагн», как они уже строили, порабощали и готовили пищу для меня. Ну и сами шли в пищу, конечно.
Кстати, все хотелось тебе рассказать одну историю. Настоящую.
В общем, по морю плывет корабль. Тихоокеанский круиз. И на корабле фокусник, развлекает пассажиров. А еще попугай. И попугай всё время портит ему выступление. Как портит? А он каждый раз объясняет, как делается фокус – вот как. Ну типа «Он это из рукава достал», или «У него карты крапленые», или «Там второе дно».
Фокуснику это, понятно, не нравится.
Наконец приходит время заключительного, самого крутого фокуса.
Он объявляет его.
Закатывает рукава.
Взмахивает руками.
И в этот момент корабль встает на дыбы и заваливается на борт.
Потому что под ним поднялся из глубин затонувший Р'льех. И орды моих слуг, ужасных рыбо-людей, карабкаются на корабль со всех сторон, хватают пассажиров и команду и утаскивают их на дно.
Р'льех снова опускается под воду, в ожидании времён, когда я восстану ото сна и буду править снова.
Уцепившись за балку, в опустевшем океане плавает фокусник, совсем один – мои двоякодышащие полудурки пропустили его, за что потом жестоко поплатились. И вдруг, в вышине над собой он видит какое-то зелёное пятнышко. Оно снижается, и он видит, что это тот самый попугай. Попугай садится на балку, склоняет голову на бок, долго рассматривает фокусника, и спрашивает: «Ну ладно, сдаюсь. Как ты это сделал?»
Конечно, всё это было по правде, Уотли.
Я ведь Ктулху, чёрная тень, приползшая с тёмных звезд ещё в те времена, когда самые древние ваши кошмары агукали в своих колыбельках, ждущая, когда звёзды сойдутся и возвестят мой выход из дворца-гробницы, чтобы вознаградить верных мне и восстановить моё правление, и научить вас восхитительным и похотливым наслаждениям смерти и разврата. Думаешь, я буду врать тебе?
Больно мне надо.
Заткнись, Уотли, и не перебивай меня. Мне плевать, где ты это уже слышал.
Мы славно веселились тогда - бойня и разрушение, жертвоприношения и проклятия, повсюду слизь, ихор и гной, и отвратительные игры без названия. Еда и веселье. Это была одна нескончаемая вечеринка, и всем она нравилась. Ну кроме тех, кто оказывался насаженным на палку между сыром и ананасом.
Да, тогда на земле жили гиганты.
Это не могло продолжаться вечно.
Они спустились с небес на своих перепончатых крыльях, со своими правилами, установлениями и процедурами, и Дхо-Хна знает сколькими формами которые нужно заполнить в пяти экземплярах. Толпа тупых маленьких бюрократов. Да от одного их вида уже всё становилось ясно: Пятиконечные головы! На кого из них не взглянешь – у каждого ровно пять рук, лучей, или как их там, на голове (при чём голова у всех на одном и том же месте). Ни у одного не хватило воображения вырастить себе три руки, или шесть, и сто две. Всегда только пять!
Я не имею ничего против твоей пятиконечности, Уотли.
Мы не ужились.
Им не понравилась моя вечеринка.
Они стучали в стену (метафорически). Мы не обращали внимание. Они злились. Ругались. Пакостили. Дрались. Окей, сказали мы, хотите море – получайте море, вы, звездоголовые бочки. Мы перебрались на сушу – в то время она была весьма болотистой – и воздвигли гигантские монолитные здания, затмившие горы. Знаешь, что убило динозавров, Уотли? Мы. Во время одного из выездов на шашлыки.
Но эти звездоголовые зануды никак не хотели оставить нас в покое. Они решили передвинуть планету поближе к солнцу – или подальше от солнца? - такие мелкие детали меня никогда особо не интересовали. Все, что я помню после – мы вдруг снова оказались в океане.
Тебе смешно.
Город Древних тоже огрёб. Они ненавидели сухость и холод, и все их создания тоже. И вдруг они оказались в Антарктиде, сухой как кость и холодной как затерянные равнины трижды проклятого Ленга.
На этом кончается сегодняшний урок, Уотли.
И будь любезен скажи кому-нибудь, чтобы покормили этого долбанного шоггота!

III
(Профессор Армитаж и профессор Уилмарт, основываясь на анализе текста и длине  предшествующих глав, полагают, что в этом в рукописи отсутствуют по меньшей мере три страницы. Я согласен с ними).
Звезды переменились, Уотли.
Представь, что твою голову отделили от тела, превратив в моргающий и хрипящий кусок плоти на холодной мраморной плите. Вот как мы себя чувствовали. Вечеринка была окончена.
Это убило нас.
Так что мы ждем теперь здесь, внизу.
Мрачно, да?
Ничуть. К черту мрачность. Я умею ждать.
Я сижу здесь, погрузившись в смерть и мечты, глядя как муравьиные империи людишек возносятся и падают, громоздятся и рушатся.
Однажды – возможно, это будет завтра, а может быть спустя столько завтра, что твой жалкий умишко не в состоянии вместить такое число – звезды в небесах сойдутся и возвестят наше время, время разрушения: я восстану из глубин, и снова буду править этим миром.
Погромы и попойки, кровавая пища и испражнения, вечный мрак и кошмар, и крики мертвых и нежити, и песнопения верных мне.
А потом?
Я покину это измерение, когда этот мир превратится в холодный булыжник, вращающийся вокруг погасшего солнца. Я вернусь к себе, где кровь капает ночами с лика луны, таращащейся с неба как глаз утонувшего моряка, и залягу в спячку.
Потом я буду спариваться, а потом я почувствую какое-то шевеление внутри, и наконец почувствую, как мой малыш прогрызает себе путь наружу, к свету, как я прогрызала когда-то. 
Хммм…
Ты записываешь, Уотли?
Хорошо.
Ну, вот и всё. Конец. История завершена.
Угадай, что мы сейчас будем делать? Правильно.
Мы пойдём кормить шоггота.