Inspired by NLC 6.0
Давным-давно, когда Жаба на нашем болоте ещё не было, жил в его каморушке один торговец. Имя у него странное было, из питейного заведения и архитектурного сооружения состоявшее. Бармост его, чтоль, звали… Ну да, как-то так. Торговец, в принципе, как торговец. Но однажды то ли ножек куриных переел, то ли со стула грохнулся, но пришла ему в голову мысля такая: что деньги, мол, ничто, а артефакты, вроде как, всё. И мысль сия им так завладела, что ввёл он новое правило: за деньги, говорит, добро по-прежнему толкаю, но всё сколько-либо стоящее – только в обмен на артефакты. Даже этот, как его, прайс каллиграфическим почерком написал да на дверь подвесил. Мужики подошли, посмотрели, почесали репы, нацарапали карандашиком несколько слов нехороших и пошли за хабаром. А куда деваться-то? Хоть на шпагат сядь, а торговцев, считай, можно по пальцам руки посчитать, да ещё место останется. Не нравятся правила одного – чеши к другому. А Зона большая, по ней просто так не почешешь пробором. Мужики, конечно, ворчали, что теперя зады от деревни приходится отрывать почаще, но терпели. Потому что Бармост, или как его там, хоть и тронулся, но остатком рассудка догадался по-прежнему толкать водяру за валюту. Иначе раскулачили бы, болезного.
Ну так вот. Вернулся как-то с ходки Юрий. Дальняя ходка была, очень дальняя. Так глубоко забрался, как и сейчас мало кто сможет. И принёс с собой Юрий хабар невиданный, драгоценный. Артефактов – полный мешок, и всё – как на подбор, самые ценные! Надо бы, казалось, гопак отплясывать, что живой, да ещё и с хабаром высочайшей пробы вернулся, но Юрию не до плясок было. Дальняя ходка была, тяжелая. Загибался Юрий от ран, нуклидов и сушняка сахарского. А медикаменты только у торговца были.
Приполз к нему, понимаешь, Юрий, остановился у самого прилавка и лежит, отдыхает, сил пред торгом набирается. А Бармост сидит себе и смотрит так на него невозмутимо. Минуту смотрит, пять, десять. Юрий всё никак подняться не может. Наконец, надоело это Бармосту, и молвит он так ласково: мол, чего стоишь, то есть тьфу ты, лежишь? Подойди, я не кусаюсь.
Юрий еле слышно шепчет в ответ: - Аптечку…
- За «Грави», - с готовностью ответил торговец.
Юрий кое-как поднимается, смотреть на него жалко, глаза слезятся, нос понурен, еле на ногах держится, и жалостливо грит, мол, нет у него «Грави», но есть вещи ценнее.
- Три аптечки за один артефакт «Грави», - стоит на своём Бармост.
Юрий, значит, мешок в отчаянии высыпает на прилавок. Вот, умоляет, нету «Грави», но есть «Души», «Ночные Звёзды», «Лунные Светы», «Мамины Бусы». Всё, говорит, бери, только дай, ирод проклятый, аптечку.
А торговец знай стоит на своём, будто замкнуло его, настолько помешался на мысли, что деньги есть ничто, а артефакты, мол, всё. И что за каждую вещь нужно своим артефактом платить.
- Три аптечки за один артефакт «Грави».
Повалился Юрий на прилавок и заплакал от бессилия под равнодушным взглядом Бармоста.
Так и помер Юрий.
Вскоре и Бармост пропал. Говорят, заснул, сидя на стуле, и упал головой на вентилятор.
С тех пор никто такой фигнёй, как торговля ценностями исключительно за арты, не баловался.