Кровная Месть. Манхеттенские Рассказы

Марк Турков
Из цикла "Собачьи Страсти"

Есть на острове Манхеттен улица – все её Еврейскою зовут, хотя на самом деле она называется Bennet Avenue и образованна скучными домами-коробками у подножия невысоких скал ( Washington Heights).

Bennet Avenue в шесть раз уже Fifth Avenue, но также заселена евреями.
Выходцы из разных стран: глубоко - и не - глубоко - верующие, соблюдающие еврейские традиции и лица, только мечтающие об этом, собрались в этакое небольшое еврейское гет.. community в самом сердце доминеканско-негритянского Харлема.

Недавние беженцы из столичных городов СССР, привлеченные архитектурой «сталинского типа» и презирающие одесскую Brighton Beach Avenue, образовали на Bennet Avenue своё собственное русское гетт...community, что в самом центре небольшого еврейского ..., что в самом сердце доминеканско-негритянского...

Хотя на Bennet Avenue воруют и грабят машины не чаще чем в других районах нашего славного города, за последние десять лет здесь не случилось ни одного серьёзного происшествия, если не считать страшной истории, которую я собираюсь вам рассказать.

История эта не получила должного освещения в средствах массовой информации только потому, что к счастью никого не убили, а даже наоборот – только отделались лёгким испугом.

Было тихое, пронизанное солнечным светом и свежим изумрудом молодой листвы, утро.
Мюзета вывела меня на прогулку рано, чтобы я успел хватануть свежего воздуха перед спуском в подземелье метро.

Позволив мне тщательно убрать следы её туалета с асфальта, она нетерпеливо потянула меня к дому, вернее  к холодильнику, в котором хранятся любимые ею деликатесы. Она ещё не знала, что в это утро я не спешу на работу, а наоборот собираюсь, насладится длительной прогулкой и вообще, весной, по случаю безработицы.

Мы поднялись на вершину холма – к замку. Полюбовались речкой Хадсон, буйством зеленых оттенков на другом берегу и сине-голубых в небе, а затем тихими аллеями перешли в сад.

Напившись его веселым разноцветьем, я захотел отведать «русского» торта со скромным французским названием «La Mour».

Мы покинули сад и крутым спуском оказались на Bennet Avenue, с которой уже и рукой подать до «Русского» магазина.

Предвкушая изысканный букет любимого торта, я выпустил из вида Мюзету. Натянувшийся струной поводок  резко затормозил мои грёзы.

Присев и, остолбенев с безумными глазами, собака была неподвижна только одно мгновение, за которое она успела навалить огромную кучу говна.

Теперь был мой черед остолбенеть с безумными глазами, так как собака навалила ЭТО у входа в маленькую синагогу, над которой развевался большой флаг, изображавший семь цветов радуги (*).

Но не этот флаг над синагогой поразил мое воображение!
Меня сразило то количество говна, которая эта маленькая собачка неожиданно вывалила посреди тротуара.
Лопаты при себе я не имел, хотя в багажнике моего автомобиля таковая имеется.
Ну, вы знаете,  на случай снежных заносов. Более того, запас кулечков и салфеточек в моих шортах к этому моменту уже иссяк.

Я беспомощно озирался в поисках какой-нибудь бумажки, но тротуары, вымытые superintends-latinos,  уже были девственно чисты!

Уж я не знаю, какое-такое удовольствие испытывают игроки в гольф (когда им удается подцепить этот беленький шарик и отправить его черт знает куда), но я был в восторге, когда куча, нанизанная - мною - на - сухую - ветку - ВСЯ – целиком(!) поднялась и полетела....

Полетела она прочь с тротуара, как я того и хотел, и даже дальше – на противоположную сторону улицы, где впритык к другим автомобилям стоял серебристо-хромированный красавец.
 
Если бы я специально задумал упаковать 350-450 граммов собачьего говна в ту нишу-ложбинку автомобиля, где вальяжно матовеет ручка-замок, да еще с такого расстояния, то мне понадобились бы годы напряженных тренировок! Но как раз этим утром таких задач предо мною не стояло!
 
Сдерживая истерический хохот и непреодолимое желание очистить не только тротуар и, но и эту дверную ручку, я даже направился было к той машине, но... 
Проезжающий поперек моего курса «лимузин - сосиска» пресёк мои намерения.

Я замер на кромке тротуара с собакой на буксире. Это, с одной стороны, спасло меня от больших неприятностей, а с другой стороны, это позволило мне увидеть, как неприятности умножаются в геометрической прогрессии и затем обрушиваются на невинных людей.

Твёрдо ставя длинные ноги (вдобавок, на неимоверно высоких шпильках),  из соседнего подъезда вышла шоколадно-кофейная Дама. Она была в деловом костюме и под прелестной шляпкой.

Покачивая крутыми бедрами, Дама величественно несла необъятный (даже для моего воображения!), бюст и газету подмышкой.

В одной руке у неё был бумажный канистр дымящегося «кофе», а в другой – лоснящийся, хорошей кожей, портфель.
 
Лицо её освещало не столько весеннее солнце, сколько какое-то внутреннее счастье. Невзирая на элегантные солнцезащитные очки, я понял, что её глаза в данный момент ослепительно сияют.
 
Мюзете, например, показалось, что лицо Дамы осветилось ещё больше, когда она приблизилась к своему автомобилю. А тот радостно замигал хозяйке фарами, сопровождая эти подмигивания такими руладами, по сравнению с которыми мюзетин вокал -  просто делетанство. Единственно чего еще не хватало, так это того чтобы серебристо-хромированный красавец чем-нибудь завилял или подпрыгнул. Или хотя б письнул!

Ну, идиллия эта конечно вскоре должна была исчезнуть, как Вы понимаете...

Дама, сдувая пылинки со сверкающего капота машины, грациозно согнулась (унося по кривым своих форм воображение ещё нескольких мужиков, семенящих в этот момент, к станции метро), а затем бережно (так что бы ни поцарапать длиннющих, алеющих лаком ногтей!), положила на капот портфель.

Со своего тротуара и с замиранием сердца, следил я, за  развитием событий ожидая кульминации.

Не отрывая от пышных, алеющих губ канистр с «ароматным кофе», Дама уверенно взялась за дверную ручку но её рука, скользнула по коричневатой жиже вдоль серебристого корпуса, оставляя на нём пятиполосный след, наподобие тех, что оставляют в небе реактивные самолёты во время парада.

Не веря своим глазам, Дама отстранила канистр с «ароматным кофе», и принюхалась к руке,  по которой стекали  желтовато-коричневые подтёки.

Вначале, было слово. И слово было «Фак!»
Ну, не то что бы «Юр-фак», «Мех-мат-фак», или, на худой конец, «Гео-фак»… Хотя с худым концом, на «гео-факе», делать нечего! Её словом было… «FUCK!» - на чистейшем нью-йоркском наречии и с придыханием.
 
Приходилось ли Вам слышать, как кричит раненый бегемот? А голодный слон? А прощальную сирену тонущего «Титаника»? Нет?

Дама не просто воскликнула «фак!» Это был крик души, это был вопль оскорблённого Эго, это был трубный зов, приглашающий на тропу войны.
На зов собралась публика.
 
- Это не я! – заверил суперинтендант соседнего дома.
-Это не я! - воскликнул скользящий на доске-роликах подросток.
-Это доктор Бэсамэмучо! Это его, гениколога-самоучки, месть! – завыла, запричитала Дама.
- Да месть-то, за что? – поинтересовался, выглянувший из разноцветной синагоги, рэбэ.
-А за то, что эта… Леди, прижалась… своей машиной к его джипу! Он ещё сказал: « …bitch!» Да-да, я сама слышала! - затараторила всё знающая соседка из инвалидного кресла.
-  Я ему сейчас все стёкла повыбиваю! – закричала Дама и выплеснула  «ароматный кофе» на сверкающий капот докторовой машины.
-Зачем стёкла бить? – всполошилась всё знающая соседка из инвалидного кресла, и интимно - доверительным тоном продолжила,- Вы, моя дорогая, лучше сообщите в Медикейд, как он в счета пациенток приписывает procedures, которые никогда не делал! А ещё лучше, спросите через email, у всех его 30 insurances, как ему удается «лечить» сотни их клиенток в день! Их же подвозят просто пачками!
-Лучше всего сообщить в  IRS! А пока, давайте-ка составим Police Report! – заявил подоспевший полицейский, доставая свой толстенный блокнот.

-А не пора ли нам домой? – спросил я Мюзету.
- Самое время!- вильнув обрубком хвоста, она весело гавкнула и потянула меня  прочь с «тропы войны» к нашему мирному холодильнику.

***