В тот же день чисто вымытый, чисто выбритый Федор торжественно облачившись в парадный костюм, любовно упаковал в свой видавший виды кейс заветные фотографии и страшный дефицит по тем антиалкогольным временам – бутылку водки из старых запасов; мысленно благословясь тронулся в путь. Выйдя на улицу, поколебавшись, двинулся в сторону автобусной остановки. Фёдор не любил общественный транспорт. В маленьком городке это была несерьёзная контора, да и расстояния позволяли обойтись без него. Но сегодня был особый случай; имея на руках такое сокровище нужно было опасаться любых превратностей судьбы. Поэтому-то Фёдор и не рискнул идти пешком. А вдруг его, не дай бог, собьёт какой-нибудь шальной рокер или он упадёт в открытый люк колодца. А потому покрепче сжав ручку, он подумал: «А ведь предложи мне кто-нибудь, сейчас, за этот обшарпанный кейс чемодан денег, я, пожалуй, откажусь!» Настолько честолюбивыми были его планы, настолько он верил в грядущий успех!
Наконец, дождавшись громыхающего драндулета, Фёдор кротко погрузился в облезлый салон. В автобусе было жарко, пыльно, и вдобавок разгоралась какая-то склока на перестроечную тему. Перебравшись на заднюю аполитичную площадку Фёдор осмотрелся и заметил неподалеку двух девушек, с любопытством на него поглядывающих. «Еще бы, – думал он, – женщины, как и жулики всех мастей, имеют обострённое чувство на везунчиков, на вариант где можно поживиться, но сегодня, милые мои, номер не пройдёт, это точно, – дал себе зарок Фёдор, – я при исполнении важной миссии, некогда мне с вами турусы на колёсах разводить». Такими напыщенными категориями мыслил он. И только выйдя из автобуса, обнаружил расстёгнутую молнию на брюках, рассмеялся и понял истинную причину «переглядок». А инцидент только повысил настроение, уж такой был чудесный день!
И вот цель путешествия была уже близка. Сегодня Фёдор направлялся к косвенному виновнику успеха, к человеку который подал идею и своим скепсисом, как ни странно, вдохнул в неё жизнь. Ему-то и предстояло первому оценить результаты того стародавнего пари.
На третий, уже отчаянный звонок, дверь распахнул высокий, под два метра, гренадёрского сложения русоволосый молодой человек.
– Ну ты, блин! и мёртвого достанешь, ёрш твою медь. – Без обиняков выпалил тот, выходя навстречу Фёдору.
– А! Отсидеться хотел, хлябь твою твердь. – Фёдор радостно улыбаясь, пожимал протянутую руку.
– Ладно, давай заваливай, старый синкопщик! Куда же от тебя? – Так «любезно» пригласил в гости Фёдора Женя.
– Кто?.. Кто?.. Синкопщик? Не понял! - Фёдор недоумевал. От всегда мягкого, деликатного и вежливого Жени он никак не ожидал такого экспансивного приёма.
– Проходь, проходь – узнаешь, – отвечал тот с довольной улыбкой. В центре однокомнатной чисто прибранной холостяцкой берлоги стоял праздничный стол, накрытый на две персоны. Цветы, шампанское, шикарный заказной торт. Даже при всех Жениных трубадурских замашках это было что-то.
– А-а, – разочарованно и окончательно теряя инициативу протянул Фёдор, – романтическое свидание.
– О-очень романтическое с-свидание, – повторил Женя. Когда он волновался, то невольно начинал заикаться.
– Теперь понял, – горестно констатировал Фёдор, – значит, я играю поперёк такта. – И после короткой паузы добавил, – но ведь это не означает, что я персона нон грата? Хотя бы полчаса у тебя есть?
– Только строго до семи, и ни минутой больше, – и Женя красноречиво погрозил указательным пальцем.
– Ба! – оживился Фёдор, – да это же целая уйма времени. И сразу же без лишних экивоков заявил, – у меня две новости, с какой начинать?
– С плохой, вестимо, – ухмыльнулся Женя.
– Тогда знай, ты проиграл пари! – С пафосом объявил Фёдор.
– Это какое такое пари? – С показным пренебрежением вопросил Женя
– А-а… забыл, – торжествовал Фёдор, – вспомни, вспомни старый склеротик, – подначивал он Женю.
– Вспомнил, вспомнил, – передразнивая интонацию отвечал Женя, и добавил, – ты наверное, без приключений, как без пряников или битому неймётся?..
– Сегодня твоя ирония неуместна, братец, – изображал из себя вальяжного господина Фёдор, – сегодня ты увидишь такое, – и не договорив засуетился, куда только делась его напускная вальяжность? Видно было как Фёдор заволновался и как-то неловко открыл кейс, оттуда сверкнув стеклянным боком выкатилась бутылка.
– Ух ты! «Пшеничная», – делано удивился Женя, – один ноль в твою пользу.
– Подожди, сейчас будет десять ноль, – лихорадочно потроша пакет заявил Фёдор, и, наконец, достав пачку фотографий сорвавшимся на фистулу голосом объявил: – Фокус-покус, – откашлялся в кулак и уже своим, почти что нормальным голосом изрёк. - Тысяча голых женщин!
Женя даже и бровью не повёл.
– Опять фотомонтаж?
– Ну дарагой, – переходя на местный диалект начал придурашливо коверкать слова Фёдор, – ты меня за кого держишь? – И уже серьёзно, – ты же меня знаешь, повторяться не в моих правилах. Это ноу-хау! Открытие века, если хочешь! – торжественно вещал Федор, потрясая пачкой фотографий. И, наконец, снизошел, – на, смотри!
Флегматичного Женю трудно было чем пронять, Фёдор это знал, но сегодня, сейчас, ему так хотелось увидать его восхищение и удивление. Женя же задумчиво рассматривая фотографии молчал, и Фёдор не выдержал:
– Помнишь про наш уговор? помнишь? – возбуждённо заговорил он, – так вот я сфотографирую, к примеру, колонну физкультурниц на первомайской демонстрации и у меня будет тысяча голых женщин в одном кадре, в одном кадре! А?.. Что и требовалось! - Торжествующе заявил он.
– Ну не совсем голых, – задумчиво не соглашался Женя.
– Так в этом и есть особая прелесть, это же метафора! Это намёк! Это... – И не найдя нужного слова выхватил у Жени фотографии принялся сам их перекладывать. – Ты только посмотри, это же Ван Гог! Больше! Где ты видел точность объектива и мазок гения?! Смотри какое буйство света!
Возразить Женя и не пытался. Действительно, все фотографии были в высоком ключе, с чётко очерченными абрисами и короткой мягкой растушевкой подчёркивающей объёмность притемнённых мест. Фигуры людей, пейзажи, принимали какую-то иррациональную праздничность, будоражили необычайной пластичностью и лучистостью.
– Так фотограф я или не фотограф?! – Ведь я даже перевыполнил твоё условие, – с пафосом вопрошал Фёдор. – Одно дело тысяча «пупсиков», а другое, – человек во всей своей красе! С Божьей искрой! Люди-Боги!.. А?!
Фёдора несло. И он скороговоркой рассказал Жене, как недавно, по случаю, польстился на сомнительное предложение подозрительного типа и купил необычную плёнку. По заверениям того контрагента получалось, что предлагалось не абы что, а секретный астрофизический материал с фантастическими свойствами. Слушая его болтовню, Фёдор скептически ухмылялся, принимая за типичную легенду афериста, но после пары наводящих вопросов, засомневался в своей проницательности, а затем и вообще уверовал таинственному незнакомцу. Рассказал про свои бессонные ночи и наполеоновские планы... Но тут, наверное, от всех этих треволнений голос у Фёдора стал стремительно «садиться» и он взмолился:
– Женя! воды пожалуйста! – и устало откинулся на спинку дивана. В закрытых глазах его куда-то плыли бесконечные круги, а в ушах же стоял чистый мелодичный звон. Фёдор припомнил, такое чувство он испытывал в раннем детстве, когда днём набегавшись до изнеможения, вечером обласканный и накормленный засыпал в счастливой уверенности чуда следующего дня...
Ну а дальше пошло-поехало. Женя по такому случаю угостил Фёдора пивом, да и сам соблазнился, пригубил. Слово за слово, открыли и бутылку «Пшеничной». За беседой «усидели» и её. Как водится вспомнили минувшие дни недалёкого ещё прошлого, когда жили они в одной комнате рабочего общежития, общих знакомых и друзей.
Незаметно время приблизилось к семи вечера. Фёдор начал было уже собираться, но Женя «подобревший» уговорил его остаться. Мол познакомлю, посмотришь, покажем твои чудные фотографии. Последний аргумент показался Фёдору особенно убедительным, прихвастнуть он любил, тем более когда было чем. Только пробило семь, как раздался звонок.
«Пунктуальна», – отметил про себя Фёдор. И вот радостный Женя под локоток вводит девушку. Девушка стоила всех Жениных праздничных хлопот. По-южному яркая, упитанная, дорогая самка. В те времена Фёдор придерживался ломброзианских взглядов, поэтому и был в наблюдениях несколько категоричен и безжалостен.
– Познакомьтесь, – мой старый друг Фёдор... Мрачный и непостижимый король фотоавангарда. – Так «скромно» отрекомендовал его Женя.
– Лика, – кивнув головой с лукавинкой назвалась девушка.
– Лиза? – сделав круглые глаза переспросил «мрачный и непостижимый». Это он так начинал задираться.
– Лика, Лика, – поправила девушка Фёдора мягким контральто и понимающе улыбнулась.
Присели за стол. Пока Женя откупоривал и наливал шампанское возникла минутная пауза. Лика, поймав изучающий взгляд Фёдора, сказала:
- Какое у вас звучное имя, и редкое.
- Да, сейчас так не часто называют, - поддержал Фёдор, - если только в чью-нибудь честь. И помолчав, добавил, - меня, так в честь деда.
Опять возникла пауза. Теперь же Фёдор немел от восхищения. Его впервые так просто и элегантно подкупили.
– Ну, давайте выпьем за встречу, за знакомство, – подавая бокалы заговорил Женя. А Фёдор принимая его думал, что в присутствии такой девушки нельзя говорить так буднично и банально, тут нужен речитатив, дифирамбы…
Сдвинули бокалы. Фёдор залпом выпил до дна. Лика же с Женей только чуть пригубили. Поболтали о том о сём, - типичная светская беседа. Выпили ещё по одной. Вернее выпил Фёдор. Лика с Женей опять только имитировали. Фёдор заметно хмелел. Женя начал рассказывать о проигранном им Фёдору пари и какой чудесный результат из этого получился. Лика от души смеялась и шутливо вопрошала:
– Неужели так бывает?
– А то, – важно отвечал Фёдор, – под сомнения были поставлены мои творческие потенции, вот я и ударился в амбицию.
– Нет, нет, – не соглашался Женя. – Сначала ты меня раздраконил, ты раскритиковал мой шедевр «Dan’s me, touch me».
– Ребята! Хватит препираться, ну покажите, пожалуйста, фотографии. Глаза Лики горели как свечи, на щеках играл густой румянец.
– Хороша, – думал Фёдор, – вот это темперамент!
– Фёдор! ну что же ты? Показывай, показывай!
Лике не терпелось, как маленькой капризной девочке. Казалось, откажи ей сейчас, и она горько заплачет.
«Актриса, талантливая актриса, какой дар перевоплощения!» – восхищался про себя Фёдор. И пытаясь ей подыграть стал изображать из себя американского гангстера.
– Ну ты, блин! и мёртвого уговоришь, детка! Добренький папа не в силах тебе отказать.
Как ни странно, но фотографии на Лику впечатления не произвели. Или она конкретно ожидала увидеть тысячу голых женщин, или ещё невесть что, но то, что она разочарованна было видно ясно. После просмотра Лика каким-то скучным голосом спросила Фёдора, что он думает делать со своим изобретением.
– Брошу работу и буду фотографировать билеты моментальной лотереи «Спринт» на предмет выявления выигрыша, я уже пробовал, отменный получается результат, – выдал тираду Фёдор. Теперь в его сторону последовал долгий пристальный взгляд. В диалог вмешался Женя. Он уже вновь наполнил бокалы и объявил третий тост:
– За любовь!
Фёдор не любил символизм и картинность этого тоста и при случае всегда пытался его опошлить, но на этот раз отмолчался.
– Только до дна, – торжественно добавила Лика. Потом, по предложению Фёдора, выпили за хороших людей, которых осталась так мало. И по его настоянию опять до дна. Женя откупорил ещё одну, невесть откуда взявшуюся бутылку. В общем вечеринка скатывалась к привычному стереотипу. Фёдор уже дошёл до поговорочной кондиции: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», – начал двусмысленно каламбурить, но спохватился и начал упрашивать Женю спеть какую-нибудь из своих песен. Женя сочинял нежные и лиричные баллады, но у них, на взгляд Фёдора, зачастую, был существенный недостаток. Неплохие сами по себе текст и музыка как-то обособлялись, жили порознь, и никак не могли слиться в то, что называется настоящая песня. Не единожды раскритикованный им этот недостаток сделал Женю осмотрительным, и в его, Фёдора, присутствии, он старался не петь, памятуя старые «обиды». Но на этот раз легко согласился, видно не хотел предстать перед Ликой уж совсем бесталанным, однако предварив согласие витиеватой просьбой о снисхождении. Это уже было несвойственное Жене кокетство. Фёдор тут же подсуетился и передал ему гитару. Женя взяв пару аккордов поморщился и принялся подстраивать её. Делал он это тщательно, даже с каким-то благоговением. Фёдор же закрыв глаза моментально погрузился в мир звуков. То ли прирождённая сентиментальность тому причиной, то ли винные пары, а мо-жет и то и другое, но Фёдору в этом нехитром переборе, в первых тихих аккордах, вдруг, почудилась древняя дорога длинною в миллионы лет…
«С ночи припухшие веки
Утром счастливый свет глаз,
Шепотом: «милый, мой милый
Как же нас балует жизнь...»
Пел чуть виноватым голосом Женя. Но Фёдор не слышал слов, он был далеко-далеко, там, где миром правит большое и светлое чувство, там, куда всегда стремятся наши измученные души...
«Приход» кончился так же внезапно, как и начался, но время прошло наверное много. С кухни неразборчиво прослушивались вкрадчивые интонации, верно, голубки сочли, что Фёдор уснул, вот и уединились... А Фёдор продолжая сидеть с закрытыми глазами и думал, что нельзя так легко впадать в экзальтацию, что пора идти домой, и вообще пора браться за ум и начинать размеренную жизнь человека добившегося большого успеха и уважения. Быстро собравшись, он потихоньку прошёл в коридорчик, собираясь таким же манером покинуть квартиру, но остановился, призадумался. Не резон было тащить глухой ночью кейс, которым он так дорожил днём. Мозолить глаза сладкой парочке Фёдор не испытывал никакого желания. Оставался вариант пристроить поклажу в укромном месте, что он и сделал. Засовывая кейс на антресоль и стараясь не шуметь, Фёдор думал: «Уж завтра утром я припрусь, как бы это не выглядело…»
На улице задувал порывистый ветер, тревожно вспыхивали далёкие зарницы, слышались отдалённые раскаты грома. Несмотря на приближающуюся грозу, Фёдор не торопясь шёл пустынными улицами полной грудью вдыхая воздух напоенный электричеством. Алкогольной тупой «тяги» как и не было. Кровь теперь волновало предчувствие стихии, предчувствие борьбы... И на полпути ливень во всей своей первозданной силе обрушился на город. Гнулись и ломались ветви деревьев, а Фёдор, как тот легендарный буревестник парил в секущих потоках и что-то в экстазе кричал в развёрзнутые хляби, но этого никто не слышал, всё заглушал шум шквала. И уже промокший до нитки Фёдор сумел выразить свой восторг: «О счастье! счастье! что сегодня только десятое, а завтра будет только одиннадцатое и что ждёт меня много хорошего и доброго впереди!»