Что ждет нас

ЧТО ЖДЕТ НАС?

В Москве у меня живет друг, Ахмед Шаззо. Ахмеду около шестидесяти, довольно плотно сложен, среднего роста, с поседевшей бородой, спокойно-мудрый и проницательный человек. Ахмед, кроме адыгского и русского, хорошо владеет английским языком, может изъясняться на арабском и польском. По профессии историк, он первые годы зарабатывал на хлеб репетиторством, готовил московских детей для поступления в вузы. Хорошо изучил юриспруденцию, экономику и продолжает заниматься самообразованием.  Стал хорошим бизнесменом.
Говорят, что пока ты и во сне не станешь видеть одни лишь деньги, не разбогатеешь, или не научишься зарабатывать их много. Ахмед не болел деньгами, он знал, куда их вкладывать, каким образом заставить их работать. Его бизнес не убил в нем  человека, его душу. Впрочем, он не мог бы и иначе, его род Шаззо в родном селе Нешукае, что в Адыгее, был известен, как  самый богатый и успешный.
Хорошо было быть их соседом: любой член семьи всегда был приветливым,  с неизменным адыгским «Къеблагъ» - добро пожаловать, будь гостем. Они были всегда правдивы, никого и никогда не обманывали. И сегодня их потомки, проживающие уже вне родового села, сохранили в себе самые лучшие человеческие качества, ставят превыше всего человечность и благопорядочность.  До сих пор в селе рассказывают, как они в НЭПовское время выращивали табак, какая высокая культура труда была у них. Чистые ухоженные плантации, ровные ряды, сушки для табака, мельница, построенная рядом, маслобойка, кузня – все это радовало глаз и душу труженика. Все это работало не только на них, но и на все село. Добра хватало всем. «Все, что от сердца отдается, возвращается снова» говорят в народе, Шаззо были щедры, и  это вознаграждалось людской признательностью. Признательны были и Ахмеду многие из нас.
Стал он успешным бизнесменом, но ненадолго - из-за предательства компаньонов стал банкротом. Что меня удивило тогда в этом человеке, которого я, как мне тогда казалось, знал неплохо, так это, что в самые трудные дни своей жизни он ничем не выдал своего сложного положения. Он, как человек, кому дороги идеи возрождения национального самосознания родного народа, и в сложное время находил возможности духовно и материально поддерживать созданную нами вместе благотворительную организацию «Историческая Родина» по связям с диаспорой. Ахмед помогал нам своими советами, проявляя недюжинные способности к аналитическому мышлению. Начинали мы в то уже кажущееся далеким время, когда стали возвращаться на Родину своих предков первые переселенцы. Позже мы переименовали свою организацию именем мифического орла черкесов, прародителя всех пернатых Самгъура. Он обладал способностью видеть одним глазом прошлое, другим – будущее. Мы понимали, что без знания прошлого, будущего не понять.
Это было время начала девяностых годов. Ахмед был одним из тех, кто чувствовал свежий ветерок, уловил его живительное дыхание. Но он очень трудно переносил изменения в обществе в переходный период. Владея обширными знаниями по истории человечества, тонко разбираясь в экономике, он мучился от бытовых неурядиц, от всеобщей неустроенности, болезненно переносил несправедливость по отношению к людям.
Дружил он с моим старшим братом, известным поэтом-философом Нальбием Куеком. Они прекрасно понимали друг друга с полуслова, оба были мудры, честны. Нальбий в то время был главным редактором газеты «Гъуазэ» («Вестник») - печатного органа национального движения  «Адыгэ Хасэ». Нальбий сделал газету подлинно независимой и вместе со своими коллегами добился того, чтобы не было зон вне критики. Это, естественно,  раздражало власть, и она сделала все, чтобы снять с поста неудобного главного редактора. «Сильнее того нет, кто за тобой охотится» говорят адыги, власть есть власть, она все-таки добилась своего. И он остался не только без любимого дела, но и без средств к существованию.
Независимость во взглядах и поступках всегда была присуща только избранным. Это понимал Ахмед, поэтому он первым нашел выход из сложившейся ситуации. Зная, что Нальбий прекрасно разбирается с пчелами, он купил для него пасеку, установил ему приличную зарплату. Более двух лет Нальбий занимался пасекой, пока не перешел в Адыгейское книжное издательство главным редактором. Он никогда не забывал, кто в трудную минуту ему подставил свое плечо.
Как я уже говорил, совместно с Ахмедом Шаззо мы организовали Благотворительный фонд для работы с диаспорой и репатриантами. Ахмед активно участвовал в работе Фонда, вкладывал в это свои средства. На его деньги вышли кроме детской книги Нальбия  Куека «Кто мастер адыгского языка?», несколько номеров детского  журнала «Самгъур».
В то же самое время мы открыли и спортивный клуб по каратэ-до, куда крупный уставной капитал был внесен Ахмедом. Он также помогал футбольной команде «Самгъур» при нашем фонде, успешно выступавшей в соревнованиях рес¬публиканского масштаба. Нo самым главным в своей работе мы считали содействие адыгам, желающим переселиться на историческую Родину.
То время было достаточно трудным и проблемы репатриантов осложнялись отсутствием крепкой законодательной базы. Ясно было, что так долго не может продолжаться. Сколько возможностей было упущено в тот не долгий промежуток времени, когда «Вид на жительство» выдавали за неделю, а гражданство России можно было получить после подписи руководителя правительства республики!
«Если мы сможем добиться приезда пятидесяти, ста  тысяч адыгов, тогда можно будет говорить о будущем  народа, если этого мы не сделаем сегодня, все шансы будут упущены»,— говорил Ахмед.
Но, как говорится, адыг силен поздним умом, какое-то количество полу¬чили «вид», какое-то — гражданство и на том дело затормозилось. Прав¬да, жить стало тяжелее, свирепствовала мафия, грабившая репатриантов. После каждого такого случая дурные вести о жизни репатриантов в Адыгее, обрастая, как снежный ком, всякими домыслами, улетали в зарубежные страны, где живут адыги. Я помню, как Ахмед переживал, что вопросы переселения соотечественников никак не решаются.
— Мы думали, что из многомиллионной адыгской диаспоры вернутся домой хотя бы несколько сотен тысяч из разных стран, будет единый язык общения, появится какая-то сверхидея создания особого климата проживания для себя, потомков, - сказал Ахмед в один из приездов в Майкоп.— Я думаю, что диаспора в своей идее очень любит свою Родину. Красивая легенда о прошлом живет в их душах — мы такими были, мы были такими там и здесь, мы будем такими, но дальше легенды не идут.
Когда дело доходит до конкретного действия, нам нечем похвастаться. Немало соотечественников приезжало к нам за последние десять лет, они посмотрели на нас, мы на них, и обе стороны остались в сомнении. И они, и мы уже не те, когда мы были вместе, время нас разъединило во многом. Мы встревожились, потому что так,  как они хотят здесь жить, нам не очень подходит.
Если жить по их желаниям, нам надо многое изменить в себе: надо перестать пить, по-другому  относиться к женщине и т.д. Такая жизнь многим не под силу — это большая ответственность. Оказалось, что женщины адыгской диаспоры — особая роскошь, черкесские женщины там более капризные, а здесь не так. Женщина здесь пашет в огороде и в хозяйстве, мужчины имеют больше возможности отдохнуть. Образ жизни, который нам предложила диаспора, требует отказа от тех форм легкого рыцарства, жесткой работы над собой.
А соотечественники поняли, что их представление о себе, как о людях, которые приедут сюда с цивилизацией, со знанием достижений в странах их проживания, даст им возможность быть на высоте, оказалось скорее идеей, чем реальностью. Здесь оказались, что сами с усами, да тут сами готовы кем угодно руководить. Скажем, иорданский репатриант, который считал, что оторвался от министерства и переехал на  Родину, и тем самым совершил героический поступок, ждал, что им будут восхищаться, а тут это восприняли без особого энтузиазма. А дальше специальные утки типа: приедут они, богатые, и вы будете у них рабами…. В общем,  представители диаспоры поняли, что навязать нам свои этические нормы не в состоянии, а стать подобными нам не захотели. Первая встреча  оказалась катастрофой, поглотившей эйфорию…         
Ахмед Шаззо обладал стратегическим мышлением и мог прогнозировать перспе¬ктивы переселенцев. Он понимал, что с каждым днем мы теряем частичку своего будущего, и говорил об этом неустанно. Если бы только состраданием можно было успешно решить это дело, мы бы давно собрали адыгов на нашей Родине, но большая политика снова вмешалась в наши «маленькие» дела и все наши мечты растаяли, как тает и исчезает дневной свет с наступлением сумерек. Шаззо Ахмед потерял надежду и уехал в Москву, сказав, что таким мизерным количеством адыгов, которые успели переселиться, невозможно будет решать сколько-нибудь серьезные дела.
Почему мы в такое благодатное время не смогли добиться успеха с переселенцами? Однозначно не ответишь на этот вопрос, потому что решение его было связано с множеством трудностей. Но можно выделить несколько из них. Первое — ни на чужбине, ни на исторической Родине никто серьезно не занимался проблемами переселенцев. Это тяжкий процесс и его нужно было готовить годами, а не пытаться решить наскоком. Может быть, если бы руководители трех республик: Кабардино-Балкарии, Адыгеи и Карачаево-Черкессии объединили свои усилия и серьезно занимались этой проблемой, тогда успехи пришли бы... Спасибо всем, кто принял посильное участие в переселении и обустройстве адыгов из Косово. Если бы так же действовали и в других названных республиках...
Первые переселенцы остались жить в Адыгее, правда, некоторая часть вернулась назад, некоторые до сих пор живут в нелегких раздумьях о своем будущем. Останешься на чужбине — неминуемо растворишься в чужом народе. Ведь практически вся диаспора на грани полной ассимиляции. Только адыги Израиля и Югославии стоят обособленно, их ассимиляции препятствовали внешние условия.
В Израиле это — по уровню интеллекта, по укорененности в этой стране, по своей социальной мобильности, черкесы стали такими, как евреи, а по религии остались мусульманами. Они очутились как бы между двух огней: интегрированы в израильском обществе как израильские граждане, но мусульмане, и не могут стать евреями. Черкесы Израиля люди европейской культуры, социально они выше арабов. До прихода евреев они чувствовали себя частью не кавказской, а османской касты, т.е. они по отношению к арабам османской империи  были османами, людьми государства.
В Югославии, в Косово они тоже по уровню образования и социальному положению как сербы, а по религии — мусульмане. Заурядные сербы, живущие там, и обычные албанцы стоят ниже черкесов. При единой системе образования, они влились в среду менее модернизированного албанского населения, к которым они близки как мусульмане. В этой ситуации они не могли ассимилироваться албанским населением, которым они как-бы слегка пренебрегали. А по отношению к сербам они могли бы влиться в сербский этнос, если бы они не были мусульманами. Нахождение между двух этносов и привело к сохранению адыгов и в Израиле, и в Югославии.
Во всех других случаях – в других странах проживания нашей диаспоры, они вливаются в элиту данного общества и начинают в ней растворяться.   
Вот почему адыгская диаспора должна вернуться на свою Родину. Те, кто сейчас собирается ехать на Родину, чтобы навсегда остаться там, уже знают, какие трудности их ожидают. Это говорит и о том, что возвращение адыгов должно уже решаться по-новому, проблема эта поднялась на новую ступень: до сих пор мы укрепляли фундамент, теперь нужно поднимать стены. К сожалению, Ахмед Шаззо  считает, что в этом он участвовать уже не будет, говорит, что «голова лошади уже прошла, незачем пытаться ухватить ее за хвост». А это значит, что проблема возвращения адыгов на Родину сегодня никак не решаема. Неужели мы на самом деле остались реликтами, не способными на основе славного прошлого народа строить свое будущее? Иногда так грустно, когда думаешь о своем народе…
Когда я думаю о своем народе, я мысленно обращаюсь к Кавказу, ибо Кавказ — это родина черкесов. Когда думаю о Кавказе, я думаю о России, и задаю себе вопрос: Россия — моя Родина?
Говорят, что существуют ген памяти и ген мести. Была столетняя Русско-Кавказская война, следствием которой стало истребление автохтонного черкесского народа и депортация остатков единого этноса в страны османской империи. Ныне черкесы проживают более чем, в пятидесяти странах мира. Был геноцид черкесского народа, который, несомненно, сохранился в гене памяти. Пока Россия и русские официально не признают факт геноцида и не дадут адыгам статуса народа-изгнанника — ген памяти будет жить.
Вот почему я задаю себе вопрос — Россия моя Родина? Как сделать так, чтобы ген мести черкесов навсегда исчез, а ген памяти постоянно напоминал нам, что именно Россия и русские вернули на историческую Родину изгнанный народ — вернули матери сына? Это должна сделать Россия, если она хочет быть цивилизованным государством.
Ген памяти и ген мести — братья по крови. Мы ничего не забываем — ни добро, ни зло. Самое главное — это то, что у нас не осталось озлобленности к русским. Это ключ к дальнейшему сосуществованию. 
Исторически сложилось так, что Черкессия прошлого, наряду с первыми странами мира, стала приверженицей демократических форм правления. К примеру, у нескольких черкесских субэтнических групп: убыхов, шапсугов, абадзехов, натухайцев и других княжеское и дворянское сословия были  упразднены еще в последней трети XVIII века. То есть, там были установлены демократические институты правления, которые просуществовали вплоть до последних дней Русско-Кавказской войны.
 Одна из самых главных причин, приведших к взрыву внутри черкесского этноса — это начавшаяся с XVI века интенсивная работорговля. Умение разводить самих себя в качестве отборной расы превратилось в своего рода бизнес — стали продавать своих же за море. Это приобрело особый размах в ХVII—ХVIII вв.
Уникальность тогдашней адыгской общественной культуры состояла в том, что она была своеобразной, не имеющей аналогов в истории системой стратификации общества. Каждый клан, каждая группа носили собственное название и занимали свое место в строго регламентированной системе.
Продажа людей низших сословий была развита всегда, но когда она приобрела большой размах, когда продажа стала не просто обычным явлением, а основным источником существования кланов и групп, она подорвала основы этнического порядка. Далее распространение ислама, именно в его османской эгалитарной трактовке, привело к тому что, в конце XVIII в начале XIX вв. на Северо-Западном Кавказе среди черкесов произошла социальная революция. Революция за равенство, по масштабам сопоставимая с теми, которые происходили в Европе. Ислам османский дал флаг движению. Начиная с Натухая, района нынешнего Новороссийска, вплоть до Армавира, прокатилась целая волна гражданских войн, во время которых прежняя кастовая система была опрокинута. То ожесточение, с которым русские истребляли черкесов именно в тот период, до этого такого не было,  объясняется как раз тем, что внутри черкесского общества состоялись перемены, которые были просто непереваримы для русской монархии.
Черкесское общество переживало период раздора, перехода от одного состояния — кастового, рабовладельческого, работорговческого общества в республиканское, на пути которого шло становление мини республик. Эти республики должны были составить и уже в ходе войны составили Конфедерацию.
Однако, внешняя сила раздавила эту революцию, поскольку Россия инстинктивно чувствовала, что она направлена и против общероссийского порядка в целом. Это было в 1830—40 годы. Если бы в тот момент революция каким-то образом удержала свои позиции и продолжала развитие, она непременно вскоре выработала бы какие-то уникальные формы демократизма.
Внутри черкесского общества произошло то, что сегодня, в другой ситуации можно сопоставить с восстанием в Чечне, которое,  по сути, является антисоветской революцией. Поэтому нас, адыгов, потомков первопроходцев общественных форм развития, не может не интересовать вопрос: почему демократические идеи спустя 250 лет остаются так же чужды российскому субэтносу?
Выступая перед черкесами в ущелье Мамруко во время своей поездки по Кавказу в 1861 году, русский царь Александр II сказал: «Россия — большое государство, перед которым стоят великие исторические задачи. Нам необходимо укрепить наши границы, приобрести моря для выхода в другие страны…». Думается, что не только русский вопрос решал монарх, когда говорил о великих исторических задачах России.
В свое время Россия расселила христиан в частях Армении, отвоеванных у Персии. Это было началом далеко идущего плана по колонизации Кавказа. Европа не захотела вмешаться в этот процесс, создала видимость обеспокоенности, потому что считала ее судьбой — это правление над турками, персами и индусами. По этому поводу известный профессор Мюнхенского университета Карл Фридрих Неуманн в своей книге «Россия и Черкессия» 1839 года пишет, что: «Европейское человечество богоизбрано, чтобы быть правителем на Востоке…». Он прекрасно отзывался о черкесах, восхищался их храбрости, но ему не был по душе их деструктивизм относительно России.
По Неуманну в современном мире не должно быть уже  места пусть рыцарским, но «нецивилизованным» народам, как черкесы. Свободную конфедерацию черкесских субэтносов (Карл Неуманн таковых определил десять: абазины, абадзехи, бжедуги, бесленеи, кабардинцы, натхуаджи, хатукаи, чемгуи, шапсуги и убыхи — Авт.) автор книги сравнивал со старинной Швейцарией, с демократическим большинством голосов, решавшим дела в деревне.
Устранение «нецивилизованного» народа с мировой арены завершилось в 1864 году истреблением и изгнанием народа, как и предсказывал Карл Неуманн. Около 1,5 миллиона адыгов были уничтожены или депортированы Россией, это превышает то, что выпало испытать армянам в 1915 году после турецкого геноцида. Было ли это сделано идеологически намеренно? Бесспорно.
Когда Карл Неуманн предсказывал непременное завоевание и христианскую колонизацию Ближнего Востока, он выражал позицию не только немцев, но и большинства европейцев на протяжении ХIХ века, считавших изгнание мусульман из Европы как историческую необходимость. Отсюда и «великие исторические задачи России» — выполнение своей части этого плана, а конкретно — резня, и массовая депортация из Кавказа и Крыма автохтонных народов. Последние аккорды этнической «зачистки» Черкессии были реализацией плана русской монархии, утвержденного Александром II в период его встречи с черкесами в ущелье Мамруко.
Истребление и изгнание черкесов на Кавказе сопровождалось протаскиванием в среду российской интеллигенции пан-славянистами, как Михаил Катков, идеи с националистическими оправданиями импер-ских амбиций и стратегических интересов России. Был создан порочный круг.
«На Кавказе и Балканах имели место взаимосвязанные события,— писала газета «Хэгъэгупс».— На Балканах черкесские изгнанники были спровоцированы вершить жестокости относительно болгар. Это впоследствии вдохновило некоторых армянских революционеров. После балканских войн черкесские беженцы были вынуждены уйти и скитаться в Анатолии, этим распространяя террор и враждебность. Россия не замедлила воспользоваться этим ценою множества невинных армянских жизней. Резни армян в 1915 году были лишь верхушкой айсберга, наиболее видимой для европейцев, которые искали и ожидали ужасные новости, чтобы оправдать антимусульманские предрассудки и предотвратить интервенцию со стороны Турции, наподобие той, что имела место в 1850 году».
«Кроме обсуждений избранных геноцидов истории, необходимо также обращать свое внимание к проблеме, в общем,— писал Антеро Лейцингер.— С 1856 по 1956 годы и продолжая постсоветскую Россию, вплоть до нынешнего времени, как геноциды мусульман, так и христиан по всему миру…».
Геноцид  адыгов оставил в народе опасение за свое будущее, которое им совсем не гарантировано. Ведь адыгский народ сегодня живет в условиях многоуровневой разобщенности, разбросан в пятидесяти странах. Хотя они являются этническими россиянами, однако лишены реального права возвращения на историческую Родину. А это ставит адыгскую диаспору перед реальной угрозой — полной ассимиляции. А на Родине адыги были специально разделены, они живут в трех кавказских республиках: Адыгее, Карачаево-Черкессии, Кабардино-Балкарии. А часть из них на Черноморском побережье и в Успенском районе Краснодарского края, в Моздокском районе Северной Осетии. Адыги на своих исторических землях пишутся адыгейцами, черкесами и кабардинцами. Вместо того, чтобы объединить и дать возможность возродиться, сработал принцип — разделяй и властвуй.
 Однако, как глас вопиющего в пустыне, где бы черкесы ни ставили вопрос о признании по отношению к ним геноцида и придания адыгскому народу статуса народа-изгнанника, он всегда остается без внимания, ибо геноцид адыгского народа не попадает в число «избранных геноцидов истории». Ведь если в современном мире нет места для рыцарских «нецивилизованных» народов, видимо и нет места для них в современной истории...
 Вот такие грустные мысли приходят ко мне, когда я думаю о своем народе. Прослеживая исторический путь черкесов, я убеждаюсь, что наш народ шел своей дорогой, которая не нуждалась в государстве, как в социальной машине для населения и угнетения. Видимо черкесский народ был сбит со своего исторического пути развития навязыванием атрибутов государства через агрессии и захват. Адыги, очевидно, не нуждались в государстве,  ибо жили по своей Конституции Адыгэ Хабзэ, неписанного кодекса поведения в адыгском обществе, где до совершенства были развиты народные формы парламентаризма и самоуправления.
Размышляя о возможности существования параллельных социально-этнических миров, миров, изначально призванных существовать различным социальным способом, адыгский ученый, профессор  Айтеч Хагур считает, что не все этносы были обречены иметь государство. «Их образ жизни был вполне самодостаточным и экзистенциально качественным,— пишет известный профессор. – Они сколь угодно долго воспроизводили бы свой образ жизни, если бы народы, создавшие орудие угнетения — государство, не обрушили бы на их головы это орудие... Напомним, что ставший за последние века традиционным путь «прогрессивного» развития «огосударствленных» народов в ХХI веке ведет в никуда…»
Да, получилось так, что нас повели в никуда, и мы остались  разбросанными  осколками черкесского этноса. Чтобы собрать эти осколки на исторической Родине, восстановить в единое целое народ, нужна общая идея.
Сейчас у нас, адыгов,  нет общеэтнического призыва. Мы знаем, кем мы были, но не знаем, кем мы будем завтра. А кто мы сегодня? Сможем ли мы для воссоздания нации найти силы на самопожертвование? Где та идея, на которую любой адыг не сможет не откликнуться и где она получит воплощение? Видимо, именно в местах компактного проживания адыгов на Кавказе — в Адыгее, Кабарде, Черкесии, Шапсугии — она должна, поддержанная Россией, материализоваться, если Россия — моя Родина.
Идея возвращения на Родину не угасает в диаспоре более ста лет. Каждый раз, при смене власти или монарха в России, адыги из-за рубежа писали письма с просьбой разрешить вернуться им домой, готовые жить с Россией, в России, связывая свое будущее с русскими. Но до сегодняшнего дня русские чиновники не считают их своими и не разрешают вернуться домой.
А ведь из российских черкесская диаспора, после русской, на втором месте — более пяти миллионов человек! Это сообщество, впитавшее в себя передовой опыт жизни зарубежных стран. Россия могла бы через наших соотечественников влиять на политические, экономические и социальные процессы в разных странах. Адыги за рубежом имеют особый имидж, слово «черкес» символизирует единство слова и дела, порядочность и честность. В Иордании до сегодняшнего дня личная охрана короля состоит только из черкесов. Не воспользоваться авторитетом диаспоры за рубежом для России — это нонсенс.
Черкесская диаспора живет вне нас более 150 лет. Прекрасно живут многие адыги в Турции, Иордании, Сирии, Америке, Голландии, Германии, но зов земли, предков до сих пор не дает им возможность пустить свои корни глубоко в чужой земле. Как построить мост между расчлененными частями единого этноса — головная боль истинного черкеса, ибо без воссоединения диаспоры с Родиной нет у них будущего. Адыги в Турции считают, что самый прочный мост между Россией и Турцией могут проложить только черкесы. Когда адыги, проживающие на исторической Родине, на Кавказе и их соотечественники объединятся в добрых помыслах — Россия и Турция вместе смогут достичь многого.
Да, есть прецеденты возрождения нации всего из сотен людей. Пророк Магомет создал на основе религии новый субэтнос арабов. Османы создали великую державу...
Как жаль, что мы упустили возможность заложить фундамент нового дома нации — вернуть на историческую Родину хотя бы небольшую, но сознательную часть  представителей черкесской диаспоры, которую беспокоит будущее  народа. Они нашли бы  понимание на своей земле, начался бы процесс восстановления этноса. Вместо этого мы растеряли своих пассионариев…
Объяснение простое: та национальная энергия, которая существовала в диаспоре, уже узурпирована если не Абхазией, то Чечней. Не надо забывать о том, что все северокавказское зарубежье, включая абхазов, осетин, чеченцев, там, на Ближнем Востоке, называет себя черкесами. Когда они приезжают, скажем, в Майкоп, Нальчик, Черкесск то видят: идет какая-то своя жизнь — кто-то пытается искренне работать на возрождение, а остальной массе не до этого.
Основные события для человека, одержимого черкесской национальной идеей, происходят не здесь, а в Абхазии или Чечне, которую репатриант, наряду с Адыгеей или Шапсугией, считает своей исторической Родиной. События в Чечне более яркие и броские — о них говорит весь мир, там, в Чечне, он находит атмосферу братства, доблести, праздника, ради которых, собственно, и срывается с места.
А может быть, все дело в деньгах? — спрашиваешь себя. Есть, конечно, и деньги. Но они не больше тех, что принято платить профессионалам-наемникам во всем мире. В любом случае, это не те деньги, ради которых стоит умирать. Поэтому не нужно обманывать себя — они едут за доблестью, чаще всего — это пассионарии.
 Если бы черкесские репатрианты смогли увидеть Адыгею, как некий полигон для строительства нации, то все остальное зарубежье восприняло бы эту — иную модель развития событий. Сегодня уже и деньги, и те молодые люди, которые могли бы стать закваской к будущей нации, аккумулированы в других местах, причем часто на совершенно иные цели. Вступившему на этот путь человеку трудно дается дорога обратно. В этом смысле то, что происходит сейчас в Чечне — это развязка всей северокавказской ситуации.
Чечня сегодня — проблема не локальная, а глобальная. Если бы мы имели возможность посмотреть на сегодняшние события в Чечне и вокруг нее лет через двести, то, думается, что мы обнаружили бы, что Россия — некий эпизод в чеченской истории. Вся Русско-Кавказская война, последовавшая за ней эмиграция на Ближний Восток, сталинская ссылка в Казахстан, нынешние войны останутся в сознании народа, как их предыстория. Это как у евреев — сорокалетнее вождение Моисеем их предков по Аравийской пустыне. Правда, тут нужно оговориться: если чеченцы останутся живы.
Чеченцы — это единственный народ, который на всем постсоветском пространстве продемонстрировал какую-то звериную волю к жизни. И воля так сильна, что они воспринимаются не иначе, как народ-самоубийца. Чечня — нечто необычное, и если о ней говорить в свете встречных исторических аналогий, то Россия — лишь фон процесса зарождения нового этноса. Надо сказать, что чеченцы считают себя отмеченными судьбой.
«Если проследить историю чеченцев на основе тех скудных знаний и фактов, «открытых для нас»,— пишет в своей книге «Чечня: в когтях дьявола или на пути к самоуничтожению» чеченец Ахмед Келиматов,— становится очевидным, почему на картах гадалок при выпадении рядом с картой «личной персоны» «карты судьбы отмеченных Богом» говорят «вы еврей или чеченец». Как же получилось, что нас отметила судьба?.. Из языков древности самыми близкими к вайнахскому языку оказались урартский (VI—I тыс. до н. э.) и хурриттский (II тыс. до н. э.) языки. Хурри — нохчи (хурриты — вайнахи, хурриты — чеченцы) пребывали на территории Урарту, которое располагалось на месте современной Армении, т. е. в верховьях Тигра и Ефрата, где соседствовали с семитскими народами…. В Библии, в Четвертой книге Моисея «Числа», названы основные тринадцать колен (родов) Израилевых… По преданию иудеев, тринадцатое колено (род Левина — Авт.) — элита нации, считается пропавшим. По некоторым сведениям, она проживала в лучших условиях и должна была находиться в верховьях Тигра и Ефрата… Куда пропало тринадцатое колено иудеев – надо еще подумать. Возможно, оно действительно среди чеченцев, которые приютили потомков Гайя, Даки и других, проживающих до сих пор среди чеченцев?..»
Говоря об исключительности отдельных этносов, надо отметить, что в исторических монографиях  о кавказских народах конца ХVIII—ХIХ веков встречается понятие  «кавказская раса», синоним «белой расы». По свидетельству Библии, у пророка Нуха (Ноя — Авт.) было три сына: Сим, Хем и Яфет. После всемирного потопа от них населилась земля: от Сима произошли семиты (евреи, арабы, берберы и др.), от Хема африканские и монголоидные расы. А от Яфета кавказцы (ковчег Нуха приземлился же на Кавказе! — Авт.). Далее кавказцы, как родоначальники белой расы (кавказской)  населили Европу. Но самое главное это то, что  аборигены Кавказа являются далекими предками европейцев и шумерской цивилизации, жившими здесь до приземления Ноева Ковчега.       
Именно в этом некоторые склонны  видеть скрытый конфликт иудеев с кавказцами. «При наличии  коренных жителей Кавказа сионисты не могут навязать миру свое ложное понятие «богоизбранности»,— пишет вышеупомянутый Ахмед  Келиматов.— По известным причинам часть человечества, начиная с ХIХ века (в период зарождения масонства и марксизма) оказалась в центре мироздания, оттеснив тем самым за пределы  своего могущества даже самого Бога. Этим оно сумело поставить все с ног на голову… В российских СМИ, особенно контролируемых евреями, утверждается понятие «лицо кавказской национальности». Кроме того, придавая кавказцам оттенок неполноценности, они дистанцируют их от Европы, что создает благоприятные условия для дальнейшей трансформации европейцев в «евреидную»  расу… Многие исследователи Библии и библейских мифов приходят к выводу, что много в истории «накручено» евреями-националистами… Фальсификаторы Бибилии продолжали перекраивать историю под свою идею «богоизбранности». Понятно, почему сегодня активизирована чеченская проблема, проблема белой кавказской расы, которую, чтобы самоутвердиться, надобно истребить…»
Думается, что автор, свидетель сегодняшней трагедии своего народа, имеет право на свое исключительное видения чеченского вопроса, ибо по его же словам «… природа человека такова, что он плохо переносит мысль о своей второстепенности в сравнении с кем-то. Эгоизм людей бессознательно ставит их в центр вселенной, заставляя считать себя, свою семью, свое сословие, свой этнос, свою культуру и законы самыми совершенными. Такова психология многих цивилизованных народов…»    
Еще совсем недавно черкесы считались лицом Кавказа. Философ Гегель в своей «Эстетике» верхнюю ступень «исключительных» народов начинает с черкесов, далее следуют грузины, итальянцы и т. д. Что же стало с нами? Видимо, оттого, что общенациональной идеи, о которой мы говорили выше, у адыгов на сегодня нет. Некоторые даже склонны считать, что черкесы перестали жить динамичной жизнью, а то, что осталось — это реликт. Вот с этим-то мы никак не можем согласиться. Поэтому в беседах с Ахмедом Шаззо, будущее народа всегда выходит на первый план. 
Ахмед патриот, весь пронизан болью за  черкесский народ, вместе с тем, связав свою судьбу с русскими, его супруга русская, он не может не беспокоиться о будущем России. Мы с ним часто спорим, анализируем черкесскую проблему, выводим ее на орбиту общекавказских реалий и всего Российского государства, ищем перспективу развития своего народа. Мы знаем, что если в малом найдем выход, это станет истоком большой реки. Вот и сейчас мы увлеклись беседой у него дома в Москве.
Стержневой вопрос обсуждаемой темы: что ждет Россию в ближайшем будущем, что ждет Кавказ? Ответов на данный вопрос сегодня существует немало: есть оптимистические, есть и пессимистические. Наша концепция дает право на жизнь любой из версий: оба варианта одинаково возможны.
Обращает на себя внимание то, что разговор ведут адыги, т.е. «лица кавказской национальности»…  Но в их словах слышится боль за судьбу Российского государства, его народов, и боль эта неподдельная.
Чем объяснить подобную боль? Может быть, тем, что грядущая демографическая катастрофа страны аналогична нашей региональной адыгской беде? Ведь адыги уже теряют способность к самовосполнению.
— Ты считаешь, что причиной распада нашего государства, Советского Союза,  была демографическая проблема в стране? — спрашиваю Ахмеда.
— Причин самого разного характера много и они рассматриваются с разных точек зрения, отсюда и спектр разных мнений,— мой собеседник спокоен и сосредоточен,— но я думаю, самая главная из них — демографическая. Это тот фактор, который сыграл бы свою разрушительную роль, если б не сработали остальные. Просто советское население потеряло способность к воспроизводству.
Если рассматривать собственно российскую территорию отдельно без учета внешних влияний, то через двадцать лет количество россиян уменьшится до ста десяти, а через пятьдесят — до семидесяти миллионов человек. Из них около сорока  миллионов  будут в пенсионном возрасте. Если вычесть из этого числа детей, то картина станет еще более удручающей. Причем эта ситуация уже — реальность, она практически неизменима.
Модель экономики Советского Союза предполагала, что для строящихся заводов, городов, магистралей существует бесконечный конвейер новых рабочих. Но уже прокладка, скажем, Транссибирской магистрали была заведомо бессмысленной, потому что поток молодых людей к тому времени иссяк. Деревня оказалась исчерпанной.
— Другими словами, снижение рождаемости привело к тому, что существующего населения оказалось недостаточно для охвата собственных территорий?
— Его мало не только для территорий, но и даже для обслуживания того парка квартир, которые уже существуют. То есть, нужно понять по настоящему, что происходит, а не заниматься, к примеру, реконструкцией «хрущевок».
Уже в 2020 году люди, родившиеся с 1947 года по 1960 годы, составят большинство населения. Это поколение послевоенного подъема рождаемости в России. Поколение послевоенных детей произвело на свет в полтора раза меньше детей, чем их отцы. Следующее за ними поколение однодетных семей. У каждого из этих детей по четыре дедушек и бабушек. Это те дети, ради спасения которых в наши дни  матери шли  в самое пекло боев в Чечне. В таких условиях, разумеется, ни о какой национальной идее в России говорить не приходится.
— Способна ли Россия, осознав происходящее и выработав особую стратегию, предпринять какие-либо действия? Ведь подобная проблема не нова для Запада. Она решается за счет подъема уровня рождаемости, а также регулированием миграционных процессов. В этом смысле у России более широкий перечень возможностей. Достаточно некоторое стимулирование миграции из тех регионов, в которых сохранился потенциал, в их стремлении сместиться к центру.
— Приток иностранцев в Россию неизбежен. Уже начался процесс миграции из так называемого ближнего зарубежья. Азербайджанцев, например, в нынешней России — около двух миллионов человек, в Москве и Подмосковье — девятьсот тысяч. Преимущественно все это молодые люди, т.е. самый перспективный возраст. Но даже этого недостаточно. Речь о другом: свято место пусто не бывает — на территории России много полезных ископаемых, плодородных земель и т. д. То есть, в любом случае народов сюда устремится много, но, я боюсь, смена произойдет так быстро, что русские не успеют их ассимилировать.
— Америка, конечно, другая страна, но, на мой взгляд, ее опыт можно использовать в качестве аналогии. Там существуют небезосновательные опасения по поводу последствий того, что белые вовремя не извинились перед афроамериканскими согражданами. Последние в связи с этим в скором времени могут из угнетенных превратиться в правящий класс. То есть, если русские в ближайшее время не найдут общего языка с кавказцами и выходцами из Средней Азии, то кардинальная смена правящих элит неизбежна. Причем она, возможно, будет и не мирной.
— Все будет зависеть от того, что произойдет в ближайшие десять лет. Всегда есть какой-то резерв, чтобы надеяться на лучшее. Если в период путинского правления будут найдены приемы общения с иногородцами, предприняты меры по стабилизации семьи, отработаны формы цивилизованного общения с мировым сообществом, то беду можно предотвратить.
— Но готова ли русская ментальность так тесно сблизиться с иногородцами?
— Если говорить о русском менталитете, то он, на мой взгляд, более открытый, чем, скажем, американский, более сострадательный. То, что партийная каста не смогла вовремя найти общего языка, например, с чеченцами — это не показатель. Возьмем царскую Россию, после покорения Кавказа мода на черкеску стала овладевать всем правящим классом, включая самого царя. Можем ли мы представить ситуацию, когда — не царь — американский президент, красовался бы в индейской боевой экипировке после покорения Америки и считал бы для себя это некой доблестью?
— Может ли произойти сближение национальных идей, скажем, Чечни, которая становится все более и более криминальной, с российской?
— Россия не менее криминальна, чем Чечня. Посмотрите на правозащитника Сергея Ковалева, просто прекрасного человека, на его шапку ушанку, на пальтишко, напоминающее арестантский бушлат, на его манеру держаться, говорить. Это зона. Предыдущая власть сама свою политическую оппозицию посадила в тюрьму и обеспечила себя такой сменой.
Бизнес в стране был тоже воровским. Цеховики, наиболее оборотистая часть производителей советского периода, рассматривались как преступники. Многие из них побывали в лагерях, приобрели корешей и, естественно, сейчас активно занимают свои места в этой сфере.
А уникальность Чечни заключается в том, что это был народ-заключенный — весь этнос целиком побывал в лагере.
— В таких же лагерях побывали и другие народы: ингуши, балкарцы, карачаевцы, крымские татары, калмыки и другие...
— О каждом из этих народов можно говорить отдельно и обстоятельно. Но о чеченцах надо говорить особо. Это молодой этнос. С ними в таком его качестве могут сравниться, пожалуй, лишь карачаевцы и отчасти крымские татары. В регионах проживания этих народов могут возникнуть сюжеты, сходные с чеченским.
Так вот, Чечня — это как бы юридическое лицо, которое целиком отбывало срок. У всех чеченцев изначально выработано отрицательно-пренебрежительное отношение к власти, как к лагерному начальству.
— Как к ментам.
— Именно. Вся власть в их глазах — мент. Никаких колебаний на предмет — нужно ли у государства воровать — у них нет, и не может быть. Купить диплом, состряпать авизовку — все равно, что стянуть баланду из-под носа лагерного начальства. Подобное рассматривается как честь и доблесть — и моральное право на это дано самой Россией. Она сама такая и сама сделала чеченцев такими.
В этом смысле то, что сейчас происходит в Чечне, лишь вынужденно приняло национальный характер. На самом же деле — это очаг вооруженного протеста против убогости и промозглости нашей постсоветской жизни.
Если продолжать рассматривать Джохара Дудаева, Аслана Масхадова, Шамиля Басаева и других, как бандитов — то это один подход. Но в этом случае даже после поражения — чеченцам никто не сможет запретить изучать собственную историю. А она не укладывается в общепринятые исторические шаблоны, не поддается описанию привычными терминами и понятиями. Это сюжеты для национального героического эпоса, который может просуществовать тысячелетия.
Но возможен и другой подход — если допустить, а так на самом деле оно и есть, что чеченцы — неотъемлемая часть российского субэтноса, тогда все, что сейчас происходит там — героическая история России. Ведь, в конце концов, и Ведено, и села, расположенные вокруг него, имеют русские корни. Еще дед деда самого Басаева был одним из тех русских, кто перешел на сторону горцев в ходе Русско-Кавказской войны. Кроме того, на стороне нынешних их потомков воюет немало этнических славян. И это объясняется по большей части не тривиальным пленением и рабством, а близостью протестного духа тех и других. К таким чеченские боевики относятся, как к своим.
Если суметь взглянуть на происходящее так и сделать выводы, то это будет — другая модель развития России.
— Хорошо. Но те процессы, о которых мы говорим, происходят на фоне общемировых. Нельзя сбрасывать со счетов интересы Америки, Запада, Востока, стран Индокитая, которые ведут политику не обязательно против России, но каждый за себя. Ведь неизбежна поддержка Чечни другими сверхдержавами или странами, претендующими на данный статус. И чем дальше, тем больше.
— Да. Когда какое-либо событие, партия или народ становится ярким историческим сюжетом — союзники отыскиваются немедленно.
— Что ждет Россию в связи с этим?
— Что ждет — сказать трудно. Но как она попытается поступить — предугадать несложно. Первое, что приходит в голову: попытаться уничтожить всех чеченцев. С точки зрения самосохранения империи, как кажется — это единственный выход. Однако мне представляется, что подобное просто практически неосуществимо.
Другой вариант: все-таки со временем отпустить. Это означает, что на карте мира возникает государство, которое в рамках предоставляемых ему границ, положений, соглашений, договоров и т.д. не может ужиться ни с кем изначально. Здесь иная шкала измерений, иная энергетика — словом, молодой, очень амбициозный этнос. В этом случае всему мировому сообществу, как сторонникам Чечни, так и противникам, будет необходимо запастись терпением и «поглаживать» новое государственное образование в течение последующих, минимум, пятидесяти лет.
Но есть третий вариант, о котором я уже упоминал. Я уверен, что ценой неимоверных усилий сопротивление можно сломить. Но как только это получится, побежденные чеченцы,  должны будут получить привилегированное положение в России, как например, баски в Испании. Это схема решения проблемы, которую принимает любая империя в аналогичной ситуации, если, конечно, не стремится к своей преждевременной гибели.
— Может, любая империя, кроме России...
— Славян Балканского полуострова, например, османы в свое время сделали янычарами и расширили государство в Европе и Азии. С другой стороны, одновременно сняли и напряженность на Балканах.
— Если допустить, что русский менталитет позволит подобное, как быть с чеченским?
— Исламский фундаментализм чеченцев и прочие страшилки средств массовой информации, на мой взгляд, не имеют пока прочного основания. Во всяком случае — неполная правда то, что сейчас война чеченцев ведется исключительно на деньги мусульманского Востока. Они, конечно, есть, но главное, как оказалось на поверку — нефтяная экономика мятежной республики. А она в точности копирует российскую. Разница только в том, что чеченские нефтеперерабатывающие устройства, скорей напоминают самогонные аппараты, чем собственно заводы.
Чеченская диаспора наглядно продемонстрировала также, что она может заниматься финансами.
Если Россия, как суперэтнос, готова и способна принять каждый чеченский сегмент: нефтяников, скажем, в Тюмени, финансистов — в оффшорных зонах, боевиков — в элитных войсках, весь героический эпос — в собственную художественную литературу, то от этого она только выиграет, впитав в себя энергетику молодой жизнестойкой крови. В ином случае ничего хорошего я для России не вижу.
— Известно, что после прекращения военных действий на Восточном Кавказе, точнее, после пленения шейха Шамиля в Дагестане, он стал вхож в российскую элиту, а его сыновья впоследствии сделались генералами царской армии. Более того, чуть позже из кавказских народов была сформирована Дикая дивизия, а непосредственно из чеченцев — охрана царской семьи. То есть после войны Россия сумела найти какое-то решение, которое удовлетворило эти народы так, что они защищали и государство, и его главу, как собственные.
— Трудно сказать, как теперь решится чеченская проблема — реальной военной победой или организованной виртуальностью этой победы. Ясно одно — сразу же, после того, как будет провозглашено: мы победили, нужно из чеченцев набирать спецназ, элитные войска. Нужно также запретить употребление таких определений, как бандит, головорез по отношению не только к рядовым бойцам, но и к их лидерам. Первая чеченская война стала такой кровопролитно жестокой только потому, что генерал Грачев имел неосторожность сказать во всеуслышание о том, что мы, де, силами двух десантных подразделений за два часа возьмем Грозный.
— Он попытался унизить чеченцев, а в результате мобилизовал их всех. Прежде всего, конечно, должно быть уважение к противнику.
— Уважение к противнику и вовлечение местной элиты в государственную деятельность, и тогда война закончится.
— Когда мы говорим, что в душах адыгов не осталось озлобленности, то имеем в виду не только людей времен Русско-Кавказской войны, которые сочинили песню — плач о погибших русских солдатах, но и день сегодняшний. Призыв к мирному разрешению конфликта в Чечне — это очень значительный фактор для Кавказа и кавказцев.
— Может быть, остальным мало дела до всего этого, но интеллигенция, которая хотела бы какого-то конструктивного разрешения проблемы, наблюдает очень внимательно. Поскольку у нас есть понимание проблем — то, естественно, их нужно решать вместе. Сейчас Россия не праве оставлять в стороне Кавказ, потому что она может стать катализатором разрушения всей страны. Однако решить кавказскую проблему без участия кавказских народов невозможно. А если это так, то у нас должно быть общее видение нашего общего будущего. А из всего этого следует то, что над этими проблемами должны работать все вместе: Кавказ и Россия.
— Однако, сегодня создается впечатление, что Россия больше тяготеет к унитарному государству с тоталитарным режимом, чем к федеративному ...
— Россия на протяжении столетий строилась не как этническая страна. Кто составлял национальную российскую элиту? В нее входили выходцы из Европы, Прибалтики, Украины, Белоруссии, даже Средней Азии, которая сравнительно поздно включена в империю, но все же делегировала свою элиту в Петербург, которая сразу начинала врастать в российскую.
И шла очень быстро ассимиляция. Посмотрите: Багратион, герой Отечественной войны 1812 года — отпрыск грузинского царского рода. Или Мельников, который пытался дать России конституцию, ближайший товарищ царя Александра — из армянской национальной элиты.
Россия, как и любая империя, космополитична, и если она не будет заботиться о народах, которые живут внутри нее — она рухнет. Более того, чем шире империя, тем больше прав она дает людям. Идеи о правах человека возникают именно в империях, когда народы начинают осознавать себя как единое целое. К единству все должны идти сообща. Из разных источников, устремленных к одной цели, рождается полноводная река.
— Если мы, адыги, часть большой реки, и наш источник начинается с Кавказа, мы должны же что-то предпринять, чтобы  наш колодец всегда был полон? Как сделать, чтобы каждый адыг заботился об этом?
— Если мы, адыги, хотим остаться единым народом, то надо думать о своем будущем. Правда, будущее знает только Бог, но Он же говорит, что и мы сами должны бороться за себя, а не сидеть, сложа руки и уповая только на Него. Если мы не опоздали... Я не вижу такой силы, которая могла бы сейчас собрать воедино всех разбросанных адыгов: идея, или религия, или еще что-то. Во время СССР была единая идеология, утверждавшая, что движемся к чему-то. А сейчас и Россия не знает, к чему идет, и мы погибаем в этом незнании: куда мы идем, к чему мы идем, с какой целью, все ли мы вместе движемся?.. Адыгам надо крепко подумать о своем будущем, надо спросить самого себя — что и зачем я делаю, должна упасть пелена с глаз... Но я уже не верю в это.
— Ты пришел к таким выводам в результате определенных размышлений и анализа событий и ситуаций. А я надеюсь на Бога, пусть Он сделает все иначе, пусть он поставит нас на путь истинный.
— Я тоже надеюсь на Него...
Мы вышли на улицу в морозный московский вечер. Ахмед довез меня до аэропорта, откуда мне предстояло лететь в Ливию. Дорога на Шереметьево была заполнена машинами. Все куда-то спешили. Я с удовольствием покидал суетливый город, думая о том, что скоро окажусь в теплых краях. Перед посадкой я попытался отрешиться от тяжелых мыслей, навеянных беседой с Ахмедом, но это оказалось сделать тяжелее, чем стряхнуть со своих плеч налипший снег…