Глава I. Афиноген Сидоров и Фрося
Сметая всё на своём пути, в фешенебельный холл влетел с всклокоченной шевелюрой Афиноген Сидоров и плюхнулся прямо в бассейн с фонтаном.
Его очаровательная жена Фрося двадцати трех лет с кроткими миндалевидными глазами с двумя малютками на руках дождалась, когда он выйдет из воды. Муж был в ужасном нервном состоянии, весь дрожал и держался за тикающую желваками щеку, словно у него разболелся зуб. Смертельная бледность покрывала убитое горем лицо.
– Этот спрут, эта бешеная акула Иванов проглотил меня вместе с отелями! – прорычал Сидоров, размазывая грязь обильными слезами. – Я – банкрот, полный и окончательный банкрот!..
Он достал из кармана горсть таблеток и через отвисшую челюсть попытался бросить лошадиную дозу в рот.
– Ты порядочная свинья, глупец, осел, ничтожество, слюнтяй, безнадежный импотент! Ты недостоин меня, победительницы конкурса “Мисс Бюст” и чемпионки по боям без правил! – Фрося поморщилась, положила детей в коляски и вытянутой ногой вовремя выбила таблетки. – Успокойся, Афиноген, ты прежде мужчина, а потом – банкрот. Несчастья ходят как мизера в преферансе парами. Мне очень стыдно, Афиноген, но какой ты лабильный, будь до конца конгруэнтным и креативным! Я спешу к счастливчику Иванову. Салют, дорогой, вспоминай – не расстраивайся!
– О, к кому ты уходишь, Ефросинья? К моему заклятому конкуренту! – захныкал Афиноген, падая на колени и простирая к ней руки. – У нас двое малюток. Вернись, я всё прощу. И что было, и что не было. Этот счастливчик Иванов самый нечистоплотный человек на всем Среднем Западе Среднерусской возвышенности...
– Кто же знал, что Иванов окажется столь вероломным, – надменно сказала Фрося. – Советую сохранять нервные клетки – они не восстанавливаются.
Глава II. Порфирий Иванов и Фрося
Фрося в 10-ти комнатном меблированном номере на 37 этаже отеля-небоскреба возлежала на софе, положив крест-накрест ноги в туфлях из змеиной кожи на кофейный столик, и внимательно рассматривала длинные ногти. Ее восхитительная фигурка была облачена в узкие джинсы и короткую, выше пупка, черную блузку. Даже в таком небрежном одеянии она выглядела царственно, как Клеопатра.
33 года. Возраст Христа. Мать еще двоих детей. Перед ее взором проносились последние годы, в общем-то, неплохие и удачливые во всех отношениях.
Старшие дети сидели за компьютерами, младшие раскачивались на лошадках.
Она не замечала с верхней лестницы взгляда на нее, полный смертельного ужаса.
Фрося услышала захлебывающийся от звонка телефон и взяла трубку. Но резким движением мужская рука выхватила ее, и у самого уха раздался голос Порфирия Иванова, оглушающий и неприятный. Голос трепетал и срывался в истерическом визге:
– Ефросинья! Прямо какая-то чертовщина! Словно сам дьявол вмешался! Анализирую банковские авуары и никак не пойму, куда они в одночасье испарились? В чем причина? Где собака зарыта? Кто подставил меня? Откуда утечка информации? Этот ублюдок Петров тут же обвалил индекс Доу-Джонса на целых 130 пунктов. Мой банк качнулся и не выдержал противостояния с другими. Все полетело в тартарары! Недвижимость идет с молотка! Катастрофа!! Фрося, ты моя надежда, не дай погибнуть, спаси, выручи, сделай хоть что-нибудь! Во имя наших детей! Фрося, только ты у меня осталась единственное богатство. Только ты, я знаю, я верю, не оставишь меня в беде...
– Хватит! С меня довольно! – Фрося подняла с колен трясущегося мужа. – К сожалению, Иванов, неприятно такое говорить, но вынуждена разочаровать, твоя карьера лопнула, как мыльный пузырь. Ты сегодня – ничто, раздавленный червь, экономический труп! Отныне мои симпатии принадлежат Петрову, только ему. Прощай, всего хорошего!
– Но, Фрося!..
– Кто же знал, что Петров окажется столь вероломным, – надменно сказала Фрося ключевую фразу и снова принялась рассматривать длинные ногти. – Ты слышишь, повторяю, я сделала ставку на Петрова, его акции стремительно пошли в гору...
Глава III. Дионисий Петров и Фрося
Красавица яхта “Счастливая” при легком неторопливом бризе лениво покачивалась в море с видом на Ласточкино Гнездо. Дионисий Петров отключил все телефоны и тяжело вжался в кресло.
“Стало быть, это она... Змея вероломная, подколодная!.. Вот откуда ноги растут…”
Всю жизнь он жил по чужим законам и теперь пришло время умереть по ним же.
Не сегодня-завтра на него ринутся многочисленные волки кровожадного бизнеса, плодами победы воспользуются львы, а довершат тризну гиены и шакалы.
Это единственно возможное объяснение. Каким-то образом слухи о его преждевременной смерти просочились и появились некрологи от недоброжелателей. Он думал, что никто не узнает, по крайней мере, до завтра...
Но...
Чего-то он не предусмотрел, в чем-то оплошал.
Петров с остервенением порвал некрологи на мелкие кусочки.
Губы его сложились в горькую улыбку. Он не обвинял Фросю, ей всего 38 лет, глупа, дилетантка, бесхитростна, мало жизненного опыта, но мила, верная жена и хорошая мать шести детей. Всё что она успела положительного за это время – родить ему двух детей. Он винил только себя, хотя не мешало бы ей зайти объясниться. Выложить с пристрастием всё, что натворила. А натворила она много – кровь невинных младенцев вопиет. А, впрочем, нет... Пожалуй, уже поздно. Лучше оставить всё как есть. И завещание на нее и детей. Умолчать, что доселе его преуспевающая империя – теперь рухнувший колосс на глиняных ногах.
– Фрося и дети! – крикнул он в открытый иллюминатор. – Прошу ко мне!
Дети и Фрося в недвусмысленном экстравагантном купальнике – комплект в ниточку, с недовольными минами спустились в каюту к Петрову. Тот задумчиво сидел за своей конторкой, отрешенно уставившись в одну точку. Играло одно из навевающих грусть танго. Наконец он встрепенулся. Его взгляд благоговейно поднялся на шестерых от разных отцов детей, и челюсти медленно и тяжеловесно задвигались.
– Ефросинья, соберись с мужеством встретить это неприятное сообщение, – как можно спокойнее произнес он. – Я знаю, даже ты не сможешь мне помочь. Все кончено – крах! Я – безмозглый болван! Так позволить этой бодливой корове Сидорову обвести меня вокруг пальца мог только круглый и-ди-от! Кругом рыскают кредиторы. А уж эти гиеноподобные собаки снимут последнюю нитку с кого угодно, и с тебя тоже.
– Дети, сегодня в море должны появиться дельфины! – сказала Фрося. – Старшие наблюдают за младшими.
Детей не надо было долго уговаривать, и каюту они покинули мгновенно.
– Вот мой единственный спаситель, – Петров достал из ящика стола “бульдог” большого калибра, бесстрастно крутанул барабан и взвел курок.
Фрося отвернулась. Ей было неприятно смотреть на осунувшееся лицо с потухшими глазами. Голос Петрова стал еще спокойнее.
– Дорогая Ефросинья, прежде чем покинуть этот безумный-безумный мир купли и продажи, прошу тебя побыть со мной последнюю минуту. Нет человека надежнее, ближе и роднее тебя. Вспомни, как мы достойно любили друг друга? Нам завидовали, мы были примером супружеской верности, благочестия и добропорядочности.
– Дудки, Петров, я тебя никогда не любила. Как ни прискорбно, у меня нет для тебя свободной минуты. Время – деньги! – позируя перед зеркалом, Фрося величественно рассыпала по плечам длинные блестящие волосы. – Я и твой конкурент Афиноген Сидоров... Ах, извини за банальность...
– Не возьму в толк... объясни...
– Кто же знал, что Сидоров окажется столь вероломным, – надменно сказала Фрося ключевую фразу. – Ты, как настоящий мужчина, понимаешь, насколько мои с ним отношения зашли далеко... Он уже ждет меня в своем загородном клубе...
Раздался выстрел. Петров смотрел на Фросю остекленевшими глазами.
Глава IV. Опять Афиноген Сидоров и Фрося
Полдень. Фрося вывернула голубой шикарный “Гелендваген” с скоростной трассы к большому офису. Дети никогда не видели такой замечательной монументальной архитектуры. Радостно потирая руками, их встретил счастливый Афиноген Сидоров. Он и Фрося бросились друг другу в объятия.
– Это я сделал всё для тебя, и скоростную трассу! – первым делом похвастался он.
Фрося, захлебываясь словами от восторга, в промежутках между поцелуями рапортовала.
– О мой любимый, Афиногенчик! Я, наконец, вернулась... какое блаженство... я летела... крылья победы стремительно несли меня к долгожданной встрече!.. Твоя маленькая Фрося... твоя гордая, независимая, преданная Фрося, преодолевая многочисленные трудности на пути, через всевозможные ниспосланные испытания, отомстила за тебя и ликвидацию конкурентов выполнила!
Афиноген деловито остановил ее.
– Ефросинья, чёрт возьми, какая колоссальная, ювелирная работа, я бы сказал, филигранная техника! Несмотря на искусную игру соперников, мы победили! Победили общими усилиями! – и он застыл в торжественной позе с высокоподнятой головой, как при исполнении государственного гимна.
Дети и Фрося последовали его примеру.
– Нет слов, я преклоняюсь перед величием твоего подвига. – Афиноген снова обнял Фросю. – Ты мудрая, ты мужественная женщина! Россия не забудет своих героев! Но... – он не скрывал слезы грусти, – ты устала, в Монте-Карло – маленький отдых, а дальше... а дальше – трудно даже себе представить, Фрося, только три дня нам отпущено быть вместе, целых три дня... Но мужайся... На горизонте появился новый конкурент...
У Фроси бессильно опустились руки.
– Этого не может быть! – не веря, воскликнула она. – Это кто еще такой нашелся сумасшедший бросить тебе вызов?
Афиноген вытащил фотографию.
– Ты его не знаешь, но будешь иметь полную информацию. Еще одно последнее усилие, и мы проучим этого нахала и выскочку Прова Васильева!!!
– Настоящая любовь сокрушит всех паразитов, упырей, кровососов и захребетников на нашем пути! – Фрося засобиралась в долгую дорогу.
______________________