С некоторых пор руки у меня ободраны, как будто каждый день я продираюсь через кактусы где-нибудь в тропическом лесу. Это Рыськина работа. Ее грациозная кошачность или кошачья грациозность вводит в заблуждение всех. Никто и не подозревает, что внутри милой кошечки живет гибрид мустанга и кактуса. Я тоже купилась на необыкновенный разрез зеленых глаз и невинную мордашку. Теперь вот хожу вся ободранная, как обои в кухне.
Я-то думала, что дети привезут сытую толстую кошку, которая будет сонно мурчать у меня на коленях. А привезли Рыську. Целыми днями она, оттопырив хвост, скачет боком, как необъезженный мустанг и при этом отчаянно царапается, если неосторожно попадешься ей на пути. В своем неукротимом стремлении к независимости она уступает только незалэжной Украине. А так – впереди планеты всей.
Когда Рыська выходит на тропу войны, семья боязливо жмется к стенкам и лишний раз боится моргнуть. Наскакавшись вволю по комнатам, Рыська падает там, где ее свалила усталость и засыпает. Наконец-то наступает наше время. Толкаясь и отпихивая друг друга, мы гладим ее острую мохнатую мордашку, щекочем за ушками, почесываем брюшко в тщетной надежде услышать благодарное мурлыканье. Никогда, ни разу я не слышала, как она мурчит. Этакая инопланетянка, железная леди кошачьего разлива. Мне кажется, я ее понимаю. Это уже четвертая квартира за ее недолгую кошачью жизнь: тут не то, что замурчишь, завоешь!
Я помню ее ошеломленный взгляд, когда она в первый раз увидела Грея во дворе. Наш добродушный немец всунул свою лобастую башку в открытую дверь, должно быть, хотел представиться новой жиличке. Рыська, до этого в упоении скакавшая по коридору, остановилась так резко, что мне показалось – я явственно слышу скрип тормозов. С минуту она таращилась на Грея своими безумными глазищами, а потом отчаянно застонала. Это было очень похоже на тоскливое:ох-ох-ох! И это было так по-человечески понятно. «Ну, вот, - говорил весь ее встопорщенно-испуганный вид, - только этого мне не хватало! Что ж теперь делать, как теперь жить, когда во дворе бегает такое чудище!» На нас, понятное дело, у нее надежды нет. Раз мы допустили такое мохнатое, огромное безобразие, рассчитывать на нас нечего.
По утрам Рыська усаживается на подоконнике и задумчиво смотрит в небо. Неужели она молится своему кошачьему богу? Интересно, о чем?