Весна.
Лето, осень, зима…
Меняются времена года, по календарю каждому из них отмерено одинаковое количество дней, но на самом деле быстрее всего пролетает весна. Вот только-только снежок сошел, прозрачные сосульки утекли ручьями, деревья выстрелили листочками, а потом отцвели волшебным ароматным вихрем, и все это великолепие стремительно закончилось, хотя душа требует продолжения роскошного буйства запахов и всех оттенков зеленого и розового цветов.
Остановись или хотя бы замедлись, весенняя карусель, твои краски так быстро меняются, дай надежду на то, что следующим утром можно будет вновь насладиться трогательной хрупкой плотью вишневых, абрикосовых, яблоневых цветов, от запаха которых не теряют голову только пчелы!
Хотя, кто знает, может, и эти вечные полосатые узники-труженики не просто жужжат, собирая нектар и пыльцу, а поют свою пчелиную песню. Только никто пока ее не перевел на мелодию, воспринимаемую тугим человеческим ухом.
Человеческий мир замрет, когда услышит, как и о чем поют те, кто проводит всю свою жизнь в фарфоровых недрах цветов….
Эх, люди: неповоротливые, плохо ориентирующиеся в пространстве, со слабым обонянием и плохим зрением существа.
Те, кто стороны света может определить только по компасу, если не светит солнце, а не по запаху. Вот запад, например, пахнет гречихой. А северо-восток-сиренью. И никакого компаса!
Те, кто для транспортировки собственного тела использует всякие механизмы, хотя, например, летать очень легко. Достаточно стать на край летка, оттолкнуться от него, расправить крылья и взлететь. Всего-то делов! Ах да, у них ведь и крыльев нету… Беспомощные существа!
Потом-лето. Оно обнимает нас теплом, переходящим в зной. Плавится асфальт, и на его неровностях плещется ненастоящая влага, игра раскаленного воздуха, в которую хочется погрузить разгоряченное лицо.
А детские летние дожди, такие громкоголосые, рычащие громом, грозно сверкающие молниями?! Какие теплые и чистые лужи в углублениях асфальта, по которым так здорово пробежаться босиком!
Летние теплые вечера, когда зной заползает в свои горячие покои и позволяет всему живому ощутить себя целыми и невредимыми. Какие черные летние ночи на Кубани! И наступают они мгновенно, не давая возможности заявить о своем существовании сумеркам. Щелк! И все: ДЕНЬ ОКОНЧИЛСЯ! Отдыхайте, люди и звери, проведите ночь в прохладе, завтра-опять лето, и солнце с утра вновь примется налево и направо метить человеческие тела своей тонкой кистью загара…
Как-то незаметно становятся прохладнее дни и ночи, необычайно прозрачной - вода в единственной речушке, протекающей через мой родной город. Смешное название которой «Чаганка» не имеет ничего общего с официальным географическим «Самойлова балка». Природа, не особо задумываясь о таком пустяке, как смета, выливает на листву краски всех оттенков от желтого до фиолетового, с каждым днем ускоряясь, как будто выполняя обозначенный кем-то план по использованию краски. Вчера было чуть-чуть желтизны на вишневых ветках, сегодня-побольше, а завтра-все дерево – в золотом шуршащем наряде.
Все так роскошно, разноцветно и оптимистично!
А потом богато расписанная листва опадает, листья высушивает еще нехолодный осенний ветер, и вот уже курятся повсюду костерки, в которых сгорают праздничные костюмы деревьев и кустов.
Окончен бал.
Абсолютно безобидные на первый взгляд дождики перерастают в надоедливо и нудно барабанящие с утра до вечера затяжные дожди, безжалостно смывающие остатки шикарных нарядов, и облачающие окружающий мир в серый цвет. И нет им ни конца, ни края… Дожди идут и идут, и от благословенных луж уже не веет летним теплом.
Сырость, мгла… Осень…
Ледяным вихрем врывается зима. Кто-то ласково называет ее «зимушка».
Нет. Зима!
Зима..…
Время холодов тянется неоправданно долго, окна покрыты узорами, снежинки при ближнем рассмотрении прекрасны, снег аккуратно укрывает коричневую листву и неопрятные деревья, придавая им праздничную прозрачность. Чисто, прибрано, но так холодно!
В детстве мне казалось, что зима имеет право на существование только ради Нового Года. Этот праздник оправдывает и холодный ветер, и мои вечно мерзнущие руки, вернее, промежуток между варежками и нижним краем рукава. Быстро мы росли тогда, быстро становились нам малы купленные на вырост одежки.
Однажды, набегавшись на морозе, я не смогла открыть калитку, так замерзли мои руки. Я беспомощно стояла у забора, в окне мелькали папа и мама, а я не могла поднять ненавистный крючок. Не гнулись ни ладони, ни пальцы. Выручил дед Яша-дедушка соседей-двойняшек Сашки и Наташки.
Сухонький, легкий, с ласковой улыбкой. Он вставал раньше всех и уходил в дом позже всех. Работал без устали, что-то выметая, скобля и вычищая, доводя до блеска кирпичные дорожки. Дед Яша услышал мое поскуливание, вышел из своего двора и открыл мне калитку. Спасибо, дед Яша!
Новый год пролетал, заканчивались каникулы, проходило еще несколько дней и наступал февраль, а в нем – долгожданные «февральские окна», теплые дни, за которые успевали растаять весь выпавший снег, сосульки и лед.
Иной раз даже прилетали обманутые весенним теплом скворцы. Они разноголосо звенели на нашей большой абрикосе, к которой папа приладил двухэтажный скворечник. Скворцы-предвестники весны, черная с перламутровым отливом в белый мелкий горошек детская радость. Скворцы звонко оповещали весь мир об окончании зимы, а особо рачительные хозяева вытаскивали на улицу ящики с пророщенной картошкой и приступали к огородным работам. И если морозы не возвращались, то их картофель созревал гораздо раньше посаженного вовремя. А дед Яша выходил с ведром извести и подбеливал деревья. Для пользы дела и…, чтобы красиво было.
Детство!... Что же ты не отпускаешь меня?
Как быстро ты ушло, незаметно, даже не скрипнув дверью…
Или улетело, сделав прощальный круг над моей головой, занятой животрепещущими проблемами?...
А, может, ты решило поиграть со мною в прятки, и до сих пор ждешь, затаившись в заветном укромном уголке моего двора, где никто никогда не мог меня обнаружить, когда я пойду тебя искать,?...
Или убежало ты, сверкая розовыми пятками, к детям с соседней улицы, чтобы играть с ними, обидевшись на мой серьезный вид?...
Я не почувствовал, как детство ушло… А когда заметила-обрадовалась: я-большая!
Я могу все! Почти все…
В моих книгах становилось все меньше картинок, ушли ленточки и пристрастие к красивым значкам, я могу, сжав зубы, заставить себя сделать то, чего не хочу.
Я-большая, я многое могу. Почти все. Но за это плачу, как и все, большую цену.
Злобный тролль прыгает, кривляясь, и уводит за собой близких и друзей. И они послушно уходят, не оглянувшись и даже не поняв, куда их уводят.
«Не ходите! Туда нельзя!-кричу я им.-Не покидайте меня! Я так вас люблю! Дорогие мои…»
Я пытаюсь сказать им самые важные слова на свете, но они бесполезны, потому что тех, кому они адресованы, становится все меньше, и фразы мои падают на мокрый асфальт, рассыпаясь на мелкие острые осколки...
Я могу почти все…
Как мало я могу!
Где, где та заветная дверь, открыв которую можно встретить мое убежавшее, как закипевшее молоко, детство, где, прервав любимые игры, ждут-не дождутся меня, именно меня, мои первые друзья на свете: толстенькая Катюшка, белокурая Верунька, черноглазый и подвижный как ртуть Вовка, худенькая до прозрачности Олька?...
Куда же они без меня?
И как же я без них...
Детство...
Там можно пробежать по лужам, подпрыгнуть до облаков и загадать в подарок звезду с неба. Там обыкновенный табурет превращается из паровоза в ракету, из лодки в автомобиль, там можно поссориться на всю жизнь и помириться через минуту.
Там можно наесться одним яблоком, попеременно откусывая от него всем вместе.
Там чужие люди погладят по голове и накормят, чем есть.
Там живы мама, папа, деда и бабушка, которые часто ворчат и ругают, но так любят…
Там впереди все-все, целая жизнь, светлая, переливающаяся цветами яркой радуги, пахнущая терпкими неведомыми ароматами…
Боже, открой секрет возвращения в детство, подведи к двери туда, скажи волшебные слова, чтобы открылся сезам…
Мама, приложи к моему горячему лбу свою прохладную атласную ладонь на короткий миг, у тебя, вечно спешащей, никогда не хватало на меня времени, сотри все невзгоды, что я испытала, подуй слегка, чтобы улетели тяжелые воспоминания, как дурной сон.
У тебя это так хорошо получалось…
Как ни у кого...