Крысятник повесть

Алексей Фандюхин
 
Подполковнику милиции
Николаю Остапенко,
трагически ушедшему
из жизни
10 июня 2003 года,
моему другу и брату
посвящается…
 

Начало рабочей недели, как казалось, складывалось достаточно ровно и успешно. Дни текли плавно, и ничто не предвещало неожиданностей. Даже природа, достаточно суровая природа Юга западной Сибири, мирно дышала необычайно теплыми для этого времени года днями. Дремавшая на отметке «ясно» стрелка барометра сонно проглядывала сквозь отблески солнечных зайчиков. По голубому до синевы осеннему небу высоко летели курчавые облака, на которые невольно падал взгляд из окна служебного кабинета Николая Остапенко. Спокойная рабочая обстановка, предупредительная доброжелательность коллег. Ничто не вызывало беспокойства. Все настраивало на мирный лад. Буквально все лучилось благополучием и спокойствием, уверенностью в том, что дела на остаток недели складываются как нельзя лучше и поближе к выходным можно будет подумать о каком-нибудь маленьком приключении и более приятном времяпрепровождении, гораздо приятней, чем бумажная каждодневная рутинная возня.
Человек предполагает, а господь располагает.
Неожиданностей за двадцать с лишним лет работы в милиции у героя нашего повествования было достаточно много. Они, исходя из специфики службы, поджидали его на каждом шагу. Николай научился их прогнозировать, предугадывать, а скорее предчувствовать их приближение, ощущая приближающиеся события каким-то особым шестым чувством, скорее каким-то верхним чутьем. Как хорошая легавая, выискивающая перепелов в свежескошенной траве, учуяв их, Николай старался максимально использовать неотвратимо накатывающиеся события в своих маленьких, слабокорыстеньких целях. Стремился извлекать из них малую выгоду – удовлетворить страсть, которая не была тайной, а скорее общеизвестной. Страсть – наслаждение природой посредством удачного выстрела по низколетящей, быстробегающей, плавающей дичи, зверю; охотой тихой ¬¬– грибной, рыбалкой во всем ее многообразии методов и способов.
Но наслаждение природой Николай мог себе позволить только в свободное от службы время. Либо в рабочее. Потихонечку, аккуратненько, стараясь не обижать службу, дабы служба не обижала его самого.
Его увлечение охотой и рыбалкой давно приобрело характер затяжной изнурительной болезни, название которой было одно: любовь к жизни, а жизнь он любил в полном многообразии всех ее форм и проявлений.
Ценил каждую минуту как своего, так и чужого свободного времени. Старался использовать время рационально, с пользой для себя и окружающих.   
Никогда не был жадным ни на удовольствия, ни на результаты, полученные от реализации этих удовольствий. Щедро делился добытым. Любил собирать большие компании единомышленников таких же помешанных, как и сам. Компании подбирались годами, происходила шлифовка, притирка коллектива. Коллектив как живой организм, самоочищающийся от шлаков, освобождался от морально уставших. Уставших от заданного жизнью бешеного ритма и не выдерживающих жесткого графика, темпа , больших расстояний, материальных затрат составляющих.
Случайные, ленивые, хитроватые люди не задерживались в компании надолго. Сразу вычислялись, да и практически тут же изгонялись после первой поездки. Дорога в сей коллектив им была заказана.
Членам компании, рекомендовавшим не пришедшегося ко двору рекрута, выносилось полушутливое общественное порицание в виде поражения в правах, которое учитывалось при розливе в течение 30 календарных суток с момента вынесения порицания. Наливалось на первом привале на полпальца меньше. Костяк компании десятилетиями оставался неизменным, сплоченным, понимающим друг друга с полу-слова, полу-жеста, полу-взгляда…
Сборы в очередную экспедицию, а иначе как охотничье-рыболовными экспедициями эти поездки назвать было нельзя, учитывая расстояния в сотни, а зачастую и тысячи километров, имели определенный ритуал.
С понедельника, а если речь шла о больших расстояниях, то и раньше, за неделю-две, товарищи по несчастью созванивались. Проводилась легкая словесная разведка, корректировка предстоящих личных планов членов собираемой компании. Второстепенное, мешавшее осуществлению задуманного отодвигалось на задний план. Обозначалась цель, и ничто не могло помешать ее достижению. «Пуля вылетела», – говаривали члены команды, подчеркивая неотвратимость желаемых, планируемых и надвигающихся событий. Ко вторнику разговоры продолжались на тему: «А было бы неплохо…» и активно начиналось обсуждение предстоящей поездки, количества и состава участников…
Николай ценя свое свободное время, свободное время своих друзей, никогда не разводил бесконечных, никчемных разговоров, был пунктуален и считался человеком слова и дела.
Предварительно сговорившись по телефону о планах на предстоящие выходные со своим приятелем, заядлым охотником и неутомимым рассказчиком острым на язык, большим специалистом охоты на норную и водоплавающую дичь по фамилии Анискин, живущим на границе с соседней страной (называемой теперь страной ближнего зарубежья) и находящейся не так уж и далеко от служебного кабинета, как вы помните из окна которого с тоской смотрел на проплывающие облака герой нашего рассказа. Фамилия как никому подходила товарищу по двум причинам: он был милиционером и так же, как известный в прошлом киногерой, был сметливым, рассудительным и добрым человеком. Имея склонности к оперативной работе, легко сходясь с людьми, Анискин, даже не будучи по должности оперативником, но родившийся таковым  умело собирал информацию о пролетавших стаях птиц, плавающей в озерах рыбе, «притонах и малинах», в которых собирались барсуки и лисы.
Наслушавшись Анискинских отчетов о проведенной разведке в прошедшие выходные дни болот и водоемов, чуть ли не всей пограничной линии, разделяющей не так уж и с давнего времени две братские республики некогда великой страны под названием СССР. О том несметном количестве увиденной дичи, разделив на всякий случай все это на десять, Николай пришел к выводу, что неплохо было все-таки в предстоящие деньки поехать и посмотреть сквозь прицел охотничьего ружья на эти косяки северной дичи, летевшей через приграничье на места зимовок куда-то в Африку. И, может быть, сделавших короткую остановку именно на том болоте, на котором и живет охотничье счастье.
Но понедельник прошел, вот уже и вторник на носу, а там наступит и середина недели, а Николай, твердо уверившись в том, что ехать все-таки необходимо на «северную», компанию собирать не торопился. Что-то внутренне сдерживало его от активных действий, даже несмотря на то, что почти все руководство разъехалось по командировкам и есть возможность в пятницу, уже с обеда рвануть в сторону соседнего дружественного государства. Через 6–7 часов пути стоять на болоте с закружившейся головой от счастья, слушая свист разрезаемого крыльями воздуха. Отдуплетиться по стае налетевших чирков, негромко выругавшись за промах, и весело расхохотаться, почувствовав себя удивительно счастливым человеком.
Но, как вы уже догадываетесь человек предполагает, а господь располагает, и в кабинет с улыбкой заходит напарник по кабинету, младший товарищ и друг, а по совместительству еще и прямой начальник Славка Гришакин, и виновато-безапелляционно заявляет:
– Николай Алексеевич, – делая паузу и опуская глаза к полу, расшаркиваясь и топчась на месте, витиевато начинает он, – придется выехать в командировку в Баковский район. В отделе охраны украли автомат. Обстоятельства неизвестны. Свяжись с начальником Управления вневедомственной охраны Даниловым. Возьмете с собой сотрудника уголовного розыска, полиграфиста и на машине Данилова выезжаете после обеда. Срок командировки – три дня, распоряжение генерала.
И добавил свое, традиционное:
– Ну, вот, так! – и развел при этом руки ладонями вверх, втянув шею и смешно оттопырив при этом губы.
Но Николаю было не до улыбок и тем более не до смеха. Высокий, выстроившийся замок планов на глазах начал крениться пуще Пизанской башни. Да и выезд «после обеда» не входил в его планы по объективной причине: старый армейский товарищ, с которым Николай не виделся много лет, проездом заскочил на пару часов в город. Договорились встретиться, вместе пообедать, поговорить, а тут неувязки. Непорядок. Друг не поймет, не в той системе координат существует. У него производственные отношения намного проще: сам себе хозяин.
Для себя решил: позвонить Данилову и договорился о том, что сначала каждый занимается своими делами. Затем, связавшись по сотику, бросить личное авто на стоянке недалеко от дома и ринуться выполнять поставленные, как говаривали раньше, партией и правительством задачи.
Так и сделал: с вокзала забрал бывшего сослуживца и, не мудрствуя лукаво, потащил обедать в расположенный неподалеку развлекательный киноконцертный комплекс.
 Под самым потолком громадины ККК, возведенного на закате недостроенного коммунизма, расположился уютный ресторанчик с отменной кухней, вышколенным персоналом, модерновым залом и тематическими обеденными столами, оформленными в революционном стиле (в общем, было что показать гостю).
Расположившись поуютнее в креслах и разместив заказ, Николай невольно бросил взгляд на сотовый телефон, выглядывающий из-под салфетки, и съежился. Через секунду телефон зазвонил, и бодрый голос Данилова, старого товарища, земляка, знакомого еще по комсомольской юности, сообщил о том, что все готово, он всех собрал и спрашивал, куда заехать за Николаем. Не вовремя! Решение пришло неожиданно быстро: служебная командировка три дня, Баково находится на полпути к вожделенной охоте, автомобиль, любовно называемый УАЗиком, а на самом деле являвшийся потрепанным японским джипом, проверенным в боях и походах, оборудованный лебедкой, центральным дифлоком и самоблокирующимся задним мостом, заправленный почти по самое не могу баком и с не разобранной с прошлой охоты амуницией, оружием и боеприпасами, стоит у парадного подъезда…
Ну, а что бы вы сделали на месте нашего героя, учитывая то, что был только вторник и представлялась великолепная возможность совместить полезное с приятным? И службу сослужить и душу потешить.
Камень с груди как рукой сняло, и нашло прозрение. Так вот почему он подспудно оттягивал сборы компании на предстоящую охоту, понапрасну не собирая в путь добрых старых охотничьих друзей.
 Чутье старой легавой не подвело и на этот раз.
Тепло простившись с товарищем, Николай заехал в ближайший охотничий магазин, на предпоследние деньги закупил патронов, предварительно прикинув сколько нужно денег, чтобы прожить три-четыре дня в командировке и не помереть с голоду с прицелом на сибирское гостеприимство, и тронулся в путь.
Дорога была не близкая и не совсем знакомая.
Отмахав в добром темпе около 200 километров по приличному асфальту, сверившись с картой, изготовленной в советские времена для американских шпионов, казалось для того, чтобы они, энти (шпиЁны), навсегда заблудились в просторах страны среди двух исконно российских бед, Николай остановился у бензовоза, стоящего с буксировочным тросом, называемым в шоферской среде «галстуком» на переднем бампере. Маленький юркий мужичок в замасленном кургузом пиджачке выскочил из кабины и радостно посеменил к УАЗику.
Николай за последущие пятнадцать минут дважды пожалел о том, что остановился. Первые десять минут ушли на разъяснение мужичку того, почему японский джип с автоматической коробкой передач не может тащить российский бензовоз весом более 4-х тонн, а мальчик 15 лет, передачу про которого мужичок не так давно смотрел по телевизору, таскает целый трамвай с пассажирами зубами. Ну а когда зашел разговор на тему, как добраться до Баково, Николай до конца понял, в чем была трагедия польских шляхтичей и Ивана Сусанина. Ретируясь задним ходом, полез в бордачок УАЗика, где был припрятан подаренный не так давно на юбилей друзьями-охотниками Джи-Пи-Эс-навигатор с цветным дисплеем и закаченными картами четырех ближайших краев и областей, степенью погрешности определения координат своего местоположения до одного метра, и впился в высветившуюся на экране карту невидящим взглядом. Втянул голову в плечи, стремясь провалиться на месте, но избавиться от кошмарного бестолково-назойливого наваждения в образе короля бензоколонок. Мужчинка, попрыгав вокруг Николая еще минут пять и поняв, что на него больше не обращают внимания, отошел к ГАЗику, обиженно поджав губы. Сдают нервишки, расшатались, да и раньше в общем-то такие же были. Не мог долго рядом с собой дураков терпеть, в том числе и вне зависимости от чинов и регалий.
Солнце еще не закатилось, а Николай уже подъезжал к раскинувшемуся среди полей, околков и болот небольшому райцентру Баково. Верными путеуказателями являлись все большее и большее количество различных милицейских патрулей попадавшихся на дорогах. Происшествие, связанное с утратой автомата для милицейских подразделений, является редким и чрезвычайным.
Припарковавшись чуть вдали от неказистого одноэтажного здания районного отдела милиции, по давно сложившейся привычке сотрудника Управления собственной безопасности осуществлять негласные проверки пропускного режима, хотел проникнуть незамеченным в здание РОВД, но про себя спохватился и оставил эту затею.
Когда горит хата, сор по углам мести некогда, да и у дверей стоял автоматчик в каске и бронежилете. При появлении Николая автоматчик вытянулся истуканом и не задал не только ни одного лишнего вопроса, но даже не потребовал предъявить документы. Внутри и так уже полно было непрошеных гостей. Одним  больше – одним меньше.
Зная о том, что назначенный пару-тройку месяцев назад начальник отдела милиции находился уже почти неделю на учебе в краевом центре, а за него оставался молодой, совсем еще зеленый старший лейтенант, его первый заместитель – начальник криминальной милиции, Николай прямиком пошел искать кабинет с соответствующей должности табличкой. Поиски не были мучительно-трудными и долгими, благо здание райотдела представляло из себя одноэтажное помещение барачного типа с одним длинным узким коридором и кабинетами, расположенными по левую либо по правую руку входящего. А точнее, или правую руку и левую ногу , либо правую ногу и левую руку. В зависимости от того, имелась ли на двери кабинета ручка для открывания двери рукой, либо она отсутствовала- тогда дверь открывалась ногой.
В нужном Николаю маленьком прокуренном кабинетике с ручкой было полно знакомого, малознакомого и совсем незнакомого народа. Слева от входа в помещение, подперев косяк, стоял с независимым видом щупленький, щеголевато одетый молодой человек лет 20 – 25. На стульях вдоль стола, стоящего буквой «Т», сидели начальник Управления охраны Данилов, незнакомая миловидная женщина ко всему, оказавшаяся впоследствии еще и умницей, майором милиции, специалистом-полиграфологом по имени Марина. Рядом с ней восседал с грозно-значимым видом, как бы сошедший с обложки произведений Кивинова собирательный образ Ларина, Рогова и Соловца – три в одном, молодой человек – сотрудник Управления уголовного розыска, присланный из главка. Слегка еще зеленоватый, даже не бурый (сорри за сравнение с помидором). Настолько  неспелый, практически находящийся ещё, как бы, в эмбриональном состоянии сотрудника аппарата УУР.
О времена! О нравы!… Мельчают кадры. Никому, видимо, в государстве толком нет дела до правопорядка. Нет дела и Министру, похожему на Бедного Пьеро и Пуделя Артамона одновременно. Без своего собственного мнения и стремления в жизни чего-то значить. Заигравшемуся в политику и футбол.  Назначенному на должность из гражданских пиджаков по принципу кумовства и не понимающему, да и не стремящемуся что-либо понимать в милицейских делах.   Тьфу,стыд одним словом!
Казалось в противовес специалисту из аппарата Главка за противоположный край стола судьба усадила  мужчину, лет 40, с шикарными черными усами. Который оказался  начальником криминальной милиции соседствующего с Баковским района и присланный по-соседски в помощь.Ну, ладно! Этот хоть вполне созревший.
Место в кабинете было свободным одно – во главе Т-образного стола, спиной к окну и лицом к двери- место хозяина кабинета и хозяина ситуации. Похоже, интуитивно никто не хотел брать на себя ответственность за происходящие события и их дальнейшее слабо прогнозируемое развитие. Посему и место оказалось свободным.
Николай шумно плюхнулся в свободное кресло, усевшись по-хозяйски, еще не до конца осознавая значимость своего поступка, автоматически взяв львиную долю ответственности за дальнейшее развитие событий на себя.
По этому поводу он не комплексовал и не сильно-то и расстраивался. Зачастую, где надо и не надо, привык брать ответственность на себя.
Выслушав сбивчивый полурассказ-полудоклад от присутствующих о происходивших событиях, Николай, воспользовавшись заминкой, взял «быка за рога» и принялся знакомиться с присутствующими.
Первым попался щеголь, стоявший у дверного косяка на которого и был обращен его тяжелый внимательно изучающий взгляд.
На вопрос Николая: «Кто такой?» – юноша, слегка смутившись, произнес:
– Исполняющий обязанности прокурора района, юрист третьего класса Пукин Александр Александрович.
«Да, резковато взял, не по чину с большим начальником обошелся!» –весело подумалось Николаю, но, не подав вида, продолжил знакомиться с присутствующими, ранее с которыми знаком не был.
Бодрое начало и ненароком взятые повышенные обязательства, как оказалось впоследствии, могли сослужить Николаю вполне медвежью услугу, повернись дальнейшее слабопрогнозируемое развитие событий не тем боком.
Обстоятельства произошедшего были туманны. Во время утреннего доклада по окончании суточной смены оперативный дежурный капитан Соколов, бодро доложив о происшествиях и преступлениях, произошедших за сутки, скромно добавил:
– Автомат охрана с ночи найти не может.
Принимавший дежурство, временно исполняю¬щий обязанности начальника ОВД, первый заместитель начальника ¬¬– начальник криминальной милиции, за возраст которого, по милицейской традиции, вполне можно было бы назвать «несовершеннолетним начальником СКМ» – чуть не свалился со стула.
Дежурный капитан Соколов пред оком начальствующим стоял на вытяжку и чему-то глупо и растерянно улыбался. Больше ему, похоже, делать ничего не оставалось.
Сознанье непроизвольно унесло Николая далеко в прошлое, и перед глазами всплыла давняя история: такой же растерянно-глупый вид стоящего перед ним, исполняющим обязанности командира ОМОН, дежурного офицера, скромнее-скромного рапортующего о пропаже такого же точно автомата.
Прошло-то всего каких-то десять лет. Нет! Целых десять лет! Ничего в этом мире не меняется, все по-прежнему. Даты, персонажи с декорациями только слегка поменялись, остальное всё по прежнему.
События по окончании доклада в отделе стали развиваться со стремительной быстротой, схожей по динамике со старинным развлекательным аттракционом – бегом в мешках. С небольшим усложнением: глаза завязаны. Куда бежать никто не знает: суеты много, продвижения минимум. Полдня безрезультатных поисков силами райотдела.
Провинившиеся, ведомые желанием без лишней огласки, в надежде на русское авось, рыли землю копытами. А потом… доклад в областное ГУВД, бесчисленные звонки всякого мелкого, среднего и крупного управленческого начальства, беготня с выпученными глазами от одного телефонного аппарата к другому. Больше всего досталось телефонам дежурной части и несовершеннолетнего ВРИО которые как и уши хозяина телефона казалось раскалились докрасна, пылая пурпурно-багряным цветом.
Уже к вечеру по высочайшему повелению стала подтягиваться краевая управленческая братия. В стройных рядах и колоннах её арьергарда нашлось место и Николаю. Это были те силы, на которые и легла в основном тяжесть последующих бессонных дней и ночей связанных с поиском автомата.
Психоз, инициируемый повышенным управленче¬ским воздействием и приездом бригады потихонечку нарастал. Но чувствовался и запах ещё какой-то приближающейся грозы, которая невидимо зрела казалось где-то совсем рядом, а может и совсем далеко-далеко за дверями кабинета. Грозы какой-то не настоящей, скорее-бутафорской. Николай это опять ощутил чутьем охотничьей легавой, но особой тревоги не возникало. И это вызывало недоумение и непонимание.
С грохотом и криком «Пачемууу не на пааассстааахх?» в закрытую дверь кабинета влетело, вломилось невзрачное существо, с громадными линзами очков, в фуражке-аэродроме, в камуфлированной форме полковника милиции по фамилии Калл.
– Па-а-че-ему не-е па-а-дается ка-а-ма-а-н-да?
Второй вопрос полковника нашел отклик и сочувствие в сердцах наиболее слабонервных присутствующих.
Первым вскочил малолетний прокурор, видимо, с испугу. Приподнялись и остальные сотрудники.
Николай вполголоса бросил фразу в стиле Джером К. Джером:
– Наверное, ее подать некому, – имея в виду не только команду «Товарищи офицеры!», аналог команды «Смирно», подающейся для младшего начсостава, но еще и то, что для большинства присутствующих Калл не был ни прямым, ни непосредственным и даже по большому человеческому счету просто начальником. Вставать по стойке «Смирно» перед ним было не по чину. Привстал Коля за компанию последним и тут же сел.
Присутствующие в кабинете  тоже присели без приглашения.
«Ну и дурака прислали!» – пронеслось в его голове.
Единственный прямой подчиненный Калла подполковник Данилов, как бы извиняясь за своего начальника, виновато встретился с Николаем взглядом.
История с опросом «Кто такие?» в недавнем исполнении Николая повторилась почти слово в слово. Солировал только другой человек.
«Как тебе не стыдно, Коля! Ты ведь становишься похожим на этого придурка?! – с немым вопросом-утверждением к себе обратился Николай. – А ведь он всего-то на полторы советские пятилетки тебя постарше будет. Профессиональная деформация называется, однако. Еще поработаем и скоро все из ума выживем».
Что-что, а две истины Николай за долгие годы службы усвоил прочно: государство зря никому денег не платит и своего точно не упустит – соки жизненные выпьет система, сложившаяся веками. Нет, совсем не зря государство отмерило такой короткий милицейский век – сорок пять лет или двадцать лет в упряжке и на вольные хлеба. Пора дурака на пенсию.
Провидцем Николай себя не считал, но Калл после описываемых событий проработал чуть больше-меньше полугода.
«Пора заканчивать этот затянувшийся балаган», – подумал Николай и невозмутимо громко обратился с вопросом к начальнику криминальной милиции соседнего района:
– На чем мы остановились?
Взрослый усато-степенный мужик, подхватив игру, начал громко излагать свою версию случившегося. Затем вступила барышня-милициионер-полиграфолог, поблескивая очечками, как бы продолжая про свое профессионально – наболевшее. Буквально через минуту-другую все сделали вид, что никакого полковника Калла не существует. Все перестали обращать внимание на недоразумение в полковничьем картузе. Немного приглядевшись сквозь запотевшие от выделяемой избыточной энергии очки, полковник, постояв в недоуменье минуту-другую и поняв, что про него уже забыли, сразу как-то сдулся, стал совсем незаметным. Тихонечко сел в уголок и начал вслушиваться в разговоры оперативников.
Обстоятельства произошедшего были крайне туманны. Старший группы задержания отдела вневедомственной охраны сержант милиции с роковой фамилией Бедолага, невысокий, худощавый, лет двадцати восьми от роду, сидел, понурив голову, на стуле пред собравшимися. Обреченно в двадцатый раз бубнил протокольный текст: экипаж ОВО, где он является старшим, 13 октября нес службу по охране объектов на территории райцентра. Экипаж был вооружен автоматом АКСУ (автоматом Калашникова складным, укороченным) и двумя магазинами по 30 патронов в каждом. Автомат Бедолага  всегда держал при себе. Последний раз он отчетливо помнил, что автомат у него был в руках около 11 часов вечера, когда возили дебошира Маковкина из села Нижний Кумак в Центральную районную больницу на медицинское освидетельствование. В машине, кроме Бедолаги, находился помощник дежурного Утак, сам кухонный боец Маковкин и водитель Панамарев. В то время, когда Утак водил дебошира в больницу на освидетельствование, подъехал экипаж ГИБДД. В машине охраны не работала печка, а ночь была прохладная и Панамарев с Бедолагой пересели в машину ГАИ. Бедолага вспомнил, что автомат всегда держал при себе и точно помнит, как он с заднего сиденья дотянулся стволом автомата до оставленной открытой дверки автомобиля и захлопнул ее. Помнит, как дождались, не выходя из машины Утака с дебоширом, и поехали в отдел милиции, находившийся практически за углом. После этого, вспоминал уже с трудом Бедолага, он зашел в дежурную часть, некоторое время там находился, вышел, сел в машину, закурил и понял, что автомата в руках нет.
На вопрос кого-то из присутствующих, сколько времени он находился в дежурке, вразумительного ответа получено не было. Когда и где был оставлен автомат, он тоже не помнит. Бедолага в течение беседы эту фразу повторил три раза. Рассказ был не убедительным и вызывал много вопросов, на которые Бедолага ответить затруднялся.
К событиям, предшествовавшим пропаже автомата, возвращались все снова и снова. Провалов памяти становилось чуть меньше, но они были настолько огромны, что связать воедино цепочку событий не представлялось возможным.
Про автомат он вспомнил только через час, когда сел в свой УАЗик, стоявший у райотдела милиции.
– Точно! – Бедолага просветлел. Час он находился в дежурке и скорее всего автомат оставил там.
Вернулся в отдел. В помещении был оперативный дежурный Соколов и ответственный по отделу Сапрыкин, который сидел, отвернувшись лицом к окну, за компьютером. Походил по дежурке, заглядывая под лавки и столы, Бедолага вышел, прошелся по незакрытым помещениям одноэтажного здания райотдела милиции в надежде обнаружить, как он подумал, спрятанное коллегами-шутниками оружие.
Ничего не обнаружив, через несколько минут вернулся и спросил у Соколова, куда дели его автомат:
– Пошутили и хватит, отдайте!
Рассказывал все это Бедолага не очень вразумительно и на оконечный вопрос о том, точно ли так все было, ответил:
– Не помню, точно не помню.
Амнезия какая-то: здесь помню, а здесь не помню!
Капитан Орлов всего только месяц, как был назначен на должность дежурного. Бывший военный, прекрасно физически развит, подтянут. Мастер спорта по офицерскому троеборью. Был он в отделе человеком новым, практически чужим, не так давно переведшимся из соседнего района и совсем непродолжительное время поработавший инспектором подразделения по делам несовершеннолетних в Баково , да и в самой системе. По существу дела пояснил, что Бедолага с 13 на 14 ноября в районе часа ночи зашел в дежурную часть, что-то поискал по зауглам, затем вышел. Вернулся и стал клянчить якобы оставленный им в дежурке автомат, который дежурные спрятали. Соколов заверил Бедолагу, что автомат они с Сапрыкиным не брали. Вероятно, оставил где-то в другом месте, а сослуживцы пошутили. Автомат найдется через час, два, либо к утру, поэтому тревогу поднимать не стал. Автомата в дежурке он не видел.
Ответственный по отделу младший лейтенант милиции Сапрыкин, в миру инспектор лицензионно-разрешительной работы, видно было невооруженным глазом что, кроме своей службы, более ни в чем милицейском не понимающий, ответственным числился практически номинальным- дырку заткнуть в будний день. Испуганный, с вытаращенными от усердия глазами, стоял навытяжку перед таким большим количеством полковников и полу-полковников ни жив, ни мертв.
        На вопрос, был ли в дежурке Бедолага с автоматом, рявкнул:
– Никак нет, – напугав придремавшего в углу на стуле забытого всеми полковника Калла.
После чего впал в ступор и на последующие вопросы в ответ начал молоть что-то нечленораздельное. Беднягу пришлось срочно выпускать на свежий воздух.
Незаметно подкралась полночь, пошел первый час ночи. От круговорота событий, мелькания лиц, фраз «не знаю, не помню» шумело в голове.
Не совсем окончательно отряхнув с себя дрему, в работу включился и Калл, изредка подавая не совсем бестолковые советы и задавая вопросы неожиданно по теме.
Полиграф, в простонародье называемый «детектором лжи», работал бесперебойно уже более 5 часов. Всех, с кем беседовала «четверка», состоявшая из Вашего покорного слуги Николая, начальника ОВО Данилова, полковника Калла, который все больше и больше вызывал в глазах собравшихся проблески уважения, и начальника СКМ соседнего района, отправляли на полиграф.
Полиграфолог Марина работала, а точнее пахала в поте лица. Периодически кто-либо из четверки выходил в соседний кабинет, где был установлен полиграф, через некоторое время возвращался с загадочно-победным видом и широко открытыми глазами. Затем «влетала» Марина, манила всех в кабинет. Собравшиеся гурьбой шли за ней, и она, сияющая, с видом прорицательницы-оракула заявляла, что автомат спрятан за селом, где-то в околке, а поближе к утру все уверенней начала вещать о том, что автомат находится на территории хозяйственного двора райотдела милиции под грудой строительных материалов. Он был якобы вынесен из дежурки кем-то из сослуживцев Бедолаги.
Учитывая,то что шел третий час ночи, осмотр двора решили отложить до утра.
Прокурор тенью отца Гамлета ходил за всеми и пытался вникнуть в происходящее, в основном прислушиваясь и больше все в основном помалкивая и поглядывая.
Потихонечку часам к 4-м утра начал определяться круг лиц, возможно причастных к краже автомата. Полиграф и обстоятельства произошедшего прямо и косвенно свидетельствовали о том, что кражу автомата совершили либо сотрудники милиции, либо лица, находившиеся в непосредственной близости от райотдела милиции в ночь на 14 октября. А их было не так много. Полиграф упрямо, с вероятностью до 98%, указывал на личную причастность к краже двух человек – водителя охраны Панамарева и ГАИшника Тиунова. Брат Тиунова – водитель пожарной части Валера, причастность которого к совершению преступления у Полиграф-Полиграфыча тоже не вызывала сомнения, – вторые сутки не появлялся дома. По утверждению жены, находился на рыбалке. «Четверкой» было принято коллегиальное решение: Панамарева и Тиуновых с отдела милиции не выпускать до утра. С сотрудниками милиции все было просто: объявлен сигнал «Общий сбор», весь отдел переведен на круглосуточный режим работы, и в связи с этим все вопросы: Что, да зачем?- отпадают. Особенно у лиц, так или иначе имевших отношение к пропаже. Опрошенные с десяток сотрудников милиции, находившиеся в ту злополучную ночь в райотделе, несколько запутали обстоятельства дела, что-то пытаясь недоговаривать. И причины недомолвок были неясны и не укладывались ни в какую логическую схему. Просматривалась тенденция практически у каждого опрошенного выгородить себя,своего товарища, товарища-товарища, брата-свата и  представить все в более благоприятном свете, чем есть на самом деле и  не совсем ястно из каких побуждений. Непонятно все это! А может, все дело в коллективной пьянке, предшествующей совершению чрезвычайного происшествия? Немой вопрос висел в воздухе.
Николай понял: процесс затягивается, будет долгим, и организму требуется отдых. Пора в гостиницу, единственную во всем районе и уникальную в своем роде, на ночлег. Года три назад ему доводилось ночевать в этом убогом, еще советских времен пристанище командированных областных управленцев и колхозников. Был январь и лютый холод на улице. Температура в номерах едва достигала отметки в 10 градусов. В не заклеенные окна, казалось, была видна луна, покрытая куржаком, запотевшая как бутылка водки на сорокоградусном морозе.
Б-р-р-р, ужастики, воспоминания не из категории приятных. Радовало то, что на улице был еще только октябрь.
Заспанная, с растрепанными волосами и недовольным выражением лица, которое впрочем мгновенно сменилось на вежливо-предупредительное, дежурный администратор, видимо заранее оповещенная о нашем приезде, пыталась выдавить улыбку гостеприимства на своем лице, но получилась гримаса, переросшая в зевоту.
Оформляться, заполнять анкеты не было сил. Николай просто взял ключ, махнул рукой:
– Все завтра.
Администратор разумно возражать не стала. Люди солидные, рассчитаются, да и собственный сон, невольно прерванный вторжением, особенно сладок.
В номер заглянул Данилов Володя:
– Пошли, есть бутылка водки, – и добавил: – И бутылка минеральной воды.
С обеда ни у кого во рту не было ни крошки.
Пили молча, почти как на поминках. Потом понесло. Говорили долго, откровенно. Знакомы были давно, лет около двадцати. Жили в одном старинном бывшем уездном купеческом городке, играли в комсомол. Вовка карьеру делал третьим секретарем райкома, Николай общественную нагрузку тянул секретарем городского УВД. Здоровались, встречались на пленумах, были общие друзья, но лично близко не общались. Вовка в принципе неплохой парень был. Несло его только иногда крепко. Сопливого пацана в 18 лет кинули в Афган. Элита Советской Армии, ВДВ-войска дяди Васи, прикрывали все узкие места и прорехи, и, когда после короткого боя из своей зенитной установки прямой наводкой Вовка расстрелял пару духовских БЭТэров, потерял товарищей, заглянул в глаза смерти. Получив на грудь боевой орден Красного Знамени, потекла крыша,заиграли медные трубы  и не мудрено было смотреть на жизнь слегка свысока.
А еще ко всему и болезнь у всех Вовкиных и Колькиных земляков была одна, общая – зазнайство. Переехав в областной центр или еще куда, как правило, с повышением, потихонечку заводили новых приятелей, обрастали знакомствами, но менталитет старинного купеческого городка не позволял сплотиться по-землячески. Каждый жил по себе. Нередко стороной можно было услышать, что, разговаривая о ком-то из бывших земляков, обосновавшихся в столице субьекта и занимавших видные посты, говорили больше с охотой нелицеприятно, редко слово хорошее проскочит. Жили по принципу: скажу о нем плохо, может обо мне подумают лучше.
В мае прошлого года, будучи в Москве проездом с отдыха с Югов, Николай заехал на службу к своему, да и Даниловскому тоже старинному приятелю, достигшему почтенных административ¬ных высот, имевшему служебный кабинет за сто квадратных метров на Старой Площади, персональный БМВ представительского класса из Кремлевской конюшни с российским триколором вместо цифир на номерном знаке и осевшем в престольном граде достаточно давно и казалось  прочно. В степенном, неторопливом разговоре коснулись темы диаспор. Хозяин кабинета с болью в голосе рассказал о том, что много лет бьется за создание землячества. Пытались небольшим кругом сплотить народ. Дружнее жить легче на чужбине, но ничего не получается. Каждый норовит выпятиться, а при случае очернить земляка мимоходом. Глядишь, на фоне его нехорошего и сам лучше выглядеть будешь. Каждый живет по себе. В чем причина не знает. Рядом мощная, сплоченная диаспора кемеровчан. Шахтеры друг за друга горой. Один поднялся по жизни повыше, плечи ему подставили, помогли. Забрался сам наверх, тянет уже руку вниз, помогает. Так и живут. Пролетариат всегда сплоченней был, дружнее. А аграрный край, землепашцы, крестьянство каждый сам по себе, да под себя. Недаром, видимо, колхозы с совхозами развалились.
Вспомнили общих знакомых, помянули усопших. Много воды утекло с тех комсомольских пор.
Разошлись в семь утра.
Подремав часок, Николай встал, умылся. Бриться не стал, горячей воды не было.
«Наверное, судьба, – подумал Николай. – Пока не найдем автомат, бриться не буду».
В восемь-тридцать все собрались в своем импровизированном штабе.
Личный состав отдела, свободный от постов на въездах-выездах из райцентра, толкался на улице. Было достаточно светло и чуть-чуть морозно. Пора приступать к осмотру двора, может, действительно, среди строительного мусора, как об этом упрямо твердит полиграфист Марина, зарыли автомат.
Хотели подшутить, да шутка явно затянулась.
Как хочется верить.
Искали долго, тщательно, с остервенением. Вымученные сотрудники милиции, не спавшие, злые, перевернули весь двор, разворошили стройматериалы, осмотрели каждый квадратный метр, облазили чердаки и крыши гаражей и подсобных помещений, подняли канализационные люки и выгребные ямы. Досталось даже овчаркам, охранявшим камеры изолятора временного содержания. «Шмон» в их будках и вольере был проведен на полной букве беззакония! Без понятых и постановления о производстве обыска, подписанного прокурором.
Результата не было, точнее был. Нулевой!
«Пустышку вытянули», – подумал Николай.
Неторопливо, не сговариваясь, снова собрались в кабинете начальника СКМ. Добавился еще один персонаж: отозвали находившегося на курсах повышения квалификации в краевом центре начальника милиции Уколова, назначенного не так давно на должность. Два понедельника назад бывшего еще вторым по рангу заместителем, а три понедельника – начальником ГАИ района и, по большому счету, мало что смыслившего во всей этой кухне по причине полного отсутствия милицейского опыта.
Начинали все снова да ладом, как говаривала покойная бабушка Николая. Вернулись к версиям: за основную решено было принять ту, что автомат похищен кем-то из сослуживцев Бедолаги, находившихся в  злополучную ночь поблизости  от экипажа охраны.
Дополнительных версий была целая куча, и они практически все были связаны с вероятной причастностью к преступлению сотрудников милиции:
– Автомат был украден из автомобиля охраны непосредственно у районной больницы, и кражу могли совершить милиционеры, либо посторонние лица, болтавшиеся в ту ночь в округе.
– Автомат был оставлен в машине у здания отдела милиции, и его украл дебошир Маковкин, либо посторонние, проходившие мимо беспризорного авто.
– Автомат был украден (или спрятан?) кем-то из состава дежурного наряда РОВД, либо кем-то, невзначай зашедшим в дежурку.
Прибывший начальник милиции, останавливаясь на подробностях той ночи, сообщил, что под утро его водитель, выйдя на крыльцо не по сильно большой нужде, слышал отчетливую автоматную очередь на окраине села, в районе старого аэродрома, в том месте, куда обычно съезжаются односельчане выпить по стопочке на капоте автомобиля после трудового денька.
Полковник Калл, привыкший действовать решительно и незамедлительно и явно тяготившийся длительными мыслительными процессами, вызвался лично возглавить группу по отысканию гильз и осмотру места происшествия. Глаза его при этом светились решительностью.
Прикинули. Нужно еще раз опросить непосредственных свидетелей происшествия. Беседуя с водителем охраны Панамаревым и ГАИшником Тиуновым, Николай мысленно напрягся, припомнив курс лекций одного из мэтров оперативно-розыскной деятельности Михаила Васильевича Маркелова, прослушанный им в бытность обучения в школе милиции, именуемой в настоящее время Сибирской Академией МВД. Тиунов и Панамарев категорично отрицали то, что для всех было достаточно очевидно и не вызывало сомнений. Автомат все опрошенные видели в машине в руках у Бедолаги у райбольницы, а эти двое не видели.
Непонятки… Теория гласит: на подсознательном уровне отрицают очевидные факты лица прямо, либо косвенно, причастные к совершению преступления. Этот постулат Николаю приходилось не раз проверять на практике. Всегда практика сходилась с теорией!
Тиунов упрямо твердил, что автомата в руках у Бедолаги не было уже в машине у райбольницы, об этом говорил и Панамарев, который не мог видеть либо не видеть оружия в руках своего напарника, находившегося в одной с ним машине бок о бок.
В кабинет заглянул «низвергнутый с пьедестала власти» прибывшим начальником несовершеннолет¬ний начальник СКМ. Подворный обход частного сектора, прилегающего к районной больнице, пролил некоторый свет на события той ночи. Оказывается, в «гости» к скучавшим в ожидании дебошира Маковкина на огонек, перекурить, забрела диспетчер «Скорой помощи» Настя Кокорева, со слов односельчан, разбитная, веселая, не обремененная никакими проблемами житейского и морального плана девица.
Срочно послали за Настей, важны были все мелочи и детали той ночи.
Дама не заставила себя долго ждать. Худенькая, невысокая женщина, лет слегка тридцати, уставшая от действительности и обыденности, с милой улыбкой и тихим голосом, робко вошла в кабинет.
Взоры собравшихся мужчин нисколько не смутили вошедшую.
Стали задавать вопросы. Отвечала спокойно, уверенно:
– Подошла к милицейским машинам, попросила прикурить, постояла минут пять, затем пошла на рабочее место. Ранее была знакома с милиционерами. Бедолага вроде держал в руках автомат, а может он у него на плече висел. Но вроде точно, видела. Хотя совсем темно в машине было.
На вопрос Данилова, садилась ли в машину ГАИ, ответила отрицательно, хотя Утак обронил фразу, что когда он привел  Маковкина с освидетельствования, Настя сидела на заднем сиденье вместе с Панамаревым на коленях у Бедолаги.
Ее пока спрашивать больше ни о чем не стали, хотя уже было доподлинно известно, что в ту злополучную ночь главврач ЦРБ уходил в отпуск. К нему со столицы края приехали на рыбалку друзья-коллеги. Остановились ночевать в больнице. Долго колобродили, радуясь состоявшейся встрече, уходу в отпуск, и пили еще по тридцати трем поводам, которые русский мужик найдет для того, чтобы пропустить стаканчик-другой водочки. К милиционерам не подходили. Поэтому смысла их по областной столице разыскивать и о чем-то спрашивать пока не было.
А что, если Бедолага действительно оставил автомат в машине, а сам сел в автомобиль ГАИшников погреться, и кто-то из посторонних из незакрытой машины стянул его? Либо автомат остался в том УАЗике, где грелись. А коллеги прихватили его с целью шутки, дабы проучить безалаберного землячка, – подал достаточно толковую мысль Калл.
Пригласили начальника вневедомственной охраны Попова. Вопросы поочередно задавали все присутствующие. Упор делали на событиях вечера и ночи с 13 на 14 октября.
Попов рассказал, что около 24 часов приехал из областного центра, был в управлении охраны, решал служебные вопросы. Поздно приехав в Баково, попросил через дежурного экипаж Бедолаги подвезти до дому, ничего странного не заметил. Всё вроде в норме.
В машине находился Панамарев и Бедолага. По дороге Бедолага, заметно волнуясь, спросил, какое взыскание ему объявили в управлении за потерянное месяц назад удостоверение сотрудника милиции. Попов сообщил, что объявлено о его неполном служебном соответствии и работать его оставили до первого замечания.
Подробнее остановились на обстоятельствах утраты удостоверения Бедолагой. Попов сказал, что разбирались, ничего необычного, шел – потерял.
Привели Бедолагу, расспрашивали о событиях той ночи, о пропаже удостоверения. Вторит Попову слово в слово:
-Шел, потерял.
Нет, слишком все просто, так не бывает. Бедолага  упрямо стоял на своем и твердил:
– Проводили же служебную проверку, наказали.
Спрашивая раз за разом об обстоятельствах утраты удостоверения, потихоньку возвратились к пропаже автомата.
Кому-то пришла мысль подтолкнуть Бедолагу к рассуждениям на тему «А кому было выгодно, чтобы пропал его автомат?»
Бедолага начал рассказывать. Он уверен, да точно уверен, что автомат оставил в дежурной части, в районе часа ночи. В дежурке было полно народу. Оружие взял кто-то из своих.
Вернулись в который уж раз к пропаже удостоверения. Страдалец  после небольшой паузы и настоятельного пожелания поведать, как все было на самом деле, заговорил. Примерно месяц назад  с Панамаревым находился на службе. Стояли в режиме группы захвата на случай сработки охранной сигнализации на выезде из села, на пересечении с федеральной трассой. На своем «Москвиче» к ним подъехал Тиунов и попросил завести с буксира отремонтированный служебный УАЗик, у которого сел аккумулятор. Сославшись на занятость, по службе и ответив, что им некогда, Бедолага, являясь старшим машины, помочь отказался. Тиунов, будучи в нетрезвом состоянии, воспринял отказ как оскорбление и схватил Бедолагу за китель. Бедолага  снял китель и повесил на спинку сиденья автомобиля, приготовившись драться. Завязалась перепалка, переросшая в потасовку. Мужицкой, жестокой и кровавой драки не получилось. Боролись, царапались, чуть ли не кусались. Победителей не было. Изодранные, все в крови и пыли, устало пыхтя, разошлись.
Бедолага  с Панамаревым поехали в гараж, где Бедолага  умылся. Смена к тому времени закончилась, и он пошел домой, забыв китель с удостоверением личности сотрудника милиции, водительское удостоверение и карточку-заместитель на оружие в нагрудном застегнутом кармане кителя.
Машина, хотя и не запиралась на ключ, была поставлена под замок в гараж отдела милиции.
Придя на работу на следующий день, он обнаружил китель, висевшим на прежнем месте, карманы  застегнутыми, водительское удостоверение, карточка-заместитель – все на месте. Не было только служебного удостоверения! Осознать то, что документ украл кто-то из товарищей по службе, не укладывалось в голове. Придумал версию с потерей удостоверения, чтобы не подставлять никого, хотя тень подозрения падала на Панамарева.
На следующий день, напрасно проискав документ, Бедолага  прямо спросил напарника, не брал ли он его, тот ответил, что не брал. Когда к вечеру спросил Панамарева об удостоверении повторно, тот угрожающе заявил, что если он еще раз спросит про это, то свернет ему шею. Являясь неформальным лидером экипажа и будучи физически сильнее Бедолаги, Панамарев мог выполнить свою угрозу в два счета и Бедолага  вопросов больше задавать не стал.
На вопрос Николая о том, кто все-таки мог украсть автомат, Бедолага, опустив голову, ничего не ответил.
Решили тара-бары-разговоры пока свернуть.
– Ладно, иди пока…
И Бедолага сгорбившись, скорее съежившись, двинулся к выходу.
Что-то здесь не так, про удостоверение, какие-то непонятки… Начали кружить вокруг да около, по второму кругу прошлись по сослуживцам Бедолаги. Выяснили: отношения у Бедолаги с коллегами совсем не складывались. Ох, совсем!
В кабинет бочком протиснулся полковник Калл, прибывший с осмотра предполагаемого места ночной стрельбы.
Бросив взгляд на вошедшего, всем все стало ясно без пространственных объяснений. Ни миноискатель, ни тщательный осмотр местности результатов не дали. Сослаться на то, что гильзы не смогли найти из-за высокой травы, возможности никакой не было. На бывшем аэродроме, кои имел с времен недостроенного коммунизма каждый мало-мальский райончик, трава практически не росла по двум причинам: почва была забита и утрамбована в старые добрые советские времена колесами взлетающих и садящихся самолетов до такой степени, что даже семена сорняков не могли дать всходы. А в наши дни Баковские выпивохи колесами своих паркующихся машин последнюю додавили растительность, а тут еще и мода на драг-рейсинг пошла. Совсем ничего не растет.
Пригласили в кабинет Панамарева.
Не выспавшийся, помятый, какой-то весь потерянный, вошедший робко присел на краешек стула.
Опрос повели с событий произошедших после того, как с освидетельствования в отдел милиции привезли дебошира Маковкина. Панамарев начал рассказывать:
Машину поставил у входа в райотдел, метрах в десяти, слева от входной двери. Туда, куда обычно парковался, находясь на дежурстве. Посидел в салоне минут десять, вышел сел на лавочку и закурил… Следом подъехал УАЗ ГАИ, встал напротив въезда во двор отдела. Из-за руля вышел Тиунов и зашел в дежурную часть за ключами от гаража. Загнал машину во двор, через некоторое время к Панамареву подошел Тиунов и попросил помочь заехать в гараж. Возникли небольшие проблемы: «Жигули» службы участковых, водитель бросил чуть ли не посреди гаража, а ключей от замка зажигания не оставил. Вдвоем оттащили машину за багажник чуток в сторону, места для парковки хватило. Возвратился к машине, сел на лавочку, вся операция заняла не более 10 минут.
На вопрос, не мог ли Бедолага  автомат в машине оставить, когда уходил в дежурную часть, либо когда  уходил помочь Тиунову и его украл кто-то из проходивших мимо односельчан, вразумительного ответа получено не было. Панамарев в течении нескольких минут казалось не мог сообразить, что от него хотят, а может сделал вид, что не понимает сути вопроса.
Поменяли тему. Вернулись к событиям месячной давности, начали расспрашивать об утрате удостоверения Бедолагой. Долго не запирался, рассказал как было дело на самом деле, добавив, что Бедолага часто заставлял выезжать на тот злополучный перекресток «ловить» водителей-дальнобойщиков из Казахстана и драка между Тиуновым и Бедалагой произошла из-за того, что ОВОшники порой отбирали «хлеб» у ГАИшников. Куда делось удостоверение Бедолаги, он не знает.
С этим пока все, пусть перекурит.
Непонятно, точнее совсем непонятно, а что если автомат Бедолага  все-таки бросил в машине ОВО и его украл кто-то из тех, кто проходил мимо. Возможно, это кухонный боец Маковкин.
Прокурор Сан Саныч, выезжавший в Нижний Кучак в составе следственно-оперативной группы по заявлению сожительницы Маковкина, о незаконном проникновении в жилище своим бывшим возлюбленным, еще в самом начале расследования категорично заявил: Маковкин находился в такой сильной степени опьянения, что не мог не только перебирать ни руками, ни ногами, но даже шевелить языком. Забрать автомат не смог бы при всем своем желании. Проверить эту версию путем проведения следственного эксперимента не представлялось возможным из-за того, что столько водки и самогона, сколько оказывается выпил в тот загул Маковкин, в район еще не завезли по причине большой загруженности автомобильных магистралей. А самогона и браги скорее всего не изготовили из-за отсутствия надлежащего количества соответствующего сырья: дрожжей и сахара, да и с водой в степных районах тоже не густо будет. Специально посланная бригада вторые сутки не могла на территории района «выловить» серьезно запившего Маковкина, ушедшего, точнее уползшего из райотдела на своих-двоих… (сорри, четырех) в ночь с 13-го на 14-е.
Сотрудники местного уголовного розыска, возглавляемые начальником СКМ, уже давненько тщательнейшим образом проверяли всех лиц, возможно причастных к краже автомата, находившихся в непосредственной близости от отдела милиции. Народу набралось немало – полный автомобиль УАЗ – «скорая помощь», с приезжими незнакомыми людьми возрастом от 20 до 50 лет, группа местной молодежи, вечно околачивающаяся в центре села и присоединившаяся к гостям с целью поиска приключений на свой зад и 2-3 вечно пьяных водителя из числа местных «неприкасаемых», барражирующих ночи напролет по райцентру, стайка молодежи, тусующаяся на лавочке напротив райотдела. Итого: человек 15-20. Автомобиль, как выяснили, прибыл в Баково из столицы области в село, находившееся в 15 километрах от райцентра, покупать трактор. То ли сделка сорвалась, то ли загуляли, но в ночь домой не поехали, а решили развеяться. Захотелось сельской экзотики, пасторали, так сказать, вот и проторчали у круглосуточного ларька. Утром, слегка протрезвев, укатили восвояси. Кто-то из местной молодежи, общавшейся с приезжими в ту ночь, вспомнил даже номер автомашины. Срочно связались с Управлением уголовного розыска. Авто и действующие лица нашлись. Ситуацию прокачали. Не в тему.
Ведь может работать милиция быстро , скоро и толково, когда захочет, либо когда прижмет. Наиболее здравомыслящим баковцам, из числа опрошенных, среди прочих вопросов задавали неизменный: А кто мог украсть автомат? Жители села, как сговорившись, в один голос отвечали: «Забухали менты и друг у друга красть начали, либо по пьянке потеряли». «Как так? – прикидывали приезжие пинкертоны – двое суток по двадцать часов толчемся, опросили с использованием детектора десятки человек, а на вопрос, задаваемый каждому опрошенному милиционеру, пили ли они в тот вечер и ночь, утвердительного ответа не получили». Лгут трудящиеся, понапраслину возводят на служивых людей. Нехорошо, однако. О том, что не пили милиционеры, говорила и дежурная «скорой помощи». Начальник вневедомственной охраны утверждал, что когда его ночью подвозили домой, тоже ничего необычного не заметил. Да и ОВОшный УАЗик под управлением Панамарева 14-го утром «забодал» выезжавший со второстепенной дороги тракторист. При оформлении ДТП провели медицинское освидетельствование водителей. Панамарев был трезв.
Начальнику, правда, веры большой нет. Станет он перед приезжим руководством на свой хребет каяться, как-же. Да и в своей деревне с медиками полюбовно все решить можно. Но, с другой стороны, где же логика? Пить не пили, а как дело доходит до мелочей да деталей, так опрошенные впадают в ступор. Здесь помню, а здесь не помню. Ну да ладно, разберемся.
Среди лихих наездников той злополучной ночи, гонявших по райцентру возле отдела, был несколько раз замечен Тиунов Паша, являвшийся двоюродным братом ГАИшника Тиунова, работавший еще к тому же личным водителем Главы администрации села Баково. И в силу этих двух немаловажных обстоятельств имевшего сан «неприкасаемого». Конечно, Вы правильно подумали, уважаемый читатель, что не к той индийской касте «Неприкасаемых» принадлежал Паша, о которой нам в свое время поведал школьный учебник «История древнего мира». Паше в Баковском районе было позволено все, либо практически все. Паша в тот день и вечер «гуля;л»! Прошу обратить внимание на ударение на последнем слоге. Ведь именно так обозначают состояние души профессиональные водители, находящиеся «на ремонте», отмечающие профессиональный праздник, либо просто имевшие веские причины позволить себе расслабиться. А Паша основания имел серьезные. Жена Аленка, обучавшаяся в ВУЗе заочно, уехала на сессию в областной центр, «киндера» забрала на побывку теща. С-в-о-б-о-д-а-а-а!!! Душа трепетала и требовала праздника. Скоренько был накрыт незатейливый стол в служебном гараже. От желающих принять участие в празднике отбоя не было. Водители народ дружный, активный, два раза приглашать выпить не нужно. Горячительное закончилось быстро, скинулись раз, еще раз, потом много, много раз. Гонцом был соответственно самый молодой, он же организатор банкета Паша. А раз дело молодое, то какой банкет без дам. Паша и с этим расстарался, сгонял на окраину села и привез двух близняшек, лет осьмнадцати, но довольно взрослой наружности.
Все это в мельчайших подробностях узнал Николай с сотоварищи в последующие пять часов содержательнейших бесед. После того как дружненько, хороводиком за пипис…и в отдел милиции были доставлены участники выше описываемого пьяного хоровода. С трясущимися руками, благополучные, не имевшие приводов в милицию даже в далеком детстве дядечки, обрадованные несказанным вниманием заезжих служивых людей, запинаясь, наперебой в подробностях поведали перипетии той валькириевой ночи. Слово в слово им вторили и вскоре доставленные представители лучшей половины человечества, принимавшие участие в банкете. Испуганно таращил глаза и по-партизански молчал только усатый дядька лет пятидесяти по фамилии Ухов. Но секрет его «молчания ягнят» был вскоре раскрыт. Страдая хроническим алкоголизмом и продолжительное время не употреблявший спиртное, Ухов после второго стакана впал в транс и вышел из него только через пару суток, благодаря высококвалифицированным действиям супруги Екатерины. Ее четким и отточенным десятилетиями в борьбе с Зеленым Змием действиям. Сердобольные собутыльники, нечаянно по окончании застолья вспомнив про Ухова, доставили почти бездыханное тело и занесли на руках во двор дома. Ухов нечленораздельно робко что-то бормотал и пояснить ничего не мог, так как весь праздник пролежал, завалившись за диван у стены гаража.
Теоретически, конечно, Пашка мог, проезжая за водкой к «комкам» мимо стоящего у райотдела милиции УАЗика, решив поздороваться с родней, заглянул в незапертый автомобиль и, зная нелюбовь брата к Бедолаге, умыкнуть оставленный автомат. Но Пашка в ту ночь один за водкой не ездил, постоянно с ним находился кто-то из собутыльников. Все равно кто-нибудь из опрошенных если что-то бы знал, то точно  уже рассказал. А тут никто и ничего.
По богатому профессиональному опыту Николай твердо знал, что с полными ужаса глазами люди не врут и не лукавят.
Местные коллеги притащили еще тройку-пяток возможных ночных очевидцев – стайку молодых бездельников. Те рассказали все, что знали. О краже месячной давности автомагнитолы из «Жигулей» участкового, припаркованных на ночь перед окном райотдела милиции, о которой скромняга-участковый постеснялся доложить руководству. О драке в соседней деревне. Но в том, чего они не совершали, сознаваться упорно не хотели.
Прокурор Сан Саныч бездельно слонялся из угла в угол, отбегал на ненадолго в прокуратуру, возвращался, бесцельно бродил по кабинетам. Вопросов у него ни к кому не было. Вопросы у присутствующих были к самому прокурору! Пора возбуждать уголовное дело и вооружившись всесильным УПК (уголовно-процессуальным кодексом) продолжать расследование. Правомерно и своевременно собравшиеся напоминали ему о том, что пора бы определиться со статусом происходящего. Ни у кого не возникает сомнений: налицо банальная кража. Преступление, относящиеся к категории средней тяжести, квалификация понятна. Прокурор же мямлил о том, что еще непонятно что-то и как-то, и почему-то, и зачем-то, и тому-то подобное. У-у-у, Мыка! Посовещавшись между собой, пришли к коллегиальному мнению: Пусть Калл отзвонится в Главк временно исполняющему делами, а тот на своем уровне вопрос о возбуждении решит напрямую с прокурором области. С конторой лишний раз созваниваться никто не хотел, докладывать сильно нечего было, а на глупые вопросы на тему, отчего и почему времени отвечать не было. Пусть Калл этим занимается. Начальники разного уровня нет да нет продолжали позванивать. Николай шефу звонил за все время единожды. Начал докладывать о прибытии, шеф перебил вопросом, только заслышав голос Николая: «Ну что нашли?». В голосе слышалась неподдельная надежда.
– Найдешь, получишь премию.
Николай в ответ чертыхнулся, вспомнив затаренный охотничьим снаряжением автомобиль, предстоящие выходные дни и уже казавшийся бесконечностью усиленный вариант несения службы, на всякий случай обьявленный по всей стане так давно, что уже позабыто когда.
– Не нужна премия, дашь два дня отгула. В ответ услышал:
– Вопросов нет! Будут новости, звони.
За тридцать лет личного знакомства и семь лет совместной работы от шефа ни в чей адрес не слышал ни слов благодарности, ни просто доброго слова, разве что кроме торжественно-напыщенных речей к юбилеям да праздничным датам. Шеф принадлежал к категории таких людей, которым проще было сделать недовольное лицо, упрекнуть в мелочах вместо того, чтобы произнести слова благодарности. Каких только подвигов за эти годы не совершал личный состав управления, доброе слово с его уст даже случайно не сорвалось ни разу. Польза от шефа была одна: Зная характер Николая, бестолково не докучал, стеснялся нарваться.
Подробно информировал о происходящем свое прямое руководство только сотрудник аппарата управления уголовного розыска края Максим. Делал все это он необоснованно, может по малолетству, либо по настоянию вышестоящих. Цель руководителей понятна. В Главк из соседнего региона на повышение прислали нового начальника, состоявшегося генерала, умного, по отзывам коллег работавших с ним по старому месту службы опытного руководителя, не понаслышке знающего и любящего милицейский труд. И всей свите хотелось всеми правдами и неправдами сказать: «Я! Я! Я здесь. Я на своем месте. Я не сплю. Я Вам пригожусь. Я профессионален. Может в новой обойме и найдется для меня достойное местечко под солнцем. Либо хотя бы на своем месте оставьте, либо на худой конец сохраните…». Старый генерал любил окружать себя людьми, на его взгляд, преданными, щелкающими каблуками и проявляющими собачью преданность, постоянно заглядывающими в глаза. Привычки при новом начальнике у старого аппарата  поменяться не
успели. Ранние доклады в ответ чреваты бестолковыми указивками, ненужными вводными, излишней суетой, нужной по выражению классика эпистолярного жанра только в двух случаях: ловле блох, ну и … что-то там еще…, с чужой женой.
Ну, я не об этом. Поживем-поглядим.
Свежеподаренные общественностью начальнику СКМ на День уголовного розыска настенные часики, еще не распакованные, сквозь прозрачный целлофан, лежа на окне, показывали четвертый час утра. Праздник чрезвычайно почитаемый у сотрудников оперативных служб, который как ни странно случается ежегодно 5 октября, в который уж год обходил Николая своим вниманием. За повседневной суетой дата забывалась. Стыдно за это не было. Считал, что памятные даты запоминать – это удел замполитов, к коим себя Николай категорично не относил и молил Господа с благодарностью за то, что волею судьбы сей слабоуважаемый в милицейской среде люд на протяжении всей карьеры Николая в свою когорту не принимал.
Николай, встретившись глазами с Даниловым, молча встал. За ним поднялся Данилов и стал демонстративно собираться. Полковник Калл, заглядывая в глаза окружающим, как бы спрашивая у всех разрешения, тоже начал собираться. А вот на прокурора Сан Саныча, еще с 24-00 напала повышенная трудоспособность. Всевидящий, но не тот, о ком Вы, уважаемый читатель, могли благоговенно подумать, а в лице руководства облпрокуратуры, по просьбе и наущению высоких милицейских чинов, не церемонясь и не выдерживая приличий, наскоро вникнув в ситуацию, вставили пистон прокурорскому (вставить пистон ¬– аллегорическое выражение, означающее неукоснительно-безотлагательное понуждение и руководство к действию и имеющее буквально-историческое происхождение со времен пищалей и мушкетов) и… Сан Саныч кинулся раскрывать преступление в рамках более широких полномочий, неся перед собою как священное писание Уголовный кодекс Российской Федерации и постановление о возбуждении уголовного дела. Николай еще пару часов назад, по-отечески, советовал ему идти спать, завтра нужно будет много работать, организму нужен отдых. На что юный Сан Саныч задорно отвечал, что ему приходилось работать и по нескольку суток без отдыха. Ну-ну, только покачал головой Николай. Его худшие предположения оправдались буквально назавтра. Прокурора он увидел только к вечеру. Тот заглянул и исчез, видимо поплелся отсыпаться. Переработал, сломался юный организм. В период отсутствия прокурорского помыли ему кости. Местные опера припомнили байку, пришедшую по проводам сарафанного радио. Вспомнили, как еще полгода назад, неся службу рядовым следователем в соседнем приграничном районе, прокурорский участвовал в корпоративной пьяночке сотрудников УР, где один из собравшихся, на нетрезвую голову, поделился секретами оперского мастерства раскрытия преступлений: Односельчанину пальцы дверями слегка прижал и тот бедняжка, как на исповеди рассказал, с кем глухой весенней ночкой выставил колхозный магазин и куда прятал краденое. Сан Саныч, одним глазом косясь в стакан, не забывая при этом присоединяться к очередному спитчу-тосту за взаимодействие силовых ведомств, за деловое содружество, внимательно все выслушал. Наутро пригласил к себе пострадавшего от милицейского произвола жульмана. Слезы рукавчиком ему вытер, пообещав всепрощенье на все времена. Все внимательно-внимательно записал, пристегнул попутно к материальчику пару-тройку косвенных улик, пару полу-лжесвидетелей, предварительно сначала подпугнув, а потом приласкав, добавив для полного антуражу заключение судебно-медицинской экспертизы.
К обеду бодро отрапортовала районная прокуратура в область о возбуждении уголовного дела в отношении болтливого опера-передовика по превышению должностных полномочий. Через месяцок-другой радивого прокурорского ждало повышение, но уже подальше от родного района, а сметливо-болтливого оперка два года условно и необъятное поле непаханой целины народного хозяйства.
Ну, а в районе для себя сделали вывод, простой как сермяжная правда, в соответствии со сложившимися устоями. У людей сельских и логика простая, бесхитростная – скотов не привечают. Звать его за глаза, а порой и в глаза в народе служивом стали просто и сочно – Сученок. Ну, а когда с толикой уважения к должности и чуть-чуть с долей иронии – ССС, что означало: Сан Саныч Сученок. Причем, что примечательно, звали его так с обеих сторон баррикад и прокурорские, и милиция. В мнении были единодушны, хотя любви между ведомствами большой не замечалось. Да и как дружбе большой водиться, когда два генерала в области жили меж собой как два медведя в одной берлоге. Не то, чтобы друг у друга титьку сосали, а скорее наоборот… Каждый тянул одеяло на себя. Не могли бабло распилить по понятиям.
Николай взял услышанную историю на заметочку. Пригодится, когда прокурорский сильно надоедать станет, под ногами путаться. Будет, чем отвадить. Умишком похоже не блещет, а выслужиться хочется. Уроки прошлого скоро забудет, придется повторить, а повторение – мать учения…
Выйдя на крыльцо, Николай, наслаждаясь, полным ртом вдохнул громадный глоток свежего морозного воздуха. От перенасыщения кислородом, усталости, пережитого голова закружилась. Подняв глаза к ночному небу, в звенящей тиши светились мириады и мириады хорошо видимых далеких и близких звезд. И, о чудо! Услышал сначала невнятно, затем все отчетливей и отчетливей приближающийся гогот пролетающих, где-то высоко над землей гусиной стаи, за ней второй, третьей. Птичьи волны накатывались и уходили одна за другой. Гусиный гогот перемеживался с гортанными криками журавлей, посвистом утиных крыльев. Эхххх! Наслаждаться бы вечно чистотой звенящего воздуха, сладострастными звуками живущей природы! Жизнью бы вечно наслаждаться!
Скрипнула дверь, на крыльцо вышли Данилов с Каллом, и все трое, не сговариваясь, гуськом двинули в сторону светящегося крыльца магазина, взять чего-нибудь «к чаю».
Расположились в Даниловском «люксе». Стол был несравненно богаче вчерашнего. «Компания ничего себе – милая, и Калл достаточно приятный человек», – подумал Коля. После третьей, Николай, годами по нескольку раз в день сталкивающийся с Каллом лоб в лоб у дверей своего кабинета и никогда в жизни ни разу не поздоровавшись, не потому, что был не вежлив, а скорее от того, что в его приветствиях особо никто и не нуждался, спросил Калла в лоб:
– Федырыч, ты вроде нормальный мужик оказался, а че ты с порога: «Пачачеемуу не наа паассстаххх?
Калл виновато улыбнулся:
– Привык с ППС, главное ворваться, «шухер» навести, посеять ужас и панику, а потом разбираться.
– Ну что посеял? – Вопрос Николая повис в воздухе. После мгновенной паузы, троица дружно расхохоталась…
Наутро, в отдел милиции ночные собутыльники прибыли примерно в одно время, абсолютно трезвые, хотя и присоугубили немало. Казалось бы, не отдохнувшие, не спавшие третьи сутки люди из-за взятого с места в карьер бешеного темпа работы должны полностью утратить работоспособность, ан, нет. Гвозди бы делать из этих людей, вспомнилась чья-то строчка, вызвавшая в душе кривоватую усмешку.
Шел третий день поисков. У райотдела, несмотря на раннюю пору, толпилось уже значительное количество милицейской братии, злой, издерганной. По объявленному в соответствии с чрезвычайным происшествием сигналу «Общий сбор», все прибыли в отдел сразу же после доклада о пропаже и с той самой поры стояли «на ушах». Накоротке собранный штаб решил отработать еще раз основательно версию, связанную с нахождением автомата во внутреннем дворе отдела милиции. Версия имела право на сосуществование. Марина постоянно твердила со ссылкой на своего друга Полиграф Полиграфыча, что автомат где-то рядом. И чем черт не шутит, ведь возможно автомат исчез из дежурки, как несмело утверждал Бедолага. В дежурку имелась дверь из изолятора временного содержания и, дежурный изолятора мог спокойно пройти в помещение, а затем вынести автомат через вольер со сторожевыми собаками, примыкающий к КПЗ, во внутренний двор. По причине поднятого шухера,* скопления большого количества нежданных гостей, а также пристального внимания десятков глаз тать* вынести со двора ствол, возможно, не успел. Разбились на группы по 2-3 человека, назначили старших и начали методично осматривать двор, заглядывая в каждую щелочку. Потрудиться было над чем: двор был завален строительным мусором, автомобильным хламом из находившегося тут же гаража. Чердачные помещения пристройки, канализационный коллектор, с советских времен ликвидированный как ненужное барство и замененный на дощатое строение с гордой надписью, понятной всем взрослым и детям ЭМ-ЖО модернистких форм, сколоченный вкривь и вкось из редкого в этих краях соснового материала, навевал воспоминания:
Десяток с небольшим лет назад, занимая должность начальника штаба ОМОН одного уездного городка, прямо перед самой первой чеченской войной, оставаясь за командира, попал в неприятную историю – из ОМОНовского УАЗика пропал автомат вместе с боекомплектом.
Истории случались в отряде регулярно. Отряд в начале 90-х комплектовали наспех, практически с улицы, по объявлению. Народу много привалило всякого разношерстного, в основном возрастом годам к тридцати. В основном те, кто не нашел себя в обыденной жизни, хотя давно нужно было бы к какому-то берегу прибиться. А эти рекруты  по жизни как дерьмо в проруби болтались. Таких было больше половины, а точнее процентов семьдесят. Остальные были переведенцы из разных милицейских подразделений. Те, кто лучшей доли искал, либо от проблем по старым местам службы пытался убежать. Среди них были и отставные военные-сокращенцы. Но это совсем особая категория. Часть из них нюхнула пороху в горячих точках нашей родной планеты Земля: Афганистан, Никарагуа и еще какая-то чертовщина (….) В общем, не выговоришь. Сброд, а иначе, как потом оказалось, и назвать их было больше никак нельзя, проявил себя в «полной красе» чуть позднее, на вскоре грянувшей войне, а пока чудил по лёгкому-разминался. Сеял только первые цветочки, а ягодки были потом.
Один из таких вояк вскоре и отчебучил.  Молодой, цветущий кадровый офицер, выпускник Уссурийского командного военного автомобильного училища, сразу со школьной скамьи, детства-то еще толком не видевший, не повзрослевший, в силу своего запоздалого физиологического развития, вырвался из-под мамко-папкиного крыла и прыжком с разбегу в сапоги.
В принципе ничего и в училище для него не поменялось. Так-то жил-не тужил за родительскими спинами, простых рабочих, в принципе неплохих людей, лично которых Николай знавал, по причине бесконечных переездов с одной комсомольской стройки на другую, воспитанием ребенка не занимавшихся. Повелители плотин Саяно-Шушенска и Нурека жили на спецпайке, купались в деньгах. Примером прилежания для оболтуса не были. А в училище все схожее. Думать, как дальше жить, не надо, государство за тебя думает. Полное гособеспечение. Оставалось учиться мал-помалу, чтобы не выгнали, а к старшим курсам поближе – красиво гусарить: гитара, карты, водочка, девчонки. Вольготница! Закончил учебу и с ходу, с корабля на бал попал, прямо в Кандагар. Два с половиной года отгонял по Салангу, пуля миновала, награды боевые тоже. Опять ничего не поменялось. Думать о завтрашнем дне не надо, приказ исполнять только. Денег опять куры не клюют. Где колесо от КАМАЗа, где бензинчику с наливников духам сбагрят. Выгода сплошная. По тебе не стреляют – ты им нужен- живой и опять при деньгах. Командировочные боны*, магазины «Березка»* – лафа!
После вывода попал служить в Подмосковье. Вызвал жену-студентку в Москву доучиваться, жилплощадь выделили. Собирался послужить, ну а так как в Советской Армии теплых мест не много, да и Москва – одна, не резиновая, предложили пареньку опять в ТуркВО. Обидно стало, плюнул на все, забрал семью и домой, а тут и перестройка грянула, поболтался-поболтался и опять на войну потянуло. Делать-то в жизни ничего не умел. Так и попал в ОМОН. Было у паренька одно слабое место: сильно отзывчивый был – кто не предложит по стопочке, паренек с радостью. Собралась в ОМОНе бригадка собутыльников. Николай жесткий по натуре, гайки закручивал, туго было пропойцам. Ну, а как только за порог: образование юридическое в Омске получать, либо в недалекую командировку выехать, приезжал к разбитому корыту. Командир – Петрович, вроде с виду грозный мужчинка был, но слабоват в коленках, совладать с пьяницами не мог, все уговаривал, уговаривал, ну и доуговаривался. Николай с сессии на службу, а Петрович встретил зама с радостью и через два дня рванул в командировку в Московию на 3 недельки по служебным делам, в институт повышения квалификации. Неведомо было Николаю, что его правая рука, герой Афгана и по совместительству ещё и старший инспектор штаба отряда, непосредственный его подчиненный, уже пару недель как в загул ушел с помощником по тыловому обеспечению. Тоже в прошлом кадровым военным, целым майором, героем, но уже Африки. Вылетевшим из армии при первом перестроечном сокращении благодаря героическим усилиям командования, как вскоре выяснилось за мерзкопакостно интриганский характер и достаточно пламенную любовь к зеленому змию.
Но как гласит добрая русская пословица «Г…. о не тонет», вскоре всплыл в отряде.
Воин-интернационалист с автомобильным уклоном, заступил на суточное дежурство в ГНР (группу немедленного реагирования) при дежурной части УВД города, получив лично АКМСУ, два магазина с патронами. На службу положил большой с прибором, автомат бросил в машине и поехал к подружке, у которой до этого уже зависал неделю целую, прячась от законной жены и сына-первоклашки, дегустируя со свежим тестем первачок. Водитель ГНР, тоже из «новоиспечённых», взрослый с виду мужчина из категории «в проруби болтающихся», лет слегка за тридцать, с простым крестьянским лицом по старой водительской привычке решил гульнуть. Жарко-знойный июль с загорелыми до бесстыдства коленками так и манил, манил соблазнами. Да и отмазка дома, от жены солидная: служба в суточном наряде! Откуда знать еще ничего не понимающей в милицейском деле бабе (муж как два понедельника отработал), да точнее и не отработал еще – так, стажером числился, что такие чудеса на службе в серьезной, казалось бы, организации твориться могут. Третий член этой компании многочленов – рядовой милиции Савин – физкультурник, глубоко не пьющий человек, в общем-то совестливый и безропотный, как большинство гиревиков, штангистов и просто качков понял, что раз служба ратная его никому сильно не нужна, то служба эта по барабану и ему самому! Собрался и потихонечку свинтил по своим делам. Благо, что пистолет табельный с патронами полагающийся ему на дежурство не получал. Дежурка УВДэшная, уже целые сутки возглавлялась подслеповатым майором-пенсионером Кузьмичем, любителем пустить пыль в глаза и щелкнуть каблуками перед руководством. А при случае и вломить сослуживца начальнику по самое не могу. Страстно желавшим в свои чуть за пятьдесят служить службу ратную до глубокой старости и являвшийся, по сути, вместе со своей общегородской дежуркой полным анахронизмом, а точнее, – анахренизмом при двух вполне самостоятельных мощных райотделах с собственными дежурными частями, одна из которых находилась в соседнем здании. Не управляемая никем и ничем, при этом всем еще и не знающая чем занять себя от безделья и  служащая только для кукурекания «наверх». Бывшая пятой собачьей ногой. Той ненужной запчастью, без которой электробритва, которую покойный отец Николая бесконечно ремонтировал на диване, исправно работала. И после ремонта винтики и шестеренки впивались в мягкие места домочадцев, а бритва упорно работала еще лучше и без них. Дежурка служила тихой гаванью для сотрудников предпенсионного возраста, засыпала на ходу и про ГНР забыла. О том, в какой хронологической последовательности происходили события тех роковых суток, история упорно умалчивала, да и со временем подзабылась, но сюжет и финал был краток: девки, водка, пляж…
Очнулся наш Последний герой в УАЗике. Ни девок, ни автомата – одна похмельная головная боль. Полсуток на голове стояли все оперативные службы города, пока размотали цепочку. Сиделый великовозрастный пастушок, гнавший на рассвете стадо коров мимо пивнухи, заглянул в стоящую без присмотра ментовскую машину. На всякий случай, по старой привычке совать нос не в свои дела и скосить глазом, где что плохо лежит, а тут автоматик-то на глаза и попался. Выдернул его лукавый аккуратненько из-под бесчувственного тельца, да и припрятал в брошенном грузовичке, имея корысть дальнейшую – за пару-тройку бутылок водки продать благодетелям своим, работодателям – шайке бандитов-обирал,  у которых подрабатывал по ночам сторожем. Вовремя его опера в работу запустили и в клетку упаковали. В обмен на свободу, дал полный расклад. Куда и как прятал. Кинулись изымать, а не тут-то было! Нечего. Исчез автоматик. Давай крутить дальше. С кем поделился удачей? Еще персонажик сиделый всплыл! Когда пастуха-сторожа менты повязали, решил корешу подсобить – автоматик бульк в нужничек во дворе.
Ищи концы с концами. Хорошо УПК (…), да и прокурорские в те времена  понимающие интересы дела были и покладистые, и второй сиделец с помощью недолгих уговоров, тоже расклад дал. В обмен на честное ментовское, что за сознанку и возврат автоматика ничего им с корешем не будет. УК в нос совали толстый, где белым по черному, а черным по белому было прописано: добровольная сдача оружия является основанием для отказа в возбуждении уголовного дела. Правда, умолчали скромненько о том, что то речь идет о сдаче оружия в случае его незаконного хранения, а о том, что статья еще и за хищение пастушку полагается, скромно промолчали. Часов в восемь вечера автомат за 6 часов лежания в дерьме, потерявший весь свой лоск и мерзко пахнувший, целовали в засос все: от Николая до начальника городской милиции. Ну, а чижиков вороватых все-таки простили, слово держать мужское надо.
Пилите Шура, пилите... Ищите, ищите Коленька, ищите… Есть вариант вспомнить молодость, понырять в фекалии.
Марина в глубине души твердо уверенная в правоте затеянного дела и понимая, что надежды махом-побивахом решить проблемку тают, растерянно бродила из одного угла двора в другой, зло поджав губы. Народу через аппарат пропустила массу, вроде канва замаячила и … облом. Да уж, вот она хваленая-перехваленная техника! Подводит!
«Коммунистический субботник» удался на славу. Двор сиял чистотой, чердачные и полуподвальные помещения вычищены. Почаще бы столичные гости приезжали, глядишь и в пример попали бы, по линии тыла. За образцовое содержание территории райотдела. А пока только на «шампур» начальству. В пример, но со знаком минус и это только начало. До Москвы кукаре-ку дойдет, вот тогда держись задницы и головы…
Слева направо и сверху вниз перерыли в буквальном и переносном смысле весь двор. Ничего, совсем, ничего.
Пара КПЗовских кобелей-овчарок, охрипнув от лая, лежали в вольере, высунув языки и опять хитровато прищурившись, казалось, слегка издевательски улыбались.
Солнце стояло не сказать, что высоко в зените, но грело знатно, припекало не хило для октября месяца. Время было полуденное. Дурная привычка не обедать, появившаяся у Николая и компании его единомышленников по приезду в Баково и вызванная случившимся светопредставлением, вихрем перепутавшим времена суток, а отчасти отсутствием полноценных предприятий питания, почти укоренилась в подсознании. Физиология тоже дремала и совсем не хотела жрать.
«Тупичок-тупачок-ступачок, – пронеслось в голове Николая. – А точнее – ступорок».
Не идут дела… Молчком с Даниловым двинулись в сторону кабинета, ставшего уже почти родным и близким. За ними потянулись и другие члены бригады командировошных. Только полковник Калл все еще неистовствовал в неравной борьбе с хламом на чердаке гаража, бросая в бой все новые и новые силы Баковских милиционеров, которым все уже до чертиков надоело, но, видя напористость заезжего полковника, вынужденных лезть на пыльный чердак. Крестьянская сметка в очередной раз выручила служивых: самый сообразительный и находчивый, похожий на озорного рыжего чертенка ППэСник, выдавил плечиком пару дощечек с фронтона чердака, не видимого Каллу, и юркнул по приставленной загодя лесенке в ближайшие кусты. Примеру последовали, недолго думая, и остальные товарищи. Калл, простояв в забвении минут десять, сообразил, что черная дыра слухового окна навсегда поглотила его верных помощников, и они больше не вернуться, понурив голову, покинул опустевший внутренний двор.
В кабинете было накурено так, что казалось топор с обрывками целлофановой упаковки, на котором еще виднелись бумажки с оттисками печатей, совсем еще недавно бывший вещественным доказательством по уголовному делу и назывался на милицейском сленге просто и непритязательно – вещдоком, смело мог висеть, будучи повешенным, прямо в воздухе.
Собравшиеся степенно вели пространственную беседу, не перебивая и внимательно слушая друг друга. Пытаясь обнаружить ту самую, единственную и правильную версию-дорожку, которая привела бы к успеху. Пока же, кроме путаницы в головах собравшихся, по сути, за эти дни работы ничего и не прибавилось.
Стоп! Нужно систематизировать полученную информацию. Иначе можно окончательно заблудиться. Николай вопросительно взглянул на несовершеннолетнего начальника СКМ. В ответ увидел в глазах решимость и готовность исполнить любое указание, которое хотя бы чуточку приблизило к финальной развязке.
Через пару минут перед Николаем на столе лежал большой лист ватмана двадцать четвертого формата по старой советской классификации, с жирными маркерами черного, синего и красного цвета.
Художник из Николая был не ахти-какой, но тут напало вдохновение.
Через пяток минут в центре листа красовался автомобиль схематично похожий на милицейский УАЗик. Рядом с ним два яйцеголовых, похожих на инопланетян человечка. В руках одного из них находился автомат Калашникова. Надписи над рисунками свидетельствовали о том, что инопланетяне это Панамарев с Бедолагой. Под человечками стояла выведенная черным скорбная дата: 13 октября 2005 года. 23 часа 00 минут.
Рисунок был исполнен в зловеще-красных тонах. Николай творил вдохновенно !
Сама-собой от машины потянулась стрелка, оставляя маркерный след в сторону рисованного сарайчика – райотдела милиции.
Окружение слегка заинтересованно-скептично поглядывало на Николаеву затею. Рисуем, рисуем! Не отвлекаемся!
В отделе милиции на момент исчезновения автомата находился дежурный Соколов – так…, ответственный по отделу инспектор разрешительной системы Сапрыкин (сразу вспомнилось Анискинское прозвище работников РЛС и КЧДОД – «запретитель»)… Ну, а еще кто? Версия номер один!!! Опросить с пристрастием поминутно кто, зачем и почему! Фамилии и номер версии в сарай!
Версия № 2 – автомат исчез из авто у больницы. Рисуем больницу, сарай повыше. Действующие лица и исполнители – целый вагон народу: менты, врачи, прокурорский, бродячая молодежь… Так!!! Всех на карандаш, а точнее на маркер. Фамилии, имена, клички. Все легло на ватман. Но уже в иной цветовой гамме: черно-синей.
Лист постепенно становился нарядным: машинки, кружочки, вопросики. Все имело место быть и этого всего становилось все больше и больше.
Красивые рисунки получались. Жаль, что по прошлому году при переезде, а, как известно, два переезда равносильны одному пожару, ватманы эти, хранившиеся в райотделе как реликвия и образец оперской мысли, были безвозвратно утрачены.
Может быть, автомат потеряли где-то между районной больницей и райотделом милиции? Это уже целая версия № 3.
Ладно, версии версиями, а где же сам-то автоматик? Вот незадача!
Найти, не допустить, чтобы автомат попал в руки криминала, не ушел за территорию райцентра. А может он выскочил еще раньше? Тю-тю тогда. Всплывет через пару лет в кровавой разборке, заказушке какой нить. Некрасиво, неправильно, когда менты бандитов вооружают.
Ладно, ну, а если Бедолага бросил автомат в УАЗике без пригляда у райотдела? Тогда сколько болтающегося ночного народа просочилось мимо незакрытой машины! Б-р-р-р! Подумать даже тоскливо. Все, все на ватман и снова по второму кругу, по третьему, четвертому… Искать, искать…
Одного листа ватмана оказалось маловато, слишком много фигурантов и их связей. Работу не переработать, да и время работает против нас. Принесли второй лист и стрелки связей со временем событий и датами потянулись цепочками в разные стороны, накручивая клубок загадок.
Рисовали и пахали, пахали и рисовали. Все. От мала и до велика, от рядового опера до больших приезжих начальников. Пахали в поте лица, пахали, не покладая рук.
После того, как неизвестно какого уже по счету очередного взрослого и трезвого по жизни человека, случайного ночного прохожего того самого злополучного 13 числа полчаса спрашивали с пристрастием ни о чем, Николай понял, что слишком широко развели крылья невода. Все должно быть гораздо тривиальней и проще. Да тут еще прокурорский ССС под ногами скулит, путается! Возбудили уголовное дело. Облпрокуратура с него теребит результат, а движения вперед НИКАКОГО!!! Пора занятие ему найти достойное, пусть прыть поумерит, пар спустит, выводы может какие сделает. В жизни пригодятся. И Николай, от всего сердца желавший прокурорскому только добра во всей его дальнейшей карьере, в очередной припрыг Сан Саныча, как бы невзначай, после ухода очередного прохожего, по-оперски, весело и задорно «загнал»: «Колется народ, только не очень охотно, пришлось тут одному пальцы прищемить». Через секунду ССС уже в кабинете не было, да и до самой финальной развязки он старался на глаза Николаю больше не попадаться. Сначала ему некогда было. Скакал по деревням района, отлавливая и опрашивая, осматривая, зажатые дверьми пальцы немалого количества всех ночных прохожих, доставленных в ближайшие сутки под светлые очи приезжих прокураторов. А затем, скорее всего, насела мальчишеская обида. Развели как кролика, эти приезжие! Не хотел свои красные от стыда щечки показать, если конечно таковой (стыд) имелся в организме служивого отрока.
От усталости, ярко-преяркой белизны бумаги, пестроты начертанных на ней петроглифов, рябило в глазах. Стоп, стоп, стоп! Нужно сосредоточиться на главном! Полиграф молотит одно и то же: причастны гаишник Тиунов, водила Панамарев и пожарный-водила Тиунов-двоюродный. Более того, автоматик где-то за селом в березовом околке припрятан, опять же твердит полиграф. Отношения у Бедолаги, мягко говоря, с Панамаревым и ГАИшником натянутые, почему бы подлячок* сослуживцу не поддудолить*. В районе не самый умный народ подобрался. Спакостничили по-детски, не подумали о том, что все так серьезно закрутится. Напугались, на попятную назад не получается – больно много серьезных дядек понаехало. Цепочка Панамарев – Тиунов – гаишник – Тиунов – МЧСник отработана не до конца. Пожарника найти не могут, где-то на рыбалке по утверждению жены. Рейдовая бригада по поиску рыболова безрезультатно, вторые сутки объезжает бесчисленное количество озер и озерушек. Нет паршивца нигде!
Стоило только подумать о том, что ребус не складывается и цепочку следует отработать тщательно, как на пороге кабинета, в сопровождении двух местных оперов в качестве почетного экскорта, появилась громадная фигура мужика, лет сорока, заросшая щетиной, со всклокоченными лохмами, глазами голубой бездны (точнее испитой пустоты), ошалело-испуганного жителя внеземной цивилизации в видении, а в миру просто сотрудника МЧС России Тиунова Валерия Викторовича.
Принялись гуртом, всем приезжим людом, хором с прибывшим лешаком беседу беседовать, радостно так. Под перекрестным залпом вопросов детина совсем ополоумел, мычал что-то невнятно-нечленораздельное.
«Толи тупит, толи дурак? Что с ним делать?» – пронеслось в голове Николая. Тут кстати подвернулась полиграфист Марина и МЧСника отдали в ее ласковые руки. Минут через сорок Марина зашла с результатами короткого теста и уверенно-безапеляционно заявила о том, что Валера тоже при делах- причастен к краже автомата. По крайней мере, держал его в руках и возможно, именно он вывез его за пределы райцентра. Ну, что же, вполне вероятно: недаром столько времени Валера рыбачил так, что его днем с огнем обнаружить не могли, скорее всего прятался.
Полиграф Полиграфыч вернул свою очередную жертву – привели Валеру. Первый озноб у него прошел, понял, что убивать не будут, успокоился и разговорился. Не то, чтобы разговорился, скорее начал мычать более членораздельно. Но из разговора полупьяного пожарника ни хрена понятного и полезного и со второго захода уяснить ничего не получилось. Оказалось, что запивший Валера рыбачил все эти трое суток с подружкой в соседней деревне на хате. Да так, что весь его рыболовный маршрут состоял из коротких марш-бросков между четвертью браги, стоящей за печкой и кроватью, в которой раскинулась пьяненькая, аппетитная, как оказалось, в большей мере с сильно замутнённых Валеркиных глаз (сознаюсь честно, что мне столько не выпить) подружка.
Выяснили далее, что пили в основном почти что с горя. Въезжая в деревеньку, изрядно бывший на кочерге Валера может с пьяна, а может из-за приставаний не вовремя сексуально озаботившейся подружки промахнулся мимо дамбы по которой кралась сельская дорожка и улетел в омуток, где в жаркий полдень обычно прятались от паутов деревенские коровы. Выпивохам повезло. Ухнулись в тину на четыре колеса, да так, что на ширину ладони от верной гибели. Мимо свай сгоревшего когда-то моста. Спасение пришло не совсем скоро, где-то за полночь, в виде кобылы, на которой прибыл выручать новоявленного зятька не менее новоявленный тесть, к которому собственно-то в гости и стремилась парочка. Привязав старенькую «волгу» одним концом веревки за бампер, а другим концом за хвост кобылы (ей богу, не вру! Есть такой старый казацкий способ спасения утопающих.). С помощью какой-то матери машинку извлекли, развернули в нужном направлении (к четверти с брагой) и, красиво так, под покровом звездной ночи, въехали в село. С радостей запили крепко. Не зря говорят, что от печали до радости – один миг, а от похорон до свадьбы – один шаг.
Ладно, это все присказка, сказка впереди. Слушали-слушали, тянули-тянули вола за хвост, потом резко:
– Где автомат?
Валера вздрогнул, мгновенно побелел, лицо стало медленно наливаться кровью и из глаз его неожиданно брызнули слезы.
– Не знаю-ю-ю-ю! – горько завыл в полный голос Валера, слегка напугав не только опять придремавшего в уголке Калла, но и всех присутствующих.
– Где автомат?!!! В машине???
– Не знаю-у-у-у! Наверное, да-а-а, – еще горше горшего выл пожарник. –   Не-е-т, в машине нет его, – мямлил сквозь слезы Валера.
– А где автомат? Может в болоте куда улетел?
– Может! Мы там с Сонькой долго пьяные ползали, да и темно было сильно.
Молнией из угла блеснули толстенные очки полковника Калла. Вскочив в порыве прилива энтузиазма, обращаясь к ВРИО, почти выкрикнул:
– 4-х человек мне и машину! Надо искать!
Не дожидаясь ответа, ринулся на выход.
УАЗик, полный милицейского народу, на переднем сиденье которого коршуном восседал Калл, натужно ревя, мчался из последних изношенных сил (система жмет досуха соки не только из людей, но из техники) по разухабистому асфальту, подстегиваемый энергичными возгласами Калла и клонившимся к закату солнышком. Прискакали вовремя. Вот большачок поворачивает на дамбу, блестит водичкой омуток с одинокой коровкой, вот обгоревшие сваи моста. Приехали. Водички немного – по колено, но холодной. Никто не догадался взять с собой ни костюм химзащиты со склада у старшины, ни простых элементарных сапог. По омутку плавали нефтяные пятна, красиво отсвечивая в лучах заходящего солнца. На кусте талины, на половину в грязной жиже, висела замызганная фуфайка, видимо раньше принадлежащая Валерке, либо какому-нибудь забулдыге-трактористу. След захода автомобиля-амфибии в воду отсутствовал, но вместе с тем отчетливо виднелся след лошадиных копыт и протектора вытащенного автомобиля. Валеркино авто похоже не только мог плавать и нырять, но еще и летать по воздуху, когда хозяин входил в образ Шумахера. Авто действительно плюхнулся филигранно, на волосок от смерти, не повредив при этом ни подвески, ни двигателя. Везет дуракам и пьяницам!
Клонившееся к закату солнышко и повеявший холодом октябрьской ночи вечерок, энтузиазма дайверам поневоле не прибавлял. Служивые топтались на берегу, не снимая ботинок. Энергичные подбадривания Калла, воздвигаемые им золотые горы обещаний, вино-водочные реки и кисельные берега, надлежащего эффекта не дали. С матерками полковник Калл принялся скидывать картуз, портки, кителек и полез в воду. Примеру героя последовали и остальные. Порыва энтузиазма хватило не более чем на минут десять-пятнадцать. Затем мужские репродуктивные парные органы подтянулись к горлу и тоскливо запросили пощады. Танец смерти в ледяной воде, отдаленно напоминающий лезгинку с той лишь разницей, что вместо кинжала в зубах были зажаты эти самые пресловутые парные органы, дал результат, если исходить из постулата: Отсутствие результата – тоже результат. Трофеями дайверов оказались: баллонный крестообразный ключ, при виде которого лицо водилы УАЗика неожиданно просветлело и, по устам его пробежала вожделенная улыбочка, навеваемая только одному ему известными мыслями, реечный волговский домкрат, левый ботинок с оторванной подошвой и трусы, предположительно женские, размера эдак 56-58, неопределенного цвета.
Автомата Калашникова, укороченного, модернизированного калибра 5,45 мм, номер 46257-99, в данной луже, к сожалению, не было.
В то время, когда боевые пловцы полковника Калла дышали бодрящим воздухом октябрьского чудного вечера, Николай со товарищи глумился над полубесчувственным от многодневно-беспробудной пьянки телом возлюбленной пожарника Тиунова. Забыл, забыл Вам сообщить, уважаемый читатель, о том, что сладкая парочка в РОВД была пленена и доставлена рука об руку, но пока без наручников. Глумились над телом было слишком громко сказано, тело бесчувственное в основном-то глумилось над собравшимися. Картина была примерна такова: веселая и смелая Сонька, охреневшая от мужского внимания, сидела и борзо скалилась, нет, не лицом, а скорее свиным рылом в угрюмые лица присутствующих. Дерзко и односложно отвечая на поставленные вопросы, перемежая ответы отборным трех-четырех коленным матом. Николай не редко встречал такой стереотип поведения среди подвыпивших, быдловатых дам. На остальных присутствовавших, чей милицейский совокупный стаж составлял почти несколько сотен лет, критически тягостного впечатления Софья также не произвела. Ее потихоньку выпроводили за дверь, не дав толком распустить павлиний хвост.
Валерку в третий раз уже прогоняли через полиграф. Он все больше и больше трезвел и приходил в себя. На серию очередных вопросов про автомат, искренне, глядя без смущения в глаза спрашивавшему его Данилову, не отводя взгляда, переспросил:
-А про какой автомат речь идет?
-Автомата никакого он не видел!
Вот тут уже видавших-перевидавших виды оперов действительно чуть не хватил кондрат. Особенно впечатлительным оказался полковник Калл, поняв, что его моржезаплывы оказались мягко сказать напрасными.
Когда Валерку вытолкали из кабинета взашей, Данилов, принимавший активное участие в беседе произнес:
– Пора этих дебилов на пленку писать, а то так конца-края истории не видать.
К горечи надо признаться, что выскочили в командировку второпях, и никто не умудрился прихватить с собой не то, что видеокамеры, но даже и диктофона. Начальник СКМ (тот самый несовершеннолетний ВРИО) на просьбу найти видеокамеру сообщил о том, что на весь район камера одна. Приобрели ее неделю назад два братца-акробатца Лелик и Болик, считавшие себя авторитетами преступного мира Баковского масштаба и сотрудничать с ментами считавшими западло. Могут возникнуть сложности. Тут же был разработан план обходного маневра и ВРИО поскакал, через третьи руки добывать сложнобытовую технику.
Часики, мирно постукивая, давно уже маячили за полночь.
Сюжет окончания рабочего дня у троицы собутыльников разнообразием не отличался и в этот раз: вино-водочный бутик – тресь-бряк-бульк-хрр.
Компания мероприятие провела тихонечко, привычно-обыденно и спокойненько. В отличие от болтавшегося по коридору и громко, непонятно с кем разговаривающего, скорее самого с собой, командированного из Главка для подведения итогов работы Баковской милиции за 9 месяцев текущего года малознакомого Николаю начальника одного из отделов аппарата ГУВД.
«Завтра надо будет повоспитывать пацана», – пронеслось в голове у Николая. С некоторых пор «Опеке», так на ФСБэшный манер иногда называл свою службу Николай, вменили в обязанность в рамки загонять порой расшалившихся и потерявших края от собственно величия и выпитого на дармовщинку алкоголя распоясавшихся командированных управленцев.
Проснувшись по причине легкого замерзания и поняв, что пришла пора вставать, Николай умылся, украдкой взглянув на себя в зеркало, понял, что если через пару дней автомат не найдется, то такого небритого гражданина будут бояться не только Баковские милиционеры, но и маленькие дети. Сейчас ситуация была почти под контролем, борода слабозаметно пробивалась седовато-рыжеватая. Спасибо монголо-татарскому игу, триста лет кровушки на Руси подмешивавшей.
В кабинете народ командировашный был уже в полном составе. Что-то оживленно обсуждали. Оказалось, что в четвертом часу ночи на телефон дежурки 02 позвонил, как ему казалось, неизвестный и нетрезвым, таинственным гробовым голосом сообщил о том, что похищенный автомат завернут в рогожный мешок и лежит у ног самой Валентины Терешковой, а точнее у памятника, находящегося в пару километрах от райцентра первой женщине-космонавту Валентине Николаевой-Терешковой, совершившей аварийную посадку в спускаемом космическом аппарате в далекие 60-е, может 70-е годы. Промахнувшись, на радость баковцам, всего-то на каких-то тысчонку километров от места планируемого приземления в диких степях бывшей Золотой Орды. Не долгая, но колоритная речь доброжелателя писалась на пленку. Работал определитель и, вскоре стало ясно, что автором и исполнителем текста: «Что менты, автомат-то пр…ли! Езжайте и забирайте в рогожке под Терешковой. С…ки, должны будете!», является ни кто иной, как наш старый знакомый, водитель администрации Пашка Тиунов, который все еще радовался по-щенячьи наступившей свободе. Гулеванил с утра до ночи и с ночи до утра, в то время когда сам Баковский глава накручивал по командировкам за Пашку баранку. Звонил Пашка, ты не поверишь, читатель, с телефона домашнего братцев-положенцев Лелика и Болика. Баковские милиционеры поднимать отошедших ко сну приезжих пинкертонов не стали. Решили лаврушки по легкому сами нарубить. Двумя бригадами ломанулись. Одни автомат у Терешковой отбирать, а другие леликов-боликов вязать-будить.
Разбирательство с бригадой организовали на скорую руку, но жестко и со знанием дела. Лелики не при делах, Пашка-козлина по сопатке к приезду воронка свое уже получил от бандюков за засвеченный телефон. Ситуация оказалась более чем  тривиальная: попили у Леликов, Пашка шестерил, где колбаски подрежет с огурчиком, где стопочки освежит. Разговоры разговаривали. Так, ни о чем… Обсуждали последние колхозные события с передовых полос газет. Думу думали, как урожай собрать, как надои повысить. До рубрики «Криминальная хроника села» дошли, порадовались за служивых земляков.
Пашка, самый дошлый из собравшихся, живым весом со среднего взрослого барана, пивший, как вы помните уже четвертые сутки, умишком слегка поехал. Прокравшись к телефону в соседней комнате, набрал 02…
Только-только зарождавшаяся дружба Пашки и солидных баковских авторитетов, в которой Пашка сильно нуждался для того, чтобы казаться в глазах земляков совсем уж реальным пацаном, треснула как глиняный горшок, упавший оземь с тына.
Били его Лелики в два кулака зло, долго и смачно. До первых петухов, до приезда группы захвата.
Издолбленного, морально задавленного Пашку дальше остаток ночи с пристрастием плющили остервеневшие местные опера. За сук, за автомат, который пр…ли.
Отдавая Пашке долг, который он на них невзначай повесил прошедшей ночью.
Вот в таком замечательном состоянии и настроении и предстал пред светлые приезжие очи наш Пашок.
После десяти минут плотной беседы собравшиеся пришли к выводу: отработанный материал, толку с него не будет. Но учитывая то, что приколы и хи-хи давно уже начали посещать собравшихся, негласно приняли решение холодку в попу Пашке еще поддуть. Мастера на этот счет вместе как никогда, к случаю, собрались знатные.
Еще прошло с десяток минут и трясущийся, маковой (точнее злаково-алкогольной) росинки во рту не видевший уже добрых полсуток Пашка за малую толику прощеньица, преисполненный горячего желания провалиться в тар-тарары, разбиться оземь, обернуться быстрым соколом и найти, принести в клювике пропажу, но только не видеть перед собой этих страшных, свирепых и небритых приезжих людей, был отпущен домой. С уговором, что по первому мановению волшебной палочки и не менее волшебных звуках свирели он предстанет в нужном месте и в нужное время. Условие было еще одно, дополнительное, маленькое-премаленькое: водку жрать заканчивать и рыть рылом землю, искупая вину ночной шалости. Искать, собирать по крупицам информацию, слово к словику о том, что там гуторят земляки,кто к теме причастен, где автоматик сховали. В кураторы назначили пару местных оперов, едва державшихся на ногах, к слову сказать, от усталости.
Одиноко бредя по пустынной улице, Пашка потихонечку умишком подходил к тому, что обратной дороги к леликам у него уже не было. Сильно болела вывихнутая скула. Синяк под левым глазом и лиловые от пинков вчерашних благодетелей бока, зарождали в его израненной душе на вчерашних кумиров стойкую обиду. Паренек окончательно понял, что нужно искать себе новых покровителей. Остатки совести и вины потихонечку щипали за обнаженные Пашкины нервные окончания. Было себя сильно-пресильно жалко. Из глаз его неожиданно робко потекла совестливо-похмельная слеза.
Пашка испуганно заозирался. Не видел ли кто? Смахнул непрошеную слезу рукавом, смачно высморкался, распрямился и гордо подняв голову, двинулся по селу туда, куда глядели его бесстыжие глаза… Определенно уже зная, как дальше жить и что делать.
Пока рядились-судились с Пашкой, на пороге кабинета нарисовался со слегка оплывшим от вчерашней усталости лицом, розовощеко-рыжеволосый подведенец итогов из аппарата ГУВД, которого Николай собирался с утра воспитывать. Тихонечко присел на краешек свободного стульчика, невнятно промямлив о том, что генерал Голиков дал ему личное указание остаться в Баково, как куратору райотдела и принять активное участие в розыске похищенного, утраченного, поправился он, автомата.
Воспитательный момент откладывался по объективной причине.
Было недосуг. Не до них.
Ослепительно белый еще вчера лист ватмана, сегодня уже замусоленный локтями, испещренный знаками, с какими-то подтеками, слабо вмещающий в себя все написано-нарисованное на данной стадии расследования – стадии полного ступора – требовал к себе особенного, аналитического внимания. Пробежались еще раз. Галопом по Европам. Однако, автоматик-то, скорее всего, из дежурки ушел. Полиграф твердит, твердит упрямо свое: Тиунов Сашка! А в теме напарник Бедолаги – Панамарев. Давай-ка, еще разок! Тянем-потянем! Внучка за Жучку, Жучка за Мышку, точнее за Крыску.
 Крысу, которая автомат украла!
 Точно, сходится! Свои СКРЫСЯТНИЧАЛИ*!…
Констатируем: уголовное дело по факту кражи автомата возбудили. Это очень, очень хорошо. Пора тюремными казематами причастный народец подпугивать. Пугливых ежели маловасто будет, Федеральный Закон «Об оперативно-розыскной деятельности»  применить во всем его могуществе и универсальности. В полной всей его красе, с умом и, пойдет дело. Каждую строчку и буковку, да и то, что еще и между строчек писалось про вершки и корешки.
За трое прошедших суток с момента пропажи автомата Бедолага, Панамарев и Тиунов практически не покидали помещения райотдела, слонялись тенями, психологически подломались.
Безвылазно находился здесь и дежурный капитан Соколов, душой приняв всю меру ответственности за пропажу на себя и, казалось бы, вполне искренне пытаясь помочь в поисках. Соколов часто заглядывал в кабинет, трижды его приглашали на беседу, дважды попал под Марину с Полиграф Полиграфычем и было ясно, что человек порядочный, вину и недогляд свой осознал. Хочет помочь. Чем руководствовался, понятно. Воспитанный еще в советские времена армейской школой. С обостренным чувством офицерского долга, такие люди в царские времена пускали пулю в лоб в схожей ситуации, не считая это позором. В это хотелось бы верить. Но не исключено, что движет им и страх остаться за воротами системы. Без работы, к которой он уже прикипел. С клеймом на шее. В очередной раз, как бы ненароком заглянув в кабинет, где собрался весь мозговой центр операции, Соколов обратился к Николаю, не стесняясь встретится взглядом с присутствующими:
– Товарищ подполковник! Разрешите с Вами переговорить с глазу на глаз!
Николай вышел в коридор, провожаемый удивленными взглядами товарищей.
– Николай Алексеевич! – обратился Смирнов не по уставному. – Пришел переговорить… Вот. – Возникла небольшая пауза. – Мне очень неудобно за случившееся! – продолжал Смирнов. – Я виноват, но я хотел продолжать бы служить и прошу Вас, когда все это закончится, помочь мне остаться в системе, в не зависимости от дальнейшего развития событий. Найдется автомат или нет. Прошу Вас.
Николаю сразу как-то по-отечески стало жалко его. Вспомнил себя стоящего перед начальником УВД и докладывающего о пропаже ОМОНовского автомата. Такого же точно возраста и того же самого звания, как этот капитан. Точно так же расстроенного и искренне горящего желанием искупить свою вину. Сердце щемануло.
– Да, капитан! – после некоторой паузы, произнес Николай. – Я сделаю все возможное для того, чтобы Вы остались в системе, но сначала, Вы меня понимаете, нужно вернуть в оружейку автомат. Только тогда можно о чем-то говорить. Я постараюсь Вам помочь. Помогите нам.
– Спасибо! – с волнением произнес Смирнов. – Я все сделаю для того, чтобы автомат нашли!
Вернувшись в кабинет, Николай там почти никого не застал. Все разбрелись. Кто на полиграф, кто по кабинетам оперским, информации свеженькой черпануть. Над одиноким листом ватмана склонился, внимательно его изучая, куратор райотдела. «А мальчонка на первый взгляд, похоже, смышленый», – пронеслось в голове у Николая, оценившего цепко-внимательный взгляд, брошенный вскользь, через плечо, на вошедшего.
– Марк, – представился тот Николаю, протягивая руку. Рука крепкая, знающего себе цену человека, уверенного в себе. – Начальник отдела розыска УУР.
– Помню такого, – улыбнулся в ответ Николай. Ну, а то, что себя представлять не надо, Николай не сомневался. Да и никто не сомневался, кто хоть однажды проходил с Остапенко хотя бы рядом, по длинным широким коридорам Главка. Либо проходил, не дай Бог, по материалам его оперативных проверок. – Голиков сказал, что пока автомат не найдем, жить мне здесь до пенсии. Пару советских Пятилеток, – переспросил, уточняя, Николай.
В ответ Марк широко и искренне улыбнулся. «В общем-то, приятный парень», – подумал про себя Николай и впоследствии не ошибся. Приятный во всех отношениях: работе, общении. Умный, дипломатичный, профессиональный и самое главное юморной! Не зря в тридцать с небольшим, а уже начальник крупного отдела ведущей службы Главка. Далеко пойдет. Если умные люди в милиции голодной смертью от нищенской зарплаты к тому времени не повымирают. Хотя, помрут все. Ведь дураков тоже кормить надо.
– Николай Алексеевич, – продолжал Марк, – я тут с операми покалякал, пока Вы заняты были. Похоже, в райотделе автоматик потерялся, крутить надо вокруг дежурки. Толково- отметил про себя Николай.
– Давай тогда тащи сюда Тиунова-ГАИшника .
Тиунов зашел в кабинет молча. Подавленный, скорее раздавленный. Физически и психологически тяжело по трое суток не выходить из помещения, да еще под таким прессом. Да ладно: чем хуже- тем лучше.
Беседовали о многом: о пропавшем удостоверении Бедолаги, о том, кто, когда и что где делал в злополучную ночь, куда пошел после того, как сменился ночью со службы, когда узнал про пропажу автомата.
Про все беседовали. Долго беседовали. Марк толково вопросы ставил, подмогал. Минут через сорок в кабинет подтянулись остальные штабочлены. Простите, члены импровизированного штаба, его главные действующие лица и исполнители.
Ладом, да снова- снова, да ладом. В ответ: здесь помню, здесь не помню.
На прямой вопрос:
-Пили ли? -ответил положительно.
 Удивлению собравшихся, которые от неожиданности чуть не попадали с табуреточек, не было предела!
Сотни вопросов к десяткам людей: Пили??? И дружное блеяние: Не-е-е-т-т-! В течение трех почти суток, а тут! Нате!!!
Вот! Вот! Вот она! Недостающая смысловая цепочка в этом нагромождении недомолвок, недосказок!
Кот на улку*, мышки в пляс! Начальник в область, личный состав в разнос.
А боялись говорить про пьянку. Это понятно! Знакомый Николаю старый начальник милиции, переведенный недавно в район покрупнее, был человеком по-восточному деспотичным. Уникальный в своем роде начальник, выходец из мусульман, алкоголь терпеть не мог на дух. Коран в этой части чтил неукоснительно для своих подчиненных. Себе, конечно, мог позволить, пообтерся, лет двадцать прожив среди неверных. У него подчиненный мог быть полным дураком и бездельником, и он был в почете. Умнее начальника быть – грех еще страшнее пьянки! Район по показателям в работе самый последний, последний много лет, но чего-чего, а пьянки не было. Сектым башка* делал. Сразу и скоренько. Все на страхе и держалось. Вот, только вожжи чуть ослабли и понеслись кони вскачь!
Казалось бы, вздох, а точнее гул облегчения, прошелестел по душному кабинету. Стало свежо и прохладно.
Тиунов расклад про пьянку лепил полный! Часов после 22-х подъехали к ЦРБ, там Бедолага с Тиуновым и какой-то девахой в белом халатике, квасили пивко. Сидели в УАЗике с ОВОшниками, сидели долго. Пригрелись, тепло. Свою машину кочегарить лень было, да печка после лета не как топиться в не хотела. Бензина еще на смену выдают крохи. Пиво кончилось, сгоняли, пока Утак возился с дебоширом. Водочкой лакирнули. Жизнь налаживалась. На поставленный вопрос, был ли в машине автомат, Тиунов промолчал, хотя раньше категорично отрицал присутствие автомата в машине ОВО у ворот районной больницы. Давить не стали. Чуток пусть передохнет. Всяк овощу свой срок!
Попили и разъехались. Дежурный вызвал ОВОшников в отдел. Начальника районной вневедомственной охраны, припоздавшего из Управления, домой довезти на другой край деревни, смена заканчивалась. Приехали в райотдел для сдачи оружия. Разоружились с напарником, пистолеты с патронами сдали и по домам.
Больше ничего не знает.
-Точно не знаешь?
-Точно.
Нет сука, похоже, знает, не говорит пока!
Напарника Тиуновского отловить до сих пор не смогли, перепроверить байки пока не получается. Отпросился в отгулы и уехал по семейным делам в город. Сильно и не искали, степенный, рассудительный семьянин, вопросов к нему минимум. Пивка только, оказалось, чуток на службе дернул 13-го за компанию. Ну, а водочки? Ни-ни!!! Подождем, найдется.
Тиунова отпустили по коридору поболтаться. Пока поболтаться.
Так, оказывается, пили все! В том числе и Понамарев. Пивко с водочкой, водочку с пивком. А, как же тогда ранеутренний бой за звание абсолютного чемпиона Баковского района по боданию автомототранспортных средств? Случившийся на единственном задеревенском перекрестке при незначительном скоплении слабозаинтересованных зрителей – стада коров и пастушка – ранним рассветным утром 14 октября, практически через 5 часов после минимум 3-х часового бражничания? Там в бою, в жестоком поединке, в неравных весовых категориях, сразился на служебном УАЗике, абсолютно с медицинской точки зрения трезвый, представитель Баковского РОВД, член общества «Динамо» Панамарев и спортсмен ДСО «Урожай», тракторист 2 класса крестьянского хозяйства «Назад в прошлое» Сидор Собакин на тракторе МТЗ-82. Не пропустивший УАЗик, двигавшийся по главной дороге, долбанув служивых в левую стойку дверей так, что она эта стойка бедная, ушла до середины кабины. ДТП произошло по причине смертельной тоски, случившейся накануне с Собакиным, которую он (Собакин) заливал горькой. Вероятнее всего, по причине отсутствия мозгов, либо люди служивые пошли из стали, в результате дорожно-транспортного происшествия, милиционерами телесных повреждений получено не было. Окружающие смекнули. Чу! Свершилось пророчество поэта и почти через столетие восторжествовали бессмертные строчки: «Делать бы гвозди из этих людей!»-опять пришло на ум Николаю. Что за напасть? Тянет на лирику!
Да, уж право! Трезвым, похоже, в Баковском районе за руль садиться страшновато. Ведь прав не тот, кто правее, а тот, кто трезвее либо борзее.
Правду-матку добывать было уже с чем. А то, не знаю-не помню. Поговорить-то совсем с главными героями не о чем было, а тут – аргументик! Есть прорисованный на ватмане след Зеленого Змия и его какашки!
Начали с Утака. На вопрос к стажеру: сколько и кто пил? Из того тоже, как из рога изобилия полилось. Полторашки с пивом подрисовывались на ватман, к ним водочные мерзавчики. Пошло–поехало. Когда круг опрошенных замкнулся, петроглифы с иероглифами начали превращаться в зарисовки, зарисовки в картину, на которой отчетливо вырисовывалось пьяное громадное свиное рыло в милицейской фуражке!
Народ в погонах, когда понял, что за одни только проделки Бахуса в ночь с 13-го, которые все-таки всплыли, повылетает с работы, сразу стал припоминать все.
Подошли в финале потихонечку к тому, что водочку с пивком принялись пить прямо в припаркованном у окон райотдела УАЗике. Вот почему Бедолага  запамятовал, где оставил автомат. А скорее всего в дежурке! А по злобе мог его подрезать либо ГАИшник Тиунов, заходивший в дежурку, либо… Нет!
Понамарев в дежурку не заходил! Бедолага  вроде уже точно помнит, а врать ему смысла большого нет, что автомат он мог положить только на лавочку в дежурной части. Пока сидел на компьютере фильм смотрел!
Болтался там еще Алексимов, милиционер изолятора временного содержания (называется КПЗ – уст. – старосоветское, по староментовскому). ИВС соединялось с дежуркой недлинным коридором. Существовала практика, когда полутюремные милиционеры в дежурку ночью похаживали со скуки потрепаться, да кино посмотреть на компе. Мог курилка тоже утащить, а утром, сменившись, вынести его через задний двор. Именно то, о чем сутки напролет ранее вещал нам без устали полиграф.
В дверь бочком просунулся капитан Соколов, попросив разрешения войти.
– Николай Алексеевич, – обратился он к Николаю. – Тиунов рассказать все хочет.
Находившиеся в кабинете Данилов, Калл и Марк разом притихли.
Свободным оказался кабинет рядом. Говорили с глазу на глаз.
– Я взял автомат! – несколько с вызовом произнес Тиунов. – Хотел наказать козлину! За удостоверение не выгнали, думал за автомат точно, нагонят. В дежурке он его бросил на лавке! Я его под полу бушлата и на выход. Пить с мужиками больше не стал, завел свой «москвич» и поехал. Автомат бросил на заднее сидение.
– Неси автомат, – проронил первую фразу за весь монолог, молчавший до этого, Николай.
– Со Смирновым поеду. Дома в углярке* он у меня прикопан. Народу с нами много не надо. Ни к чему родителей расстраивать и соседей веселить.
– Поедешь еще с парой оперов местных. Возьми, кого хочешь. Давай. Полчаса тебе. Одна нога там, а вторая здесь!
В кабинете, куда вернулся Николай, царило напряжение. Войдя с каменным выражением лица и увидев такие же застывше-окаменевшие лица товарищей, не выдержал и подпрыгнув озорно, вскинул согнутую под прямым локтем правую руку вверх, крикнув во все горло, а скорее прорычал: «Е-е-е-с-с-с!!!»
Что тут началось! Хи-хи, витавшее все эти напряженные сутки в сравнении с тем ликованием, которое началось, показалось мелкой забавой. На шум и гвалт, вскоре сбежались практически все участники действа. Поуспокоившись, начали, украдкой поглядывая на часы, считать минуты.
Прошли отведенные полчаса. Никого не было. Тридцать пять минут, сорок, сорок пять… Да что это такое! Езды вокруг деревни восемь кругов за пять минут! А этих все нет!
В проеме незапертой двери показался Смирнов. За его спиной никого не было. И в руках у него ничего не было!
– Нет в углярке автомата. Все перерыли на три раза. Угля не много. Тонны две. Все сквозь пальцы на ладонях просеяли.
Привели Тиунова. Ничего путнего пояснить не смог: приехал под утро, сильно пьяный. Помнит, в уголь прятал. Где автомат, не знает. Кому еще про клад говорил, не помнит.
Ладно, хоть что-то пошло куда-то, ну, а пока пошло, нужно закрепляться-документировать.
Скомандовали.
Быстренько местные опера во главе с начальником СКМ соорудили нехитрое приспособление из пустой коробки из-под дарственных часов, в которую засунули, казацкой хитростью добытую у Лелико-Боликов бытовую видеокамеру и приладили ее на подоконнике в кабинетике. Стульчик для Тиунова приспособили у белой стеночки кабинета. Милости просим. Одна мысль беспокоила, хватит ли пленки и заряда батареи. Сразу в галоп в подробности Тиунова вряд ли загонишь, требуется разогрев. Разговорился Тиунов в прошлый раз под полугарантии того, что если вернет автомат, посмеемся и разойдемся. А сейчас ему и подавно страшно. А как нам-то страшно! Нет автомата, нет и гарантий. Боится сильно за свою шкуру. А мы за свою? Скорее всего кто как, по разному.
Кто на сколько накосячил. Всяк сверчок- за свой шесток.
В кабинете остались втроем: Данилов, Марк и Николай. Включили запись на видеокамере. Опять привели Тиунова. На нем не было лица, переживал. Начали с углярки. Александр говорил неохотно, чувствовалось громадное напряжение. Автомат вроде точно-точно закапывал в уголь, где он сейчас не знает. Кто мог забрать, тоже не знает. Все эти дни сам он находился в райотделе и никуда не выходил, а точнее не выпускали. Про автомат в углярке он никому не говорил.
Послали оперов переговорить с родителями. Топили печку углем, ночью-то холодно, вот и случайно наткнулись, глядишь. Жалко сына стало, перепрятали. Надежда на этот расклад.
Ладненько. Потихонечку подводить начали к деталям, и разговор пошел! Бедолага бросил автомат на лавке в дежурной части, сам впялился в компьютер. Забыл про все. В дежурке в то время был Смирнов и ответственный Сапрыкин. «Еще материалы по дебоширу заносил Утак, сразу и вышел», – рассказывал дальше Тиунов, стараясь не встречаться взглядом с глазами присутствующих. Глядя куда-то в окно, а точнее прямо в глазок видеокамеры. Повернувшись лицом к выходу, распахнул бушлат, правой рукой взял лежащий автомат и спрятал его под полой бушлата, прижав автомат рукой-продолжал рассказывать Тиунов. Выходя из дежурки, столкнулся нос к носу с Утаком, проскользнул мимо протянутой на прощанье руки. Вышел на улицу. Был двенадцатый час ночи. Старенький, личный Москвичок 412, с обеда сиротливо дожидавшийся своего хозяина, покрылся куржаком первых октябрьских заморозков и долго не хотел заводиться. Аккумулятор слабенький. Автомат положил на заднее сиденье, тронулся. Настроения ехать домой совсем не было. Решил заглянуть к Верке … Веронике Саполевой, поправился Тиунов. Верка живет в казенной квартире  в двухэтажке, одна совсем. Пару-тройку раз заезжал со смены. Ничего, привечает. Близости не получилось, Верка рано утром уезжала на прием к врачу по женским делам в город. Налила спиртику, сама пить отказалась. Пробыл часа два. Автомат с собой брать не стал, оставлял в машине. Там же, на заднем сиденье.
– Машина закрывалась? – вопрос прозвучал одновременно из уст практически всех собравшихся.
– Нет.
Пауза повисла в воздухе…
– Когда вернулся, автомат был в машине?
– Не помню! У Верки спирту выпил грамм четыреста, ударило по мозгам, память отшибло, забыл про автомат. Завел машину едва-едва, проехал метров семьсот заглох. Время было часам к трем ночи. Пошел по улице. Рядом брат живет Валерка, у него «Волга», поможет с буксира завести. Стучался долго, дом частный, собаки здоровые. Достучался. Вышла жена Валеркина, его дома не было. Где-то шалавится, беззлобно пояснила она. Побрел по улице дальше. Сначала услышал, а потом увидел свет двигавшегося навстречу автомобиля. Поднял руку, автомобиль остановился. Родственник Валерка собственной персоной. Обрадовались встрече, обнялись. Давно не виделись. Дня два. Валерка уже на кочерге был. Подцепили «Москвич» на кукан, заводить не стали и двинулись прямиком к светившемуся впереди круглосуточному комку. Зашли, взяли бутылку водки, закусить. Расположились в «Волге». Прикончили пузырек, совсем отяжелели. Пошли справить малую нужду за киоск и тут Валерка с ужасом заметил, что едет домой не по форме. Трусы у Соньки в гостях забыл. Автопоезд продолжил движение к Сонькиному дому. Хозяйка рада была полуношным гостям – стол с ходу освежила. Еще чикушку придавили. В глазах уже булькало. Тронулись цугом к Сашкиному дому. Как ехали, что дальше делали, Сашка не помнил. Очнулся он в своем «москвиче» у родного забора. Светало. Зуб на зуб не попадал. Пошел домой спать. Прятал ли автомат в углярке, уже точно и не помнит. Может даже и в машине оставил. Разбудили его сослуживцы уже к обеду, когда поиски автомата начались.
На окне в коробке, что-то щелкнуло, раздалось громкое пищание, свидетельствующее о том, что пленка в видеокамере закончилась. Вот и слава Господу! Управились вовремя.
На замершего в ужасе Тиунова было горько смотреть.
Лист ватмана исписан и изрисован вдоль и поперек. Пора заводить продолжение. Принесли еще один, того же формата. На листе появился сарайчик райотдела, крадущийся с автоматом ГАИшник, машинка, квартира Вероники в двухэтажке, рисованная машинка тянет такую же рисованную машинку на веревочке, ночной комок и гостеприимно распахнутые Сонькины ворота (в доме) и прочие, прочие персонажи только что пересказанных событий.
Подкинули еще работёнки. Длинная цепочка, требует тщательной проработки!
А тут еще разносы с Главка, от генерала Голикова. Пока только по телефону, да и то ругал в основном пока своих прямых подчиненных и Калла, грозился: «Скоро сам приеду, разберусь с вами бездельниками!» Похоже, генерал сам не так часто звонил, скорее ему доброхоты названивали.
Кукарекать без меры наверх чревато-вредновато. Николай с шефом уговорился: будет результат, позвонит. Мешают звонки работать, в основном.   
Одних звонков Николай ждал с нетерпением – от Анискина. Они работать не мешали, только подгоняли, ускорение придавали. К вечерней зорьке надвигающейся пятницы с поисками нужно было завязывать. Командировка выписана на 3 дня, заканчивается в четверг. Каждый день просрочки с ума сведет продлением, беготней по высоким кабинетам. С заглядыванием во все естественные отверстия финансовым работникам и начальству. Бегать по потолку объясняя то, чего и объяснять-то умному человеку не нужно, точь-в-точь как в недавней истории с бестолковым «королем бензоколонок».
Чур меня, чур от напасти!
Созванивались с Анискиным каждый день по два раза – утром и вечером. Обсуждали оперативную обстановку на пернатых фронтах. Склонялись к мысли, что «северной» ожидать на выходные нереально, не та погода. Нужно зарядик снеговой с дождем и ветром. Придавит тогда непогода птичьи стаи, посадит на озера-болотца. Николай за свою сознательную жизнь, с ружьем в руках провел в охотничьих угодьях два с половиной десятка лет и за все это время никогда не попадал на «северную». В тайне страстно мечтал увидеть это чарующее зрелище собственными глазами. Насладиться, испить удовольствие полной мерой.
Короток охотничий миг. Присела птичка, испила водицы и дальше в полет. На зимние квартиры.
В прошлом году, примерно в это же время информаторы Анискина оперативно доложили: на Батаевке воды не видать, черно от утья. Бросить работу, скидаться – ружья, патроны и амуницию – дело 10 минут. Час гонок по проселочным дорогам, напрямки.
Прискакал, а птицы и след простыл. Вода помутневшая, да кое-где перо утиное ветерком по глади водной носит.
А бывало и сутками тысячные гусиные и утиные стаи пролетные на водоемах кормились непогоду пережидая.
Придется крякашей местных по корчам и мелководью топтать на пресненьких болотах, если ветерок поднимется, да вечерком чирушек влет пострелять, пролетающих на места кормежки. Если таковые еще не откочевали. Эх, где оно охотничье счастьечко!
Охотничье счастье счастьем, но где приблудилось оперское счастье с удачей? Только-только не успели зарадоваться, и нате блин в томате!
Опера местные пахали во все лопатки, отрабатывая все варианты возможного развития событий. Подняли всех работников комка вино-водочного. Сходятся байки Тиуновские. Брали братики водочку, едва на ногах стояли. И Москвичек на веревочке вспомнили. По третьему кругу выхватили пожарника с подружкой. Тоже все в цвет. К вечеру и Веронику, вернувшуюся из города привели. Зашла в кабинет, засмущалась. Полно в кабинете мужичков. Разговорить и так, и так пытались. Не идет на контакт, пока не остались они вдвоем с Даниловым, большим специалистом в вопросах женской психологии. Стройная как тополинка с глазами полными синевы и какой-то глубокой-преглубокой женской тоски, Вероника производила впечатление потерянного и несчастного человека. Тридцать пять лет. Нет толком ни кола, ни двора. Ни ребенка, ни котенка. Хорошая, умная, добрая баба. Счастья бы ей большого женского, человеческого. Ан нет, на всех не хватает. Потому и живет, радостью маленькой, от того, что кусочек чужого нетрезвого счастья прихватит. Деревня осуждает таких, чужая она здесь. Занесло ее ветром судьбинушки как перекати поле.
Рассказала все как на духу. Встречались несколько раз раньше, парень свободный, неженатый. Тут заявился к полуночи, поздно. Утром ей в город, свидания не получилось. Спиртику плеснула, сам попросил. Заходил к ней в руках ничего не было: ни автомата, ни пулемета, ни пушки-гаубицы. Пробыл час-полтора. Разговоры все на мягкую пахоту переводил. Отказала. Расстроился и с обидой на выход. Пока был у нее, к подъезду пару раз машина подъезжала, останавливалась, похоже на УАЗик. Выходил кто-то, дверки хлопали. Больше не знает ничего. Ну, ничего, так ничего. Попрощались…
Местным операм опять черновой работенки подбросили: Искать, чей УАЗик? Не они ли автоматик с задней седушки прихватили?
Пока судили-рядили с Вероникой, в кабинет вихрем ворвался Маркуша:
– Голиков уже на подъезде!
На подъезде, так на подъезде, переглянулись между собой Николай с Даниловым. Хотя генерал и был первым замом начальника Главка, но командовал криминальной милицией. Ни к Володе, ни к Николаю отношения не имел. Николаева служба напрямую подчинялась Первому. У Данилова был свой начальник – генерал. Пусть Марк и припрыгивает, а мы работать будем. Уважения, присутствующие к прибывающему, большого не испытывали. Одногодок Николая, еще каких-то три-четыре пятилетки назад, начинал службу в граничащем с Баково райотделе водителем, сделал головокружительную карьеру в тот момент, когда зерно – главное богатство региона – резко выросло в цене. Старый генерал как-то с высокой трибуны, приводя в пример Голикова, уже занимавшего должность начальника районного отдела милиции, говорил:
– Смотрите! Он любые вопросы в Главке решает! У него, в служебный УАЗик, две свиньи входит!
Время шло и разворотливые родственнички, где за услуги, где деньжонками выхлопотали шаровары с красными лампасами. Потихоньку к статусу привык, пообтерся, сам начал верить в то, что что-то из себя представляет. Люди с памятью потихонечку поуходили, молодежь зеленая подошла. Голиков совсем реальным руководителем смотреться начал. Медведей в цирке учат на велосипедах кататься, а тут не совсем патологичный случай. Отношений у Николая с Голиковым не было никаких, вернее, были. Года три сильно враждовали. По службе Николай вступился за крестьян-фермеров, с юности знакомых. Бессовестная родня Голикова урожай отняла. Вопрос вроде пустяковый, всего-то четыре с половиной миллиона деревянных, а закусились не на шутку. Сначала лоб в лоб. Крестьян в тюрьму. Николай с поличным следователя на девять лет строгого режима туда же упаковал, а крестьян на свободу. Судились-рядились. Когда до арбитража дело дошло, противники решили сдуться и предложили крестьянам отступную. В полсуммы. Крестьяне люди простые. Наша правда! Не отступим! Остались ни с чем, сто тонн гречихи перешли в закрома жуликов. А, там и коллегия самого высшего уголовного суда срок мздоимцу пополам скостила. Сработала пара адвокатов с серьезными выходами на Москву. Николаю сверху жестко намекнули: Не лезь, хватит консультировать. Не того характера, слабинку не дал бы, фермера на попят пошли. Родня отскочила, продав предприятие. Долги повесили на нового собственника, с которым фермера задружили, выживать-то надо и, тема потихонечку померла. Следопут, пока сидел в следственном изоляторе в родном городе, числился внештатным художником. Плакаты рисовал, а за одно и жалобы строчил. На всех и вся, по любому поводу. На Николая со товарищами – прокурорским, на прокурорских – в федеральный округ, на окружных в Москву. Веселуха! Следователи прокурорские через пару лет не выдержали, с челобитной к ментам. Задолбал! Посоветовались со взрослыми коллегами из ГУИНа и один умный человек подсказал: поговорить с СИЗовским Кумом*,

*СИЗовский Кум- зам.начальника следственного изолятора по оперативной работе.
 пусть беседу с писателем проведет, ну, а не поймет – отправить с вольготницы в «петухи», на зону.
После беседы как к бабке сводили! Отшептала бабушка-кум, напасть.
Вот и не захочешь, а поверишь в старую житейскую истину: не доходит через голову – дойдет через зад.
Поэтому здоровались в коридорах сухо-официально, сквозь зубы из вежливости. Дел общих не было. Да и должность у Николая смешная супротив генеральской, а плевать против ветра…сами знаете.
Пока отгонял Николай нахлынувшие воспоминания, дверь с шумом распахнулась и в кабинет энергично, в своей обычной манере вошел, нет влетел, Голиков. Кто-то подал команду «Товарищи офицеры!».
Голиков, по своей натуре человек не военный, быстро дал отбой, демократично предложив присаживаться.
– Ну, рассказывайте, что тут наработали бездельники! – не злобно произнес генерал.
Голосов, которые в разнобой сделали попытку доложить генералу первым, оказалось не менее четырех. Николай не произнес ни слова.
– По одному! – грозно насупился Голиков.
Наступила гробовая тишина. Только толстая навозная муха, пригретая сквозь оконное стекло обманчивыми лучами октябрьского солнца, противно громко жужжала, пытаясь  вырваться на волю из наэлектризованного пространства кабинета.
В полной тишине прозвучал голос Николая, отрезвляюще ровно-спокойный:
- 14 октября сего года, при сдаче суточного дежурства оперативный дежурный капитан Соколов доложил вновь заступающему на сутки ответственному и. о. начальника РОВД…
И далее, сухо лаконично, с иллюстрациями.
 По мере доклада суровое лицо генерала добрело. Вопросы и замечания становились все менее и менее колючее. Надо быть совсем полным бессовестным человеком, либо профаном, чтобы не увидеть тот колоссальный объем работы, который выполнили люди, находившиеся в кабинете и их помощники, работавшие по 18-20 часов в сутки, почти без сна и отдыха. Голиков, ни бессовестностью, ни профанацией не страдал.
          Доклад подходил к концу, присутствующие изредка, вставляли дополнения в речь Николая, и это, как ни странно ни сколько не мешало докладу. За короткое время, проведенное вместе, команда сплотилась и начала понимать друг друга с полуслова. В ходе доклада Голиков что-то чиркал, делая небольшие пометки карандашиком в блокнотике. Неподдельный интерес генерала вызвали и разрисованные листы ватмана, на которые изредка поглядывал во время доклада, как в справочные материалы, Николай.
Выслушать, проглотить можно все, особенно генералу. Долго согласно кивать, а потом затупить. Чем занимались? Почему автомат не найден?! Идиоты! Бездельники! А тут, извините! Вся работа расписана-разрисована! И сказать нечего!
– Отдельный кабинет мне, и вот этих, по очереди.
На протянутой бумажке было написано четыре фамилии: Тиунов, Панамарев, Саполева, Смирнов.
Дурацкий вопрос о том, какой именно Тиунов нужен генералу, задать постеснялись.
Кабинет свободен, оказался один (кто бы сомневался?!) – начальника РОВД. Голиков направился на выход, Николай обратился с вопросом:
– Товарищ генерал, можно поприсутствовать?
Достаточно по-доброму Голиков отшил:
– Я привык работать один! – и, улыбнувшись чему-то своему, удалился.
Решил шашкой махнуть и найти автоматик, пронеслось в голове Николая. Ну, ну…
Марк, соседский начальник и местный начальник службы криминальной милиции понесли на просмотр Голикову материалы оперативной съемки с признательными показаниями Тиунова.
В соседнем кабинете закипела работа. Минут через двадцать первым выскочил из кабинета генерала Тиунов, за ним через минут пятнадцать –Панамарев, через десять – Саполева, а через пять минут – Смирнов.
Слава Богу, ума хватило не долбить часами из пустого в порожнее. Генерал, похоже задумал своим подчиненным дать мастер-класс по раскрытию преступлений с использованием кавалерийского наскока. Дальше-больше, шире неводок раскинуть решил. Собрал своих урок, дополнительно тщательнейшим образом расспросил  и не успевали двери хлопать от входяще-выходящих посетителей. Работал с народом быстро. За пару часов не менее полутора десятков человек, ранее уже пропущенных через сито полиграфа и нежные руки приезжих специалистов. Параллельно бригада Николая отлавливала и запускала к себе на очередной круг, только что побывавших перед светлейшим взором офицера высшего командного состава граждан и гражданок. Стараясь не упустить из рук тоненькую ниточку, связывающую все воедино. Людей было не узнать! Если раньше народ более-менее разговаривал, то эти же самые люди после беседы с Голиковым испуганно запирались и слово вытащить даже из самых разговорчивых представлялось проблематичным.
Концы рубились с плеча.
Через три часа после приезда Голикова работать было уже не с кем, да и не с чем.
А, в оконцовке Тиунов Саша генералу категорично заявил о том, что признательные показания у него попросту выбили. Издевались над ним приезжие. Одевали на голову  противогаз и били по почкам. Потому вынужден был оговорить себя перед видеокамерой. Автомат он не брал.
Да, полный фотофиниш! Доработались!
Бригада Николая, посовещавшись, решила Голикову больше никакой информации вообще не давать. Все равно дело к ночи, должен домой съехать. Наказ особый дали Марку! Держи зубы на замке, а язык на привязи. Вроде парень понятливый, обещал не болтать. В районе для генералов апартаментов не имеется, да и родня рядом. Точно должен съехать, хотя уже девятый час вечера, а он совсем никуда не собирается. Да и понятно: примчался, когда свои циканули – вот он, автоматик! Почти в руках! А что теперь новому шефу докладывать, ума не даст. Вот и не торопиться уезжать, периодически появляясь в штабе поисков, крадучись подходя к двери и просовывая ухо, а потом появляясь сам. При его появлении разговор переводили на никчемные темы. Угрызений совести при этом не испытывали. В правильности своих действий, в свете последних событий бригада поисковиков была единодушна.
Появляясь в кабинете, Голиков срывал зло на своих подчиненных, сразу оказавшимися виноватыми во всех прегрешениях. Напал и на Данилова. Ведь это именно его подчиненный утратил автомат. А тут еще назло и зависть вышестоящим руководителям Москва за неделю до событий целевым направлением прислала Данилову новенький представительский «Форд». Департамент охраны всю жизнь на хозрасчете существовал, в старые добрые времена как сыр в масле катались. Сейчас похуже, обрезали бюджет по минимуму. Деньги уплыли в столицу. Ради приличия, иногда подачки сверху бросались. При старом генерале все было бы просто – отобрали бы давно машинку. Не по чину. А теперь времена поменялись. Данилов, как парень как надо воспитанный сразу свежему генералу прямо в лоб – забирайте авто под ГУВДешные нужды. На что услышал в ответ: «Сам будешь ездить! Тебе прислали». Это приезжие, похоже, так рассуждали пока не обтерлись и совесть не растеряли. Ну, а местные большие начальники старой закалки желваками поигрывали. Вот и Голиков туда же: «Данилов, продашь Форда – выкупать автомат будешь! Готовьте текст обращения. Сумма вознаграждения – тридцать тысяч рублей».
Весть по району разнеслась практически мгновенно. Казалось и у кабинета тоже были уши. Прошло не более часа, как в кабинет заглянул Смирнов и попросил разрешения зайти. Лишних в кабинете не было. Начали без обиняков. Смирнов рассказал о том, что слышал от сослуживцев о том, что милиционер ИВС Алексимов говорил о том, что за 30-то тысяч рублей, принесет автомат.
Так, Алексимов, Алексимов? Алексимов!!!
Это ведь тот самый Алексимов, который был дежурным по ИВС в ночь с 13-го! Он ведь точно заходил ночью в дежурку и мог вынести автомат через изолятор во внутренний двор райотдела! Вот! Сходится! Не врал Полиграф Полиграфыч! Неужели сейчас принесут автомат? Найти Алексимова срочно! Искать, всем искать! Голикову ни слова, опять просахатит! Пусть едет спокойно.
То, что у кабинета действительно были уши, стало ясно вскоре, когда на пороге тенью отца Гамлета появилась фигура Голикова и в надрыв потребовала срочно привести ему… Алексимова! Послали гонцов с наказом в случае обнаружения Алексимова в отдел его не водить, а спрятать подальше до отъезда генерала.
Вскоре просемафорили – нет никого дома. Как сменился четырнадцатого, так уехал в соседний район к отцу, по хозяйству помочь. Должен появиться. Завтра на сутки заступать, дело уже к ночи.
Насколько смогли, в условиях конспирации, силами участковых и криминальной милиции, организовали поиски. Засада у дома дала результат, на сей раз положительный. Часа через полтора привели все-таки Алексимова. Тот, похоже, был немного не в себе. Ночь на дворе, отдыхать бы законно, как положено, после отработанных суток, а он зачем-то в форменное обмундирование вырядился, до синевы выбрит. И, похоже, слегка пьян.
Николаю вспомнилась пересказка тридцатилетней давности – слегка выбрит и до синевы пьян. Но это не про нашего настоящего джентльмена. У нас все наоборот.
Не успели и рта открыть с вопросом к Алексимову, где автомат, как дверь приоткрылась и с немым мультяшным вопросом «А что вы тут делаете?», с хитроватой ухмылкой, в кабинет заглянул Голиков. Увидев Алексимова, резко развернулся кругом, скомандовав: «За мной!», удалился, прихватив с собой чужую добычу.
Вздох разочарования пронесся по кабинету. Николай с Даниловым обреченно переглянулись, потом чему-то заулыбались и всем присутствующим, вдруг стало легко и весело. Развязка близилась, и от этого стало на душе спокойнее. Заговорили на какие-то отвлеченные никчемные темы, как будто не было никакой бешено-напряженной работы трех прошедших суток.
Прошло минут десять, не больше. Дверь открылась и в дверном проеме показалась фигура Алексимова, а за ним приплясывающая, корчащая дурацкие гримасы, крутящая у виска указательным пальцем фигура генерала Голикова!
Николай, Данилов, сидящий вполоборота к двери по правую руку от Николая, Калл и Маркуша с выпученными глазами уставились на входивших.
Приняв строгий вид, Голиков завывательно-трагическим голосом приказал Алексимову:
– Стань здесь! Рассказывай! ¬– указав на место у стены по середине кабинета.
Алексимов, и так-то поникший стал казаться еще ниже, начал свой рассказ дословно по классику:
– Товарищи! Хотел как лучше, а получилось как всегда-а-а-а.
На генерала, сидевшего на стульчике у дверей, было больно смотреть. Он корчился от безудержных колик, согнувшись пополам, ловя беспомощно ртом воздух.
Что так развеселило Голикова пока было не совсем понятно.
– Рассказывай, где автомат! – рявкнул неожиданно посерьезневший на мгновение Голиков.
– Не знаю-ю-ю-ю… – завыл Алексимов.
– Так у тебя нет автомата??? – включившись и неожиданно подыгрывая ситуации, с теми же интонациями задал вопрос Николай.
– Не-е-е-е-т! – блеял Алексимов.
– Как не-е-е-т? А почему ты обещал вернуть автомат? Где бы ты его взял? – продолжал глумиться трагикомично Голиков, похоже заведомо зная ответ на заданный вопрос, но желавший чтобы присутствующие сами услышали все из уст Алексимова.
Ответ поверг собравшихся в легкий шок.
– Деревня у нас бедная и, я, хотел из этих тридцати тысяч рублей, которые за возврат автомата дадут…, у меня есть два агента… – сбивчиво-путано нёс Алексимов. – … Я бы им по тысяче отдал, а они бы, мне, через сутки автомат нашли.
Ну и дурак! Милиционер ИВС и… какие-то агенты! Насмотрелся идиот кинушек!
– Да ты обманул нас?
- Предал! – вопрошал с прежними интонациями в голосе Голиков.
– Ты народные деньги хотел присвоить!
В ответ тоскливое Алексимовское: Ы-ы-ы-ы!
– А ты знаешь, о том, что за обман, предательство товарищей и интересов службы введена смертная казнь?
– Знаю-ю-ю-ю!
Народ в кабинете просто катался вповалку, Николай давился слезами от распиравшего хохота. Данилов икал, выпучив глаза, Калл истерично похихикивал. Только один Алексимов, очумев, ничего уже не соображая и не понимая, с вперившимся в грязно-синий потолок взглядом не замечал творившейся вокруг себя вакханалии.
Веселухи добавил Голиков, обращаясь к Остапенко:
– Подполковник, готовьте приказ о расстреле.
Комок, подкатившийся к горлу, провалился внутрь, стало чуть легче дышать. Но сознание вернулось, как оказалось ненадолго, только на одну фразу:
– Товарищ генерал, у меня почерк плохой, может машинистку вызвать, или вот товарищ майор напишет. – И показал рукой в направлении Марка.
Барственным жестом Голиков махнул снисходительно рукой- Пусть пишет.
 Голиков начал диктовать:
–Приказ. Шестнадцатое октября две тысячи пятого года. Село Баково. – И нарушая требования делопроизводства в части порядка составления служебных документов, добавил: – Двадцать один час ноль ноль минут. Приказываю, нет зачеркни. Пиши – Повелеваю!
Первое: Приговорить к расстрелу старшего сержанта милиции Алексимова Сергея Ивановича, милиционера изолятора временного содержания Баковского РОВД, за предательство и обман товарищей.
Второе: Приговор привести в исполнение немедленно.
– Товарищ генерал! – раздался голос Марка. – Может его перед расстрелом разжаловать в рядовые?
– Нет! Пусть умрет старшим сержантом!
На присутствующих при сем лицедействе смотреть, без слез на глазах, было невозможно.
После этих слов раздался придавленный вскрик Алексимова:
– Товарищ генерал, разрешите расстрел отложить до утра! Я найду автомат.
– Нет! Расстрелять немедленно!
Алексимов буквально рухнул на одно колено:
– Отложите расстрел до утра! Пожалуйста!
Что творилось в кабинете! Никто почти не мог больше скрывать своих эмоций и чтобы придать большей достоверности своим словам, заглушая всхлипывания, бульканье, похрюкивание и повизгивание собравшихся, Голиков громко продолжал:
– Даю время тебе до вечера. Если автомат не будет найден, ты будешь расстрелян! Вон отсюда!
Алексимов грудью ринулся на выход, казалось, лбом открыв дверь кабинета.
Проикавшись и насладившись свободой в волю похохотать, собравшиеся обменялись впечатлениями от увиденного и услышанного. С виду вроде нормальный, физически развитый молодой человек. Отслуживший срочную службу в воздушно-десантных войсках. Прошедший жесточайшее сито психофизиологического отбора при приеме на службу в органы внутренних дел на деле оказался чистопородным дебилом. В армии, наверное, с парашюта падал в основном на голову.
Голиков тут же дал команду руководству отдела милиции с ближайшего понедельника направить Алекси¬мова на военно-врачебную комиссию на медицинское обследование, после которого тот, к слову сказать, практически сразу же был уволен из милиции.
Вскоре после вышеописываемых событий, как и ожидалось, побыв в отделе еще с полчаса, Голиков, по-английски, не прощаясь, уехал в неизвестном направлении.
Как-то стало скучновато, грустно и одиноко. Как будто сразу все осиротели мгновенно.
– Время одиннадцатый час ночи, пойдем спать, – предложил Данилов.
Взяли бутылочку, закусочки. Дернули по стопочке и спааааать! Схема релаксации – старая, проверенная, надежная.
Ночью Николаю снились гусиные стаи, тянувшие на юг высоко-высоко в безоблачном небе.
Проснувшись утром, Николаю на ум закралось нехорошее. Пролетели, пролетели вместе с гусями и утками, болотными куликами и водяными курицами-лысухами! И с автоматом, похоже, и с охотой! Пятница уже на носу! Ни автомата, ни перспектив охотничьих. Сон в руку.
Утро опять не обошлось без веселухи. Приперся Паша Тиунов вместе с начальником СКМ и настойчиво так заявил о том, что ему нужна фотография автомата. Вчера он ездил в соседний городишко, где проживает известная целительница и ясновидящая и упросил ее посмотреть в потаенном мире, где же все-таки спрятался от нас автомат. Сказала, что ей нужна фотография, по ней искать будет.
Приезжим это показалось крайне забавным. А вот местные опера отнеслись к этому серьезно. Усатый начальник СКМ соседнего района добавил к сказанному. В прошлом году ездил к ясновидящей с фото двух потеряшек. Девчонок лет по пятнадцать, сгинувших бесследно в конце лета. Посмотрела и сказала: Прикопаны в лесу, недалеко от дороги. Точно! Через пару недель грибники раскопали, точно у дороги…, километров за двести от дома. 
Сошлось! Так, что чем черт не шутит!Еще пару раз в цвет с ней было.
Николай отмахнулся рукой: Делайте, что хотите. Хотя, фото автомата? Целительница? Бредятина какая-то!
Ладно, пора с ментами-коллегами заканчивать миндальничать! В городе под Тиуновых самое время ИВС заказывать. Панамарева к ним, в соседнюю камеру. Еще пару моментов организовать, через звонок в Главк.
Так, где там Тиунов-пингвин? Вспомнилась дразнилка, которую приклеили к коллегам из ГАИ от любви небольшой ППэСники много-много лет назад на заре Николаевой ментовской юности.
 Сюда его!
Марк, Данилов и Николай разговор повели с прибывшим резко. Если раньше полюбовно-ласково, то сейчас жестко, обещая из всех земных благ к зиме камеру с подветренной стороны, ну, а к весне, с солнечной.
Дураку объяснили:
- Все, шутки закончились. Дело уголовное по факту хищения оружия возбуждено. Видеозаписи признательные есть, едешь в клетку в областной центр, к вечеру. Пока суть-дело, насидишься, касатик, вволю! Ну, а пока, иди думай… Как автомат вернуть!
Пригласили Смирнова. Объяснили, что надо посодействовать, поддавить Тиунова. Результат нужен, тогда можно и похлопотать, чтобы не уволили. Умчался вихрем Смирнов.
Пока рядились-судились прошло пару-тройку часов. На пороге выросли, как грибы Пашка с одногодком-начальником СКМ. Лица радостные, торжествующие. Гадалка обозначила, что автомат находится под крыльцом в доме. Крыльцо низенькое такое, скорее подпол. Дом в Баково. Стоит дом, с трех сторон водой окружен, на самом берегу. И, точно в Баково три таких дома. Есть вокруг и озерцо с утками. Ну, что же – вперед! Флаг в руки! Барабан на шею! Дерзайте молодежь.
Похоже, все, скончалась вся работа! Переделали! Хвосты подчистить и по домам.
Кто еще тут у нас не осемененный остался?
А где напарник пингвина Тиунова Кочергин? Кажется, Степан? Должен уже найтись. Ведите его, побеседуем. И точно! Привели. Заходит эдакий перец, с собаку ростом. Надеты на нем уставные гаишные стяженные штаны с лямками крест на крест, свитерок спецназовский с погончиками, зимняя шапка-ушанка. В теплый октябрьский денек к зиме готов полностью. Гладенький такой, усатенький. На котика-копилку глиняную крайне похожий. Правильный весь такой. При виде его Данилов, Калл и Николай поймали опять легкое хи-хи.
– Ну, рассказывай!!! – в стиле а-ля Голиков произнес Данилов.
– А, что рассказывать? – испуганно вопрошал Степа.
– Все рассказывай!!!
Честно говоря, рассказывать Степе совсем было нечего, и это было известно всем присутствовавшим. Расклад был уже ясен, но говорить о чем-то надо было.
Степа помычал, помычал и … замолчал.
– Все рассказал? – грозно насупился Калл.
– Все!
– Нет, не все! А Верку Саполеву драл?
Степу как будто ударило током!
– Да, один раз. Я больше не буду, жене  только не говорите, – со слезой в голосе промолвил Степа.
Долго еще Степа не хотел уходить, заглядывая с мольбой в глаза старшим товарищам. И быстро смотался после того, как, уставшие от его назойливости, пообещали тут же вызвать его жену и тёщу, которую оказалось он боялся больше всех чертей вместе взятых в райотдел. Если он немедленно не исчезнет с глаз долой! Через мгновение просьбу повторять уже было некому.
В кармане затрещал, завибрировал сотовый телефон. Ага, наверное Анискин, про охоту спрашивать будет, подъеду-не подъеду. Точно, Анискин.
– Ну, че ты там? Нашел автомат? – не дожидаясь ответа Анискин, в своем стиле продолжал: – А мы тут с нацменьшинствами Калищуком и Шавлой трусы уже надули. Выезжаем после обеда. Едем, скорее всего, на Имбикши. Утка там болтается, гусек, должны вечерок неплохо постоять.
– Эх, Анискин! Не трави душу! К обеду прояснится. На выходные оставаться смысла нет, все перелопатили. Но свинтить по-тихому, не получится, что-то надо придумывать. Бесконечные операции «Вихрь-антитеррор» замордовали, длящиеся месяцами без перерывов на сон и отдых. Давай после обеда созвонимся. Если все нормально будет, наведешь потом по телефону на твое чертово болото, не числящееся ни на одной карте. Давай пока!
На душе заскребли кошченки. Эх биилаат!
На пороге с шумом выросла фигура начальника местной милиции с абсолютно широченной от распиравшей улыбки мордой лица.
– Николай Алексеевич, в дежурку с неустановленного телефона позвонила женщина и сказала о том, что на заборе райбольницы висит пакет с тем, что Вы ищите! По голосу даму опознать не смогли. Я вызвал прокурора, следственно-оперативная группа готова, поедемте осматривать.
Марк, Данилов, Калл, Николай – все ломанулись на выход, а потом наискосок с крыльца к видневшемуся забору ЦГБ. Какая к черту машина! Все рядом. Ура! Замордовали район, сдулись чижики. Вернее, сдались!
Четыреста метров, преодолели, казалось бы, с новым мировым рекордом! Вот он пакет, белый, сильно поношенный, с чем-то тяжелым, сиротливо висит, не слишком приметно, на уровне пожухлой травы на нижней перекладине забора. Из пакета торчит кончик автоматного ствола с пламягасителем. Ессс!!!
Выставили оцепление, Николай подошел к нервно курящему Каллу.
– Дай закурить!
В ответ услышал: Не курю! Посмотрел на него недоуменно, все понял. Подошел к Данилову, молчком закурили.
Пока суть да дело, Николай взял за локоток начальника милиции, отвел его в сторонку.
– Я уезжаю прямо сейчас, нужно литров семьдесят солярки. Сможешь решить?
– Никаких вопросов! – прозвучал утвердительный ответ. – Десять минут времени и можно заправляться!
– Хорошо.
Надо доложить шефу и заодно отпроситься. Достал из кармана сотик, чертыхнулся. Расценки на связь были не детские, по треть зарплаты на служебные разговоры в месяц вылетало. Набрал. На том конце:
– Слушаю вас!
И … пауза. Вот сука, даже важничает и то за мои деньги!
– Шеф, автомат вернули, на забор подкинули и на 02 позвонили. Я, как ты обещал, беру два дня отгула: на субботу и воскресенье. В понедельник доложу подробней.
И не дожидаясь ответа, разъединился.
– Николай Алексеевич, с соляркой готово. АЗС на выезде с левой руки. А что будем делать с прокурором? Ходит, канючит, информацию по автомату в дело подшивать требует. Расклад давать ему будем?
– Перебьется! Пусть сам рылом пороет! Ничего не давать халявщику!
Подошли Марк с Каллом, Данилов.
– Что уезжаешь? Мы тут баньку на элеваторе заказали, посидели, попили бы.
– Мужики! Рад бы да не могу! Компания уже на болоте, честно признался Николай, а ехать еще двести верст. Спасибо, в другой раз!
– Чур! Чур! Никакого другого раза! – суеверно вскрикнул Калл. Все дружно засмеялись.
Вырвавшись на простор, застоявшийся японский УАЗик резво и радостно мчался, в след за солнышком, медленно катившимся по небосклону. Колесики одометра бодро отщелкивали километровые цифирки более-менее сносной щебенки.
Редкие встречные машинки испуганно шарахались по обочинам! Вперед! Вперед! Успеть на самый, самый солнечный закат, милую сердцу вечернюю зорьку!
Свернув к озеру по навигатору напрямки, полями, Николай понял, что почти, почти успевает. Места показались знакомыми. Осеннее солнышко уже одним краешком цеплялось за горизонт, ослепительно пуская последние лучики уходящего дня прямо в глаза водителю, снижая скорость движения.
Разыскивать где-то в вещах солнцезащитные очки, не было времени. Полевая дорога петляла вдоль красивого и на редкость спокойного в лучах заходящего солнца горько-соленого озера, известного на всю страну своими уникальными лечебными грязями. Огибая озеро, Николай понял, что ему все-таки чуть-чуть не достает светового времени искать затерявшееся где-то недалеко, в камышинных дебрях, пресноводное озеро Имбикши.
Полностью лишенные растительности высокие берега огромного соленого озера имели несколько овражков, в одном из которых тек ручеек с пресной водой и была маленькая лужица-блюдце, на которой иногда кормились пара-тройка крякашей.
Оставив машину метров за четыреста, прямо в туфлях, переодеваться уже было некогда, прихватив с собой пачку патронов, пятизарядку и маскировочный халат, бегом кинулся к озеру. Солнце падало за горизонт стремительно. Успел! Успел! Замаскировавшись в расщелине на краю оврага, практически слившись с ландшафтом, остановил свой взгляд, залюбовавшись на горизонте огромным оранжевым диском заходящего солнца. Ни порыва ветерка, ни единого дуновения. Посреди озера, слегка покачиваясь, отдыхала стайка приблудившейся огари, для выстрела недосягаемой. Да и ладно! Не очень-то и хотелось. Просто хотелось жить! Жить и радоваться на этой земле тому, что ты здоров, счастлив и свободен. Жить и дышать пьянящим воздухом бескрайних степей, наполненного горечью полыни. Жить и любоваться величием в своем спокойствии природой. Знать, что невдалеке горит костерок, вокруг которого собрались твои друзья. Под добрую чарочку обсуждаются перипетии прошедшей охоты. Заснув ждать в неспокойном сне наступления утра пробуждающегося дня. И верить в то, что наступивший день принесет тебе непременно новые радости.
 Радости, название которым одно-ЖИЗНЬ!
               
                Июль 2010 г