Синьцзян

Владимир Уразовский
                Владимир Уразовский.               

                СИНЬЦЗЯН  -  ПРИЮТ И СЛЁЗЫ   РУССКОЙ   ЭМИГРАЦИИ. 

В  России богач не тот, кто, прячась от народа,  давиться  чёрной булкой и переводит национальные богатства в доллары. В России богач тот,  для кого  родная Земля  есть и песня, и мать,  и имя, и национальность. Кому небо  - отец и  крыша над головой.  Море -  колыбель, а поле -  постель. 
У  моего деда  по матери  Ивана Никандровича Ольшанского было семь дочерей, один
сын, семь рек, семь звёзд над головой и семь поприщ земли, на которых после революции образовали три совхоза. 
Всё это было в  Семиречье на южной окраине  казахской степи.
Первыми русскими переселенцами в  этом Семиречье оказались русские социал – революционеры и народовольцы, которых  начали ссылать туда за революционную деятельность в первой половине 19 века, а казачьи крепости и казаки пришли туда чуть позже. Но судьба распорядилась так, что ему пришлось стать эмигрантом поневоле.
У России есть три поля воинской славы, на которых она  наголову разбивала полчища иноземных захватчиков и два Гуляй – Поля, два неба в чужеземной стороне, за горами и морями, куда бежали её собственные сыны и дочери,  от произвола и насилия.
Первое поле это галлиполийский полуостров в Турции и злое небо над ним, куда в 1920 году бежала, потерпев поражение,  Добровольческая армия генерала Врангеля, когда вторая волна эмиграции из России приобрела массовый характер и, в целом,  превысила цифру  в два  миллиона человек.
Под это небо  на растерзание и  унижения ушла элита России,  её офицерская  и казачья рать. Капитан – артиллерист, писатель – пушкинист Николай Алексеевич Раевский, участвовавший в этом галлиполийском сидении, утверждал, что через юг России вместе с Врангелем эмигрировало на   этот  полуостров 137 тысяч офицеров и генералов, включая и гражданские чины. На земле этого Гуляй – поля ничего не росло, а с неба на русские головы сыпались одни  беды.
 Вторым таким полем стала китайская провинция Синьцзян, что на северо - западе Китая, куда устремились с начала революции и последовавшей за ней коллективизацией  и голодом, тысячи и  тысячи казаков, зажиточных крестьян, чиновников, белых офицеров и представителей интеллигенции с южных окраин Российской империи. А вот с китайского  неба, несмотря на то, что оно было чужим и не всегда ласковым, камни на  головы беженцев не падали. И земли оазисов Джунгарии и Кашгарии, их плодородные каштановые почвы и пустынные серозёмы беженцев -  тех, у кого руки не боялись мозолей, не обижали и, хотя бы кукурузными лепёшками, но кормили.
У России  есть три поля воинской славы и два  Гуляй – Поля! И сама она не единожды превращалась в одно сплошное и безрадостное Гуляй – поле, как например, в последний раз, во времена Ельцина, в  начале девяностых годов.
Ржаное поле раскинулось на правом берегу вольной горной реки. Она сбегала в долину с северного склона хребтов Джунгарских  Алатау. По ржи кружились васильки. Со стороны небольшого городка Сарканд доносились звуки интернационала.
Здесь, на окраине Советского Союза, на юге Казахстана,  шла коллективизация.
Рядом  беспокойно шумел  большой яблоневый сад. Июнь, разгуливая по саду, слушал песни иволги. Её чистый флейтовый голосок напоминал людям: оглянись народ окрест,  Антон – вихревей  да  Авдотья – сеногнойка не за горами!
У ржаного поля сидел 86 – летний старец. Около него стояли два его сына – Иван и Степан. Убелённый сединой старец,   поглядывая на поле,  сказал. –
- Как ни старался я, сыновья, превратить свою землю в храм труда да видать - не судьба русскому человеку стать хозяином своего поприща земли и клочка неба. Вновь с войной на нас пришли гробокопатели, да с революцией. Эх, судьба, судьба. Сам был революционером. Социал – демократом… Да разве – ж  думал я, что  всё это закончиться полной разрухой и голодом? Выгнала ты меня из Петербурга сюда на край земли, а теперь куда мне бежать далее и не знаю.
-  Дальше – край, чужбина, Китай.  – И он, подняв свою голову, обратил свой взор на снежные вершины гор, за которыми  начинался  Китай.
-  А на запад русскому человеку дороги нет! Немцев, французов, англичан и американцев из нас не получится. А нищих  и попрошаек,  тем более.
-  Это – ж надо! Французы переженили  наших донских казаков на вдовах своих фермеров погибших на полях Первой  Мировой Войны. И десятки тысяч наших казаков кормят сейчас французов…  А дома, в России разруха и голод.
- А миллионы сородичей, мечущихся  по миру в поисках Бога и куска хлеба?  Кому они нужны?  Нужны кому – то, раз  их выгнали с родины.  К эмигрантам по - человечески отнеслись только в трёх славянских странах. В Сербии, Болгарии и Чехословакии.
-  Надеюсь, что в Китае из нас китайцев делать не станут! Китай не Европа.  Переживём зиму и весной следующего года туда и полетим через эти горы.
А сейчас, сыновья, я расскажу вам притчу о судьбе русского человека, которую мне рассказывал мой отец  Макар Савельевич.
Коль того хочет сам Всевышний, надо перенести всё. И голод, и страдания, и грядущую чужбину.
-  Были когда – то, тысячи лет назад, на земле такие времена, когда люди знали день и минуту своей смерти. А  космические творцы человеческой плоти и  душ  прилетали на землю из созвездий  Большого Пса и  Близнецов. И дали они первым людям молитву – Отче  наш. Отче наш – это Общий наш отче, тот, самый первый. Чтобы молитвы до него доходили, обращаться к нему нужно было обязательно при огне: молитву творить на свечу или костёр. На огне хорошо отпечатывается звук, который слова к нему и уносит!
Тогда люди знали, что первая часть молитвы идёт в  созвездие Большого Пса, а вторая её часть, начиная со слов  «  Хлеб наш насущный », в созвездие Близнецов, где обитают наши  Творцы и астральные двойники.
Это потом люди  додумались делать Богами земных человеков, отчего начались религиозные войны и верующие стали  проваливаться в тартарары.
И вот однажды прилетели они на землю, чтобы поглядеть на труды чад своих. В ту пору основным  занятием людей было окультуривание растительного мира из его дикого состояния. 
Все культурные злаки, плодовые деревья, цветы и травы целебные были выведены людьми.  Была на земле такая эпоха. Идёт Отче  со своими учёными по просёлочной дороге. Видит – сидит у ржаного поля Иван  со своей  Василиной. Ивану  то было поручено  вывести первую рожь на земле, а жене его Василине первые васильки.     Вот потому василёк то и прилепился к ржаному колосу, как Василина к Ивану.
Сидит хозяин ржаного поля, скорбно  склонив голову, а жена его научает. –
- Как подойдёт к тебе прародитель, проси его облегчить свою судьбу и участь своих  семерых детишек.  Пусть он продлить тебе жизнь.  Возмутись и проси, не будь таким безропотным.  А Отче, подойдя к ним, поинтересовался. –
-   Чего – же ты сидишь, человече?  Рожь твоя осыпается. Её уж давно убирать пора. А рожь то ты знатную вывел! Хвалю!  И васильки у твоей Василины на славу вышли.
А  Иван ему и говорит. -  А на что она мне, Создатель. Мне завтра  срок помирать   выходит и мне уже ничего не надобно.
- Надобно,  чадо моё, ой как надобно! – Остановил его Создатель.
- Чашу своих страданий каждый должен испить до дна, чтобы избежать деградации и вырождения  от изъянов.  Ведь обезьяна это ничто иное, как собь с изъяном. А дату рождения и смерти мы не изменяем никому. Так, что поднимайся и убирай своё поле, коли не хочешь  обрасти шерстью.
Сказав это,  Всевышний  пошёл далее. Старец Никандр  зашёл  в поле, повернулся и сказал сыновьям. –
-  Идите до конца, сыновья мои, испив свою чашу до дна, как бы невыносимо тяжело вам не было! В этот момент к его младшему сыну Степану подбежала взволнованная дочь Мария. –  Папа, там мой жених  Пётр Глуховских сватов прислал, меня сватает. Так знай, что я согласна.
Бывший красноармеец, комсомолец  Пётр Глуховских прославился в Сарканде тем, что забравшись на церковь сбросил с неё крест. Отец, смерив дочь затуманившимся взглядом, отчеканил. –   Я свою дочь за богохульника замуж не выдам! И точка!
Мой прадед по матушке Никандр Макарович Ольшанский  вылетел на волю из  обедневшего дворянского гнезда. Родился он в 1848 году. Закончил Петербургский Горный Институт и, как социал – демократ, как революционер  в первой половине 19 века был сослан в ссылку. Сначала его отправили на Горькую линию под Акмолинск.  По дороге в эту ссылку он женился на уральской казачке. А позже, когда началось заселение  русскими  Семиречья, его направили в качестве начальника экспедиции, производившей опись и изучение земель южного Казахстана, для подготовки их к приёму переселенцев из России,  к северной подошве отрогов Джунгарских Алатау в район, нынешнего городка Сарканд. Здесь он и нарезал  самому себе  семь поприщ земли.
Его сыновья служили в Персии и прошли фронты Первой Мировой Войны, а затем и Гражданской.  Дед Иван  служил заместителем командира эскадрона в Конной Армии С. М. Будённого. Командовал воинской частью в  Алма – Ате.
Ни прадед  Никандр, ни дед Иван о своих корнях говорить не любили. Это и понятно. Тогда за одни эти корни могли поставить к стенке. Да и под небо Синьцзяна они попали неслучайно. В апреле 1932 года  они отправились в эмиграцию в Синьцзян, в  благодатную Джунгарскую впадину.
Апрельские ночи в Семиречье сине - белые, как сирень.
Почему синие – понятно!   А белые, оттого, что апрель в Семиречье любит укутывать себя белыми туманами.  В одну из таких ночей, помолившись на семь звёзд  Большой Медведицы, они, забрав малолетних детишек и жен,  отправились к китайской границе.
Путь в Китай был уже давно проторён: Сарканд, Сары - Озек,  Джаркент
( ныне Панфилов), погранзастава  Хоргос и  китайский город Кульджа. Но был и второй путь, по которому уходили в  Синьцзян беженцы -   вверх по реке  Или. Город Кульджа раскинулся в  долине  реки  Или.  От советской границы до этого города семьдесят два километра. Однажды, в пути, уже перед самой границей, они встретили группу степняков, которые вели продавать в Китай двух русских девчонок, повязанных одним арканом.
Эту историю рассказал мне дед Степан в начале  семидесятых годов в Сарканде.
Я тогда спросил его. –   А почему вы их не отбили и не освободили?
Дед, которому было уже за семьдесят, только покачал седой головой. –
-  Твой дед Иван предлагал мне это сделать, но силы были неравными и мы не решились на это, обременённые кучей малых детей.
Беженцы вошли в город  Кульджу вместе с солнцем. Жителей тогда в нём насчитывалось не более двадцати тысяч человек.  У моста Си – Лин - Бу, который мы называли  Синим мостом, дед  Иван приостановил коней.
У моста сидел высохший от времени казах - акын, который пронзительным, зыбким голосом пел песню о царе Николае втором и  о новой, советской власти.
Как жаль, что не было  ветра, который бы мог  разнести окрест горькую иронию этой не то песни, не то частушки. -  Айналайн  Советай!  Ит собака Николай.  Бидай наным бир  тиин. Ольгун цокур Николай. Арпа наным  бир теньге.  Ай налайн  Советай.
И вот,  о чём пел в своей  частушке акын. –
- Моя любимая, советская власть! Николай - собака.  При собаке Николае одна пшеничная лепёшка стоила одну копейку, а при советской власти одна ячменная лепёшка стоит один рубль…  Ах,   хороша советская власть!
После долгого пути остановились на отдых у излучины реки Или. 
Там, где  вербы зашли по колено в воду. Как зашли, так и стоят до сих пор, распустив свои изумрудные косы! Большеголовые чёрные вороны, сопровождавшие деда от самой границы, остались где - то на речной луговине перед  городом. Первым спешился дед Степан. Перекрестившись,  он  произнёс. –
- О, Господи, на сколько же лет ты нас сюда занёс? Куда же далее, теперь нам податься?
Дед же Иван, оставаясь верхи, усмехнулся в усы и хриплым баском, изображая из себя попрошайку, жалобно  пропел, вспоминая трагическое положение беженцев в Европе, равнозначное положению во гроб. -  Подайте двоим – троим, давно стоим. Пинков, кулаков по силе возможностей. Вам это ничего не стоит, а нам большая  по – о –о – мошь.
Но тут их догнала воронья колония и начала, так хорошо знакомую всем хлеборобам,
оперу.  Всепогодное – кро,  кро,  кро - повисло над казачьими головами. -
- Как жить станем? – Крикнул  дед чернокрылому воинству. -  Рядком да ладком? Али нет?
 - Еще чего не хватало! - Поднялась  из телеги баба Дарья - властная,  расторопная  женщина и умелая хозяйка.  Она  вылезла из телеги и подошла к реке, которая на целых двадцать лет станет ей самой задушевной подругой.  Приподняв подол платья,  она по воде  прошла к вербам. -
- Как жили  дома,  так  и  здесь жить будем! - Рассудила она.
- В мире с водичкой,  да рядом с пшеничкой. Бог согнал нас с родных мест… Он и назад вернёт. Потом, засомневавшись в  своей правоте, добавила - Ну не нас, так деток наших…
Вдруг,  в   глубине ивовой кроны  заиграла флейта!  Это иволга, с надеждой, выводя мелодию,  успокаивала их  -  Фью - тиу лиу. Фью – тиу лиу!
И, как сказала моя бабушка Дарья, так и произошло!   
Через двадцать  лет дочери её и она сама  вернулись домой. Но вернулись без отца Ивана и сына Павла.  А пока их путь, как и путь многих беженцев,  продолжился к горам Сары – Булак, за сорок километров от Кульджи, где они прожили около двух лет.
 Только через несколько лет им удалось перебраться из Сары – Булака в богатую Кульджу, в район Аримбак и поселиться на улице, которую после 1945 года назовут улицей Победы!  Жильё снимали у частников - мусульман.
Рядом, через шесть дворов, находилось советское  ( бывшее царское ) консульство.
Сам Китай к началу  30 – х годов двадцатого столетия находился  в очень сложном положении. В 1931 году Япония захватила северо – восток Китая, а с 1937 года начала войну за захват всей страны.  В этих условиях  Компартия Китая, возглавляемая  Мао Цзедуном, возлагала надежды на поддержку со стороны Советского Союза.
В  Синьцзяне, в отличие от западных и заокеанских стран, большинство китайцев, как и мусульман, относилось к беженцам из России с симпатией.
Но если об эмиграции на Запад известно практически всё, то о беженцах в Северо – Западный Китай – в Синьцзян, почти ничего! Мне всегда это казалось странным, как и то, что большинство, вернувшихся оттуда  после 1954 года  в С.С.С.Р. людей, предпочитали хранить молчание, не желая ничего рассказывать.. 
А на вопрос – Сколько же беженцев там было? – Отвечали коротко. – Много!
И добавляли. – Очень много… И тем не менее материал  об этом – слово к слову, а цифра к цифре, понемногу  у меня собирался. Увенчалась успехом и моя поездка в Канаду, куда в начале девяностых годов прошлого столетия перебрались многие активные участники гражданской войны и революции в Синьцзяне. Михаил  Семёнович Светличный, Иван Макарович Луценко, Виктор Уразовский помогли мне восстановить картины тех бурных событий, которые происходили в Синьцзяне с начала тридцатых по  начала пятидесятых годов 20 – го века.  Обращение к Большой Советской Энциклопедии 1956 года вызвало у меня только лёгкую усмешку,  ибо там утверждалось, что в пятимиллионном Синьцзяне по переписи 1953  года находилось всего лишь 10 тысяч русских беженцев. Приведу для примера лишь одну цифру.  Во втором по величине городе этой провинции, после столицы Синьцзяна Урумчей,  Кульдже в конце двадцатых годов было не более 20 тысяч жителей, а перепись 1953 года показала уже число 100 тысяч!  А ведь Синьцзян это не только Кульджа!
Синьцзян это многочисленные китайские полупустынные равнины с оазисами, окружёнными горами. Где только  там тогда не видели чубатую русую голову. За какой только клочок земли не цеплялись, чтобы выжить,  беженцы из России. Батрачили они и на плодородных долинах Джунгарии, арендовали земли на подгорных равнинах Кашгарии, где не земля, а камень или каменный панцирь из гальки и мелкого щебня и за пустыню Такла  Макан, до самой индийской границы забрасывала судьба русских людей.
Мой дед по отцу Фёдор Уразовский  однажды заметил в районе Хотана чубатую голову сородича.
- Эй станишник, далеко  ли отсель  до индийской межи?  - Окликнули они своего земляка.
 Но тот молчал. Когда подъехали поближе то увидели, что голова эта была посажена на   шест. Тут же  сидели на шестах и несколько  китайских голов. Многие наши казаки и офицеры Белой гвардии шли служить по найму к гоминьдановцам, в армию Чан Кайши.  Занесло туда и этого бедалагу.  Всех их  казнили за дезертирство.
Синьцзян это тот лакомый кусок Китая, за который боролись тогда многие страны и, прежде всего,  Англия с Турцией. Здесь постоянно вспыхивали восстания уйгуров, дунган и казахов. В 1953 году три четверти населения провинции, 3, 6 миллиона человек составляли уйгуры. Китайцев тогда проживало там  300 тысяч, казахов 350 тысяч, дунган 250 тысяч, монголов 180 тысяч. После одного из таких мятежей 1862 года против цинской власти Китая  здесь даже  возникло сепаратистское государство уйгуров и дунган. Но уже в 1878 году правительство Китая, при поддержке России, восстановило статус – кво и  жизнь провинции вернулась в своё прежнее русло.
Дело дошло до того, что Россия,  дабы не допустить захвата Кульджи Якуб – беком в 1871 году ввела свои войска, в так называемый тогда,  кульджинский край. Вывела она их оттуда в 1881 после того, как  Петербурге был подписан  соответствующий договор с Китаем. Именно после этого  китайские  власти  и преобразовали Синьцзян в  провинцию.
Однако торговые отношения между Россией и Китаем оформились ещё в 1851 году после подписания торгового договора. Все сношения осуществлялись при этом через Главное Управление Западной Сибири. Целью этого договора являлось одно;  взаимная дружба двух держав и забота о мире.  Со стороны России договор подписал Е. П. Ковалевский. Со стороны Китая – И Шань и  Бу Янь Тань. Русские купцы по этому договору получали доступ в  Кульджу и Тарбагатай или Чугучак.
Китайцы не только тонкие дипломаты, но и народ с юмором. Когда правители Синьцзяна узнали, что Ковалевский просит их выделить  землю для строительства своих факторий, то учтиво приказали выделить  такие места на песчаном берегу реки  Или, где  построить дома невозможно. Но русские  свои фактории построили!  Затем были построены и консульства.  С тех пор между русскими и китайцами  в Синьцзяне и начались  складываться  доверительные дружеские отношения.
Кульджа! Здесь я родился и провёл часть своего детства. Здесь я пошёл в школу, где преподавали учителя из Советского Союза.
Помню, как к нам на речку Пеличинку, где родители снимали небольшой домик, приходила в гости бабушка Дарья. По происхождению она была зырянкой. Зыряне – это устаревшее название коми. Я хорошо её помню ещё и потому, что вместо -  Чай вскипел.  - Она говорила –   чай пухты.
До 1934 года вся русская эмиграция в Синцзяне, независимо от своего статуса и сословия, находилась в тяжелейшем, а порой и просто  в  плачевном положении.
И,  прежде всего  потому, что у большинства беженцев  не было  ни своего клочка земли, ни жилья. Жильё было или съёмным, у кого позволял достаток, или  жили в землянках, зарывшись в грунт.
Крупными наделами земли в Синьцзяне, ещё со времён Чингизхана, владели монгольские князья. Даже мусульманское население, живущее здесь веками, вынуждено было брать землю у этих князей в аренду или  покупать её небольшими участками.
Провинция  Синьцзян,  удалённая от центра  Китая и заселённая в то время, преимущественно мусульманским населением, привлекала к себе пристальное внимание сразу нескольких государств. Не секрет, что определённые силы в мусульманском мире, неоднократно пытались присоединить Синьцзян к сфере своего влияния и даже включить её, оторвав от Китая, к Великому Туркестану, если идею такого государственного образования удастся осуществить на практике. Вопрос этот, безусловно, тонкий и деликатный. Китайское правительство, во все времена, пристально следило за этой своей отдалённой территорией, где одно за другим вспыхивали мусульманские восстания, и пресекало любые попытки её отторжения.
Даже когда Россия, уже после подписания торгового договора в 1852 году прислала в Синьцзян своего консула Захарова  для строительства консульств и торговых факторий в Кульдже и Чугучаке,   то чиновники встретили его без особого восторга.
Поэтому когда  здесь возникла многочисленная русская эмиграция, она оказалась меж трёх огней.
Воспользоваться этой,  довольно хорошо организованной русской силой, в своих интересах, хотели все.  И Чан Кайши, и  Мао  Цзедун, и Сталин, и лидеры местных национальных диаспор.
Но, в конечном итоге,  « русскую карту  » с обоюдным интересом, разыграли со Сталиным сначала Чан Кайши, а затем и  Мао Цзедун.
И  русским беженцам пришлось  взять в руки оружие,  оседлать коней и повоевать. А русские, как известно, воевать умеют!
В 1931 году  в Синьцзяне вспыхнуло очередное восстание уйгур и дунган. Началось оно   в Хами и затем перекинулось на юг до  Кашгара и на северо – запад до Кульджи. Плодами этого восстания попытались воспользоваться влиятельные уйгурские группировки, которых негласно поддерживала Англия.
Разгар военных действий пришёлся на 1933 год, когда в Кашгаре было образовано Восточно – Туркестанское правительство, а в Урумчах, после свержения власти   Цзинь  Шу – Женя  образовано новое правительство провинции.
В 1932 году русская эмиграция оказалась втянутой в  эту, так называемую, Дунганскую войну. Дунгане это народ самоназвание которого – Хуэй.
К  категории  людей употребляющих в пищу свинину в Синьцзяне относились китайцы, славяне, монголы и, близкие к ним, шыбинцы. Шыбинцы, по своему социальному положению  близки к русским казакам.
Они, также как и казаки,  находились на полувоенном положении и жили в крепостях – сумулах.  Дунгане компактно проживали в столице Синьцзяне Урумчах, вокруг него и в Хутби. Официально принято считать, что руководил этим  восстанием  Ма  Чжун – ин.
Общая численность конных дунганских полков составила около десяти тысяч человек.   Все эти полки были вооружены тесаками, а не саблями, как  было принято в кавалерии.
В ответ на эту акцию, при участии  советских офицеров и офицеров Белой Гвардии, находящихся  в эмиграции, было сформировано четыре особых  конных сабельных полка.
Первым полком командовал полковник Чернов. Вторым - полковник Могутнов, который лично знал моего деда Ивана Никандровича и поддерживал с ним  деловые и дружеские отношения.  Четвёртый особый тарбагатайский полк возглавил бывший белый офицер Иванов Григорий Михайлович.
Этот полк был сформирован в Чугучаке, который находился  от советской границы всего в 18 километрах. Все бойцы этих полков, кроме сабель, имели на вооружении десятизарядные английские или пятизарядные японские винтовки. Пуля из японской винтовки пробивала  стекло,  навылет, не раскалывая его. 
Синьцзян отрезан от остального Китая пустыней.  Ещё в  1912 году в Китае возникла политическая партия Гоминьдан.  С 1927 года главой гоминьдановского режима стал  Чан Кайши, свергнутый народной революцией  в 1949  году.
Поэтому в 1932 году, когда вспыхнула дунганская война, у власти в Китае  находился Чан Кайши. Район боевых действий развернулся,  главным образом, вокруг столицы Синьцзяня  Урумчей.  На этой войне не применялись ни пушки, ни танки, ни самолёты. Из русских погибших было немного. Эти полки имели численность от 500 до 1000 бойцов. На эту Дунганскую войну призвали всех русских от 16 до 50 лет. Для повышения боеготовности  каждый из этих четырёх полков был пополнен двустами  опытными советскими офицерами,  сержантами и солдатами прибывшими из Советского Союза.  Это был, прежде всего,  комсостав от командиров  взводов до командиров сотен и эскадронов. Тактика боевых действий этих полков,  по вполне понятным причинам, была построена по боевым уставам царской  армии.
При обращении к офицерам младшие чины обязаны были называть их господами.  В этой армии существовала, по старому образцу, строжайшая дисциплина и система наказаний за дисциплинарные нарушения и преступления.  За грабёж – расстрел. За мелкие нарушения – порка; 25 плетей.   
Солдатам и офицерам этих  четырёх полков  была выдана форма   тёмно – синего цвета.
Рубашки, брюки шились из толстой хлопчатобумажной ткани молескина. Летний головной убор представлял собой нечто похожее на усечённую  будённовку, на которой носили 12 – ти  конечную звезду.
В результате боёв с русскими полками,  дунганское ополчение к 1934  году было разбито и  оттеснено к югу, за Урумчи.  Предводитель восставших бежал. И  на этом  главный этап войны закончился.
Большая часть солдат и офицеров  этих полков была распущена по домам. Но молодых оставили служить. Семьям участников Дунганской войны китайское правительство выдавало продовольственный паёк: полтора пуда муки в месяц на каждого  едока в семье.
После этой войны китайское правительство приняло решение нарезать всем участникам боевых действий  земельные наделы.  Беженцы из России и Советского Союза, наконец – то, стали владельцами земли! Однако сделать это было весьма непросто, так как свободной земли  в провинции не было. Большая часть  земель   находились, как уже отмечалось,  в собственности монгольских князей  и местных феодалов.
С этой целью, в 1934 году в Кульджу, из Урумчей, прибыл  представитель центральной власти Чу  Су  Лын. Он созвал  « Большое собрание победителей» из числа русских участников  этой дунганской войны. На съезд победителей  пригласили  и монгольских князей. На собрании их  дипломатично, в соответствии с  правилами  китайской, традиционной дипломатии, попросили поделиться  своей землёй,  которая срочно потребовалась для вознаграждения  воинов – победителей и их семей.
И что вы думали?  Поделились князья землёй? – Поделились! И поделились щедро! 
Чу  Су Лын самолично делил землю, в районах  Кенеса и Чугучака, нарезая по 10 гектаров на каждого участника войны. В тех местах, где земельные участки были плохого качества, как, например, в нефтеносных районах, где нефть залегала близко к поверхности, победителям оказывалась дополнительная помощь сельскохозяйственным инвентарём.
Только с этого времени в Синьцзяне появились чисто русские поселения - на ковыльных землях Ак  Далы, Арал  Тобе, в Чогое и других местах. Как грибы после дождя,  стали расти зажиточные  русские хозяйства, имеющие до 10 лошадей и до 50 голов крупного рогатого скота. Задымили винокуренные заводы. Жить стало веселей! Впервые для эмигрантов были организованы русские, бесплатные двухклассные школы, где учителями работали специалисты  из своей же среды.
Позже,  в  силу особого демографического положения Синьцзяна, где китайское население было в меньшинстве, правительство Китая, по договору с советским правительством, вывезло сюда из районов Советского Дальнего Востока, около 50 – ти тысяч китайцев, у которых, по прежнему месту жительства, были оставлены русские жёны с   детьми.
К 1935 году мятежные войска  Ма Чжун – ина были ликвидированы,  а Восточно – Туркестанское правительство распалось ещё раньше. Новое правительство провинции выдвинуло в качестве своих главных задач борьбу с империализмом, дружбу с С.С.С.Р. и предоставление равных прав всем народам провинции. Это правительство установило торговые и культурные связи с Советским Союзом. Ц.К. Компартии Китая  направило в Синьцзян своих эмиссаров – Чэнь  Тань – Цю, Мао Цзэ – Миня и других для организации государственного, экономического и культурного строительства. Однако, в начале 40 – х годов Шэн Ши – цай, возглавлявший это правительство с 1933 года, уничтожив вышеупомянутых представителей Компартии, перешёл на сторону Чан Кайши. С этого момента в провинции начался разгул гоминьдановской  реакции. Все восстания против режима жестоко подавлялись. Но в ноябре 1944 года против гоминьдановцев организованно выступили жители Илийского, Тарбагатайского и Алтайского округов северного Синьцзяна и города Кульджи, где компактно проживали русские. И уже к сентябрю этого года чанкайшисты были изгнаны  с этой территории. Но в остальных районах провинции они продолжали оставаться у власти ещё несколько лет.
В  Синьцзяне  начиналась новая эра – социалистическая! Я родился 7 ноября  1945 года в Кульдже.  Гражданская война, которая полыхала  в Китае, докатилась и до Кульджи. 
И в этот же день трагически погиб мой дед Иван Никандрович вместе со своим единственным сыном Павлом. Гоминьдановцы, очевидно, имели к нему какие – то  претензии и поэтому, узнав, что в Кульджу для защиты  населения могут подойти регулярные войска Советской Армии, ворвались к нему в дом и схватили его вместе  с сыном. Затем они подвергли их страшным пыткам. Пытки продолжались несколько суток.
Под конец они залили им рты и глаза расплавленным оловом и  разрезали  их тела на три части. У моего деда осталась вдова и семеро дочерей. Деятельность и жизнь моего деда  Ивана  Никандровича Ольшанского в Синьцзяне  полна тайн и загадок, как и его трагическая смерть. Можно только предполагать, с какой миссией он находился здесь, в Кульдже, на  северо – западе Китая.
Когда, для поддержки русского населения и гонсандановцев,  или китайских красноармейцев, которых так называли в Синьцзяне  по аналогии с гоминьдановцами, то есть китайскими белогвардейцами, из Панфилова,  сюда были переброшены   регулярные войска Советской Армии, то командир одного из советских полков Могутнов, войдя в Кульджу, сразу же прискакал с отрядом бойцов к его вдове в Аримбак, чтобы выразить свои соболезнования в связи с трагедией.  Она, увидев его,   заплакала и начала рассказывать, как всё произошло, Могутнов, успокоив её, сказал. – Дарья Кирилловна, мы всё знаем!  Забегая вперёд, хочу сказать, что мой дядя Василий Ольшанский  вступил, как и многие русские, в ряды Советской Красной Армии и до апреля 1945 года воевал с гоминьдановцами до полного их разгрома.
Ему выдали документ об участии в боевых действиях отпечатанный на трёх языках; китайском, русском и уйгурском.
Он воевал в одной части с сыном генерала Долгова из панфиловской дивизии, который был убит осколком гранаты.
В феврале 1945года  город Кульджа  был окончательно освобождён от гоминьдановцев    вошедшими сюда  советскими  войсками.
Но вернёмся к событиям ноября 1944года, когда в Кульдже  против гоминьдановцев вспыхнул мятеж и начались боевые действия, в которых активную роль играли русские, китайцы и мусульмане. Для защиты населения от гоминьдановцев среди русских эмигрантов была проведена мобилизация.  Руководил ею белый офицер Королёв.
Одну часть ополчения оставили для защиты Кульджи и её окрестностей, а вторую отправили на горный перевал Муздаван, в долину реки Аксу.
Нужно заметить, что подготовка военных кадров для борьбы с режимом Чан Кайши в Синьцзяне уже велась. Сталин и Мао Цзедун  согласовали этот вопрос между собой. Для этой цели в Ак – Су  был сформирован кадровый полк, которым командовали советские офицеры, участники Великой Отечественной Войны с Фашистской Германией. Из жителей Синьцзяна здесь готовили младший командный состав. Курс подготовки был рассчитан на два года. Уже в 1944 году здесь выпускали, как бы по уставам царской армии,  фельдфебелей, прапорщиков и подпрапорщиков. Официально заявлялось, что целью  этих курсов является подготовка военных кадров для охраны китайской границы, чтобы беженцы из Советского Союза, не желающие возвращаться на  родину, не  переселялись в Индию и внутренние районы Китая.
На аэродроме, когда туда  против гоминьдановцев было переброшены два эскадрона, ночью, внезапно появились советские офицеры.   Начало подходить подкрепление и из него формировались боевые подразделения. Командиром первого дивизиона был назначен поручик Польшин.  Полковник Федяев возглавил второй полк.  Помошником у него был  советский  майор Борисов, воевавший  одно время с фашистами в штрафбате. 
 На аэродроме, в окружении  оказался  крупный  гарнизон чанкайшистов, Сюда же на аэродром под защиту гоминьдановцев бежала огромная масса богатых людей из Кульджи и её окрестностей: владельцы крупных магазинов, состоятельные землевладельцы, торговцы, среди которых было немало русских. Многие русские женщины из образованных семей были замужем за  китайскими офицерами и чиновниками и имели от них взрослых сыновей, которые в этих боях отличались особой храбростью и отвагой.
Первый дивизион, которым командовал Польшин, численностью  до 200 – т человек, наполовину состоял из мусульман, а на половину из русских.  По такому же принципу Формировались и другие части, хотя были и чисто русские, и чисто мусульманские подразделения. На следующий день,  на аэродром  приехал мусульманский священник  Ахмет  Эфенди. На боку у него висел маузер. Он обошёл все полки, призывая  мусульман,  рука об руку воевать  с русскими против гоминьдановцев за Туркестанскую республику.  Мусульмане давали ему в этом клятву.  Ахмеду Эфенди было лет 50 – т.  Он был среднего роста,  коренастый, имел приятный голос и бородку. На нём были надеты чёрный халат и белая чалма. Позже он вручал ордена отличившимся в боях сородичам, как,  например, это было под Джинхо. Позже, по сообщениям советского радио, которое было проведено в Кульджу и другие места Илийского округа, сообщили, что Ахмет Эфенди погиб в авиакатастрофе при перелёте в Советский Союз.
Вооружили революционных бойцов  самым разнообразным оружием; немецкими винтовками и пулемётами, пулемётами бельгийского производства, советскими противотанковыми и ручными гранатами, китайскими гранатами с деревянной ручкой и чугунным корпусом, похожим на стакан. Китайские гранаты взрывались через семь секунд после того,  как  её дёргали за чеку.   Роты в полках состояли из 130 – 160 человек. Форма одежды была тоже интернациональной, как и вооружение. Шапки, советские пилотки жёлтого цвета. Кокарда – полумесяц со звёздочками. Брюки и рубашки также песочного цвета китайского производства. Погоны советские. Звёздочки на  них  (у прапорщиков)  царские. Зимой выдавались стёганые тужурки, пимы, сапоги, ботинки.
В русских полках, облачившись в такую униформу,  сразу же запели. –
- Из одной страны в другую русские в бега ушли.
Одежонку  кой какую, там они приобрели.
      На одном  фуфайка с ватой.
      На другом чапан с дырой. –
      Чем я, люди,   не герой!
Тех, кому не хватило сапог и ботинок, обули в матерчатые китайские  хэи, чем то напоминавшие лапти.  На многих  бойцах были серого цвета брюки, тужурки и рубашки.
Блокада чанкайшистов на аэродроме затянулась на два с половиной месяца. К осаждённым постоянно прилетали самолёты из Урумчей с  боеприпасами и продовольствием.
Положение  русского населения усугублялось ещё и тем, что, в это же время, в Синьцзяне  усилилось  движение за создание Туркестанской Мусульманской Республики. В Байкульскую крепость гоминьдановцы свезли много русских  стариков, женщин и детей. После издевательств они всех их казнили. Бежать из этой крепости удалось лишь  Парфёну Пащенко. Была зима и ему пришлось добираться до своих  босиком по снегу 21 километр. Он обморозил  пальцы на ногах, но спасся.
Оплот гоминьдановцев в городе – Байкульская крепость находилась сразу за уйгурским кладбищем. Вечером 14 января 1945 года началась осада этой крепости. Командовали  наступавшими  Борисов и Федяев. Разведкомандой   из 80 – ти человек руководили   Затолокин и его заместитель Алексей Першин.  После того, как гоминьдановцы были выбиты из крепости,   все силы  бросили на аэродром, где  гоминьдановский  гарнизон был уже блокирован и оказывал серьёзное сопротивление.  Но вот, наконец, в час ночи гоминьдановцы начали отступление, покидая аэродром. Уходили они по глубокому снегу, который выпал накануне и доставал лошадям по самое брюхо.  Да и морозы ударили на редкость суровые для  этих мест – под сорок градусов. Отступали они через речку Пеличинку в ущелье к перевалу Ашалы на соединение со своими регулярными частями. Отступавший чанкайшистский гарнизон, обременённый огромной массой женщин, стариков и детей,  общей численностью до четырёх тысяч человек, увязая в снегу, медленно поднимался на горный перевал. Здесь, в    горах на Пеличинке,  их и настигли революционные части.  Началась бойня и грабёж.  Одну русскую женщину, владелицу магазинов и жену гоминьдановского офицера раздели догола. Ей было лет тридцать. Высокого роста, с телом белее снега, она плакала и просила её застрелить. Кто – то из русских, пожалев, вернул ей одежду. И она,  не веря в своё спасение, одевалась и  причитала. –
-  Спасите нас. Спасите, ради Бога. Мы отдадим вам половину своих богатств.  Но тут к ней подбежал заместитель Польшина Назаров. – Врагов всех надо перебить!
Началась стрельба и более десяти русских женщин вместе с дочерьми от китайских мужей, которых называли переродками,  были застрелены. Погибла и эта женщина. Наступила ночь. И мороз довершил эту страшную работу. На рассвете, ниже Чапкан Джета, или Рублёного хребта,  часть гоминьдановцев  сдалась в плен. Трофейное  оружие сложили в три яруса.   Замёрзшим не было числа.  С утёсов падали и разбивались целые группы людей. После боя  Польшин потребовал бойцов сдать всё награбленное золото, но приказ его выполнили немногие.  Пленных отправили в Кульджу. Всё руководство боевыми операциями осуществлялось советскими офицерами.  А к этому времени к Рублёному хребту, где ещё оставались остатки чанкайшистов, подошло подкрепление и  там, вновь, завязался бой, продолжавшийся трое суток.  Когда гоминьдановцы были разгромлены, а перевал взят, то  только одних пленных оказалось больше тысячи человек. Когда спустились с этого перевала вниз, то увидели горы, брошенного замёрзшего хлеба – тукачей  по обеим сторонам дороги, сплошь устланной патронами. Потом,  целый месяц кормились этими тукачами сами и кормили  ими своих лошадей.
Затем бои с перевала Ашалы перекинулись на триста километров, через Кинсай, в долину Боджинхо.  Здесь, на боевых   позициях,  воюющие стороны встретили лето. Боджинхо это пески и камыши. Здесь, по очереди сменяя друг друга, стояли три эскадрона – шибинский, дунганский и русский. Командирами этих эскадронов, как утверждал участник этой война Михаил Семёнович Светличный, были майоры. Позиции революционных войск постоянно бомбили прилетавшие  сюда самолёты чанкайшистов. Среди дунган нашлись бойцы, которые выдали  гоминьдановцам схемы позиций, после чего  они начали бомбёжку штаба и штурм  позиций революционных частей, захватив в плен около двух взводов шибинцев. После обстрела из 3 – х  дюймовых батарей, революционеры отступили, укрывшись за стенами разрушенных домов. Дунгане, оставив позиции, окончательно покинули поле боя и перешли на сторону гоминьдановцев.  В боевых действиях продолжали участвовать  шибинцы и русские, у которых вскоре закончились патроны. Пришлось собрать  с поля боя патроны китайского производства, с железными гильзами, которые после двух десятков выстрелов заклинивало в стволах. Во время короткой передышки, когда стало ясно, что положение  революционеров безнадёжно, медсестра Таня, наполовину русская, наполовину китаянка, взяв в руки немецкий автомат, выскочила из укрытия и подняла бойцов  в атаку на гоминьдановцев. Произошло это в Иньчхо, около речки Диньчхо. На хорошо укреплённую линию чанкайшистов, численностью более 4000 тысяч человек,  вооруженную 50 – тью пулемётами и двумя  миномётными батареями, калибра 88 миллиметров в атаку, вслед за Таней пошло триста человек. Эти триста человек, смяв оборону противника, захватили его первую линию.  При этом было захвачено много пленных, в том числе,  три сотни перешедших на сторону чанкайшистов дунган.  Всех их отправили в Кульджу и судили по законам военного времени.
Вскоре после этой атаки на помощь  к  революционерам подошла рота  Грушкина. Прибыл сюда и советский полковник, который   потребовал добыть языка с укрепившихся на новых позициях гоминьдановцев. Причём язык этот был нужен не из тылов, а с передовых позиций. Гоминьдановцами командовал генерал Го.  Языка не могли взять шесть месяцев.  Когда языка, наконец,  взяли, то его допрашивала, знавшая китайский язык медсестра Таня. Китайцы называли русских – ламоза. Факт того, что революционеры шесть месяцев, не желая рисковать собой, не могли взять языка, привёл советского полковника в  негодование. Но оставим его негодование в Иньчхо. Полковник доложил о пассивности бойцов по команде. Результат не заставил себя ждать -  в августе 1945 года из Советского Союза в революционные части прибыл командный состав.  И их укомплектовали  советским комсоставом от командиров  отделений до командиров  полков. Командный состав заменили не только в русских полках, но и в шибинских,  и  в уйгурских, и в казахских.  Причём, младшие чины в этих полках  в основном были казахи и киргизы, а старшие – русские. Бойцов перевооружили  современным оружием. Появились П.Т.Р., противотанковые гранаты,  120 – ти миллиметровые миномёты и даже самолёты.
В тот же день, кода сменили командный состав, в 12 часов дня из Боджинхо революционные части пошли в наступление.  Так началось,  наступление в Солёных песках.
Участвовал в этом наступлении и мой  отец, Михаил Фёдорович Уразовский. Начал он службу вестовым у генерала Полинова, а затем продолжил её миномётчиком.  В общей сложности он  воевал в Китае несколько лет, вплоть до победы Народной Революции в 1949 году! Ситуация осложнялась тем, что наступать пришлось по пескам, где от  Джинхо до самого  Кумбулака ( Песочного Ключа ) не было воды. Людей мучила жажда, они были на грани истощения, но приказ был неумолим – вперёд!  В Кумбулаке, под горами, из песка наружу пробивалась тоненькая струйка воды, которая тут же исчезала. Что там творилось – не описать. Когда люди утолили жажду и напоили лошадей, командиры приказали догнать отступающие гоминьдановские части.  Под Шихо навстречу им вышли два лёгких немецких танка. Оба их подбил из  П.Т.Р. Михаил Минченко. А к Шихо уже выходил ещё один советский полк.  Шихо был взят.  Масса людей кинулась на винный завод к  огромному чану со спиртом. Один любитель выпить,  свалившись  внутрь чана,  чуть было не  утонул, но его успели вытащить. В Шихо освободили многих  русских пленных, выживших после страшных пыток.  Например, чанкайшисты ставили пленного на треугольную палку босыми ногами и били палкой по пальцам, удерживая на ней по нескольку часов. Или ставили жертве на голый живот кастрюлю, пускали под неё мышь, и затем начинали нагревать кастрюлю до высокой температуры. Мышь, обезумев от жары, прогрызала внутренности человека и выбиралась наружу через тело или отверстия.
В 1946 году  гоминьдановцев оттеснили к Манасу.  Здесь позиционные бои продолжались до  лета 1946 года, пока в северных районах Синьцзяня гоминьдановцы не были  полностью разгромлены. Основные силы вернулись в Кульджу в начале 1947 года. Народная Армия Китая к осени 1947 года разгромила чанкайшистов по всей стране. В Китае началась новая эра – социалистическая.
Первый  революционный полк, укомплектованный  бойцами казахами и уйгурами и русскими командирами, был расформирован в Шихо.  Оружие собрали и вывезли в Советский Союз. Третий полк под командованием  эмигранта Фаттея Лескина закончил войну в районе Чугучака.
 В местечке Сантыхозы были собраны все русские полки и подразделения. Из них сформировали три новых полка, под командованием Лескина.  Люди не могли понять, что происходит - закончилась война, или нет и, что будет дальше?  И вдруг, нежданно -  негаданно, началась советская паспортизация.  Писаря и политруки стали собирать данные на оформление советских паспортов. Не пожелавшие возвращаться в Советский Союз,  двадцать староверов и пятидесятников от паспортизации отказались и разбежались. Здесь Лескин издал свой последний приказ – выдать каждому бойцу по казённой лошади. Полки были распущены. Паспорта  выдавали по месту жительства.
Для беженцев в Синьцзяне наступили три мирных года – с 1946 по 1949 годы.   
В 1949 году  гражданская война завершилась победой Китайской Народной Армии, руководимой  К.П.К., а 1 октября  1949 года была провозглашена  Китайская Народная Республика. Китай  начал строить социализм. Немаловажную роль в этом сыграл разгром Советской Армией в 1945 году Квантунской Армии и освобождение ею  северо – восточного Китая от японских милитаристов.  Участие русских  формирований из числа эмигрантов и советских частей в борьбе с чанкайшистским режимом в провинции Синьцзян также ускорило победу китайского народа, руководимого  Коммунистической Партией  Китая.
Сколько русских и советских людей сложило свои головы в этой борьбе? Сколько слёз было пролито их вдовами и матерями! Много, очень много!
По данным советского  военного госпиталя, только в Кульдже, за время войны с гоминдановцами,  с ноября 1944года по февраль 1945года, из числа русских эмигрантов, погибло семьсот человек.
Могилу деда Ивана и его сына Павла, раскопали только в апреле 1945года, чтобы  перезахоронить на русском кладбище. Тело деда опознали по чёрной рубашке… Многих погибших  хоронили  в Кульдже на  кладбище в Алтышаре.   Когда в Кульджу после победы революции прилетел руководитель К.П.К. и китайского государства Мао Цзедун со своими помощниками по партии и государству, мою мать Марию Ивановну пригласили к нему, как первоклассного повара и она в течение нескольких дней готовила им пищу. Происходило это  в Кульдже. Так русская и советская  эмиграция, спасаясь от социализма советского, угодила в социализм китайский и запела песню – Русский с китайцем братья навеки.   И дружба эта сложилась в совместной борьбе за чистые и светлые идеалы, к которым наши братья китайцы, как и мы русские, стремились веками. И я надеюсь, что эту песню мы с китайцами будем петь всегда, несмотря на все различия в культуре и психологии, несмотря на то, что нас разделяют непроходимые горы, безжизненные пустыни и бескрайние степи.
Сколько русских могил, сколько русских кладбищ осталось  в Китае?  Русские косточки остались лежать и в плодородных каштановых землях  Синьцзяна, и в серозёмах пустыни Нур, и в Джунгарской впадине, и  под каменистым панцирем Кашгарии, и в солончаках многочисленных горных котловин.  О  всех о них, погибших в боях за новую жизнь в Китае, осталась память!  Осталась память, но не  поставлено памятников. Это несправедливо. И поэтому я обращаюсь  к руководителю нынешнего процветающего Китая к Председателю Ху Дзинтао, к послу Китая в России,  к руководству, обретающей ныне крылья России – к президенту Дмитрию Анатольевичу Медведеву и к её премьер – министру Владимиру Владимировичу Путину со следующей просьбой.  Нашим обоюдным и святым  долгом является  долг установить памятники  русским эмигрантам, сыгравшим столь важную роль в судьбе китайского народа,  в  переломный период его истории  хотя бы в Кульдже и Урумчах, где они нашли  когда - то приют и спасение и погибли, помогая китайскому народу в его борьбе за идеалы революции. На  части бывшего русского кладбища в Кульдже сейчас стоит университет. Но часть этого кладбища сохранилась и ожидает своего часа.
После победы революции в Китае коренным образом изменилась и жизнь эмигрантов.
Столицей Синьцзяна, как я уже говорил,  был город Урумчи, с населением около 250 – тыс. человек.
В самой Кульдже, благодаря помощи Советского Союза,  в начале пятидесятых годов появилось три русских школы;  десятилетняя школа им. Сталина, десятилетняя гимназия и семилетка в Аримбаке, являющаяся филиалом десятилетней.
 Русские эмигранты заселяли  тогда города Урумчи,  Кульджу и огромные пространства вокруг неё – Кунесские горы, сам Кунес, Текес, Каш, Тугурак. Заполнили они и Ласагун, удалённый от Кульджи на 80 километров, Тёщин посёлок под Кинсаем, где проживали также китайцы и уйгуры.
Всё пространство от Кульджи и до Алтая было занято моими соотечественниками.
Участвовали они в добыче нефти в Сантае, Утае, Манасе, Чинчихозах, Карамае.  Полно было  русских и в Чугое.
При советском консульстве в Урумчи была открыта семилетняя школа, как дополнение к существовавшей уже гимназии, руководимой бывшим царским интеллигентом Курочкиным.
Среднюю школу имени Сталина в Кульдже, в которой  я  начал учиться с 1952 года, построили в 1949 году при помощи  и на деньги Советского Союза. Строительство возглавлял прораб Зюзин. Директором этой школы со дня её открытия  был  эмигрант из дворян Минюхин, позже его сменил  Виктор Викторович Чечелев.
Валентина Михайловна Вороненко недавно напомнила мне и о других учителях школы, фамилии которых моя память не смогла сохранить.
Преподавателем математики у нас была Агнесса Петровна Лычковская,  физику  преподавал  Роберт Альфредович Гефлингер, историю – Илья  Александрович Мезгин,  географию – Николай Александрович Мирин, а физическую культуру  Закир Низамович Шамсутдинов.  Директором русской гимназии в Кульдже был Турко Виктор Александрович. Старший сын деда Степана Василий Ольшанский преподавал в гимназии географию. Учитилем русского языка и литературы в нашей школе была  Вера Васильевна Лебедева.
Во главе всей русской диаспоры  в Кульдже стоял бывший эмигрант А. С. Фальковский. Он  же являлся  и Председателем Правления Общества граждан С.С.С.Р.
Именно он вместе  с зав. Русским п.Отделом. Будаевым Н. Д. и вице – консулом С.С.С.Р. в г. Кульдже В Ашаевым поставил подпись в выписке о моём рождении в ноябре 1944года.
Разговор идёт о выписке из книги записей Управления Русского Старшины Илийского округа по городу  Кульдже.
Таким образом, очевидно, что до 1944года в Синьцзяне, при Чан Кайши, сохранялись управленческие структуры, созданные ещё  в  царское время.      
Надо заметить, что немало русских семей, проживающих в Синьцзяне, имело советское гражданство, поскольку  пришли  сюда  с  советскими  паспортами.            
Рядом со школой, где я учился,  был открыт Русский Клуб, а в новом городе построили и стадион, куда молодёжь ходила заниматься спортом
В 1955году в Кульдже образовали общество Сов.Кит.Металл. во главе с Рогожиным – для разведки   и добычи цветных металлов.
В городе работал кожевенный завод, маслозавод Мержанова, колбасный цех  Михельсона.  Имелась в  нём  и паровая электростанция.
Почти все эти предприятия  первое время  были частными. При консульстве работали зимний и летний кинотеатры.  В них шли те же фильмы, хроники и мультфильмы, что и в  Советском Союзе. Из этих «храмов»  я не вылезал. В кинотеатрах этих шли советские фильмы;  Сказание о земле Сибирской,  Трактористы, Без вины виноватые,  Кубанские казаки, Бесприданница и другие.
В зимнем зале  устраивались концерты, встречи с артистами театра и кино из Советского Союза, в частности из Ташкента и Алма – Аты.
На его сцене выступала певица Роза Багланова и  танцовщица Тамара Ханум.
Городские школы были центром культурно – эстетического воспитания детей.
Я помню, как в  актовом зале нашей школы устроили сцену с занавесом и на ней  начал ставить свои спектакли драмкружок  под руководством Веры  Васильевны Лебедевой.
Играли сцены из произведений  Чехова  Вишнёвый сад, Предложение, Хирургия, Сельские эскулапы.  Ставили на ней и Евгения  Онегина, Барышню – крестьянку и   Цыган  Пушкина. Здесь же  постоянно исполнялись песни русских и советских композиторов.
В школе работал и танцевальный кружок.  Кроме того, в школьную  программу  были включены уроки танцев.  Все ученики, начиная с пятого класса,  обучались им  и  многие умели танцевать вальс, вальс – бостон, па – де – спань,  па  - де – грасс, полонез,  польку, краковяк, фокстрот, танго с переходами,  мазурку и  большой вальс.   
Уроки танцев вёл бывший белогвардейский офицер, фамилию которого я не помню. Однако, мазурку  научились танцевать далеко не все.
В школе, среди учеников и учителей,  царила атмосфера изысканности  в обращении друг с другом. Не могло быть и речи о небрежном отношении к девочкам со стороны мальчиков. На литературных вечерах, посвящённых юбилейным датам русских писателей – классиков, вход в зал на представление устраивался по билетам, на которых были написаны вопросы по тематике литературных произведений.
Те ученики, которые не смогли дать правильный ответ, отсылались в специальное место, где можно было найти нужную книгу и подготовиться к ответу.
Школа была двухэтажной, с просторными и светлыми  классами  и лабораторными кабинетами по физике, химии, биологии, оснащёнными современными наглядными пособиями и оборудованием. Был  нашей школе  и свой радиоузел.
В вестибюле первого этажа, на входе, по обе  его стороны, находились гардеробы для школьников и два огромных зеркала на всю высоту этажа, расположенные друг против друга.
В 1952 году у нас  ввели изучение китайского языка с шестых по десятые классы.
Преподавал китайский язык  Владимир  Иванович Евтеев, который позже работал на радио в Москве, вещавшем на китайском языке на  К.Н.Р.. Чуть позже его заменил, приехавший из центра учитель китайского языка Хэ Бин.
В 1954 году я покинул эту школу навсегда.
Когда я вспоминаю её, я всегда вспоминаю ещё и  восьмиклассницу Женю Михайлову,  звонким голосом  поющую для учеников  песню  -  Однозвучно  звучит колокольчик.
Она, высокая и стройная, с пепельными волосами и зеленоватыми глазами стоит на сцене и поёт её  для нас - учеников!
Кульджа это зелёный и благодатный оазис, где вызревали самые экзотические фрукты и овощи. Как в самом городе, так и вокруг него росло много тополей и карагача.
Карагач напоминает наш русский вяз, но  только с более мелким листом. Мать часто брала меня на богослужения в православную церковь,  священника для которой прислали из Советского Союза  в 1945 году.
По обеим сторонам улицы,  от Синего моста до самой церкви, росли пирамидальные тополя. В  городских предместьях, повсеместно, встречались заросли  джигиды, невысокие деревца которой, с мелко - серебристыми листьями и соцветиями душистых цветков, в пору цветения, наполняли город  своим неповторимым ароматом, запах которых ветер разносил на расстояние до десяти километров.
По правой стороне реки Или  росли ивы и тальник. Множество сорок, ворон, трясогузок,  воробьёв и соловьёв обитало в  городских парках и садах.
Сады яблоневые, персиковые, посадки урюка можно было встретить в любой части города, а кусты сирени у швейной мастерской и белой акации у школы. Море роз и почти в каждом  городском дворе росли пионы.
Синьцзянские грозы, бушевавшие над Кульджой, были, как правило,  кратковременными, с крупными каплями дождя. В конце грозы обязательно появлялась радуга, а на лужах, оставшихся после дождя,  – пузыри. Но если уж начинался ливень, то шёл он сплошной стеной. Зимой деревья покрывались белым инеем, который  семиреченские казаки, называли – куржак.  По улицам на тротуарах, особенно в районе зелёного базара и школы имени Сталина, и днём, и вечером дымились очаги небольших китайских, дунганских и  уйгурских национальных столовых. Каких   только здесь  не было деликатесов!  Особый разговор пойдёт о мороженом.
Привозили его к месту распродажи в тележке на двух колёсах,  в металлическом ящике со льдом.  Внутри ящика стояли, обложенные льдом, два цилиндрических бачка с крышками.
Над этими бачками находилось устройство с ручным приводом, при вращении которого из компонентов, составляющих мороженое, образовывался коктейль, который, оседая на ледяных  стенках  бачков,  превращался в мороженое.
Мороженое это отличалось своим необычным вкусом и запахом фруктовых эссенций; яблочных, грушевых, лимонных, вишнёвых и  персиковых. Но чаще, всё же, с грушевой и персиковой эссенцией. Мороженое  это было с разноцветной массой.
Его накладывали в специальную формочку столовой ложкой между двумя вафельными кружками и подавали покупателю.
Шашлык и мороженое, чаще всего продавали уйгуры.
Я никогда не забуду, как  казаки, в том числе и мои деды, сохраняя свои национальные традиции, отмечали два   своих главных   праздника – Рождество и Пасху.
С вечера все шли на всенощную в церковь. Домой возвращались поутру, к уже накрытым столам и разговлялись скоромной или мясной пищей, так как до этого дня, в течение всего сорокадневного поста сидели на постной пище.
На столах стояли отварные куры, мясные блюда, сдобная выпечка: плюшки, булочки, торты.   Ко всему этому добавлялись варенья, мёд, фрукты, которые здесь были круглый год.
 Такой стол, естественно, могла накрыть не каждая хозяйка. Такое было под силу только зажиточным людям.  Многие, очень многие эмигранты  не могли купить пшеничной муки, чтобы испечь белый хлеб и питались  кукурузными  лепёшками.
Днём, в первый день рождества, к обеду начинали подходить гости.
Длинные, большие столы, застланные белыми скатертями, накрывались на две половины. На одной стороне выставлялись мясные блюда, например, целый гусь, зажаренный в русской печи, или баранья ножка, холодец, колбасы с колбасного цеха Михельсона, и соленья. На второй половине стола находились сладкие десертные угощения и спиртные напитки.
Гости не задерживались. Ели, что хотели, сколько хотели и  тут же уходили.
А в гости, в течение трёх дней,  мог  зайти любой, даже незнакомый хозяевам человек.
Такими были традиции  в казачьих семьях.  На лето отец вывозил нас  в горное ущелье Сары – Булак, рассечённое на две части горной речушкой. Здесь люди держали пасеки, собирали ягоды и фрукты.
Дважды, первого июня,  в День защиты детей, в 1953 - м и 1954 – м годах,  я приходил в книжный магазин при советском консульстве и, неизменно, получал там  три книги из русской, советской или зарубежной классики, тетради, ручки и карандаши. Всё это выдавалось бесплатно.
В 1954 году, после окончания второго класса, я зашёл туда в последний раз, ибо через две недели мы  выезжали в Советский Союз.
Небольшого роста женщина, восточной наружности и худощавый светловолосый мужчина предложили мне для чтения томик сказок А. С. Пушкина, книгу Николая Носова « Витя Малеев в школе и дома» и сборник рассказов Аркадия Гайдара « Р.В. С.»
С этими книгами я и вернулся на родину. Дольше всех прожила книга Николая Носова, изданная в  1951 году!
В тот день, возвращаясь  босиком по раскалённой кульджинской пыли домой, я, занятый изучением дорогих подарков, никого и ничего не замечал!
И, неожиданно, столкнулся с китайцем… Китайцев, тогда, в городе было немного.
На груди у него висел  небольшого размера чёрный ящик.  Ящик оказался эпидиаскопом.
Китаец из  молодой революционной поросли, сдвинув на затылок конусообразную соломенную шляпу и широко улыбаясь, жестом  руки пригласил меня заглянуть в  этот ящик.      
Я долго не мог оторваться от ярких, красочных картинок.
Так этот китаец познакомил меня с миром возвышенного и прекрасного!
Должен заметить, что отец мой, имея четыре класса образования, с каждой получки приводил меня в книжный магазин, самый большой в городе и давал мне право выбрать любую книгу, независимо от её стоимости.
 Я выбирал. А он расплачивался! Вот такое  было у моего  отца правило!
У моих родителей была одна заветная цель – дать всем своим детям приличное образование и научить их петь русские песни.               
Без отца моего не обходилось ни одно торжество или праздник, поскольку он, как певец начинал и заканчивал его своими песнями! По профессии он  был столяром и плотником.
Утром, направляясь в школу, я выходил  на улицу через его мастерскую.
Он уже работал. Весь труд тогда был ручным. Свою работу отец организовывал так, чтобы не совершать ни одного лишнего движения!  Он работал,  не сходя с места.
Когда я возвращался из школы, он встречал меня стоя по пояс в древесной стружке. Изготавливал он и гужевой транспорт; телеги, брички, тарантасы и  дрожки.
В начале 1952 года в русской  колонии, по советскому образцу,  начались чистки.
Ими руководили советские консульства в Урумчах и Кульдже. Прошедшие чистку, получали право  вернуться  на родину,  в С.С.С.Р.
Сохранились данные о том, что в результате чистки только в одной столице Текеса Монгол Куре, с населением 20  тыс. человек, было расстреляно двадцать человек.
Летом 1954 года вся русская эмиграция, за малым исключением, вернулась на родину.
После смерти Сталина, русская молодёжь, желая скорейшего возвращения на родину, стала самовольно переходить через границу. За это уже не садили в тюрьмы, как при Сталине. Однако,  выезд в Советский Союз был запрещён.
Недовольство среди эмигрантов росло,  поэтому   осенью  1953 года, они вышли на демонстрацию, с требованием  разрешить им выезд  на родину в Советский Союз.
Произошло это в Кульдже. Во главе демонстрации, в которой участвовала молодёжь, с красным флагом и с песней  «  Ковыльная родимая сторонка,  прими от нашей родины привет »,  шёл Михаил Вороненко.
Вскоре, вся эта огромная поющая масса людей подошла к консульству, где их уже ждали.
Демонстрантам позволили войти на территорию через боковые ворота и расположиться в открытом летнем кинотеатре. Сам консул к демонстрантам не вышел. Вышел его заместитель,  взял письменное обращение и передал его консулу.
Через некоторое время  он вернулся в летний кинотеатр и сообщил, что их обращение будет отправлено в Москву. И действительно, через несколько месяцев было получено разрешение  на выезд и началось заполнение анкет всеми желающими выехать на родину. А чуть позже, от этого консульства  в Советский Союз, с песнями и  ликованием, отъехала первая партия эмигрантов.  Люди  выезжали в открытых  советских полуторках, по три – четыре семьи в каждой.
Как сильно в русском человеке чувство родины! Оно может заставить тебя перейти и неприступные горы,  и переплыть океаны, чтобы вернуться туда, где на холодном снегу ещё не остыли следы  твоих далёких предков. 
Где   только там  и только там,  можно найти беспокойное место для своей  певучей, хлебной души, где - нибудь  в тени  под берёзкой,  у реки   или на  свету    у ржаного поля.
Я помню, как тосковали по ней мои деды. –
-  Боже мой, боже  мой, уже столько лет мы живём здесь!  Когда же, наконец, мы вернёмся на родину.
Китайское поле, приютившее русских беженцев это не Турция и не Европа, где эмигранты были брошены на произвол судьбы, где нужно было забыть, что ты русский и что тебе положено жить по - человечески.. В Синьцзяне, эмигранты за кусок хлеба национальность не меняли. Китайские власти позволили всем жить у себя в соответствии со своими национальными традициями и в дружбе со всеми народами. Правительство  Китая никого не принуждало и не обязывало изучать китайский язык, разрешая  повсеместно пользоваться родным языком. Но многие беженцы сами изучали китайский язык, чтобы общаться на нём с коренными жителями страны.
Покидая  Синьцзян  русские, со слезами на глазах, благодарили за всё это китайское руководство и великий    китайский народ!