1. Семья отца

Юрий Бровер
                Маме. Всем, кого помню и люблю.


               
 
      Родился я в Харькове в 1934 году. На моей метрике ( свидетельстве о рождении)
 стоит штамп: " Видано допомогу на народження дитини НАТУРОЮ". Когда мне было лет семь, я почему- то с гордостью думал о том, что моё рождение отстоит от смерти Ленина всего на десять лет.


Мой отец Моисей Бровер, 1904 года рождения, был младшим ребенком в многодетной  семье. У него были брат Семён и три сестры: Бася, Мина и Суламифь ((Шлимка). Чем занимался дед и как ему удавалось содержать такую семью - не знаю. Его дети, уже в СССР, считались выходцами из мелкобуржуазной среды. Но тётки рассказывали, что когда они были маленькими, семья  бедствовала. Тем не менее,  все дети получили приличное образование, были прекрасно воспитаны, много читали. Жили они в Бессарабии, которая с1918 по 1940г.г. принадлежала Румынии, в г. Бельцы. Отец был рабочим, рано увлёкся социалистическими идеями, рано познакомился с сигуранцей  (румынской охранкой) Его несколько раз арестовывали и содержали в тюрьме за коммунистическую пропаганду. Сейчас неприлично хвастаться коммунистическими убеждениями родных.

 Могу только сказать, что они ( до поры- до времени) свято верили в светлое коммунистическое будущее, были предельно искренни, честны и бескорыстны. В  двадцатых годах отец вместе с сестрой Миной и братом Семеном, которые также занимались подпольной революционной деятельностью, с помощью МОПР оказались в Харькове. На Украину они попали через Вену.

МОПР расшифровывается как "Международное общество помощи борцам пролетариата"  и было создано решением 4го Конгресса Коминтерна в 1922 году.  В СССР  МОПР имело до 1936 года право, наряду с НКВД, выдавать разрешения на въезд в СССР. Общество получало деньги от членских взносов, различных лотерей, выпуска значков и др. Не обходилось, наверное, и без государственной финансовой поддержки. Эти средства шли на юридическую, материальную и моральную помощь  заключенным борцам революции, на поддержку зарубежного революционного движения. Деньги отрывались от  нищего народа без всякой пользы для него. МОПР просуществовал в СССР до 1947 года.

У меня сохранился  отцовский членский билет инженерно-технической секции профсоюза сельскохозяйственного  машиностроения. Там говориться: " Имея своей основной целью свержение капиталистического строя и осуществление через диктатуру пролетариата коммунизма во всем мире, секция объединяет вокруг этой цели широкие массы ИТР всемерно  воспитывая их классовое самосознание". Членам секции вменялось "...своевременно ставить в известность секционные органы о производственных неполадках, случаях расхищения материала, продукции и инвентаря, злостной порче оборудования и изделий, а также о наличии среди членов секции лиц, мешающих выполнению задач социалистического строительства". Так росла и крепла система глобального стукачества в стране.

Отец с 1928 года стал работать в деревообрабатывающем цехе Первого госзавода с.-х. машиностроения " Серп и молот" треста УКРТРЕСТСЕЛЬМАШ.  Активно занимался общественной   и рационализаторской работой. Вскоре он стал освобожденным парторгом цеха. Много сил вкладывал в работу редколлегии многотиражки " Молотарка".   По линии райкома  партии  его часто  командировали на село для организации ремонта сельхозтехники, подготовки к посевной и т.п. мероприятий.

Интерес к биографии родителей, как правило, возникает когда их уже нет. Знаю по рассказам и фотографиям, что отец был красивым, веселым и умным человеком. Все его любили. Работу ставил превыше всего. В 1932 году начал болеть. Правильного диагноза поставить не сумели даже в столичном Харькове. И стал он работать вперемежку с лечением в санаториях. Кстати, санаторное лечение в то время было доступно для пролетариев и, тем более, для коммунистов. Месячная путевка, например, в санаторий  Гульрипша ( Абхазия ) стоила 500 руб. и проезд около 200 руб. Не дешево, но профсоюз и руководство помогали с оплатой. Как и много десятилетий спустя, купить железнодорожный билет в кассе было проблемой. Если бы  опытный в таких делах попутчик не затащил отца в вагон, он так бы и не попал в этот самый  Гульрипш.

Конечно, в вагоне были свободные места и проводник с удовольствием положил деньги себе в карман. Санаторий назывался  «Имени доктора Полугородникова", вскоре переименованного в "Имени Ленина". В 1932 году отец лечился в санатории имени т. Воровского ( Чернигов), где познакомился со своей будущей женой - моей мамой. Было еще много санаториев: в Одессе, Ялте, Шаровке. Но здоровье не улучшалось. В 1934 году, наконец, поставили диагноз - туберкулез легких, но было слишком поздно. Отец умер в июле 1935 года. Хоронили под проливным дождем с грозой на кладбище по соседству с общежитием " Гигант". В 70-годы кладбище снесли и на его месте разбили Молодежный парк. Пришлось пережить нелегкую процедуру перезахоронения. Могилы отца, матери и тети находятся на тринадцатом  городском кладбище  Харькова за памятником четырем трагически погибшим альпинистам. На памятнике отцу надпись :
" Непростительно рано ушедшему от нас, верному сыну партии и родины, дорогому товарищу, мужу, брату..."

    В 1933 год дали отцу прекрасное по тем временам жилье: две комнаты, кухню и собственную деревянную пристройку, в которой хранились и прекрасно пахли дрова. Парадный вход был со стороны  Сердюковского переулка ( ул. Скрыпника ) Из большой комнаты можно было попасть  в длинный темный коридор, куда выходили комнаты соседей и где находился вечно неисправный туалет и затем черный ход . Навеки  запомнился специфический запах коридора, который характеризовал  "бытовой" дух времени. Это была причудливая смесь запахов от примусов, селедки, кошек и хлорки.

Зато с улицы доносился изумительный запах свежих бубликов, исходящий из бубличной на углу улицы Карла Либкнехта ( Сумской) и  Сердюковского переулка. Таких вкусных и ароматных бубликов в Харькове уже давно не делают. Также не пекут пеклеванного хлеба и настоящих французских булок, неизвестно за какие грехи переименованных после  войны в городские. После смерти отца жил я с мамой и тетей в этом доме до начала октября 1941 года . Сегодня он, двухэтажный дом по Сумской 28, нарядно белеет вблизи Стеклянной струи. В нем разместился какой-то банк .
     Расспрашивать у матери и тетки об отце  как-то не решался. Кое-что запомнил из разговоров. Мать всю жизнь хранила переписку  с отцом, письма от родных и друзей отца в завернутом в газетную бумагу пакете,  красиво перевязанном желтым шелковым шнуром. Среди писем - кусок газеты " Известия", наверное за 1934 год. Ответственный редактор Н. И. Бухарин. Статья  Карла Радека в защиту романа И. Эренбурга " День второй". Фельетон А. Зорича о воинствующем обывателе, цинике и пошляке. Стихотворение Бориса Корнилова. Дзига Вертов рассказывает о кинофильме" Три песни о Ленине". В фильм "...на ряду с кинодокументами о живом Ленине включены последний путь Ленина из Горок в Москву, траурный парад, моменты гражданской войны и песня " Великий ученик великого Ленина – Сталин -повел нас в бой" (песня дана в звуке и изображении)". Академик С.И. Вавилов сообщает о подготовке к изданию собрания сочинений И. Ньютона, а Ал. Дейч о выходе в свет трилогии Валлеса о Парижской коммуне. Сообщение о мировом рекорде советских планеристов: три планера "Г-9", буксируемые самолетом "П-5" преодолели 1200 км от Москвы до Коктебеля  за десять летных часов. Плановая посадка была в Харькове и вторая, из-за грозы, в Запорожье. Интересная, наверное, была газета " Известия"!

В пакете был и  экземпляр заводской газеты " Молотарка" ( Молотилка). Газета выходила ежедневно большим тиражом-4500. Месячная подписка стоила 1 рубль. У газеты были активные рабкоры во всех цехах и службах. Газета освещала актуальные вопросы производства, содержала много критических заметок в адрес конкретных лиц , в т.ч.и руководителей среднего звена. О чем писалось, например, в газете от 5 июля 1935 года.
Приветствие украинских руководителей (Постышева, Петровского и Любченко) трудящимся  советской Карелии по случаю пятнадцатилетия автономии республики. Подборка материалов " Упорядочить территорию завода". Сообщения о  смерти моего отца и некролог. Выпуск продукции за 4 июля. Повышение квалификации ИТР, экономистов, работников бухгалтерии, экономистов и электриков. Отдел культуры завкома начал обслуживать уборочную кампанию, концерты в колхозах и совхозах. Спортивные новости. Рекордный полет летчика Ткачука  на самолете  Р-5, на высоте 8371 метров без кислородного прибора! Наркомвнуторг СССР установил новый порядок снабжения врачей по нормам инженерно-технических работников. Антифашистские выступления во Франции. Стычки безработных с полицией в Канаде. Приезд польского министра иностранных дел Бека в Берлин. Последствия урагана и наводнений в Японии. Рабочие возмущены приговором по делу Ракоши и др.

 Сохранился листок из конспекта политзанятий, из которого явствует, что доля частного капитала в экономике Украины падает с каждым годом: в 1924-1925 годах она составляла 25-27%, в 1925-1926 годах 24% и в 1926-1927 годах уже 18%. Интересно было бы знать тенденцию изменения благосостояния населения за эти периоды. Увы, эти данные не приводятся.Очевидно, сам факт планомерного уничтожения частной собственности следовало считать величайшей победой социализма.
 
Приведу отрывок из некролога отцу на украинском языке:
"15-рiчним хлопчиком Миша потрапляе в лапи румунськоi охранки. Арешт i
жах тюремного режиму не зломили стiйкостi Мишi." Я тодi ще не був в органiзацii,але використовувався для рiзних доручень. В 1922 году вступив до компартii Румунii i вiв рiзну роботу, вiд розклеювання прокламацiй до секретаря округовоi парторганiзацii. За цей час багато разiв заарештовувався i з 1925 до 1926 року просидiв у Кишеньовськiй военнiй тюрмi. Пiд час арештiв зазнавав катування, але нiкого з товаришiв не притягав до справи."

          Письма я читаю и перечитываю. Они относятся к периоду 1932-1935 г.г. В основном это печальные письма в санатории и обратно и письма от заводских товарищей. Ни в одном письме нет упоминания о голодоморе, голод на селе был, наверное, совершенно запретной темой!

    Интересны письма Раи Новоплянской, коллеги отца по редакции "Молотарки". Мне кажется, Рая была в родстве с известным журналистом  Д. Новоплянским, во всяком случае, его имя часто упоминалось в разговорах моей матери с теткой. "Ты спрашиваешь, что нового на заводе. Кое-что есть. Открылась столовая ИТР. Открывается наш колхозный базар. Идет полным ходом подписка на заем  " Четвертый завершающий". Готовимся к 4й партконференции. Придумали новый метод планирования, мне он очень нравится. Скоро будет готов первый советский безмоторный комбайн. Конструируем сейчас молотилку изобретателя Щербины. У молотилки деревянный корпус, деревянные вкладыши, металлические шкивы и шасталка и т. д. Долго завод не хотел браться за эту сказочную вещь, но пришлось делать. По постановлению и за счет самого ХМПК !!! ".( Горкома партии?)

Рая была направлена на укрепление  Великобогачанского райкома комсомола на Полтавщине и заехала по дороге  в Миргород. Она пишет :  " Много воды утекло со времен Николая Васильевича,  на месте городской лужи построена электростанция. Миргородский район стал районом сплошной коллективизации. Но Гоголь не должен расстраиваться : и сегодня живы  созданные им типы. Заспорили здесь два колхоза, один еврейский ( Озетовский), другой обыкновенный, по поводу сахарной свеклы.( Примечание:" ОЗЕТ "-Товарищество земельного устройства работающих евреев). В результате вместе с сорняками уничтожили 100 га этой ценнейшей культуры. Дальше, местный городничий, то бишь председатель райсовета, решил осчастливить Миргород трамвайной линией. Разрыли полгорода да и прекратили строительство. У меня в Великой Богачке дела не лучше. Оказывается, прежнее руководство райкома было снято за искривления при обмене КСМ билетов. Секретаря посадили в Допр  за расстрату. И сейчас, по -моему, райком работает безобразно, а новый секретарь говорит, что все прекрасно! Руководит он с помощью выкриков вроде : Прриказываю...Рразгоню...Оргвыводы...! У него все непокорные комсомольцы- или оппортунисты, или обыватели. В первый же день моей работы секретарь велел райкомовцам сидеть и выдумывать, кого бы вызвать на бюро, кого обвинить в оппортунизме. Я стала возражать против вызова  актива в горячую пору уборки, но мне стали объяснять, что это необходимо.
Чуть, чуть не попала в редакцию районной газеты, еле отбилась. Газетка тут бузовая и выходит два раза в пятидневку. Мне страшно тяжело, нет пока ни друзей, ни знакомых и будут ли они? Скучаю по заводу, одна надежда, что вы мне будете писать".
 Наверное между отцом и Раей произошел спор о политике на селе и в следующем письме она пишет : " Давай начнем дружбу сначала назло Рыкову и прочим оппортунистам. У меня страшная запарка. Шуточка, поднять районную организацию ( 500 ячеек ), которая до сих пор дремала. Меняем сейчас штат райкома и скоро начнем работать так, что всем чертям тошно станет! Меня все боятся, но слушаются. Я тут главный " погоняло" и ругаюсь, как сапожник.
 В моей жизни масса перемен : сама стираю, сама хлеб пеку, убираю комнату, а сегодня утром с агромадной корзиной ( маленькой не достала) ходила на базар. Да, еще что. Получила право на ношение оружия. Думаю заиметь браунинг. Ведь если тебя еще не били- значит ты плохой работник. Здесь во время утверждения плана хлебозаготовок все райвиковцы и райпарткомовцы ходили в синяках. Так что я вооружаюсь и готовлюсь к обороне. Теперь я заворготделом Великобогачанского райкома комсомола."  И последнее письмо . " Сельский работник Р. Новоплянская  сейчас в командировке в стольном городе, а ты в Чернигове, жаль.

 Невозможно передать моих переживаний и радости от встречи с Харьковом, заводом и ребятами. Я, как сумасшедшая, обхожу все цеха, все уголки. До всего дотрагиваюсь руками, чтобы запечатлеть на возможно больший срок ощущение родного завода. Меня страшно удручает положение завода и этот последовательный возврат к старым малопроизводительным технологиям и к неоправдавшим себя кадрам.  После стольких усилий и затрат в первой пятилетке по реконструкции завода выпуск молотилок не увеличился! Ответственные руководители не понимают, что значит в горячее время молотьбы каждая дополнительная молотилка! Мне хочется ругаться, как извозчик, как одноосiбник, который все-таки сдает хлеб и как кулак, у которого хлеб отбирают. В Харькове успела сделать все дела, купила браунинг и 5 книг    "Приключения бравого солдата Швейка".
 Трогательно, наивно и ...страшновато!

       Была в разгаре кампания по чистке рядов партии. Создавались комиссии разного уровня, коммунистический народ дрожал в ожидании чистки и решений этих комиссий. Райкомы решали вопрос просто: спускалась на предприятие разнарядка
сократить количество членов партии на 25%. Так, на "Серпе и Молоте" было 1350 партийцев, а райком выдал парткому завода только 1000 марок, которые наклеивались в партбилеты " оставшихся в живых ". Заводчане советовались в письмах с отцом по отдельным персонам. Писали о кадровых интригах на заводе , подробно о самом процессе чистки. Читать эти письма не очень приятно.
 Писали и о том, как под  лозунгами " Да здравствует новая столица Украины - Киев",  тысячи харьковчан с букетами цветов, под звуки оркестров, провожали на вокзал правительство. Писали, что Харьков теряет столичный облик : на улицах исчезли дорогие автомобили ," мотаются" одни фордики , вновь появилось много извозчиков, ухудшается снабжение.
 Мама пишет отцу 23.06.1934 года " Магия слов и фамилий : " ЦК",  "ВУЦИК", Постышев, Петровский постепенно исчезает у  харьковчан и переходит к киевлянам. Теперь ты на улице уже не столкнёшься лицом к лицу с Павлушей  (Постышевым). И дальше : " Относительно денег не беспокойся. В магазинах все равно ничего не  дают, так что беспокоится
о том, что мы пропустим что-либо не следует. Я постараюсь взять деньги в кассе взаимопомощи или в счет отпуска. Выкрутимся! "
 Примечание: Карточная система снабжения действовала в СССР ( до войны ) на продовольствие до1935года, на промтовары до 1936года.            
      Больше об отце ничего рассказать не могу. Да, еще, он знал всего " Евгения Онегина" наизусть, а незадолго до смерти
просил передать ему " Песнь о Гайавате". У меня сохранились его  шахматы, деревянный портсигар, штангенциркуль и карманные часы Первого Госчасзавда, которые еще ходят.

 Рядом с этими вещами в моем шкафу  мамино "приданное"- старинная палехская шкатулка; у входа в дом старый боярин со своей красавицей-дочкой встречают молодого боярина, тоже красавца и потчуют его вином. Еще в шкафу чайница из старинного мутного стекла, серебренный стаканчик деда 1874 года ( похоже, это его год рождения), который украшен затейливым резным рисунком. Бинокль с 8-ми кратным увеличением, изготовленный в  1911 году предприятием " Карлъ Цейссъ"
в С-Петербурге, эмблема-две скрещенные винтовки, маме его подарили на работе и другие мелочи, которые я  ревностно храню. Они связывают меня с давно ушедшими родными людьми и с моим детством. Дочка посмеивается надо мной по этому поводу.

                ***

Мой дядя Бровер Семен. Он из пролетариев, был замечательным столяром, который зачем-то выбился в экономисты и стал ,правда, хорошим специалистом. Вместе с женой переехал  в Москву. Жена работала в московской прокуратуре, а Семен стал служить в каком-то крупном тресте экономистом. Из его писем явствует, что занимался он вопросами организации производства и учета. По моему предположению, подтверждаемому некоторыми фактами, он пытался внедрять в производство идеи известного советского экономиста- харьковчанина Е. Г. Либермана.

 Но, как говориться, "...недолго музыка играла...". Вскоре он из коммуниста превратился в троцкиста-вредителя и  в1936 году продолжил свою карьеру на лесоповале. Жену по сходной статье УК тоже отправили в далекие края, поселок Вагай Тюменской области.  В 1940 моя отчаянная тетка  Мина написала письмо ... Берии, в котором пыталась доказать невиновность Семена. И, самое интересное, в 1941 году его выпустили! Он уехал в эвакуацию в Казахстан, где удивлял местных жителей столярным искусством и снабжал их выпиленными из распрямлённых коровьих рогов двухсторонними гребешками. Вскоре его отправили на трудфронт на Урал. Туда к нему приехала выпущенная на волю жена, которая к тому времени потеряла на фронте сына.
После войны им разрешили выехать в Коростень,где он спокойно проработал, кажется, на мебельном комбинате
до 1950 года.

 А в 1950 посадили его в теплушку и отправили на поселение в село Тасеево Красноярского края, без всякого суда. Жена поехала за ним. В 1956, спасибо Хрущеву, вернулись они в Коростень. реабилитированные из-за отсутствия состава преступления. В один несчастный день жене  официально сообщили и о восстановлении в партии,  вечером того же дня она умерла.  Семен умер  несколько месяцев спустя. Было ему 55 лет. Я был на его похоронах в Коростене. На кладбище директор предприятия, на котором работал Семен, со слезами на глазах произнес :" За что же так изувечили жизнь хороших и честных людей?" Был 1957 год.
Вернулся я в Харьков с  дядиным новым чемоданом, которым он не успел попользоваться и новым ратиновым пальто синего цвета, которое не пришлось ему носить.

      Этой трагедии сопутствовал смешной случай, произошедший со мной ( тогда он мне смешным не казался ).
На заводе в одном отделе со мной работала очень красивая девушка, с которой я мечтал поближе познакомиться. И вот представился случай. В Харькове гастролировал джаз О. Лундстрема. Я с трудом купил два билета и пригласил девушку на концерт. Приглашение было благосклонно принято. А тут надо было срочно выезжать в Коростень. Подошел я к ней, объяснил ситуацию , оставил  два билета  и посоветовал сходить на концерт с подружкой. Этот разговор слышал мой друг,
который сходу предложил свои услуги. Что мне было делать? Уехал я в Коростень. А когда вернулся, узнал, что с красавицей
ближе познакомился мой дружок, а не я.

                ***

Тетя Мина прожила со мной и мамой со дня моего рождения до своей смерти 1972 году. В Бессарабии окончила она педагогическое училище и стала учительницей. Активно занималась и просветительной деятельностью среди взрослых. Была членом  запрещенных  прокоммунистических обществ.

 В тюрьму попадала несколько раз, где ее жестоко били. Особенно " приятные" воспоминания остались от битья по пяткам. Часто напевала мне песни , которые любили политзаключенные. Один отрывочек  помню:
                Пей, гуляй и веселися, даром время не теряй.
                У коммунистов так ведется- пей, ума не пропивай!
                Завтра, завтра в это время к нам товарищи прийдут,
                А быть может на рассвете в сигуранцу заберут.
               
В Харькове она работала в школах для взрослых, в "ликбезах"; была заведующей школой на швейной фабрике  им. Тинякова. Переписывалась с Н. К. Крупской. В качестве литературного работника сотрудничала с журналом Наркомпроса УССР.  На фабрике выпускалась три раза в неделю многотиражка " Сталева голка", тираж 3300 экз. Сохранился экземпляр,( 1934 год) в котором напечатана теткина заметка о трудностях с укомплектованием школы учащимися. Чувствуется , что версия о неудержимом и поголовном стремлении к грамоте, не совсем правдоподобна. Работницы с маленькими детьми вообще не имели возможности учиться , так как вечерние ясли практически отсутствовали.

 Газетка слабенькая. Несколько выдержек из нее. " Досвiд 5-го поверху i пальтового говорить красномовно,що ховатися за" труднощi освоення "- це махровий оппортунiзм", " Комсомолка Ляшенко вшила правий рукав у лiву пройму, а лiвий в праву. Це брак нечуваний , який
можно зробити лише навмисно. А ii вважають за ударницю i вона одержуе ударнi обiди!" Дальше "Чи може капiталiстичний устрiй загинути " порядком самопливу"- автоматично? Нi. Ленiн казав,що iмперiалзм  призвiв  все людство на край прiпасти, загибелi всiеi культури, здичавiння й загину ще мiлiонiв людей, мiлiонiв без числа. Виходу немае крiм революцii пролетарiату". Орфография сохранена.

Тетя имела трудно выговариваемое звание" УДАРНИКА ОСВIТЯНИНА" и была, как и ее братья, фанатично  предана своей профессии и строю. Прозрение относительно строя и разочарование в нем наступило после арестов брата Семена и других близких ей людей, в честности которых  не сомневалась. Она страшно тяжело переживала смерть любимого брата и всю жизнь считала себя виновной в том, что проглядели смертельную болезнь моего отца, хотя виноваты были только врачи.               
В 1934 году ей предложили переехать в Киев вместе с Наркомпросом и занять приличную должность, но она отказалась.
В 37 или 38 году году ее арестовали. Как ни странно, но я помню эту процедуру. Как и положено было, явились ночью двое
в штатском, в квартире зажгли свет. Наши мужественные гости прошли в теткину комнату, очевидно, провели обыск и велели  собираться. Затем вернулись в большую комнату, где спали мы с мамой. Были они, видно, в хорошем настроении, шутили, заигрывали с мамой. Потом подошли ко мне, я болел корью. Пообещали, что я скоро буду здоров, а вот больную тетю придется забрать в больницу. Что они и сделали. " Больница" эта была неподалеку от нашего дома, на углу улиц Дзержинской и Совнаркомовской. Как вела себя в этой ситуации мама не помню. Примерно через месяц... является тетя домой.

 Позднее она мне рассказала, как все происходило. Все  было по сценарию, посадили ее в "Эмку", провезли 200 метров и сопроводили в подвал, где вплотную друг к другу на полу сидели или лежали десятки ее коллег- вредителей и шпионов. Через час повели на первый допрос. Все было как в популярных фильмах: свет в лицо и добрый совет побыстрее сознаться в шпионской деятельности в пользу Румынии. Добрым советом тетя  не воспользовалась. Каждые три-четыре дня таскали ее на допросы, но никаких фактов "шпионажа" не предъявляли и вообще не очень злодействовали, если не считать нечеловеческих условий содержания. В подвале выделялась дамочка, которая подсаживалась к арестованным и очень умело вовлекала их в " душевные"  беседы. Когда дамочку уводили на" допрос", тетя осторожно советовала соседкам умерить свою откровенность, а  при провокаторе сама начинала разговоры о необходимости бдительности, что чекисты во всем разберутся, невиновных выпустят, виновных накажут. Итак, тетю выпустили, объявив, что информация о ее "шпионстве"не подтвердилась.

 Позднее каким -то образом стало известно, что донос написал сосед по коридору, милицейский чин, жаждавший расширить свою жилплощадь за счет нашей.
Следующий раз в эти места тетю вызывали в связи с реабилитацией ее бессарабских друзей, многих из которых  уже не было в живых- для них наступила пора "позднего реабилитанса", как горько шутили тогда.

     В последние годы войны мой путь в школу проходил по Совнаркомовской, в начале которой расположился обком партии. Его довоенное здание на площади Дзержинского было разрушено, оставался только каркас, который срочно взорвали накануне Октябрьской демонстрации; видимо боялись обрушения ( 1944 или 1945г.г.). Кухня обкома выходила на улицу и мощные вентиляторы выбрасывали на голодных прохожих изумительные запахи борща и котлет. Я быстро пробегал мимо и оказывался на другом углу Дзержинской и Совнаркомовской, возле нынешней мемориальной доски председателю ВЧК. И тут мои шаги начинали гулко резонировать, меня это забавляло и всегда пару минут я " бил чечетку" на этом гулком пятачке.
Кто был, что было под моими чинеными- перечинеными ботинками: подвал, в котором содержались арестованные в 30-е годы, или подземный ход на север от разрушенной Мироносицкой церкви, или действующие арестантские помещения?


Незадолго до войны поступила тетя на заочное отделение пединститута ( его красивое здание находилось в саду Шевченко,
правее нынешнего Оперного театра), которое окончила уже после войны в 1947 по специальности преподаватель русского языка и литературы. В конце мая 1941 года поехала она на свою родину в  советскую Бессарабию повидаться с матерью и многочисленными родственниками, которых не видела лет 15. Почти все, наконец, собрались вместе. Все было прекрасно до 22 июня.

 А уже 25 июня авиационный налет фашистов превратил Бельцы в руины. Части Красной Армии и городские власти бросили население на произвол судьбы и в панике двинулись на восток. Тетя Мина, ее младшая сестра с мужем и две племянницы сразу же на попутном транспорте двинулись к ближайшей переправе через Днестр в районе города Сороки. На пароме переправились на левый берег Днестра, добрались до Днепропетровска и приехали к нам в Харьков. Мать, старшая сестра с мужем и племянник покинули Бельцы позже, о их судьбе расскажу ниже.

В начале октября тетя вместе со мною и  мамой   эвакуировались в Казахстан, где заведовала курсами Красного Креста. Вернулась  в Харьков вместе с нами и работала в пединституте. Была членом Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний и часто выступала с интересными лекциями в различных аудиториях. Она фанатично и несколько наивно верила во всемогущество  педагогической науки, семейного воспитания, все время штудировала классиков педагогики Песталоцци, Коменского и Ушинского, преклонялась перед наследием и личностью А. С. Макаренко.

  Великие люди прошлого понимали первостепенную важность для общества образования и воспитания человеческой личности. Понимали и разделяли убеждение Песталоцци о том, что простого накопления знаний недостаточно, знания обязательно должны вести к действию. Чтобы действия были направлены на благо, личности, обладающие теми или иными способностями и знаниями, должны быть воспитаны на идеях гуманизма. Наполеон, как сейчас бы сказали, " при всей своей занятости", находил время для общения с Песталоцци.  Александр I посетил швейцарский город Ивердон на берегу Невшательского озера,  ознакомился с деятельностью Ивердонского института, созданного великим педагогом, много беседовал с Песталоцци, наградил  орденом Св. Владимира и пожаловал 5000 рублей на издание его трудов. Ивердонский институт был прообразом Царскосельского лицея и, в какой-то степени, Нежинского лицея. Последний находился под началом Попечителя Харьковского округа.

  А вот при советской власти  А.С. Макаренко третировался всякими околонаробразовскими шавками и не только ими. Не знаю, как пропагандируется и внедряется его опыт в Украине в наши дни.
В СССР постановка образования в школах и институтах на общем фоне тоталитарного государства была не такой уж плохой. Но сказанное относится только к дисциплинам, минимально связанными с идеологией. Что касается воспитания человеческой личности, ее высоких моральных качеств, то я такового воспитания  не припомню. И тем не менее, большинство наших граждан было благородными и порядочными людьми вопреки безжалостному государству, обрушившему на них еще и всю  мощь партийной и государственной пропагандистской системы. Система эта была направлена на оболванивание людей, воспитание слепой преданности властям, на зазубривание партийных догм и партийной схоластики. Политпросвет не принес стране ничего, кроме вреда. После крушения империи СССР многие "политпросвещенные" и беззаветно преданные коммунисты и комсомольцы оказались в первых рядах строителей капитализма в нашей стране и  преуспели на этой стезе. А  неспособная часть " бывших", ничего, или мало поимевшая при переделе собственности, ушла в оппозицию в надежде хоть на какие-нибудь доходы, например, от депутатства.

У тети был нелегкий, бескомпромиссный характер. Начальство было недовольно наличием у нее собственной точки зрения и карьера не складывалась, хотя она была умным и очень образованным человеком. Последние годы жизни она много болела. Вспоминается такой случай. Племянница прислала ей новое импортное лекарство от гипертонии. Пригласили известного в Харькове врача. Посмотрел он на лекарство и сказал, что оно тете не подходит. Забрал его себе, а нам притащил отечественное. Позже узнали от знакомых, что импортное на порядок эффективнее отечественного. С трудом забрали назад, правда несколько таблеток нарушитель клятвы Гиппократа успел проглотить.

                ***
               
      Младшую из моих теток звали Шлимкой. Была замужем за А .Ф. Штернталем, в 30-е годы жили они в Бухаресте. Муж    был способным математиком и преподавал в университете. По нашим  тогдашним меркам, жили они роскошно. Тетя была обаятельной  женщиной и прекрасной хозяйкой ; в их доме, своего рода салоне, часто бывали интересные гости, в том числе земляки - бессарабцы.

Детей у них не было и они считали своим долгом помогать родственникам. Не знаю как бы мы просуществовали в тяжелые годы без их помощи. После воссоединения Бессарабии  они вернулись на родину и стали гражданами СССР. Дядя     начал работать в Кишиневском пединституте. Летом 1941 года почти вся семья встретилась в Бельцах, откуда пришлось срочно эвакуироваться. Они с трудом добрались до Харькова , где я познакомился с ними и двоюродными сестрами. Затем
наши гости эвакуировались в г. Джамбул, где уже находился пединститут. В1944 или в 1945 году тетя с дядей вернулись в Кишинев. Были они очень доброжелательными и по-настоящему интеллигентными людьми. И в Кишиневе бывали у них часто гости, приезжие и кишиневские; дядины коллеги и друзья с досоветских времен. Многие из этих друзей занимали солидные должности в советской Молдавии. Постоянно наведывались соседи, пили чаи, обсуждали городские новости и записывали кулинарные рецепты  Суламифь Михайловны.  Наведывались к ним  и родственники .

Дядя много работал, много сил отдал он созданию учебника математики для ВУЗ ов на молдавском языке. Умер он в 1956 году. Внезапно, во время велосипедной прогулки случился у него инфаркт. За пару месяцев до этого от инфаркта умер его друг. Дядя был очень угнетен  несчастьем, стал молчаливым и угрюмым. Однажды он сказал  примерно так :  "то что случилось с N ужасно, но ужасно и то, что это может случится и со мной". Тетя перепугалась, повела его к врачу, тот ничего не обнаружил и посоветовал заниматься физкультурой.

Суламифь Михайловна  с достоинством прожила длинную одинокую жизнь. Друзья и родственники ее не забывали, часто навещали , да и она ездила в гости в Москву, Бухарест, к нам в Харьков. Но это была уже другая жизнь. Умерла она в 1982 году. Перед смертью  просила похоронить себя рядом с мужем. Но старое кладбище было закрыто и похоронили ее на новом.  Моя двоюродная сестра Ида придумала, как, хоть частично, выполнить волю тети : на ее памятнике добавили фамилию и инициалы мужа, а на огромной надгробной плите дяди- ее.

                ***

Старшую мою тетю звали Басей. Она была замужем за лучшим фотографом города Бельцы П. Вулыхом. Рассматривая выполненные им восемьдесят-девяносто лет назад чёрно-белые снимки, я начинаю понимать, что такое  настоящее искусство фотографии. В политическом отношении он не пользовался особым доверием властей, но они его высоко ценили как мастера. В витрине фотоателье был выставлен портрет жены самого начальника сигуранцы! П. Вулых сочувствовал прокоммунистическим взглядам семьи Бровер и своих детей. Детей было трое: дочери Миля и Ида- мои двоюродные сестры а также сын Фима - мой двоюродный брат. Со старшими Вулыхами я  не был знаком.

Я уже рассказывал о панике при эвакуации населения из Бельц в июне- июле 1941г. Нужно было любым
способом добраться до переправы через Днестр. Бабушка и Вулыхи с сыном Фимой выбрались из Бельц на несколько
дней позже остальных родственников. Фима решил идти пешком до г. Сороки. Через трое суток добрался он до переправы. Там творилось что-то невообразимое. Единственное средство переправы- настил, прикрепленный к двум шлюпкам. Над переправой кружатся фашистские самолеты-разведчики. Кое-кто, не дожидаясь парома, переправляется на другой берег
вплавь.

 Фимины родители и бабушка собирались ехать на телеге и Фима решил, что они уже на левобережье. Время на раздумье не оставалось, каждую минуту могла начаться бомбардировка и Фима на пароме переправился через Днестр.
Сразу после освобождения Молдавии Фима поехал в Сороки. Ему удалось выяснить, что старики добрались до переправы позже него, паром к тому времени был потоплен и вскоре здесь оказались немцы. Они согнали всех беженцев в поле и огородили их колючей проволокой. Оккупанты решили установить степень виновности перед фашизмом каждого беженца.14 июля они расстреляли 40 человек, среди которых был шестидесятилетний отец Фимы; его мама и бабушка погибли в концлагере в октябре.

Фима стал добираться до Харькова, к нам. Было это нелегко. Наш народ и его "органы" всегда  страдали шпиономанией, которая, не без основания, усилилась с началом войны. По дороге его несколько раз задерживали, подозрение вызывали
его "европейский" вид и вежливые манеры. В конце концов он оказался в Харькове.
Теперь подробнее о моем двоюродном брате Фиме, Ефиме Петровиче Вулыхе. Он родился в1916 году и был любимцем всей большой и дружной семьи. У него рано проявилась склонность к рисованию, он хорошо учился, был трудолюбив и скромен. Революционные настроения, царящие в доме, не могли не затронуть Фиму. Он становится членом прокоммунистической организации " Красный школьник", задачей которой было распространение марксисткой идеологии , с которой люто боролась сигуранца. В 1933 году полиция арестовала восемнадцать школьников из организации, среди них был Фима. Следствие тянулось несколько месяцев и ребята вкусили все прелести тюремной жизни, включая побои. Троих осудили на несколько лет тюрьмы, остальных наказали в административном порядке, их исключили из государственных учебных заведений. Благодаря настойчивости и очевидным художественным способностям Фиме удалось
поступить в Высшую архитектурную школу Бухареста, где он проучился с 1935 по 1940 годы.

 26 июня 1940 года радиостанции
передали сообщение советского правительства о воссоединении Бессарабии и Северной Буковины, и Фима, не дожидаясь выпускного экзамена и получения диплома, в тот же день примчался домой, в Бельцы. На следующий день его и его друга скульптора Л. Дубиновского ( впоследствии Народного художника МССР) привлекли к праздничному оформлению города.
А 28 июня Бельцы встречали советские войска. Фима стал работать техником- смотрителем в горкомхозе. И тогда он впервые усомнился в справедливости советского строя. Ему поручили промерять объем частных домовладений. Если объем превышал 250 куб. м., дом подлежал национализации. При обмере дома его лицейской учительницы французского языка, оказалось, что объем составляет 280 куб. м. Старую учительницу выселили из собственного дома и как "чуждый
элемент" отправили в ссылку, где она вскоре умерла. Брат всю жизнь с болью и горечью вспоминал об этой трагедии.

     Волею судеб оказавшись в Харькове, Фима решил закончить образование в институте коммунального хозяйства.
Наступила осень; студенты собирали урожай, строили укрепительные сооружения и рыли окопы. А враг стремительно приближался к городу и Фима с институтом эвакуировался в Казахстан, в город Джамбул. На фронт выходцев из присоединенных (или воссоединенных, не знаю как правильно) районов категорически не брали. Не помню, каким образом Фима оказался в Чиили, Кзыл-Ординской области, где в то время жили мы. Через несколько месяцев военкомат
Чиили сформировал группу из эвакуированных студентов, которых не брали на фронт и в составе трудового батальона
№1933 отправили на север Свердловской области на пресловутый лесоповал. В июне 1942 года брат получил положительный ответ на его просьбу о зачислении в Московский архитектурный институт, который находился в Ташкенте.

Он приехал опять в Чиили, много рассказывал о трудовом фронте. Работа и жизнь были тяжелейшими, в условиях страшных морозов, но все же несравненно легче, чем у зэков. Кормили сносно. Я с завистью слушал, что им давали иногда даже колбасу! Да и коллектив был неплохой: свой народ- студенты.
В 1944 году  Архитектурный институт вернулся в Москву. Путь из Ташкента в Москву опять лежал через Чиили. Мы встречали Фиму на вокзале и он познакомил нас со своей будущей женой Л.А. Жуковой, студенткой его курса, дочерью старых большевиков. После института стал работать в мастерской известного архитектора Л.М. Полякова. Его деятельность началась с участия в реконструкции г. Севастополя, спроектированные им дома появились на проспекте Нахимова в 1950-1952 годах. С 1947 года он один из самых " строящихся" архитекторов Москвы, автор многих типовых  решений жилых зданий. Некоторым этим зданий официально присвоено его имя. Особой популярностью и по сей день пользуются дома
под названием " Башня Вулыха".

 Ефим Петрович руководил проектированием Комсомольского проспекта, труднейшей архитектурной задачей. Теперь этот проспект - одна из лучших магистралей Москвы, его застройка по - современному
комфортна для проживания .Одним из огромных достоинств реализованного проекта является сохранение исторических архитектурных памятников, прилегающих к проспекту. В мастерской Я. Б. Белопольского брат в качестве автора и главного архитектора создает цирк на проспекте Вернадского, крупнейший в Европе, Институт научной информации АН СССР и ряд других общественных зданий.
Ефим Петрович много рисовал" для души",  особенно в отпуске;  рисовал он прекрасно и профессионально. Находил время для сотрудничества с известными советскими скульпторами З.И. Азгуром, Л. И, Дубиновским и А. И. Посядо .

Умер Заслуженный архитектор РСФСР Е. П. Вулых в 1982 году, гражданская панихида проходила в Доме архитектора, многие из присутствующих плакали, было видно, что его очень любили. Похоронен он на кладбище Донского монастыря. Его сын Александр - известный московский поэт.

                ***

Старшая из сестер Ефима Петровича - Миля Вулых получила высшее экономическое образование в Праге, вернулась
в Бессарабию и  с 1940 года стала гражданкой СССР. В июле 1941 перед эвакуацией в Казахстан жила неделю у нас
в Харькове. Как мне казалось в мои семь лет, выглядела она слишком " буржуазно", что совпадало с мнением наших
соседей ( я подслушал их разговор на эту тему). Вместе с младшей сестрой Идой и остальными родственниками она
эвакуировалась в Казахстан.
После войны власть в Румынии  стала переходить к коммунистам; просоветски настроенные деятели занимали в правительстве и партии важные должности. Среди них были выходцы из Бессарабии, в т.ч. из города Бельцы, которые знали Милю. Ее пригласили переехать в Румынию для работы во внешнеторговом ведомстве.
Москва не возражала. Миля была прекрасным специалистом, владела несколькими языками и быстро продвигалась по служебной лестнице в Министерстве внешней торговли. Некоторое время она работала торгпредом в Исландии. Вскоре полнота власти в Румынии перешла в руки Георгиу-Деж, ему удалось изгнать из правительства и руководства
партии представителей "московской фракции". Во время одной из командировок в ФРГ Миля решила навестить своих друзей. Когда пришла на их квартиру, она застала там полицию. Оказалось, что в этот день ее друзья покончили
жизнь самоубийством. Об этом происшествии сообщили в румынское посольство, что послужило поводом для увольнения из Внешторга. Пару лет она проработала директором крупного универмага в Бухаресте. Но в это время началось раскручиваться колесо репрессий против сторонников или ставленников промосковских деятелей и Милю
арестовали. Ее обвинили в получении взятки при заключении контракта на поставку продуктов в одну из европейских
стран. Дело было, конечно, сфальсифицировано. Но сестру осудили и несколько лет провела она в тюрьме.

Миля прекрасно вязала, связанные ею кофты были просто произведениями искусства. В тюрьме ее хобби превратилось в тяжкий труд- заключенные женщины вязали шерстяные вещи. После выхода на свободу она оказалась одинокой, муж ее оставил, детей не было. Дали ей однокомнатную квартиру и назначили приличную пенсию.
Миля заключила договор с какой-то фирмой, которая взяла на себя все заботы по дому, снабжению продуктами и медицинскому обслуживанию и получила за это право наследования квартиры и другой собственности. Надо сказать, что взятые на себя обязательства фирма честно выполняла. Бывала она в Москве, родные навещали ее.
Пару раз удалось съездить на горный курорт. Но время брало свое, все чаще болела и умерла Миля Петровна в 1987 году. Вот второй пример в нашей семье того, как социалистический строй уродовал судьбы честных и преданных этому строю людей.
                ***

Теперь о Иде Петровне Вулых. Она была глубоко образованным и в высшей степени порядочным человеком. Закончила Пражскую консерваторию и стала музыковедом. Профессионально играла на рояле и знала восемь европейских языков. Ее доброта, благожелательность, гостеприимство привлекали к ней множество людей. В то же время, в вопросах касающихся ее жизненных принципов, она была совершенно непреклонна. В моем представлении, в моей памяти она  остается   настоящим русским интеллигентом.
После окончания консерватории вернулась в Бессарабию, затем война, эвакуация в Казахстан. Живя и работая в городе Джамбуле, бывала в командировках и иногда заезжала к нам. Помню одну такую. Приехала она в Чиили после
Аральска и в качестве гостинца оставила  пару огромных вяленных сазанов, необыкновенно жирных и вкусных. Потом
пару месяцев мне " выдавали" в день по кусочку рыбы. В Аральске она нашла в песках на берегу Аральского моря... старинный, полностью исправный метроном, прибор, являющийся в известной степени атрибутом музыканта.
Потом  метроном перебрался с сестрой в Москву и, когда у нее появилось пианино, взобрался  на него и простоял там до смерти сестры. Когда я бывал в Москве, я всегда заводил этот приборчик, он начинал мерно постукивать и убеждать меня, что чудеса редко, но случаются.

Первым ее жильем в Москве была крохотная комнатка в коммунальной квартире старого дома в Брюсовском переулке - в самом центре Москвы. Поступила на работу в музыкальный отдел Библиотеки им. Ленина, где проработала почти всю жизнь. Уже будучи главным библиографом отдела, она стала одним из инициаторов, а затем и
руководителем авторского коллектива, создавшем уникальный многотомный труд- реферативный указатель
" Зарубежная литература о музыке", охватывающий значительный промежуток времени. Работа была титанической, нужно было составить перечень огромного количество материала, вышедшего за рубежом, написать реферат по каждому  и перевести его на русский. Затем кропотливая работа по подготовке рукописи к печати. Ида Петровна
обладала огромной работоспособностью и высочайшей организованностью, благодаря чему  указатель вышел в свет в издательстве "Советский композитор".

 Несмотря на то, что рабочий день сестры составлял 15-16 часов, у нее был всегда идеальный порядок в квартире, всегда был вкусный обед, а если приходили гости, то в течение часа на столе без всякого напряжения появлялись вкуснейшие изделия из теста. Особенно она уважала рецепты чешской кухни,
которые освоила живя в Праге. Обстановка в квартире была более чем скромной, за исключением дорогого пианино и кофейного сервиза из севрского фарфора, подаренного ей друзьями из Парижа. По воскресеньям она позволяла себе пару часиков поиграть на пианино. Где то с 1962 г. и до смерти в 1989 г. прожила она на Комсомольском проспекте, в доме, в котором находился магазин "Дары природы",  неподалёку от знаменитого магазина " Океан".
 Один раз мне дважды улыбнулось счастье.
Проходил я как -то зимним вечером мимо этого оазиса дефицита и углядел в снегу десятирублёвую ассигнацию. Потом зашёл в магазин и захватил последние три баночки красной икры! Ну, как не горевать по советским временам!

 Похоронена Ида Петровна рядом с братом на кладбище Донского монастыря. На похоронах я не был, приболел.

  На фотографии 1922 года бабушка,дедушка, тётки, двоюродные сёстры и брат. Отец со старшим братом в это время жили в другом городе и работали модельщиками в литейном производстве. Фото мужа старшей тётки П.Вулыха.