Дух Темура

Людмила Козлова Кузнецова
Дух Темура
(короткая повесть)

Издана в 2013 г отдельной книгой в Канаде в издательстве "Альтаспера".


***
11.09.1877 — 20.07.1926  Ф.Э.  Дзержинский
***

В  потоки листопадного аллюра,
В осенний запах  чувственных  гвоздик
Железный Феликс  бросил первый крик
И разбудил кровавый Дух Темура.

В бойницы Ада, страшен и неистов,
Глядит змеиным взглядом   мертвеца.
Он мстит Руси  за  свет  Души  Пречистой,
за силу   и  нежнейшие сердца.

                из книги «Бегущие в Будущее»


1. В последний путь

Жарким летом 1926 года, когда небо уже выцвело от зноя, накинуло тончайшую кисею усталости, листва съёжилась и кое-где отливала желтизной, в это самое время Москва и  вся страна  провожали в последний путь  великого борца с мировой  контрреволюцией  Феликса Дзержинского. Он же - Яцек, Якуб, Переплётчик, Франек, Астроном, Юзеф, Доманский.  Его друзья и соратники, которые смиренно  несли тело  Железного Феликса, и те, кто шли в скорбной прощальной  процессии,  не подозревали о том, ЧТО последует  за этим  событием. Да и то, зачем было знать - все  старались  верить, что ничего более  великого, нужного и  вечного,  чем   бессмертная идея мировой революции,  не существует на земле победившего пролетариата. И не только не существует, но  не имеет  права быть. Однажды возгоревшись из ленинской искры,  пожар мировой революции   будет пылать до тех пор, пока не останется ни одного  порабощённого пролетария на планете -  это знание  сидело  в  умах  плотно, словно золотая пуля, посланная из  заговорённого в 17-м году броневика. «Пролетарии всех стран соединяйтесь! Кто был никем, тот станет всем!»  Железный Феликс  был одним из тех, кто  вечно стоял у  костра мировой революции, лично  питая его пламя   не словами, но делами.
Заголовки передовиц  всех газет  вещали  об одном:  «Феликс умер».  Ответственные лица писали   о том, что,    «оставаясь бессменным председателем ВЧК - ОГПУ,  Дзержинский в 1919 - 1923 возглавлял Наркомат внутренних дел, в 1921 - 1924 руководил Наркоматом путей сообщения и одновременно с этими обязанностями  участвовал в многочисленных комиссиях и обществах: был членом президиума Общества по изучению проблем межпланетных сообщений, председателем комиссий ВЦИК по улучшению жизни детей и по улучшению жизни рабочих, являлся одним из создателей общества "Динамо" и одним из инициаторов создания Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев».
Странное сочетание  комитетов по изучению проблем межпланетных сообщений и общества политкаторжан никого не удивляло. Политика  мыслилась глобальным умным инструментом, которому под силу   проникнуть в  тайны  бытия и  не упустить при этом   самые мельчайшие  полезные для неё (политики)  детали жизни пролетариата. Этот совершенный инструмент должен был создать громады промышленных сооружений и филигранно отточить личность каждого, кто имел счастье жить в это великое время. Общества политкаторжан были призваны как раз к последнему – воспитание народных масс на примере стойких борцов с царским режимом. Бывшие политкаторжане служили живым примером главного лозунга революции «Кто был ничем, тот станет всем». Они, а не какой-то там мифический Бог, несущий опиум освобождённому народу. Мировая революция  вмещала в себя всё – и Вселенную  с  её звёздным небом, и   отсутствие  нравственного закона, о котором так любил рассуждать великий  идеалист Иммануил Кант.
Дзержинский скончался скоропостижно. Его смерть, как и любое событие, связанное с людьми такого масштаба,  породила  волну слухов и сплетен, мистических домыслов и легенд. Всеохватная агитация за материализм-коммунизм с помощью бойких частушечных бригад,  разгром церквей, разоблачение опиумной сущности  религии  - ничто не помогало в такие моменты. Смерть Железного лидера  всё равно воспринималась как Знак свыше. Страна содрогнулась, словно от удара молнии, заряд которой ветвисто разлапился в небесах и вонзил  свои колючки в землю.  Какая-то маята  опустилась в народ.  Какое-то лишнее движение, словно бег от стаи волков,  от которых нельзя скрыться. Словно дикий ветер прошлась весть по городам и весям.  Томный шепоток, тайные возгласы  повисли  над  страной.  В каждом малом закоулке угнездилось некое ожидание, может быть, грядущих революционных  перемен. Может быть, наоборот, какого-то  уже бывшего уютного прошлого. Что-то тоскливое, что-то неизбежное  висело паутиной  над  качающимися массами  людей.
Но Железный Феликс  теперь был смирен и  безучастен к суете. Он лежал с видом человека, отдавшего всё Великой Идее.  Он не выглядел монументальным нетленным пророком – обычный гражданин. Да теперь уже и не гражданин, а просто некто, ещё недавно бывший живым.   Рукоделица-смерть  упокоила тело – казалось,  над  неутомимым  революционером  воздвигнут прозрачный  саркофаг. Там, внутри,   жильцу  его хорошо и спокойно, словно в надёжном доме. Вот несут его куда-то, а куда – уже безразлично. Везде, везде теперь будет одинаково хорошо, вольно и торжественно.
Солнце плавилось в безбрежной голубизне сплошным золотым  нимбом,  чирикали  отяжелевшие от жары и жажды воробьи в  пожухлых  кронах декоративных кустарников. Сенной  аромат  висел  над  стрижеными газонами. В его густую  струю вплетался тонкий цветочный  оттенок разомлевших от зноя клумб. Яснее других были заметны ноты душистого табака и недавно открывшихся цветов бархоток. С далёких улиц доносились звуки моторов, на ближайших  автомобильное движение было остановлено. Официальная скорбь  невидимо, но осязаемо висела над городом.  Казалось,  день не имел ни начала, ни конца – время остановилось. В его вязкой и плотной неподвижной материи  колонна  скорбящих  медленно двигалась в сторону  Кремля, у  стен  которого  навеки должно было  упокоиться  тело великого  революционера,  Железного Феликса.  Тело, которое в течение жизни, было приютом   воинственного Духа.
Никто во время  последних почестей  не вспоминал о том, что  Железный Феликс  имел стальной характер, был беспощаден  к тем, кого считал врагами, отличался особой жестокостью в  допросах,  использовал любые методы — казни без суда и следствия, заложников, «красный террор» по классовому принципу, создание  концлагерей, временную изоляцию или высылку инакомыслящих (мыслящих)  за рубеж. Всё это делалось старательно и  методично и служило  наращиванию  машины карательного аппарата. И машина эта  странным образом уже сама принуждала всех, обслуживающих её  части,  работать на себя.  Со временем многие понимали, что система, созданная Железным Феликсом – это робот, вернее Молох, требующий  жертв и диктующий свои условия каждому, кто  попал в поле действия его механизма.  Хозяин Молоха постепенно  стал  рабом. Осознавал ли великий борец с контрреволюцией, что его машине  всё равно, кого считать пищей?   Может быть, и  того, кто её создал. Многие боялись его змеиного не моргающего взгляда. Встретившись с его стальными зрачками, человек уходил, унося где-то  глубоко в сознании  ощущение  столбняка или молниеносно впечатанного   гипноза. Эта невидимая печать жгла, как реальное тавро, и мешала  чувствовать себя живым.
Соратники  перед погребением  говорили о пламенном сердце, холодной голове и чистых руках – это был  любимый афоризм Железного Феликса, его напутствие  потомкам, идущим, след в след,  за  ним –  с огнём,  мечом  и знаменем мировой революции.  «… Не зная отдыха, не чураясь никакой чёрной работы, отважно борясь с трудностями и преодолевая их, отдавая все свои силы, всю свою энергию делу, которое ему доверила партия, - он сгорел на работе во имя интересов пролетариата, во имя победы коммунизма. Прощай, герой Октября! Прощай, верный сын партии! Прощай, строитель единства и мощи нашей партии!» - таковы были слова  Сталина – дань  соратнику по оружию.

2.  Ванда

Мальчик, сидя под  цветущей липой, поддался  полуденной дрёме.  В последнее время  он боялся спать.  Его преследовали странные  сны, от которых оставалось   ощущение тревоги, почти ужаса.  Но усталость убегания от сна всё-таки накрыла его, словно спеленала и прикрыла веки тяжёлой ладонью. Вот сейчас, сейчас мальчик встанет, стряхнёт с себя  и усталость, и сон, побежит в дом – к маме. Но  руки и ноги не слушаются его,   веки  не желают открываться…
Через тончайшую завесу липового аромата  он заметил сгущающееся светлое облачко. Приближаясь, облако  приняло очертания  девочки в кружевном платье. Он узнал её -  это была  сестра Ванда.  Она улыбалась, кружилась  в замысловатом танце, приглашая мальчика  разделить с ней счастье лёгкого  сияющего дня и свободного полёта. Он уже встал, уже хотел подать ей руку, но  тут вспомнил…  Он  вспомнил, что Ванды нет. Ванда давно лежит  на  фамильном  погосте под кустом  молодой  липы. Случайная пуля, вылетевшая из ружья… Это он  убил сестру. Он… Как это могло случиться, ведь мальчик так любил её.   Но Ванда не сердится на брата. Она улыбается,   ей хорошо там –  в высоком   ангельском необъятном  небе.  Только бы она не улетела, только бы  не исчезла в  этой  хрустальной высоте.
-Ванда! – шепчет мальчик и просыпается. 
Солнце стоит в зените. Звенит янтарный воздух. Прозрачный ветер гуляет по двору  поместья Дзержиново. Большой лохматый рыжий  пёс, друг мальчика,  лежит рядом, уронив ушастую голову на толстые лапы. Он тоже спит и видит свой собачий сон. Большая наглая серебристая бабочка  опускается ему на кончик носа.  Полкан вскакивает, щёлкает зубами  и   сбоку поглядывает на хозяина – мол, я не виноват.
- Я не виноват, - еле слышно бормочет мальчик. – Прости меня, Ванда.
Липа   разбрасывает  невесомую пыльцу. Синева неба  льдисто-прозрачна. Лето поёт свою многоголосую песнь,  сочиняет  зелёную цветочную мелодию – цикады перекликаются в травах.   Множественные звуки, если прислушаться, образуют  объёмную мелодию  движения.  Жизнь продолжается – она не может остановиться из-за того, что девочка в кружевном платье стала Ангелом.
-Ванда, - шепчет мальчик.
-Летим, летим, - поёт синица  на вершине  липы.
-Бежим, бежим, - шуршит ветер в золотой кроне.
Ходит по двору кривоногая курица-пеструшка, что-то выискивает  в траве-мураве. Петух дерёт горло,  взлетает на забор  и, подбоченясь, гордо озирает  окрестности. За забором  по тропинке пробегает толстая  кошка. Вдали  в объятиях холмов  петляет слюдяной нитью  река. Горизонт  далёк и  нереален.
-Ванда, - шепчет мальчик.
-Ванда, - откликается  знойный  полдень.

3. Зарендж

Позади остались томительные каменные перевалы Гиссарского хребта, когда приходилось по нескольку дней под безжалостными лучами пылающего солнца одолевать крутые подъёмы и спуски.  Не хватало воды, а пополнить бурдюки было негде. Камень, скудная растительность, цепляющаяся  за скалы, сухие колючие кустарники на десятки километров  вокруг.  И только раз в несколько дней  - схороненные глубоко в скалах роднички с живой водой, наполнить  ею  ёмкости в  дорогу – целое искусство.
Позади  переправа через Окуз (Амударью). Преодолеть её бешеное  течение  с воинским снаряжением – очень непростое  дело. Только воины Тимура, жизнь которых – вечный поход, вечный  бой – только они умели покорять реки, подобные Амударье. Умели сохранить на  горных речных переправах и конницу с её тяжёлыми доспехами, и верблюдов, и  хозяйственную утварь, без которой не обойтись в дальних военных походах.
Позади остались и  отроги  древнего Гиндукуша, преодолеть которые было ничуть не легче, чем Гиссарский хребет,  и вязкие  горячие  пески  в пустынных  областях, опоясывающих Мазори Шериф. Никто не мостил дорог перед  несметным войском, быстро  передвигавшимся  в любых условиях. Но и без дорог  летучее  войско  Тимура   уже  стояло  на границе  древнего Сеистана. 

  Тимур  с возвышенности  хорошо видел  картины долгожданного привала –  горели многочисленные костры,   дымились объёмистые  казаны с горячей пищей, видны были быстрые  передвижения эмиров  он-баши,  юз-баши – десятников, сотников. Слышна отрывистая  речь – эмиры отдавали приказы на  завтра. Лагерь гудел, словно  огромный  улей.  Звенело  оружие – сабли, мечи, палаши, палицы,  булавы –  шла подготовка к будущему бою. Конница  сверкала  тяжёлыми  щитами, слышалось ржание коней. Пехотинцы-лучники суетились,  надевая  кожаные доспехи. В отдалении из кибиток  сотники доставали кольчуги.
Тимур любил вот это странное состояние покоя накануне перед битвой. Любил слушать войско. Его пчелиный хозяйственный  гул, перемежаемый  металлическими звуками подготовительных  боевых  передвижений,  словно вечная мелодия жизни, успокаивал  мятежное сердце  Великого Эмира.

  Ещё дальше – там, за границами военного лагеря, видны были  пустынные подушковидные  серовато-серебристые  кустарники. В низинах – зеленели  просторы пастбищ.  Там бродили казавшиеся издалека крошечными белые и пёстрые  овцы  и козы.  Вдоль берегов  отливавшей  белым серебром реки  зеленели  редкие заросли тамариска и саксаула. Кое-где возвышались  свечами  ефратские тополя.  Утки стаями взлетали над далёкими озёрами.  Видны были дымы многих поселений, жёлто-зелёные посевы  бобовых,  коричневато- зелёные поля  хлопчатника,  розовые – цветущего мака,  пышная зелень садов вдоль ручьёв. Во всём ощущался  ритм давно и хорошо устроенной жизни, в которой есть место всему – любви и работе, детям и старикам. Плодородная  густонаселённая  горная  долина Сеистана  жила, не подозревая о  том, что  на границах её  уже стоит многоглавая  смерть. Уже  стрелы её с беспощадными наконечниками заложены в колчаны. Жажда её достигла предела. Глаза  устремлены  на живую плоть. Уши  хотят слышать гул войны. Уста   хотят  испытать вкус крови. Огонь кипит внутри железного войска – хищного монстра. Огонь, который готов  лавиной выплеснуться  на чужую землю.

Тимур был зол. Он, Железный Эмир,  не устающий и никогда  не теряющий Духа, устал  в бесконечном томительном  южном походе. Не желая сознаваться себе  в этом, приказал  налить большой бокал  любимого красного виноградного вина. Терпкий напиток  придал ему сил. Сердце забилось в чётком ритме, прояснились мысли.  Перед его внутренним взором  возникла  картина  ближайшего будущего – Зарендж  и   Сеистан в развалинах и огне. Он видел эту картину так, словно  переместился  на несколько дней вперёд. Великий Дух  Войны  восстал  в груди Тимура. Он почувствовал  некое холодное дуновение – мурашки по спине. Если бы  был зверем, то  шерсть на его загривке встала бы дыбом в эту минуту. Энергия чужих жизней, улетающая в пространство смерти, всегда питала Тимура. Энергия чужих жизней, энергия жертв, всегда питает убийц и толкает их на новые и новые  злодеяния.  Однажды убив, они не в силах остановиться.  Не осознавая этого, Тимур  накануне боя каждый раз  ощущал волну Ужаса.  Ужас, от которого бежал мороз по коже. Ужас, который гнал его вперёд -  в бой. Каким бы ни был враг – сильным или слабым – он будет  уничтожен. Только полный разгром, только смерть, проникшая в каждый уголок, в каждое живое тело – таким должен быть итог боя.

Южная ночь с огромными близкими светилами  опустилась на лагерь Тимура. Небо сияло, казалось, на расстоянии вытянутой руки – так прозрачен был ночной воздух, словно линза  приближающий  звёзды. Тонкий месяц взошёл на востоке и медленно поплыл над  спокойным   горно-степным  простором  Сеистана.  Из дальних пределов земли  доносился вой шакалов  и крики ночных птиц.  Шакалы  чуяли добычу -  они уже знали, что завтра наступит пора их пиршеств. В скальных плитах шуршала ночная жизнь – змеи и скорпионы, пауки и ночные бабочки – все  многочисленные пустынные, горные и степные создания, поглощённые   привычной суетой, создавали вечно звучащий фон - голос природы.  В его шелестящий ритм вплеталась нота ветров, гуляющих  вольно на высоте  горного плато.
Воины в затихшем лагере не слышали  мелодии ночи – они привыкли  особенно крепко спать в ночь перед боем. Кто-то спал, не расставаясь с оружием, кто-то в доспехах, но это не меняло дела – отдыхать привыкли в любых условиях, в любой экипировке. Многие не расставались с заговорёнными талисманами, свято верили в их защиту.  Но скоро, уже скоро – утро. Тимур пришёл сюда, в Сеистан, на древнюю благополучную и богатую  землю зороастрийцев,  на землю великого пророка  Заратуштры и его сыновей  -  Хушэдара, Хушэдармаха и Сошанса,  чтобы забрать себе их солнечную  славу и энергию.

***
Через несколько дней  всё было кончено. Воины Тимура хорошо знали своё дело, виртуозно  владели оружием, не  ведали слова «нельзя».  Они  были уверены – им можно всё. Они – победители, а победителей не судят. Легкие войска  Заренджа и Сеистана  были разбиты. Метрополия  Зарендж  вырезана поголовно – уничтожены были все:  мужчины и женщины, юноши и старцы. И грудные младенцы.  На плодородной  долине Сеистана  воины Тимура выстроили из тысяч  живых тел   вперемешку с глиной  несколько минаретов. Реки крови текли по долине, унося  память о  Железном  Тимуре – Темурленге -  в  горные Озера  Времени. Сеистан вечно будет помнить Железного Эмира. Его скалы вобрали  в память имя Тимура. Небо запечатлело  лик Тимура. Змеиный взгляд  навеки  поселился во взгляде кобр, гнездящихся  в  каменных  склонах  Сеистана.   
Небо и земля  помнят  его след - в течение тридцати пяти лет своего царствования Тамерлан   занимался  уничтожением городов и  целых провинций, казнил  тысячи и тысячи  пленных, угонял  в рабство и  подвергал  каждого  избиениям. Он  не знал  никакого различия между мужчинами, женщинами и детьми.   Насилие  над женщинами и  детьми, отданными «на радость»  победителям,  разграбление  богатства государей и зажиточного люда -  обычные  дела его войска.  Злодейства совершались хладнокровно, методично и систематично - словно работала раз и навсегда запущенная машина. Машина, пищей которой служила погибель  всего живого. Машина, которая  не могла упустить даже собаку, не превратив  её в  кусок мяса. Ядовитая Медуза-робот – войско  Великого Эмира – накрывала сетью смертельных щупалец  города и страны, высасывая жизнь и сея смерть.   При этом   Тамерлан страшно не любил рассказы о войне, и когда осознавал содеянное им самим, кричал: «Я этого не хотел!» Но всегда, в любых ситуациях, Тимур был уверен, что  действует  от имени Бога и  по Его Воле –  «Во имя Аллаха Милосердного и Великодушного».  И вера  его  была твердой, глубокой и непоколебимой – путеводной  звездой  вечных странствий  в жестоком оскаленном мире, копией которого был он сам. Он  стал  неотделимой частью созданной им  Машины Смерти.

***
Мальчик, спящий под цветущим липовым деревом, шепчет   во сне:
- Зарендж…   Ванда…
Приближается  полдень. Жара всё сильнее и дремотней. Воздух плывёт и колышется прозрачным маревом, словно из  невозвратных времён дышит необъятная пустыня.
-Исфахан,  -  бормочет мальчик. – Исфахан…
-Летим, летим, - поёт синица  на вершине  липы.
-Бежим, бежим, - шуршит ветер в золотой кроне.
-Ванда, - шепчет мальчик. – Ванда…прости…


4. Исфахан

Исфахан, город с  тысячелетней историей   у  подножия   самой крупной горной страны  Загрос  - сердце Персии – вот  где   сияла  звездой  следующая цель Тимура. Город  Авиценны, разорённый  несметными полчищами Чингисхана, но быстро отстроенный  заново.
Южные и западные окрестности Исфахана с их горным рельефом, равнинным  -  на востоке и севере  создавали неповторимый для юга  климат. К северу от Исфахана на  многие десятки  вёрст - никаких горных преград, и северные ветры  вольно гуляли в южных пределах. Все четыре времени года были  гостями Исфахана, в то время как  в других  провинциях  царствовали сухие субтропики.  Исфахан – это перекрёсток  главных маршрутов, пересекающих Персию с севера на юг и с запада на восток.
Исфахан – это парки, библиотеки и мечети, изумляющие всех, побывавших в древнем городе.. Персы называли его  Нисф-е-Джахан, что означает «половина мира», давая тем самым понять, что увидеть Исфахан — все равно, что увидеть половину мира. Исфахан - один из крупнейших городов мира.

Путь на Исфахан – это  Путь  Тимура. Так  решил он давно и  упорно  шёл  к этой заманчивой цели. Слава Чингисхана звала  его гортанным звуком  боя. Поход по следам Чингисхана, которого  Тимур считал  Владыкой Мира.  От разорённого, залитого кровью  Сеистана  - на  юго-запад, в сторону  закатного солнца, двинулось несметное войско Тимура. Карминовое пламя  уходящего солнца  катилось впереди и позади  войска. Горели селения,  слепли от слёз оставшиеся в живых,  птицы улетали прочь от шума битв, звери убегали, гонимые    дрожью земли,  и  возвращались на побоища в поисках лёгкой добычи.   Войско Тамерлана не знало преград. Эта лавина неслась, сметая всё на пути. Но лавина  погребает под собою то, что попадаёт под её неумолимое движение, оставляя  камни и  песок. Войско Тимура  оставляло за собой горы трупов, огонь и смрад.
Исфахан был  разрушен и  разграблен, так же, как  Сеистан.  Тамерлан  с ледяным  спокойствием, словно  просто собирал дань, приступил к уничтожению всех живых… Он велел каждому воину   убивать без жалости, а  счетным отрядам принимать и считать головы мёртвых… Те  воины, кому  убийство беззащитных было отвратительно,  не могли ослушаться приказа  Железного Эмира.  Они  стали покупать у своих  соратников отрезанные головы сначала по двадцать динаров за штуку, потом по десять и, наконец, по динару.  Потом  головы  стоили  уже по полдинара!  Но  покупателей уже не находилось. Убивали без разбору   и больше, чем было приказано. Обезглавливали и женщин,  срезали волосы, замазывали лица и выдавали   за мужчин.  Кровавые  трофеи  вывозили за город и там возводили из них «башни»…  «Минареты»  Железного Тимура,  расставленные,  как это было принято  в порталах  мечетей. «Ворота Тимура» - так молва называла кровавые    сооружения  Железного Эмира.   Везде оставлял он  свой страшный след  - Ворота в Ад.
Сорок пять «минаретов»  из одной–двух тысяч голов – из полутора тысяч черепов, а всего – из семидесяти тысяч… По приказу Великого Тимура  город был подожжен.  Двадцать суток пламя пожирало всё, что могло  гореть… Тимур бросил свою конницу на детей, собранных одним  сердобольным эмиром  в надежде тронуть  железное сердце… Дети были  растоптаны; их тела  разорваны на части и превращены в месиво.  Тяжёлая конница напоследок  промчалась по  кровавым останкам.
Волны холода бежали по спине Тимура. Змеиный немигающий взгляд  горел чёрным огнём. Сверкал нефритовый заговорённый  перстень-талисман  на левой руке  полководца. Тимур не расставался с  ним ни днём, ни ночью. Он знал – тот день, когда перстень окажется в чужих руках,  будет его последним днём. Так  же свято, как  в  провидение Аллаха, верил Тимур в силу своего талисмана. Эти две веры – во всемогущего Аллаха и  его Врага – всегда сопровождали  Великого Эмира. Одна вера – в сердце, другая  - в  руке. От слияния Светлых  и Чёрных  Сил  рождён был  его Железный Дух. Говорят, нельзя служить двум господам. Действительно, человек  нарушающий  Заветы Бога,  становится  на скользкий путь. Но был ли  Тимур человеком?  По физической сути – да, был.  Но по деяниям своим,  несокрушимой энергии Смерти   он – Чёрный Ангел  Ада, пришедший в мир греха и  грехом же призванный.
***
Спит мальчик под цветущей раскидистой липой в родном  имении. Дремлет с ним рядом  верный  Полкан. Солнце в зените, небо чисто и необъятно. Струятся горячие лучи, ниспадая  сверху,  заглушая зноем  звуки полдня. Висит в воздухе пыльца липы – божественного дерева, любимого пчёлами и людьми. А мальчик – уже не мальчик, а  Воин, покидает  руины Исфахана, устремляя  ход войска  в северные пределы  - навстречу битвам  с коварным Тохтамышем.
-Исфахан, - шепчет мальчик во сне. – Исфахан… Ванда…
-Летим, летим, - поёт синица  на  вершине  липы.
-Бежим, бежим, - шуршит ветер в золотой кроне.
-Ванда, - шепчет мальчик. – Ванда…
Облако, кружевное облако  смотрит на  него сияющими  глазами  Богородицы. Лицо сестры  сливается с  Ликом  Святой Марии.

5. Поход  на Русь

Позади  дымился  разорённый войском Тимура  Карасу (Елец). Когда 150-тысячный передовой отряд Тимура подошёл к Карасу, в крепости оставалось лишь две тысячи защитников. На каждого  русского воина приходилось 75 наёмников Тамерлана. И это были профессионалы- убийцы.
От города остались лишь руины - остовы домов и храмов. Всё, что могло сгореть, съел  огонь. Елец был почти весь деревянным – стоял он на окраине «Дикого поля» и постоянно терпел от набегов кочевников. Пожары сжигали деревянные строения, а каменные просто не успевали отстраивать.  Все, кто смог  отступить, покинули город подземными ходами, ушли в леса. Это были женщины, дети и старики.  Они  надеялись  продержаться  в лесных  схронах. Кто-то успел прихватить продовольствие, кто-то (особенно старики-охотники)  знал, где  спрятаны  запасы на случай  нужды.  Войско было разгромлено, но,  несмотря на  невеликую численность, простояли русские воины против Тимура две недели. Истреблены были все. Повсюду лежали трупы погибших дружинников -  пехотинцев-лучников, конников и воевод. На их трупы  были положены доски, а поверх поставлены столы и устроен пир. А потом Тимур, как всегда, приказал соорудить свои  кровавые  «минареты».  Отомстил за предков, взял реванш за поражение, разгром и уничтожение Хазарии князем Святославом.  В развалинах  искали пищу собаки и кошки. Знойный ветер напитывался дымом и жаром огня, раздувая  бесчисленные очаги пламени. Горела  высушенная огнём и зноем трава в степной стороне.  Армия  Железного Эмира   двинулась на северо-восток  и вошла в границы Московии.
Мрачные  вести докатились до  Москвы только в июле. Гонцы, добравшиеся до столицы,   рассказывали страшное -  выяснилось, что Темур разбил Тохтамыша  и преследует остатки золотоордынцев. Их путь -  в направлении к северу. Его несметное войско   уже  идёт  к Самарской луке и   всё выжигает на своем пути. Весть о разгроме Ельца  потрясла столицу.  Передавали, что елецкий князь с  дружиной  героически пал в кровавой битве, что все жители Ельца перебиты или взяты в полон, а город сожжен и  сравнен с землей. По Москве расходились волнами панические слухи. Многие передавали из уст в уста секретные рассказы о том, что Темур – это Антихрист. Якобы взгляд его убивает всякого, в ком увидит он врага. А зрачки у него железные, а  Дух его – серный, смрадный и питается он  плотью человеческой. И войско его – это Чёрные Ангелы Ада, пришедшие на  землю, чтобы собрать богатую жатву.   Заседала боярская дума,  но  все понимали – Темура не остановить! Митрополит Киприан предложил последнее средство.
В Москву чудотворный образ Пречистой Богоматери, когда-то привезенный во Владимир из Киева Андреем Боголюбским, а в Киев доставленный из Цареграда, - образ, писанный едва ли не самим евангелистом Лукой, был доставлен 26 августа 1395 года. Встречала икону   вся Москва. Выстоять против Темура  не надеялись. О победе не  замышляли.  Просили помощи у Пречистой, просили отвести беду и смерть от сердца  Московии. Огромные толпы людей  пали на колени, молились истово, припадали устами к Лику,  сердцем и душой взывали к Пречистой Богородице. Дети не плакали, понимая  непреходящую силу этой минуты. Их детские сердца, их  чистые голоса вплелись в общий стон о помощи.
***
В  тот же день, двадцать шестого августа, в день сретения иконы на Москве, Тамерлан повернул свои рати и ушел на юг, так и не тронувши ни Рязанского княжества, ни Москвы.  Жители столицы отстояли храмовую  службу – благодарственный  молебен  Пречистой Богородице Владимирской.  С этого дня икона почитается  покровительницей Москвы. Но,  отступив от Москвы, Тимур с удвоенным рвением и жестокостью  разграбил южные торговые города Азов и Кафу, сжег Сарай-Бату и Астрахань. В 1396 году он вернулся в Самарканд и в 1397 году назначил своего младшего сына Шахруха правителем Хорасана, Сеистана и Мазандерана.
***
В ночь на 26 августа  Тимур долго не мог уснуть. Всё мешало – чужое небо,  чужая цветущая земля,  звуки ночи – хор цикад,  гул военного лагеря.  Мысли чужие на этой чужой  северной земле. Прохладный ветер ночной и тот пел чужую песнь. Время перевалило далеко за полночь, когда  Тимур  почти мгновенно провалился  в некое  светящееся пространство. Из рассеянного светового облака соткалась женская фигура  в кружевном воздушном  платье. Она медленно приближалась, постепенно  проявляясь,  возникая из тумана.  На руках она держала мальчика. И ребёнок, и женщина смотрели  прямо в глаза Тимура ясным  чистым взглядом. Женщина была похожа на  иконописный Лик – немало видел их Тимур, немало поверг  в пыль и огонь. Над головой  женщины и её ребёнка  горело живое сияние – словно лампада  души проявилась. А позади неё двигалось крылатое Воинство с огненными мечами. Подняла Святая  правую руку, сложенную особым образом – два перста вверх, а три – вместе. Посмотрела грозно и повелительно. И услышал Тимур её голос, идущий ниоткуда – из всего пространства  Земли:
- Уходи! Твоя дорога - на юг. Там  твои  сражения и победы!  Там  твоё прошлое и настоящее. Вечная слава  твоя  в Самарканде. Смотри – я покажу   будущее.  Если пойдёшь на Москву,  бесславная смерть  коварно  войдёт в твоё тело.
Тимур увидел себя  с кинжалом в спине. Увидел даже ткань халата, ушедшую вглубь раны и выступившую кровь.  На   серебряной  рукояти – нежную женскую руку с берёзовым браслетом.  Прекрасная дева с льняными волосами и огненными крыльями, дева-воин,  крепко держала кинжал сильной рукой.    Увидел Тимур её огромные синие глаза и слезу в уголке под ресницами. И лицо своё, искажённое болью и  удивлением, увидел. Не ожидал Великий Эмир этого удара.   А дева  прекрасна, волшебно прекрасна, словно гурия Рая – таких дев  не встречал Великий Тимур  ещё на своём пути.
-Уходи,  Тимур! Твоя дорога - на юг.  Ты – воин. Ты должен умереть в бою!
***
Спит мальчик под цветущей раскидистой липой. Дремлет с ним рядом  верный  пёс Полкан. Солнце в зените, небо чисто и необъятно. Струятся горячие лучи, ниспадая  сверху,  заглушая зноем  звуки полдня.  Спит мальчик и видит сны – в них  любимая сестра Ванда играет с ним  на  лужайке  среди  одуванчиков. Их невесомый пух разлетается, поднимаясь в небо.  Лёжа  на одной из  пушинок взлетает  ввысь   Ванда.  Как жаль,  она  так мало  была  здесь, в родном имении,  рядом с домом  родным.
-Ванда, - шепчет мальчик во сне. –  Ванда…
-Летим, летим, - поёт синица  на  вершине  липы.
-Бежим, бежим, - шуршит ветер в золотой кроне.
-Ванда, - шепчет мальчик.
Облако, кружевное облако  смотрит на него  сияющими  глазами  Богородицы.

6.  Мавзолей   Гур-Эмир

«Всякий, кто нарушит мой покой
 в этой жизни или в следующей,
будет подвергнут страданиям
 и погибнет».
Надпись на могиле Тимура



Жарким летом 1926 года  Москва и  вся страна  провожали в последний путь  великого борца с мировой  контрреволюцией  Феликса Дзержинского.  Его соратники, которые несли тело  Железного Феликса, и те, кто шли  в прощальной  процессии,  не подозревали о том, ЧТО последует  за этим  событием.

***

В том же году  академику  Массону, который давно занимался  изучением  истории Тамерлана и поисками точного местоположения  его могилы ( в различных источниках имелись  сведения о нескольких местах, приписываемых  захоронению Великого Эмира), был доставлен отчет самаркандского инженера М. Ф. Мауэра: «Магнитные наблюдения 1925 года над могилой Тимура  в Гур-Эмире подтвердили наличие в ней большого парамагнитного стального тела и других металлических предметов».
Предполагалось, что это должны быть не золотые  и серебряные украшения, а нечто вроде полых объектов...  В  Самарканде же  всегда ходили слухи о таинственном свечении, порой возникающем над гробницей. А с 1926 года (год смерти Железного Феликса)  появились  сведения о странных звуках, доносившихся из  усыпальницы. Казалось,  Дух Тимура, до этого времени не дававший о себе знать, вдруг  взбунтовался. Или вынужден был вернуться   в  тело  хозяина?
Академик Массон  в  1929 году   подал в Совет народных комиссаров УзССР записку, в которой предлагал организовать вскрытие могилы Тамерлана. К записке прилагал отчет самаркандского инженера М. Ф. Мауэра  - того самого инженера, который  занимался  поиском  способов выпрямления  северо-восточного минарета медресе Улугбека.
Медресе Улугбека сильно пострадало от времени, землетрясений и, особенно, в годы междоусобиц в начале восемнадцатого  века. Наружные купола, два минарета и большинство жилых помещений подверглись разрушению. В 1918 году букинисты-переплетчики, чьи лавочки располагались у бокового фасада здания, первыми заметили, что северо-восточный минарет пришел в движение. Каждый день он всё заметнее кренился наружу, отрываясь от основного массива здания. Было ясно, что предоставленный самому себе минарет вскоре дойдет до критического наклона и рухнет.
Северо-восточный минарет был выпрямлен в 1932 году по схеме академика В.Г. Шухова, по проекту и под руководством  М.Ф. Мауэра, который  разработал уникальную систему поворотного круга и с его помощью выпрямил не только наклоняющийся, но и разворачивающийся при наклоне вокруг своей оси минарет. Это был первый и, возможно, единственный  опыт  в инженерной практике.
  Но это случилось три года спустя – тогда имя инженера Мауэра  стало известно всей стране.  А  в 1929 году  советское  правительство не прислушалось к докладу уездного инженера Мауэра,  и   денег для  исследований  могилы Тамерлана не нашлось.    Мечта Михаила Массона сбылась лишь  через 12 лет. Правда,  ему не удалось участвовать в  событиях, связанных со вскрытием  могилы Тимура. Он  вошёл   в состав  археологической  экспедиции, но странным образом заболел,  и ему пришлось спешно   покинуть  Самарканд. 
В 1941 году советскими властями было разрешено ученым вскрыть гробницу Тамерлана в мавзолее Гур-Эмир в Самарканде. Работы по вскрытию гробницы начались семнадцатого  июня. Первыми открыли могилы   сына Великого Эмира -  Шахруха и  внука Улугбека.  А  двадцать первого  июня приступили к захоронению самого Тамерлана.
Много  загадочных фактов  связано с этими событиями. О них написаны  многочисленные  воспоминания очевидцев  и исследователей. Но  два из них  заслуживают особого внимания.
Говорят, 20 июня, после вскрытия гроба, мавзолей наполнился резким удушающим запахом смеси какой-то смолы, камфары, розы и ладана, и работы по извлечению останков Великого Эмира пришлось прекратить. Но исторически достоверен тот факт, что в ночь с двадцать первого на  двадцать второе июня 1941 года гробница Тамерлана все-таки была вскрыта. А на утро произошло нападение нацистской Германии на СССР. Началась  Великая война, в которой погибли десятки миллионов  советских солдат.   Вопреки всем предупреждениям останки Тамерлана были не только изъяты из гробницы, но и привезены в Москву для исследований. С ними работал известный советский антрополог М.М. Герасимов, восстановивший по сохранившемуся черепу Тамерлана внешний облик великого полководца.
Но как только все работы были завершены, Сталин не стал испытывать судьбу далее, и велел  вернуть  останки  Тимура в гробницу   мавзолея Гур - Эмир.
Двадцатого  декабря 1942 года в разгар битвы под Сталинградом  кости «Железного Эмира» из заснеженной  прифронтовой   Москвы  были возвращены  в Самарканд,  в его гробницу, и перезахоронены заново. Вскоре в войне произошел перелом в пользу советской армии, которая, наконец-то, перешла в наступление, не позволив Гитлеру войти в Москву.    Дух Тимура  изменил ход событий?  Или это снова  случайность?  И в то же время неоспоримые  исторические факты!
7. В гостях  у Темура
Девушка в кружевном белом платье лёгким шагом двигалась вдоль  цветных палаток   шумного Самаркандского базара. Её путь лежал   мимо  величественной мечети Биби-Ханым,  мимо входа  во двор её,  фасада соборной мечети с  узорным порталом,  который  украшали   круглые    минареты. Повсюду роскошная  облицовка майоликовой мозаикой, резным мрамором, тиснением на папье-маше, позолоченными узорами.
Девушка знала, что мечеть выстроена Темур-беком в честь матери его первой жены. Века смотрели  в мир с высоты  инкрустированного голубыми изразцами  купола  мечети. Его форма напоминала  синий ребристый колокольчик. Но это был огромный рукотворный   цветок – украшение неба и земли Самарканда.  Светлые тени и солнечные блики, переплетаясь, выстилали дорогу, вымощенную булыжниками. Жаркий ветер приносил  зной  со стороны Каспия. Соломенные  волосы девушки  разлетались от прикосновений ветра, падали тяжёлыми волнами на плечи. Не раз оглянулась она,  уже издалека  бросая взгляд на  мечеть, схватывая  общий рисунок  всего сооружения. Чем дальше отходила, тем  выше  оказывалась точка обзора – улица   постепенно шла на подъём.  Поместив в память мечеть Биби-Ханым,  девушка, уже не оглядываясь,  двинулась  по булыжной мостовой вверх.
Она, не спеша, поднималась  по Ташкентской улице вдоль старинных каменных построек, киосков, новых многоэтажных домов с уютными лавочками во дворах .  Улица на высшей точке подъёма  вывела её на площадь Регистан – это была огромная площадь в центре старой части Самарканда, замощённая жженным кирпичом и булыжниками. Девушка  много читала, она была студенткой исторического факультета МГУ, поэтому знала и часто представляла себе, словно сказку,  историю  Регистана.
К площади сходились шесть радиальных улиц, на пересечении которых в начале пятнадцатого века был построен Тим* "Тильпак-Фурушан". С северной стороны площади Улугбеком возводился  караван-сарай, названный Мирзои. Все прилегающие к нему улочки были забиты мелкими мастерскими и лавочками.

Спустя четыре года после строительства караван-сарая на месте, где сейчас стоит Шер-Дор, Улугбек выстроил ханаку**. В связи с этим пришлось разобрать торговый пассаж. Во времена Амира Тимура Регистан - главная торговая площадь города. Во времена правления Мирзо Улугбека она приобрела   парадно-официальный характер. В это время важнейшая градостроительная задача - архитектурное оформление площади Регистан.   Тогда   армия строителей возвела три величественных средневековых университета -  медресе Улугбека, медресе Тилля-Кори  и медресе Шер-Дор.
Под ногами, разогретые зноем, лежали розовые  каменные плиты с солнечными орнаментами. Два круглых основания, в которых жили фонтаны, расположились справа и слева.  Девушка, стоя в центре Регистана, чувствовала  себя песчинкой, словно  человек  перед горой или пирамидой. Несравнимы масштабы  человека и   гигантских сооружений, несущих на себе печать веков, их  голос, мелодию, краски – силу  мысли тех, кто задумал и  построил эти  здания, эти неповторимые  произведения  рук человеческих, живущие  своей фантастической жизнью. Каждого, кто вступал   на эту площадь, охватывало  удивительное  настроение: казалось, через столетия долетают сюда зазывные гортанные крики ремесленников,  шмелиный гул восточного базара, нудные  голоса глашатаев,     зачитывающих указы правителей...
Грандиознее древних стен и минаретов было  только высокое  необъятное ярко- синее и глубокое южное небо. Перистые облака  белой птицей  распластались над  памятниками  прошлой жизни, словно Ангел Вечности, охраняющий  следы Времени.
Девушка с трепетом вошла в мавзолей Тимура и  долго ходила по внутренним помещениям – их было несколько в этом старинном замке-храме Гур Эмир.  Хорошо освещенное окнами крестообразное купольное помещение казалось большим и высоким, уходящим в небо. Стены,  внизу украшенные  мраморной панелью с вставками из зеленого змеевика и фризами резных надписей,  выше были  расписаны синей краской и золотом. Рельефные розетки на плафоне купола  изображали  звездное небо. Убранство   дополняли решетки в окнах и поставленная при Улугбеке мраморная ажурная ограда вокруг надгробий. Об этом сообщила  юная узбечка-экскурсовод. Могила  Тимура находилась  внизу, в склепе под мавзолеем. Во время правления Улугбека на могиле Тамерлана была установлена надгробная плита из темно-зелёного нефрита. Раньше этот камень служил местом поклонения во дворце Китайских императоров и как трон Кабек Хана (потомка Чингизхана). Во время правления Улугбека был сделан ещё  дверной проём для  входа  в мавзолей. Одним из самых изысканных украшений  мавзолея являлась   резная двустворчатая дверь. Богатейший узор был  исполнен на ее поверхности в два плана. По мелкому кружевному растительному орнаменту, как по фону, размещен более крупный рисунок -  стройная   ваза, из которой поднимался  вверх стилизованный куст, завершенный букетом цветов. Детали узора были инкрустированы разноцветным деревом, костью и  металлом.
Текучая  энергия  Времени и  образ Железного Воина  сопровождали  светловолосую гостью  до самого выхода. И вот казалось ей, казалось, словно когда-то, в незапамятные времена,  называл её жестокий  Железный Эмир  Тимур – именем  Святой. Так и ушла, унося в сердце, словно камень, его тяжёлый  неподвижный взгляд.
Нельзя было пропустить и ещё одно  знаменитое  место –   самаркандское кафе «Ляби – Гор». Девушка вошла внутрь и попала в  настоящие покои Шехерезады. Картины и орнаменты на стенах, расписные фарфоровые тарелки на колоннах, арабские письмена  на изразцах,  дорогая сафьяновая  мебель в восточном стиле. Приглушённый розовый свет. Казалось, сейчас из-за плотных шёлковых дверных портьер появится  в  царском наряде она – великая  сказочница, красавица-пери, искусная танцовщица  Шехерезада. И, действительно, ниоткуда зазвучала тихая мелодия, подобная дуновению ветра или голосу  вод  в арыке. Мелодия переливалась вместе с оттенками света,  словно раздвигая  стены и унося  гостью куда-то в неведомые пространства  мира. Сказалась усталость от долгих странствий по знойным  улицам – закружилась голова.
Девушка налила в бокал воды из изумрудного кувшина, отпила несколько глотков, и только теперь почувствовала, что, действительно, пора отдохнуть. «Сейчас перекушу, и отправлюсь в гостиницу», - решила она.  Вместо пригрезившейся Шехерезады  к  столику  гостьи направлялся белобородый старец в  цветистой тюбетейке, в  дорогом, расшитом бисером  с золотыми инкрустациями халате. В руках он держал большую книгу в старинном переплёте с арабской надписью на обложке. Молча открыл  огромный фолиант,  разложил разворот  на столике перед  девушкой.
-Читай, Мария, - сказал два слова.
И она, не удивляясь звукам своего имени, произнесённым незнакомым человеком, не зная арабского, стала читать, понимая  смысл  слов и предложений, словно   это был её родной язык.
«Дух  Тимура  не вернулся  двадцатого декабря  1941 года  в могилу вместе с  останками Великого Эмира. Перезахоронение не помогло, лишь уменьшило гнев  Тимура. Его Дух не смог  вернуться в потревоженную усыпальницу – был нарушен код возврата.  И теперь Дух Великого Воина  обречён  летать над Землёй, обречён сеять Войну,  возжигая огромные жертвенники то в одном, то в другом  месте. Выпущенный  людьми  Дух Тимура   может  жить  и действовать, лишь питаясь кровью  жертв.  С  двадцать первого  июня 1941 года, с момента вскрытия могилы   Гур - Эмир,  на  Земле наступила Эпоха  Антихриста.  Но родился он   намного раньше и окреп, будучи в телах  Железных Воинов,  смотревших   в мир   немигающим  змеиным  взглядом Тимура. Их было много. Дух каждый раз возвращался в Гур Эмир, когда погибал его очередной носитель. Теперь цепь рождений и возвращений прервана. Дух Тимура жаждет крови  этого мира.  Только  Душа  России  Силой Любви  может остановить катастрофу всей планеты».
Мария подняла глаза  и встретилась  с глазами старца. Ничего не сказала, но он ответил ей:
-Скоро ты узнаешь о том, что должно произойти. Это  - твоя  судьба!
Старец закрыл книгу, медленно пошёл прочь и скрылся  за  тяжёлым шёлковым пологом,  обрамлявшим  один из  выходов.
***
Думала ли девушка-студентка истфака о судьбе, когда отправилась  в древний Самарканд, чтобы увидеть своими глазами  тысячелетнюю историю Востока?  Нет, конечно. Она думала о другом – о своей будущей профессии, об аспирантуре, диссертации. Тема работы пока ещё была не выбрана.  Но…что-то направило Марию именно сюда – в центр Азии. Что?  Смутное  предчувствие чуда при имени  города – эта праздничная нота  почему-то всегда появлялась, когда  ей  приходилось  читать  или  слышать  о Самарканде. Летучее, какое-то серебряное настроение  падало подарком из далёких глубин памяти.   И в то же время при этом, странным образом,  вспоминался  один и тот же  текст  из Библии:
 «И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою»
Какая связь существовала между  этими напевными словами, наполненными печалью и, в то же время – надеждой,  и именем древнего города?  Что могло соединять православную Библию и  легендарный Самарканд? Это всегда было загадкой для Марии.  Возможно, эта  таинственная  связь времён, заключённая в  её  памяти или в памяти ощущений, и  заставила поехать сюда – в сердце Азии. И только сейчас Мария  поняла, что  именно  этот текст должен  быть продолжением  старинной книги, прочитанной ею из рук  мудреца. 

***

Здесь, уважаемый читатель, я вынуждена остановиться и сказать одну вещь.
Эта повесть не о Темуре, и  даже не о Дзержинском. И не о той мистической связи фактов, которая хорошо видна. Хотя  рассказ  и о том, и о другом, и о третьем.
Темура и Железного Феликса давно нет на  свете. Но машина, уничтожающая народы, вечна. Поэтому повесть «Дух Темура» - о тебе.

ЭПИЛОГ

 «В последнее же время будет у вас изобилие во всем, но тогда уже будет всему конец».
«Но эта радость будет на самое короткое время: что далее <...> будет <...> такая скорбь, чего от начала мира не было!»
«Тогда жизнь будет краткая. Ангелы едва будут успевать брать души!»
Серафим Саровский


________________
*Тим – купольный пассаж
**Ханака – молельный дом

В рассказе частично  использованы  некоторые сведения  из следующих источников:

Материалы   БСЭ
Материалы  Википедии
Сайта «Мавзолей Тамерлана  Гур - Эмир в Самарканде"