Мини - повесть.
ЦВЕТОК НА АСФАЛЬТЕ.
ГЛАВА 3.
ДАРЁНКА.
Василий внёс девочку в дом и сказал подбежавшей к нему жене:
- Вот, Аннушка, Господь дочку нам дал. А раз Даренка, то
Дарьюшкой и назовём, поскольку нет у неё ни имени, ни племени.
Прошу любить и жаловать: будет Дарья Васильевна Васильева.
Анна всплеснула руками:
- Где ты ребёнка взял, олух царя небесного?!
- Бабушка! Разве вы в деревне не слышали, как на станции громыхало? – удивился Еня.
- Как не слышать? Не чаяли вас живыми увидеть.
- Полно лясы точить! – Василий положил девочку на широкую
лавку под образами. – Доставай чугун: её мыть надо. Чай, вшей в
дороге набрала. Не плацкартой ехала.
Анна бросилась к печи.
Еня скинул с себя полушубок и стал раздевать девочку. Она открыла
глаза и оглядывалась с удивлением вокруг. Не плакала, не кричала.
- Девочка! Как тебя зовут? – спросил Еня.
Она не ответила. Продолжала оглядываться. Парнишка догадался,
что она кого-то ищет.
- Твоя мама уехала, а пока ты с нами поживёшь. Ладно? Так твоя
мама велела. Девочка не отвечала. Анна налила воды в деревянное
корыто, взяла ребёнка на руки.
-Енька! Тащи овечьи ножницы. Колтун на голове у девчонки -
не расчесать! – приказала бабка и состригла свалявшиеся волосы. -
Какая красивая девочка, - ласково говорила Анна и осторожно мыла её.
Одели её в чистую детскую рубашку Ени. Напоили чаем с мёдом и
накормили ржаными пирогами с картошкой.
Уложили на кровать внука.
- Ты на печи ляг, - приказал дед .Девочка уснула сразу, как только голова её коснулась подушки.
Васильевы официально удочерили девочку: учительница подтвердила,что мать бедняжки погибла и документы, вероятно, сгорели.
Врачи определили по зубам её возраст: 4 года. Она была истощена, но здорова.
На никакие, ничьи вопросы не отвечала.
Все от неё отступились.
Наступила весна. Однажды днём вышла Дашутка на крыльцо и радостно закричала:
- Еня! Цветочки!
На лужайке перед домом – одуванчики. С того дня Даша стала говорить.
Она рассказала, что не помнит, когда потерялась, где мама, да уже и забыла её.
А ехала с какой-то тётей, которая подобрала её, голодную, на вокзале и сказала,
что увезёт её к себе в деревню на Урал. Там не бомбят. И девочка согласилась.
- А как тебя зовут?
- Не знаю. Кто как звал, - ответила она.
Анна охала и тихонько вздыхала.
- Чего ты цветку так обрадовалась?
- Я помню: он на асфальте рос у дома большого-большого. И там были ещё дома.
А за руку меня держали папа и мама. Я их не помню, но знаю, что папа и мама.
Врачи ещё раз поговорили с девочкой и решили, что ей не 4 года, а около шести.
От голода и зубы - не указ.
Дашутка ни на шаг не отставала от братика. Так ласково называла она Еню.
Он в поле - и она с ним. Встанет бык Тишка в борозде. Не идёт холера!
Братик за плугом мается, сердится на бычину. А тот ляжет - и хоть караул кричи
иль баб опять запрягай. Подойдёт, бывало, Дашутка к быку, погладит кожаный нос, ладошки к нему протянет, пятится и зовёт:
- Быча! Тишенька! Иди ко мне!
Замычит он жалобно так, встанет и идёт за ней. То ли детство своё вспомнит,
то ли хлебом детские ручонки пахли. Кто знает?
Еня сердился на быка: «Неблагодарный! Кто тебя выходил?! Вырастил?!»
Только родился бычок, ножку сломал. Хотели под нож пустить.
Еня взмолился:
- Отдайте! Выхожу! Поднял на ноги. Такой бычина вымахал! На нем и работал подросток.
«Глупый! – думала Дашутка, - я тебя, братик, жалею. А Тишенька тебя любит».
Вечерами, ещё зимой, когда работы было поменьше, ложились Еня и Даша на печь. Старики похрапывают. Сверчок за печью поёт, из рукомойника вода в лохань капает, ходики тикают. Братик рассказывает сестрёнке сказки. Затаив
дыхание, слушала девчонка сказки про Иванушку, про Емелю, про Василису Прекрасную. И не Иван-царевич скакал на Сером Волке, а братик, самый красивый, самый смелый на всём белом свете!
Рая подозрительно поглядывала на Дашу: уж очень вьётся пигалица
вокруг братика. Как бы в соперницу не превратилась? Растёт…
Так и шло время. Через год пошла Даша в школу.