Есть большая несправедливость в том, что защитников Отечества у нас делят на настоящих и ненастоящих. Памятники событиям Великой Отечественной войны выставлены в таком изобилии, что создается впечатление об их большем значении, чем сама прошедшая война. Сотни мемориальных досок в память сражений, дат. Имена героев и генералов.
И на всю область – ни одной доски в увековечение памяти ратников Перовой мировой. А ведь каждая наша семья дала той войне отца, сына, брата. И дрались они «За веру, царя и Отечество» так, что за три года сражений немцы не ступили на собственно русскую землю. Это уже в 1918 году большевики, предавшие союзников, за спасение собственных шкур отдали оккупантам весь юг России с городами Белгород и Ростов. Свой позор они сразу постарались переложить на Русскую армию и как можно скорее предать ее подвиг забвению. Нынче только в Европе чтут подвиг наших с вами дедов и прадедов, и там им установлены памятники, как победителям второго рейха.
И там, на Западе, хорошо помнят многих поименно. Вот днями получил я письмо из США от энтузиастов тамошнего Общества Любителей Воздухоплавания с сообщением о том, что бывший бирюченский дворянин, первый генерал русской авиации Михаил Владимирович Шидловский признан Почетным Президентом Общества , и оно просит прислать по указанному адресу любые сведения об этом человеке. Оказалось, что там, среди прочего, прочли и мой рассказ «Ветер про запас», написанный лет двадцать назад - и так вышли на меня. К огорчению , я с трудом нашел рассказ в старых публикациях, и теперь выставляю здесь.
Хочется верить, что к 100-летию Первой мировой войны и у нас в области образуется что-то вроде комитета по подготовке к дате, и тогда материал мой заинтересует неравнодушных людей. Боюсь только, что в комитет этот опять включат дежурных и равнодушных «членов» из числа все тех же наших общественных палат и творческих союзов, и без того мертво заседающих во всех приличных и не очень местах .Тогда лучше не трогать святых имен, в числе которых значится и Михаил Владимирович Шиловский.
А
Октябрь 1918 года в Карелии стоял уже по-зимнему холодным. Натянув на самые уши подшлемники, двое пограничников лежали в глубоком снегу на опушке и держали на мушках винтовок пожилого мужчину в военной шинели юношу в студенческой куртке. Осторожно, ступая след в след, они двигались по краю просеки в сторону финской границы. Еще два десятка шагов – и…
Разом грянули два выстрела, стряхнув с дрогнувших от звука еловых лап снег. Пограничники вскочили, стали на лыжи и подкатились к распластанным на снегу телам. Студент уткнулся лицом в снег, военный лежал на спине. Пола его разметанной шинели прикрывала юношу, как будто пытаясь заслонить. К бородке старшего из уголка рта струйкой стекала кровь, красные отвороты шинели выдавали в нем генерал.
- Важная птица – протянул один пограничник и принялся шарить по карманам шинели. Вытащил документы, развернул и прочел : «Генерал-майор Михаил Владимирович Шидловский, командир воздушной эскадры».
-Отлетался – пнул ногой труп и обратился к товарищу, что шарил за пазухой у мертвого студента, - а это кто?
-Сын, видать, - буркнул тот и подал старшему студенческий билет. «Владимир Михайлович Шидловский, слушатель Военно-Инженерной академии».
Пограничник спрятал документы убитых за борт своей шинели и отстегнул ордена с генеральской груди. И две фигуры в островерхих шлемах двинулись по своему лыжному следу обратно.
Выли волки. Через полчаса вдоль просеки поземка намела два маленьких холма. Ветер словно простился с человеком, которому до того всегда оставался попутным.
Б
В барской усадьбе села Новохуторное, Благодатское тож, Бирюченского уезда – праздник. В отчий дом после окончания Морского училища прибыл сынок – мичман Михаил Шидловский. Два дня назад получивший офицерские погоны и кортик, он чувствовал себя еще не очень ловко. Смущали восхищенные взгляды сельских красавиц, почтительное обращение на «вы» приходского иерея и земских учителей. Родители сияли. Статный красивый Михаил был достойным продолжателем старинного известнейшего рода России. Барин, Владимир Дмитриевич, наказывал сыну, подняв перед званыти гостями фужер:
-Служи царю и Отечеству с прилежанием, как все твои предки. А за государем служба не пропадет. Да слушаешь ли ты, мичман?, - лукаво переспросил отец, заметив, что Мишенька глаз не сводит с Елизаветы Глуховой в дальнем конце стола – дочери Успенского мирового посредника (Лизонька гостила в Благодатском у тёти).
-Точно так. Слушаю! – опомнился сын и тут же огорошил родню гостей: - завтра поутру мне надлежит отправиться по предписанию, в 5 флотский экипаж. Изволь, батюшка, благословить меня на брак с Елизаветой!
В
И на три года ушел от кронштадтских берегов клипер «Пластун, корабль, сработанный по новому – с паровой машиной.
-А паруса-то нам почти не пригодились. К чему они? – спросил как-то мичман у капитана Ивана Илларионовича Корша. Стояла изумительная летняя погода, полный штиль, шли мимо острова Гогланд. Капитан-лейтенант вынул трубку из толстых губ, постучал ею о перильце мостика:
-Держим ветер про запас, Михаил Владимирович. - ответил он, и добавил слова, что молодой мичман запомнил на всю жизнь: - Как бы ни была надежна машина – природа крепче. А ветер – он всегда прибьет к берегу.
Но машинный командир мичман Шидловский все-таки больше уповал на паровую тягу. Все три года плавания исправно со своими кочегарам держал котлы под парами, иногда вместе с матросами сам таскал на спине кули с углем-кардифом.
На старом русском флоте между офицерами обращение оставалось по имени - отчеству. При подходе к Кронштадту на обратном пути ( шли под парусами при встречном ветре) , мичман обратился с рапортом к командиру клипера:
- Иван Илларионович, прошу об отставке с флота. За время похода я досконально изучил машины и нахожу. Что они нуждаются кВ коренной переделке. Нужен принципиально новый клапанный механизм. Хочу поступить в Военно-Инженерную академию с тем. Чтобы вплотную заняться техникой.
-С Богом. Михаил Владимирович! – одобрил планы мичмана капитан. И уже почти гражданским человеком ступил на родной берег Шидловский. И встретил у причала Лизоньку Глухову – невесту, почти жену.
Г
Свадьбу сыграли в Благодатском. До Успенки – ух! Птицами гоняли тройки огненных рысаков, ленты вились по воздуху за свадебным поездом. Венчались в уезде, Бирюченском Покровском соборе.
- Венчается раб божий Михаил рабе Божьей Елизавете, - гудел протоиерей, но «раб Божий» даже под венцом уже мысленно витал далеко от провинциального Бирюча, в столичном Санкт-Петербурге. В нем жил настоящий инженер, и когда по выходе из собора он взглянул на колокольню, на переплетение языковых канатов, то вдруг отчетливо представил себе решение головоломной задачи с коромыслам клапанов на двигателе внутреннего сгорания.
В столице обосновался с супругой, да столь основательно, что уже в 1900 году Николай II пожаловал ему чин действительного статского советника и должность в совете министров. Акции «Русско-Балтийского вагонного завода», где стоял теперь инженером и ведущим акционером, приносили устойчивый доход.
Жизнь, казалось, удалась.
Много успешно проектировал двигатели. И когда услышал имя авиаконструктора Игоря Ивановича Сикорского, тут же пожелал встретиться с ним.
Они быстро сдружились. Михаил Владимирович своей волей принял на Русско-Балтийском заводе заказ на изготовление первых двух самолетов Сикорского «Русский витязь». Двухмоторный аэроплан замечательно прошел летные испытания. Сикорский заслужил 75 тысяч рублей премии, не обошел Государь Шидловского. Михаил Владимирвич получил чин генерал-майора и должность командира первого в русской авиации воздушного отряда.
Запомним это событие. Именно наш земляк стоял у колыбели Российского воздушного флота, стал первым его генералом. Это ли не повод к гордости, это ли не пример нашим детям?
…Но мы отвлеклись, читатель. А в это время в Сараево прозвучал выстрел студента Гаврилы Принципа, поразивший эрцгерцога Австро-Венгерской империи Фердинанда. Началась первая Мировая война.
Д
Михаил Владимирович и Игорь Иванович получили аудиенцию у Государя:
-Ваше императорское величество, - докладывал Сикорский, - мы готовы приступить к строительству невиданного доселе самолета-богатыря. Он будет практически неуязвим ни с воздуха, ни с земли. Нужен государственный заказ.
Не дав открыть рта государю, тут же вмешался в разговор Михаил Владимирович:
-Акционеры Русско-Балтийского завода готовы взять расходы по созданию самолета на себя. Нужна лишь Ваша монаршая воля.
Николай II молча и сосредоточенно рассмотрел чертежи, поднял глаза на Сикорского:
-Самолет-богатырь, вы утверждаете? Чтож… так и наречем его, - вымолвил царь и золотым пером на углу чертежа вывел: «Быть по сему! Изготовить опытный образецЪ аэроплана «Илья МуромецЪ. Николай».
Когда спускались к своему автомобилю «Руссо-Балт» по лестнице Зимнего дворца, Сикорский говорил:
_Несколько тяжеловато имя – «Илья Муромец». Однако ж, э то налагает на нас обязательство сделать самолет надежным, под стать имени. И пусть новый аэроплан станет надежным. Как наш могучий прапращур.
Е
Лизонька взволнованно ходила по комнате, теребила халат на груди:
-Но это же очень опасно, Мишель. Саму отправляться на позиции в самолете! Ты же генерал – тебе зачем рисковать? И Володя вон беспокоится, а ему сдавать экзамен в академию.
Но сын, высокий красивый юноша –порода видна во всем! – крепко сжал отцовскую руку у запястья:
-Правильно, папа! Идет война. И мест боевого командира – на фронте.
Мать огорченно всплеснула руками. Михаил Владимирович приподнял дорожный чемодан, перекрестился на икону. Молил Бога теперь он не за себя, а за судьбу своего отряда тяжелых бомбардировщиков из своей воздушной эскадры. И через пару часов к аэродрому в Прикарпатье сам летел за штурвалом головной машины. Сзади сбоку него уверенно держались в небе одиннадцать самолетов его отряда.
Игорь Иванович Сикорский уже ждал на полевом аэродроме. Здесь же прохаживался, похлопывая себя тросточкой по голенищу сапога. Шеф авиации, Великий князь Александр Михайлович. Он принял рапорт генерала о благополучном перелете. Потом с сомнение покачал головой:
-Игорь Иванович, - обратился он к конструктору, - но ваши этажерки непременно развалятся в воздухе! Как они вообще летают, ведь невозможно добиться синхронной работы сразу всех четырех двигателей! А ведь уже завтра нам надо разбомбить станцию Вилленбург.
Вместо ответа Сикорский великого князя и чинов его штаба на борт боевого корабля. По команде конструктора механики поочередно запустили все четыре двигателя. Огромные пропеллеры с ревом резали воздух, генералы, прижав ладонями к головам фуражки, с опаской глядели за тем. Как Игорь Иванович поочередно подходил к двигателям. У первого он извлек из нагрудного кармана куртки крупный металлический шарик и опустил его на крышку блока двигателя. Шарик на работающем двигателе не шелохнулся. Эту же операцию конструктор, к изумлению великокняжеской свиты, проделал и у трех других двигателей. Вибрация на них отсутствовала вовсе.
-Фантастика! – вскликнул великий князь уже на земле, а Игорь Иванович указал рукой на Михаила Владимировича:
-Вот автор сей фантастики: расчет кривошипно-шатунного механизма двигателя, проведенный Шидловским, оказался безупречным!
(Отметим, что позже ни одному конструктору в мире не удалось создать поршневого двигателя, совершенно лишенного вибрации) .
Шеф авиации благословил завтрашний вылет на бомбометание.
Ж
Вторым пилотом у Михаила Владимировича значился штабс-капитан из
недавнего призыва. Экипаж не слетанный, потому генералу оставалось уповать в полете только на себя. А объяснить личный вылет командира отряда на задание можно еще и тем, что Шидловский лично хотел убедиться в летных качествах новой машины, с тем, чтобы знать, как ее лучше использовать в дальнейших боях. Подняв машину, легко повел её против свежего западного ветерка. Отряд генерала Шидловского шел на первое боевое бомбометание.
…Шеф авиации недаром говорил о станции Вилленбург. Крупный железнодорожный узел и перевалочная база противника, станция эта оставалась отправной точкой расползания по всему фронту эшелонов с боеприпасами, техникой, фуражом.Но русские топографы, определяя на картах расстояние до станции, допустили большую ошибку. Генерал с досадой понял, что Вилленбург оказался на добрых полсотни верст дальше, чем он рассчитывал. «Вряд ли хватит бензина на обратный путь» - озабоченно подумал он, но штабс-капитану ничего не сказал.
Вилленбург красиво лежал у излучины реки. Сверху отчетливо различались составы на станции, в сторонке голубел примкнутый к причальной мачте дирижабль. На окраине на взгорке дымился бивуак пехотной части. Город млел в лучах утреннего солнца.
Наметанным глазом увидел четыре аэроплана «Альбатрос» на
взлетном поле и обернулся к стрелку за спиной;
-Готовитесь, прапорщик! Как только зависнем над составами – мечите бомбы.
Прапорщик и опустил их в откинутый люк. Все сорок две фугаски упали в цели: на составы полотно, на шпили ратуши с пулеметными гнездами, на полевой бивуак и на летное поле, с которого все-таки успели подняться два немецких самолета.
Отряд Шидловского работал точно и спокойно. В Вилленбурге уже бушевал пожар, когда генеральский аэроплан в упор с близкого расстояния поджег болтавшийся на канате гигантский дирижабль. Тот выбросил с небо и чуть вбок мощный протуберанец вспыхнувшего водорода и враз занялся весь. Горящими ошметками падая вниз, он зажег там палатки обслуживающего персонала и пилотов . Генерал с разворота положил самолет на восточный курс, а прапорщик –стрелок в это время жег пулеметными очередям пространство, не подпуская близко немецких истребителей.
Грациозной вереницей выстроившись в пространстве, аэропланы пошли к линии фронта, на свой аэродром. В предвкушении наград над вражеской территорией летели, покачивая крыльями, с бравадой, как над своей. Снизу немцы бухали по самолетам из винтовок, белесые дымки вспыхивали у самых кабин.
Потерь у русских не было.
Эйфория исчезла, когда еще до линии фронта у самолетов начали останавливаться двигатели. Сказалась ошибка топографов. В наступившей тишине прапорщик прокричал от пулемета:
-Что на борту случилось, ваше превосходительство?
Кончилось горючее. Даже для того, чтобы сжечь самолеты при вынужденной посадке, не оставалось ни капли. А внизу – вторая линия немецкой обороны. Ломаные углы окопов. Приземлиться – наверняка попасть в плен, в лучшем случае.
Но«Илья Муромец» послушно следовал движению рулей, громадные плоскости крыльев прочно держали машину в воздухе. И тут Михаил Владимирович вспомнил слова своего первого командира Корша: «Всегда держи ветер про запас». И – тоже впервые в истории авиации , он по восходящим потокам воздуха в режиме планера провел на свой аэродром все бомбардировщики отряда.
Вернулись с пустыми оружейными магазинам и сухим бензобакам.
За этот вылет великий князь Александр Михайлович вручил генералу Шидловскому орден святой анны I Степени. На банкете по этому случаю сиятельный шеф, смеясь, рассказывал военным:
-После налета на Вилленбург мы перехватили шифровку генерала Гиндебурга коменданту станции. Там сдержалось буквально следующее: «Вы трус паникер, оберст Кемпке. Таких самолетов не бывает».
…летали-самолеты-богатыри, за время Первой мировой противнику не удалось сбить ни одного! – «Илью Муромца». Сам участник многих боевых операций, ко времени революционной смуты генерал Шидловский получил еще орден Станислава I, Владимира I и II степеней. Но…
З
Молодой самонадеянной советской республике опыт и знания кадров царской армии оказался ненужным. Так и не изменивший Андреевскорму флагу Михаил Владимирович с горечью видел, как разваливается дисциплина в эскадре, как рушится материальная часть и уже не по вине противника, а по прихоти самих русских падает боеспособность воздушного флота. Генерал подал в отставку, и тут в него намертво вцепилась «чрезвычайка». Сумев вырваться после очередной отсидки на квартиру, с горечью узнал о смерти
жены. Тогда, надев генеральский мундир и прихватив сына, решил довериться никогда не подводившему его ветру. Ветер дул за границу. Он уже унес из России Игоря Ивановича Сикорского, спустя немногие годы
поставившего на ноги авиапромышленность США. Ветер теперь дул
в спину генералу и его сыну вдоль лесной карельской просеки…
.
* * *
Однажды его уже убили физически. Последнюю память о нем на родине предали уже в наши дни, уничтожив заложенный еще в начале века аэродром в Бирюче. Сюда в 1915 году на «ньюпоре» опускался сам Михаил Владимирович, срочно прилетевший на похороны отца, в тридцатые годы посадочное «Т» раскладывали здесь для знаменитого советского полярного летчика Михаила Васильевича Водопьянова. Вплоть до наших дней аэродром в Бирюче оставался единственной на сотни километров посадочной площадкой для санитарной и сельскохозяйственной авиации. Сюда садились вертолеты МЧС.
Теперь зеленое поле разбито на строительные участки. Ни креста.Ни камня. Ни доски.
И вот у меня – письмо из Америки, граждане которой считают своим
гениальным сыном Игоря Ивановича Сикорского. Им хочется приобщиться и к славе Михаила Владимировича Шидловского – пионера мировой авиации. Из-за океана они тянутся за тем, что мы так бездарно разбазариваем под собственным носом.
Что я им напишу, что отвечу?