Предыдущая глава:
http://www.proza.ru/2011/06/16/1341
Глава 3
Тема обсуждения: одиночество, телефон и радио
Вот оно ФИЗИЧЕСКОЕ одиночество, о котором я мечтал всё своё детство и всю свою мятежную, грешную, безумную юность… Я около часа повалялся на диване. Захотелось есть. Я пошёл в кухню, съел вареное яйцо, больше ничего у меня не было, и запил его выдохшимся пивом. Закурил сигарету. Выкурил её и долго, сосредоточенно давил в пепельнице. Встал, помыл посуду (одна тарелка, одно блюдце и две ложки). Посидел на кухне, листая Стивена Кинга на украинском языке «Коли впаде темрява», поплёлся в комнату и повалялся ещё часок… Встал включил своё компо. Тошно смотреть в монитор. Ещё полежать?.. посочинять что-нибудь? Например, «Завершение проекта Геннадий Петров»…
Ужас объял меня. Именно ужас…
Я вскочил, как будто диван загорелся, долго и смехотворно метался в поисках мобилки, – нашёл и стал зверски листать. Кто-нибудь, пожалуйста!.. кто-нибудь! КТО-НИБУДЬ!
Нани, Наничка, отзовись. Ты же сама предложила!
Вне зоны достижения…
Лиля! Да, Лиля. Это тебя, душенька, я вспомнил, когда писал о причинах ухода людей в Сеть. Хорошая моя… Сколько ж мы не виделись-то? Уже больше трёх лет…
Трубку долго не брали. Потом послышался детский голос: «Алллёооооо! Алё-алё!». – «Привет, Ветерок. Это дядя Гена.» – «ПРИВЕЕЕТ!!!» – «Как ты поживаешь?» – «Хуже есть куда!» Мы с ней вместе засмеялись, я уже собрался спросить, где же мама, как вдруг она выпалила: «А у меня скоро братик… возникнет! – (пауза) «Почему, э… «возникнет», зайка?» – «Просто!» (Во манера говорить!.. Лунатическая школа Гены Петрова. Братик возникнет.
Вишь-ка, Гена, идёт жизнь! идёт полным ходом. Без тебя. Жизнь прекрасно может идти без тебя (и без тебя даже продуктивнее). Молодец, Валик Ластовский, хвалю…
Послышался голос Лилии Ластовской. Она была явно не в духе. Мне стало стыдно, что я ей позвонил спустя такой огромный срок, я даже чуть не отключился малодушно, когда она сказала «я слушаю?». Между нами некоторое время тянулось нечто вялое и бессмысленное. Я намекал о дружеской встрече где-нибудь в кафе, но поскольку эта идея уже не казалась мне удачной, то намекал так тонко, что и сам не понимал своего собственного намёка (не говоря уже о Лиле). Анекдотично.
«Ну… Пока?» – «Ну, пока.»
Хреновый был у меня вечерок. Как-то даже страшно, очень страшно, хоть свет не выключай…
Я врубил радио на максимальную громкость. На всю квартиру загрохотало интервью, полное экономических парадоксов.
«Селянин зараз молиться, щоб рік був не дуже врожайний.»
«Як це?! Це ж ненормально!»
«Еге ж! Спитайте у наших можновладців, у парламенту, уряду, котрі не контролюють процеси в економіці країни. Якщо врожайний рік – ціна на зерно буде мізерна! Аграрій – банкрут!»
Никогда я не мог понять, как это – контролировать свою жизнь? Всё время склонялся к мысли, что всё как-то само… Или эта мысль склонялась ко мне? Да и мысль ли это? Когда «всё как-то само» – это, господа, уже не мысль, это урчащая соматика.
Помнится, когда был страшно популярен мультсериал «Чип и Дейл спешат на помощь» мы со школьным товарищем провели эксперимент. Мы сочиняли скабрезные анекдоты об этих двух писклявых бурундуках и сексапильной Гаечке, а потом рассказывали их друзьям и знакомым. Мы хотели выяснить, насколько быстро и в какой степени искажённости эти анекдоты вернуться к нам, будучи рассказанными кем-то. Фигушки. Анекдоты наши словно в бездну канули. И никто никогда не рассказал нам ни одной из этих подростково-сальных историй. Некоторые вещи возникают сами, создать их нельзя.
Так возникло предложение моего старинного приятеля Олеся, о котором давно пора рассказать. Олесь на ура воспринял желание Гены Петрова изменить жизнь и поддерживал меня, хвала ему… Хвала – халва. Ох, эти записные книжки поэта!.. Ода ада, мгла могла, праздник упразднить, тиски тоски, земное поприще попроще… Многие из них я уже использовал, а они всё сидят во мне, «спаренные» навечно, как пёсьи яйца.
Идя на встречу с Олесем, я напевал песенку группы «Тартак»: «Прокрутіть цю пісню по ра-ді-о!..» Признаться, мне уже осточертело моё одиночество, полуголодное, к тому же.
Вообще, мы с Олесем долго переносили это судьбоносное для меня рандеву. Занятой человек-с! Не чета Геннадию Петрову. Впрочем, может быть, скоро я тоже буду солидным и востребованным.
Сегодня он, – классический «воскресный папа», – должен был из рук в руки принять у Алины Мишку-сынишку. Т.е. пятнадцать минут у него найдётся.
Ага! Вон они! Ну, я пока тут на скамеечке посижу, среди смятых сигаретных пачек, окурков, бумажек и грязных пакетов. Почему-то мне не хотелось встречаться с Алиной. Нет, не так, – не хотелось встречаться с ними, когда они вдвоём. Я ведь когда-то мирил-мирил эту парочку, по просьбе Олеся, да недомирил.
Алина что-то дала жадно тянущему ручонки Мишке и деловым шагом направилась к проспекту. Я встал, пошёл к Олесю, который, наклонившись, что-то говорил сыну.
Я не хотел им мешать общаться, поэтому старался сократить разговор до возможного минимума слов. «Конечно, я договорился, – заверил меня Олесь. – В конце концов, ты мне тоже когда-то оказал большуууую услугу.» Я внимательно прислушался, но иронии в его словах, вроде бы, не было. «Вы же развелись», – возразил я. – «Ну и что? Зато у меня есть этот карапуз, обожаю его! Так что, спасибо, Ген.» (Я потряс головой – дежавю…)
Мишка заворожённо глядел на мою бородку. Мне кажется, ему очень хотелось её потрогать.
«Я скоро опять женюсь. Насовсем, – похвастался Олесь. – Прекрасную женщину встретил. Тоже с сыном.»
Потом он стал читать мне длинную проповедь, от которой меня корёжило и ломало. Все эти фразы, типа, ты уже не ребёнок, хватит богемничать, бросай пить! купи нормальную рубашку, ты вставать-то вовремя сможешь? – и т.п.
«Короче, пока будешь внештатником. Звони главному редактору, он иногда будет давать тебе задание пойти куда-то и написать сюжет в новости. Диктофон пока, естественно, тебе выдать не могут, – будешь писать звуковые дорожки уже на студии, без врезок. Только «коровский» текст. В пятницу сходим в редакцию. Только не подводи! (я интенсивно кивал) И сдавай документы, готовься к экзаменам, – я сказал, что ты поступаешь в университет. Только поэтому тебе и позволили. Понял?»
Мне ужасно не нравился его покровительственный и чуточку презрительный тон, тем более, что раньше он со мной так никогда не говорил. Но я мысленно старался настроиться на то, что Бог таким образом ломает мою гордыню и отвратительную жестоковыйность.
«Паааа, подём! Я хочу на калуселю! – заныл Мишка. – Мама миня сида водит на калуселю!»
«Как это – всегда? – ревниво возмутился Олесь, глядя на него сверху вниз. – Каждый день, что ли?»
Ребёнок на несколько секунд впал в задумчивость, но быстро соскучился и снова заныл про «калуселю». Мальчики в этом возрасте ужасно неприятны. У них низкие, противно вибрирующие голоса, они постоянно капризничают и ревут, как раненые бараны, устраивают отвратительные истерики… Отработка будущего (мужского) умения и стремления любой ценой добиваться своего. Не знаю, до какой степени надо любить маленького сына, чтобы всё это не раздражало.
Я занял у Олеся денег и пошёл домой.
Вот так вот, дамы и господа. Как ни цеплялся я за свою любимую карусель – в голове, в сердце, в рюмочной, – судьба совершает надо мной пошлую инициацию. Сходите, сэр! Вас ждут в министерстве! Хе-хе.
Жизнь требует что-нибудь делать без непосредственного импульса и искренней стихийной жажды. По, так сказать, долгу. «Все говорят, надо кем-то мне становиться, – жаловался легендарный рокер, основатель «мужественного попса», символ целого поколения, и тут же заявлял: – а я хотел бы остаться собой!»
Конечно, то, что в риторике – демагогия, в стихах – тонкая игра слов и смыслов. Или фривольная. Вроде «все говорят, что мы вместе, но не многие знают, в каком». Я же сам был поэтом.
Скоро я услышу по радио свой собственный голос. Надо же!..
Продолжение тут:
http://www.proza.ru/2011/06/19/994