Фил Спектор и Джон Леннон в студии звукозаписи
ГЛАВА 3
OR THIS COULD BE HELL*
ИЛИ ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ АДОМ
...где я ...мать твою ...кажется, падаю ...темно ...голова кругом ...я лечу ...или не лечу ...ветер в ушах ...значит, лечу ...или падаю ...может, это фонят наушники ...или все же ветер в ушах ...интересно, если влетает в одно ухо, а вылетает в другое — в голове стереосквозняк ...а если попробовать свести каналы ...мать же ш твою ...в башке гребанный ураган ...почему все-таки ничего не видно ...темно, как в могиле ...черт возьми ...падаю, падаю и никак не упаду ...похоже, я никому не нужен...
Минуло лет сто, пока головокружение замедлилось. Спина и то, что пониже, приобрели способность ощущать твердь. Слипшиеся глаза раскрылись, но зрение, как таковое, отсутствовало. Джон попробовал упереться на локоть и приподняться. Тут же провалился куда-то в темень. Миг длился вечность. Затем падение замедлилось. И сейчас же, как в невесомости, тело воспарило вверх. На излете дернулось и снова плавно опустилось. Появились признаки морской болезни.
...уп-с! ...качает ...мертвая зыбь ...значит, я не в гробу ...и подо мной не шесть футов...
Что-то теплое прильнуло, обвило с ног до головы. Раздался всхлип, чья-та ладошка осторожно погладила шершавую щеку.
— Джон! Слава Всевышнему, ты пришел в себя...
— Йоко? Почему нас качает? Мы на корабле?
— Я Мэй.
— О, Фанг Йи, прости. Куда мы плывем?
— Никуда, это просто дом. Вернее то, что от него осталось...
— Но почему так штивает?
— Потому что у кровати не хватает опоры.
— А где она?
— Ты сломал ее.
— Стоп, Фанг Йи, не говори ничего.
Отекшие клетки мозга, преодолевая силу трения, c душераздирающим скрежетом пришли в движение.
...нализался ...вчера ...нет, сегодня ...или вчера ...какая разница ...главное, что будет завтра или сегодня или, что будет вчера ...о, срань господня ...все трезвые люди пробуждаются по-разному ...все напившиеся накануне просыпаются одинаково ...одинаково отвратительно ...нет, это из русского романа о даме, бросившейся под паровоз ...Йоко заставила прочитать ...Йоко ...мать твою! с кем она просыпается? ...черт, что за хрень лезет в голову ...лучше бы я не просыпался никогда...
Постепенно возвращалось зрение, но это не радовало. Смутно проявились детали растерзанной спальни — открытые дверцы шкафов, разбросанные вещи. В утробе заклокотало, забулькало, подступило к самому горлу и, словно прорвав плотину, хлынуло наружу. Вместе с вонью блевотины в воздухе повис дух отчаянья. Тяжелые веки сомкнулись вновь. Убийствнными ядерными вспышками заработала память, в мозгу, словно кадры, замелькали изображения, пробивались отдельные фразы:
— Это охренительный вокал, Джон! Охренительный! Поверь мне…
— Мне кажется, в начале я лажанул…
— Это херня, начало возьмем с конца — из последнего дубля. Джон, ну разве «Курвуазье» лакают, как пепси?
— Все видели, что сотворил этот пидор?
— Йо-ко-йо-ко-мэй,
Мэй-йо-ко!
— На вид он хиляк, а силен, как бык!
— Йо-ко-йо-ко-мэй,
Мэй-йо-ко!
— Не могу поверить, он снял с меня скальп!
— Йо-ко-йо-ко-мэй,
Мэй-йо-ко!
— Влей в него, как можно больше, кофе!
— Нет, его надо уложить спать!
— Дай ему самый крепчайший кофе, я тебе говорю!
...кофе — это такое снотворное, если его подают ко сну ...о, брат мой, Иисус ...как тошно, когда хочется плюнуть, а ты не можешь ...просто нет слюны ...то есть не то, чтобы... ...в тебе вообще нет ни капли влаги ...во рту, в пищеводе, и даже на дне желудка все пересохло до зияющих трещин ...нет, нет, все-таки церковники зря отказываются от денег ...прибыль течет отовсюду ...на их месте я бы придумал похмельный обряд, наподобие причастия или отпевания что ли ...никакими проникновенными проповедями они не вызывут в душах страждущих такого искреннего раскаяния ...о, брат мой, Иисус...
Несмотря на мучительные усилия, только с помощью Мэй удалось полностью воссоздать череду происшедших событий.
— Ты пел великолепно, Джон. Филу хватило всего три дубля. — Стуча зубами, рассказывала девушка. — Потом в аппаратной вы вместе сводили звук, долго прослушивали готовый материал. Ты часто отпивал коньяк из его бутылки. Он, видимо, возмутился и что-то сказал. Ты разозлился и со всей силы ударил наушниками о пульт…
— Да уж, помню, они разлетелись на куски.
— Потом ты выскочил на стоянку и снова встретился с Джесси…
Леннон вспомнил, как пробежал мимо пошатывающейся фигуры. Узнав Большого Эда, вернулся и в порыве чувств поцеловал прямо в губы. Сын прерий тоже раскинул ручищи и по-медвежьи обнял. Внезапно что-то упругое заполнило рот, защекотало небо. Отвратительная догадка прожгла мозг, — в нем шевелится чужой язык! Джон вырвался из объятий, скорчился в желудочном спазме. А еще через секунду правая рука сама согнулась в крюк, и повернутый вовнутрь кулак снизу вверх врезался в подбородок великана. В ярости Леннон даже подпрыгнул, вложив в апперкот весь свой жокейский вес. Индеец закачался на прямых ногах и, как памятник, рухнул замертво.
— Педрила вонючий! — Остервенело сплюнул Джон. — Все видели, что сотворил этот пидор?
За исходом быстротечной схватки ошеломленно наблюдали вышедшие из студии Мэй и Фил Спектор с челядью. Кто-то метнулся к бездыханному телу.
— Все в порядке, он просто в отключке!
— Так, все по машинам и прочь отсюда! — Заплетаущимся языком скомандовал продюсер. — Мэй, садись с нами!
— Я хочу с Джоном…
— Это опасно, разве ты не видишь?
— Нет, я поеду только с ним!
— Езжай с Филом! — Дико заорал Леннон.
В испуге девушка шмыгнула в машину продюсера. Джон и проверенный во всех отношениях сессионный барабанщик Джим Келтнер устроились вместе c Эллиотом Линцем. Стремительно покидая владения голливудских грез, кортеж устремился в лос-анджелескую низменность.
— Давайте сочиним песню? — Как ни в чем не бывало предложил попутчикам Леннон.
— Давай! — Поддержал товарища Кельтнер.
Джон отстранился и посмотрел с подозрением.
— Откуда ты взялся, гомик? Хочешь нюхнуть мой зад?
— Джонни, ты не узнаешь меня? Это же я, Джим…
Леннон поправил сбившиеся очки, лицо осклабилось в ироничной улыбке:
— Э, да это Джим Хокинс, черт меня подери! Зашел в гости? Заходи, заходи, я всегда рад старому другу.
— Брось, Джон! Что с тобой происходит?
— Что происходит? Много бы я дал, чтобы понять, что тут у вас, гомиков, происходит.
— Джонни, я Джим Кельтнер, твой приятель и барабанщик, мы много раз вместе записывались... Я не гомик, если ты помнишь.
— И родная мать не могла бы утешить меня лучше, чем ты. — С сарказмом воскликнул Леннон. — А я — Долговязый Джон, если ты помнишь...
До Келтнера, наконец, дошло, — собеседника переклинило, и он говорит не с Джоном Ленноном, а с Джоном Сильвером. Пришла шальная мысль подыграть:
— Пятнадцать человек на сундук мертвеца! — Неожиданно затянул он с шутовской интонацией. — Йо-хо-хо-хо-хо! И бутылка рома!
— Нет, нет, нет! — Радостно возразил Леннон. — Лучше так: тридцать человек на один рок-н-ролл! Йо-хо-хо-хо-хо! И полфляжки водки! А припев пусть будет таким... — И он сходу выдал броскую музыкальную фразу:
Йо-ко-йо-ко-мэй,
Мэй-йо-ко!
Йо-ко-йо-ко-мэй,
Мэй-йо-ко!
Приятели в два горла подхватили понравившийся мотивчик. Сидевший за рулем Эллиот Линц нажал переключатель и наглухо закрыл все четыре окна. Джону это страшно не понравилось. Показалось, будто пространство, медленно сжимаясь в одну точку, поглощает салон автомобиля. Он сильно ударил локтем в дверь. Потом еще раз и еще… Кельтнер попытался остановить и нарвался на отчаянное сопротивление. Завязалась борьба. Захват, нырок, напряжение мышц, кряхтение… Леннон изловчился и спиной прижал противника в угол. Уперившись одной ногой в пол, второй он бешено заколотил в заднее стекло.
— Джим! — затравленно обернулся Линц. — Сделай же что-нибудь!
— Я пытаюсь!
— Черт! Ты ведь гораздо крупнее его!
— Попробуй сам! — Хрипел в ответ Кельтнер. — На вид он хиляк, а силен, как бык!
Эллиот резко затормозил, тела возившихся слетели в проход между сидениями. До заднего стекла было уже не достать. Но Джон c прежней одержимостью продолжил бить каблуком теперь уже в боковое окно. Мозг захлебнулся в панике, становилось все тесней и тесней… Линц снова нажал на кнопку, стекла полностью опустились. В ушах загудел ветер. Леннон внезапно прекратил бороться и несколько раз глубоко вздохнул. Теперь его распирало изнутри. Он снова сел и попытался открыть дверь. Линц успел вовремя включить центральный замок. Все двери оказались заблокированы. В испуге Джон кинулся в открытое окно. Кельтнер едва успел схватить за ремень. Леннон, ка угорь, сумел извернуться. Голова и грудь была уже вовне, но что-то неумолимо тянуло внутрь. Одной рукой ухватившись за крышу, второй он попытался нащупать то, что его удерживало. Это что-то оказалось твердым округлым и почему-то лохматым. Монстр! Всей пятерней Джон вцепился в длинную шерсть и со всей силой потянул на себя. Чудовище, не пускавшее на свободу, взревело благим матом. Не отпуская вражину, Леннон победоносно заголосил серенаду Тарзана:
Йо-ко-йо-ко-мэй!
Мэй-йо-ко!
Из машины раздался рев взбесившегося слона. Внезапно в руке очутился пучок шерсти. Слоновий визг превратился в пронзительно скулящий голос Келтнера:
— Не могу поверить, он снял с меня скальп!
Едва не вывалившись, Джон влез обратно. В углу, держась за голову, стонал Келтнер, за рулем опасливо озирался Эллиот Линц.
— Мертвые не кусаются, говаривал Билли Бонс. — Оценил обстановку Леннон. — А он был в этих делах мастак. Спуску не давал никому.
— Катись ты к дьяволу, Джонни! — Взвыл Келтнер и показал кровоточащую рану на месте выдранного клока волос. Рана была величиной с пиастр. Спустя год Джиму пришлось сделал операцию по трансплантации волос, после которой на памятном месте засеребрилась седая прядь.
— Приехали! — Облегченно возвестил Линц и змеей выскользнул из машины. Ругаясь отборным матом, следом выскочил Кельтнер.
Прочно вошедший в образ, Джон подкрался к поджидавшему Спектору и, что есть мочи, гаркнул:
— Капитану Смоллетту! Гип-гип ура!
Продюсер присел и тут же спрятался за спину Святого Патрика. Никого не подпуская, Джон направился к входу. На пороге недобрым взглядом окинул особняк и громогласно пообещал:
— Через час я подогрею этот старый блокгауз, как бочку рома!
— Мэй Пэнг, свари как можно больше кофе! — Прошептал потрясенный Спектор.
— Фил, его просто надо уложить спать. — Возразила девушка.
— Он не уснет в таком состоянии! Его во что бы то ни стало следует протрезвить!
В подтверждение из дома раздался звон бьющегося стекла и ругань Леннона.
— Свари ему самый крепчайший кофе, я тебе говорю! — Взвизгнул Спектор и вместе с телохранителем устремился на шум.
Однако двери дома оказались запертыми. Потоптавшись, решили зайти со стороны кухни. Но, когда пришли на место, внутри уже вовсю гремели кастрюли. Абордажная команда в нерешительности остановилась.
— Святой Патрик, придется тебе как-то пробраться туда. — Кивнул на темные окна Фил Спектор.
— Вообще-то этого нет в контракте…
— Ты будешь сверять каждую просьбу с документом?
— Да, буду! — Взвился черный гигант. — В контракте ясно сказано: личный охранник должен защищать клиента, а окружающих от самого клиента. Но тебе пока ничего не угрожает, и с твоей стороны я не вижу враждебных действий в отношении этого парня…
— Сейчас увидишь! — Зловеще пообещал Фил и неожиданно закричал:
— Эй, Джон! Я успокою тебя навеки, ублюдок ты этакий!
— Только сунься, еврейский выродок! — Весело откликнулся Леннон.
— Ты удовлетворен, законник хренов? — Повернулся к охраннику изменившийся в лице Спектор.
— Не лежит у меня душа к этому делу, босс. Никак не лежит. Ну никак!
— Делай, что приказано, зануда!
Кощунственно непорочна была южнокалифорнийская ночь на издыхании самого сладкого предрассветного часа. Даже звезды, до одури наговорившись друг с другом, наконец, вспомнили о приличиях и замерцали в стыдливом безмолвии. Обречённо вздохнув, Святой Патрик бесшумно — под стеночку — подкрался и заглянул в окно. Раздался звон разбиваемого стекла. Вместе с брызнувшими осколками из окна показалась увесистая сковородка на длинной ручке. Сковородка скрылась и тут же стремглав выскочила вновь, c малиновым звоном догнав бритый затылок потомка африканских рабов. Не издав ни звука, тело охранника перевернулось в воздухе и вытянулось посреди клумбы. Застывшая трехсотфунтовая туша недвусмысленно смахивала на кита, выбросившегося на берег. Скорбная тишина и утопающий в цветах черный костюм невольно наводили мысли о злодейке судьбе.
— Пат, ты живой? — Почему-то шепотом спросил Спектор.
— Воды… — Не сразу и c трудом просипел охранник.
— Где же мы возьмем воды, когда в доме засел этот маньяк со сковородкой?
— Тогда я умер, босс.
Cпектор подумал, подумал и медленно вытащил достопамятный кольт.
— Интересно, а в контракте указан пункт «защищать телохранителя от клиента»?
— Это подразумевается само собой. — Неожиданно проворно вскочил охранник и заученным приемом забрал пистолет.
Открыв барабан, он высыпал патроны в кулак, спрятал в карман. Молча, отдал револьвер подопечному и, так же молча, но решительно направился к главному входу. Там, после недолгой возни с замком, ему удалось быстро открыть дверь и благополучно проникнуть в дом.
— Смылись! — Раздался возмущенный голос пришедшего следом продюсера. — Он вдруг обнаружил, автомобиль Линца исчез вместе с пассажирами.
— Мэй, почему ты позволила им уехать?
— Эллиот повез Келтнера в госпиталь!
— Ага! Уже двое против одного, а всего было четверо! — Послышался злорадный голос державшего оборону Джона.
Спектор остановился и увидел приоткрытую дверь. Леннон мог быть где-то рядом.
— Предатели! — Продолжал он орать уже не так уверенно. — Святой Патрик, куда ты запропастился?
Не услышав ответа, мертвецки трезвый продюсер с кольтом в руке опасливыми шажками приблизился к дому. Именно в этот момент ободрившийся потерями неприятеля Леннон решил сделать вылазку. Оба двигались с направлением в девяносто градусов, не видя друг друга. На пороге сковородка и револьвер громко клацнули. Две знамености застыли, словно встретились первый раз.
— Джонни, может, выпьем крепкого кофе? — Первым пришел в себя Фил.
— А вместо сахара ты угостишь свинцом?
— Ну что ты, Джонни, пистолет не заряжен…
— А это уже не имеет никакого значения! — Резонно воскликнул Леннон и резко замахнулся своим грозным оружием.
Описав стремительную дугу, сковородка с тем же мелодичным звоном снова угодила прямо в лоб возникшему за спиной черному телохранителю. Подкравшись сзади, Святой Патрик уже был готов обхватить объект руками. Но после того, как повторно встретился со старой знакомой, обхватил бритую голову и застонал, будто вспомнив о чем-то важном.
Видимо, это, действительно, была судьба. А может быть не судьба. Оскорбившийся коварством нападавших, Джон в один миг пришел в бешенство и со сковородой наперевес ринулся в глубину комнат. Извергая самурайский клич, он кружил по дому и крушил все, что попадалось под руку.
— Вяжи его! — Завизжал Спектор.
— У-у-у-у! — Никак не мог что-то вспомнить Святой Патрик.
— Банза-ай! — Как угорелый, орал Леннон и сносил долой очередной предмет интерьера.
Особняк вмиг пробудился и наполнился вдохновенными звуками. На зависть скучной округе в нем забурлила задорная рокенрольная жизнь. И только Мэй Пэнг беззвучно рыдала в зияющем пустотой дверном проеме.
А Джон рассвирепел не на шутку. В считанные минуты изысканная обстановка гостиной превратилась в ненужный хлам. Весь первый этаж фешенебельного особняка походил на местность после торнадо.
— Ты можешь его остановить, олух? — Истерично кричал на охранника полутрезвый босс.
Святой Патрик, глухо мыча, постепенно приходил в чувство. Как на медленном огне, в нем закипала носорожья свирепость. Когда обезумевший вандал остановился в поисках чего-то целого, он легко вырвал у него сковороду. Обезоруженный Леннон кинулся на второй этаж. Спектор самоотверженно преградил путь .
— Твою мать! Лучше уйди, гребанный параноик!
Лишь мельком встретившись глазами с Джоном, Фил благоразумно ретировался. Охранник же наоборот неторопливо наседал на взбесившегося музыканта и целенаправленно гнал по лестнице вверх. На втором этаже они сцепились в борцовской стойке.
— Кидай на кровать! — Деловито распорядился Спектор.
Не церемонясь, натренированный громила применил прием и бросил Леннона на кровать.
— Рожей вниз! — Продолжал руководить продюсер и предусмотрительно стащил с лица поверженного знаменитые очки-велосипеды.
Охранник послушно перевернул брыкающуюся звезду и уселся на нее верхом
.
— Я прикончу тебя, выкидыш бегемота! — Пообещал сощурившийся Джон.
— Cейчас, сейчас... — Суетился Фил, по-хозяйски роясь в чужих шкафах.
Достав ворох галстуков, он торопливо соединял их узлами.
— Я перегрызу тебе глотку, огрызок! — Задыхаясь, шипел Джон. — Так и знай, — перегрызу!
«Огрызок», не обращая внимания, аккуратно за все четыре конечности, привязал жертву к ножкам кровати.
— Вот так! — Удовлетворенно произнес эксперт по голливудским запоям. — Теперь не задохнется! Знаю я этих рок-звезд, — обрыгаются во сне и захлебываются собственной блевотиной…
— Немедленно развяжи, скотина! Я прикончу тебя! Мэй, развяжи меня! Я должен убить их! — Продолжал неиствовать Джон.
— Удачная выдалась вечеринка, не правда ли? — Опять проигнорировал угрозу Спектор, обращаясь к безвинной жертве работорговли. — Поехали домой, Святой Патрик, скоро утро…
С чувством выполненного долга продюсер и телохранитель покинули еще недавно уютное гнездо влюбленных и оставили Мэй Пэнг один на один с клокочущим вулканом. Девушка в прострации бродила по разгромленному дому, и ничто не могло заставить ее подняться на второй этаж. Оттуда неслись душераздирающие крики, от бессильного бешенства переходящие в истерический хрип.
Джон без устали извивался на кровати, пытаясь освободиться от пут. Во время коротких передышек воспаленное сознание, как гвозди, пронизывали горькие мысли.
...связали ...стреножили ...как животное ...как бычка на родео ...меня! ...Джона Леннона ...мать всех в лоб! ...у-у-у-у!!!
И он продолжал дергаться с неудержимой энергией эпилептика. Вспомнилось, как в семнадцать лет вот также, лежа ничком, он задыхался от слез, узнав, что его мать Джулия погибла, попав под машину. Перед смертью она ждала его у тетки Мими, где Леннон жил и воспитывался. А он в это время коротал время в ее доме, подтрунивая над отчимом и сводными сестрами. Внезапно снизошла благодать
...это моя Голгофа ...а я — распятый Христос ...все так просто...
Благая весть елеем разлилась по усталому телу. Отдохнувшие члены наполнились невиданной силой, и новоявленный мессия с гримасой мученика издал нечеловеческий вопль. Вместе с нездешним звуком напряглись мышцы, раздался сухой треск, и непостижимым образом кровать сломалась.
Распахнутыми от ужаса глазами Мэй Пэнг наблюдала, как Джон спускается, стуча обломком, болтающимся, как ярмо. Остекленевший взгляд смотрел сквозь нее, сквозь стену, сквозь весь окружающий мир. Он закричал в какое-то только ему видимое измерение:
— Йоко! Тварь косоглазая! Хотела угробить меня?!
Пальцы безумца нащупали тонкую шею девушки. В глазах потемнело, предательски задрожали колени. Кто это был? Зомби? Демон? В последний миг Мэй удалось освободиться от мертвой хватки. Капелью рассыпались бусы. Задыхаясь, она опрометью выскочила из дома и, не разбирая дороги, помчалась прочь. В ночной тишине раздалось хлесткое:
— Что, теперь стал не нужен?!
Девушка дернулась, как оленёнок, настигнутый метким лассо, обреченно опустилась на колени. Весь следующий час они сидели, скрытые друг от друга кустами роз и рыдали каждый о своем. Джон Леннон маятником раскачивался на ступеньках и, подвывая на всю улицу, беззастенчиво сокрушался:
— О, о! Никто, никто не любит меня!
Мэй Пэнг безмолвно глотала слезы и думала, что же имела в виду Йоко, когда, благословляя на роман с собственным мужем, говорила: «Любая женщина кажется красивой в темноте, издалека или под бумажным зонтиком».
Пока гремела битва, данная Джоном при Бель Эйр, незаметно рассвело. Меж небом и землей в объятиях страсти слились тепло и холод, свершился священный акт зачатия и, как бы из ничего, родился всеми желанный сын матери Природы — свежий утренний бриз. Его дыхание донесло с фривея затухающий мотоциклетный рокот. Видимо, загулявшая стая байкеров возвращалась неизвестно откуда в неизвестно куда. За поворотом вначале улицы раздались шаги. Вскоре показался силуэт высокого плотного человека. К несказанной радости Мэй это оказался Мэл Эванс — один из немногих, входящих в ближайшее окружение «Битлз». Они встречались лишь несколько раз, но Мэй знала — на него можно положиться. Эванс подошел к заплаканной китаянке и обратился, будто они расстались только вчера.
— Дурь или спиртное?
— Спиртное… Как ты узнал?
— Когда проспится, будь, пожалуйста, рядом. Ладно?
— Он, кажется, никого не узнает.
— Меня узнает... — Уверил Мэл Эванс. — Мы знакомы с незапамятных времен…
Через минуту девушка услышала, как он виноватым голосом произнес:
— Джон, прости, я так и не нашел твой Джамбо.
— Джамбо? Ты потерял мой Джамбо?!
— Так получилось, Джон… Я точно помню, когда мы приехали в «Финсбери-Эмпайр», ее выгрузили вместе со всеми инструментами. А перед самым выступлением эта чертова гитара пропала!
— «Финсбери-Эмпайр»? Лондон? Так прошла туева туча лет! Мэл, это ты, мошенник?
— Ну, конечно, я!
— Мэл, это ты… — Всхлипнул Леннон и утонул в объятиях штатного вышибалы, а потом гастрольного менеджера самой знаменитой поп-группы мира.
— Мэл, меня никто не любит…
— Калеки! Что с них возьмешь! — Невозмутимо успокоил тот и ободряюще похлопал по спине. — Тебе надо поспать, Джон. Я помогу...
Вскоре все стихло.
— Спит. Позже я приеду поговорить о ремонте. Дом надо привести в порядок. — Кратко доложил Эванс. — До встречи.
И он направился туда, откуда явился. Кованые башмаки почти умолкли за поворотом, когда вновь застучали громче. Вернувшись, отставной вышибала задумчиво возвестил:
— Придётся поприсутствовать на этих ночных посиделках...
— О, большое спасибо! — Обрадовалась девушка.
Обхватив ноги, она уткнулась в колени и с облегчением прошептала:
— Слава Всевышнему, кончился этот ужас…
Эванс тяжело вздохнул:
— Боюсь, девочка, все только начинается…
• Строчка из текста песни группы "Eagles" "Отель Калифорния".
Клип:
http://www.youtube.com/watchv=G82q8Yds0hA&feature=related