Рисунок мой, "Очередь за счастьем"
- Лизка! – Асюта бежит навстречу мне по перрону. Приехала. Как и обещала.
- Какая ты смелая, Асюта, не боишься ездить сама так далеко?
Подружка успевает за минуту уверить меня в том, что на дорогах нынче спокойно, машинка у нее послушная и добрая, подарок супруга к дню рождения. Соседи обомлели, когда увидели автомобиль, перевязанный громадным подарочным бантом. Все как в рекламе. Такого в нашем ауле еще не было. Асюта рассказывает в красках, счастливо заливаясь смехом. Хохотушка.
По дороге в Черкесск узнаю от нее последние новости из провинциальной жизни. Аська спешит рассказать все, что знает об одноклассниках. Ее распирает гордость: старшая дочь купила квартиру в центре города, в доме, где живет Орлов с мамой, отгрохала евроремонт.
- Какая умница у тебя дочь! - предлагаю заехать-посмотреть. Представляю заранее, как я буду цокать от восхищения языком и заламывать руки над сантехникой, но это мне в радость, потому что это важно для Асюты.
На скамейке у подъезда – Нина Михайловна, мама Орлова. Узнала, обрадовалась, пригласила на чай. Соглашаемся. Мы на Кавказе - нельзя обижать пожилых людей и, особенно, мам. Только ненадолго, дома еще не были, родители ждут. Вытаскиваю из сумки кукурузную муку: «Быстро научу вас варить мамалыгу!». Нина Михайловна смеется, Аська шебечет, чай наливают в пиалы. Варенье. Любимое, из белой черешни.
«Эх, Кавказ! Хорошо-то как!»
Орлов еще на работе. Нина Михайловна дотошно расспрашивает меня обо всем - понятно, давно не виделись. Сама молчит, как партизан. «Ну, пожалуйста, скажи что-нибудь о сыне», - молю я её глазами. Под стеклом в буфете в черной ленточке две фотографии: отец и брат Андрея.
Украдкой заглянула в комнату Андрея – ничего не изменилось. На стене, как и в детстве, плакат битлов. Я видела его еще в девятом классе.
«Блин, мир остановился…».
Курю на балконе, Аська топчется рядом.
- Часто видишь Орлова?
Асюта молчит, прячет от меня глаза.
- Ты чего, Ась?
- Пьет он.
- Да ладно? Не может быть! Шутишь?
- Увы.
Прикуриваю одну сигарету от другой…
Вернулся с работы Орлов, заорал с порога: «Мать, я не понял, кто у нас курит?»
Вывалился на балкон, оторопел от неожиданности и… Радостного мгновения не наступило. Несколько секунд осторожно рассматривали друг друга: оба изменились, стали другими. Постарел. При отличном росте явный избыток веса. Седые короткие густые волосы. Мужественное лицо. Красные прожилки носа и отеки под глазами. Ася сказала правду. Пьет. Усталый. А глаза такие несчастные! Даже когда он улыбается, в них не исчезает печаль. Но такой родной. Орлов.
«Как же я хочу к нему под крыло!»
Рассматривает меня откровенно и с явным удовольствием.
- Куришь? Вот бы никогда не подумал, что Матвеева курить будет! И давно?
- Давно. Жизнь – богаче. Думаем – одно, а складывается всегда так все неожиданно!
Краснею, словно поймали меня на месте преступления. Начинаю переживать, что я – только с поезда, да и не красавица давно. Душа, правда, у меня есть. Тонкая такая душа. Все говорят. Только за килограммами талии вряд ли кто-то захочет эту душу разглядеть! Спешу познакомить с сыном. Пьем чай, болтаем ни о чем. Сынок мой изнывает от нашей беседы в ожидании долгожданной своей встречи с дедом.
Через полчаса Орлов провожает нас с Левушкой к дому родителей.
Мама увидела нас с балкона:
- Лиза, внучек, ну где вы так долго?! Обед стынет. Андрюша, поднимайтесь к нам, пообедаем.
Помощник мой, Левушка, с громадной нашей сумкой уже умчался вверх, к деду. Улыбаюсь, смотрю на Орлова и повторяю для него мамино приглашение. Отказался. Попрощался неуверенно, сунул руки в карманы и быстро пошел прочь. Широкоплечий, немного сутулый… милый.
Привычные с детства сорок две ступеньки вверх. Вот я и дома. Шум, гвалт, суматоха первых минут встречи. Дед довольно похлопывает внука по плечу, оба светятся счастьем. Они - друзья. Мама порхает по кухне, накрывая на стол. Судя по всему, вкусностей приготовлено на взвод с недельным довольствием.
Осматриваюсь. Ничего не изменилось. Все то же зеркало в прихожей, купленное мною на первую зарплату. Те же книги у папы в кабинете. Скучно клюет носом в клетке на кухне папин любимчик - Леонид Ильич. Своим именем кенарь обязан поразительному сходству бровями с тезкой – политиком.
Звонок в дверь. Соседи. Весь дом знает о нашем приезде. Новая волна объятий, поцелуев, вздохов, восхищений. Стол решено накрыть в гостиной.
«Суета! Но такая приятная…»
Милые, родные лица. Тетя Аминат из квартиры напротив помнит, что я люблю либжу. Вот и приготовила к моему приезду. Сыплю похвалы:
- Два долгих года я мечтала поесть настоящую либжу. Лучше вас, тетушка Аминат, никто в мире готовить не умеет. Ах, как пахнет! Это дом, где сбываются все мои мечты.
- Я тебе, деточка, завтра еще лакумы пожарю. Левушка любит, я знаю, - соседка расплывается в довольной улыбке. Супруг ее, Алик, уже не прочь выпить. Поставил поближе к себе бутылочку водки. Читаю этикетку. «Пшеничная». Сделано в СССР. И знак качества есть. Неужели, мои сохранили? А, говорят, мир рушится…
Сосед – тамада открывает застолье долгим красивым тостом. Блюда стынут, но никто не спешит. За моих родителей! Хороший тост. Здоровья бы им. Оба заметно постарели. Но сейчас так и светятся: любимый внук приехал. Самое время дарить подарки. И снова объятия, поцелуи, шум, все счастливы.
- Прости, папа. Птичку не смогли привезти, так уж сложилось. Столько нынче всяких сложностей с перевозкой пернатых.
- Понимаю, - кивает в ответ папа. – Ничего, не страшно, Лиз. Леонид Ильич еще жив, правда, петь стал мало.
Мама вздыхает, признается с сожалением, что очень они надеялись на появление в доме нового кенаря! Понятное дело, уверенно заверяю своих старичков, что раздобуду им классную птичку здесь, в Черкесске.
На следующее утро прихожу к выводу, что исполнить обещание – сложно. Нет в городе магазина, где бы канареек продавали! В поисках очередного зоомагазина и птицы счастья, понимаю, что нахожусь рядом с домом одноклассницы Наташки Плоткиной, чью грустную историю мне вчера поведала Асюта.
С Наташкой мы никогда не были близки, и интересы у нас с нею не совпадали. По окончанию школы она подалась в медицинское училище, стала медсестрой в кардиологии областной больницы. Удивительная, внимательная, заботливая, исполнительная получилась из нее медсестра. Нашла свое место в жизни барышня. Вышла замуж, родила сына. Муж спился, родители умерли, при родах второго ребенка потеряла зрение, теперь инвалид и не работает. У дочери – астма. Учителя нашей школы приходят заниматься с Наташкиной дочерью домой.
«Пожалуй, надо зайти!».
- Вы к кому? – меня изучает озорными глазами рыжая девчонка лет двенадцати. У ног ее крутится, старательно тявкает странной породы собака.
Пытаюсь сообразить, как правильно ответить. Понимаю, что отчества Наташкиного не знаю, да и фамилию она поменяла после замужества.
- Я ищу свою одноклассницу, Наташу Плоткину. Она здесь живет? Ты, наверное, ее дочь? Мама дома? – сыплю я вопросами.
И вдруг слышу из глубины квартиры:
- Леля, проведи ко мне женщину. Это Лиза Матвеева пришла.
Она узнала меня по голосу. А ведь мы не виделись больше двадцати лет после последней встречи!
Шок. Стараюсь держать марку.
Тортик, цветы, вопросы-ответы.
- Пойдем на кухню, Леля чай поставила. – Наташка улыбается мне. А глаза застывшие. Она меня совсем не видит. – По квартире я спокойно передвигаюсь, привыкла. А вот на улице мне сложно. Хожу только с Лелей и неподалеку от дома.
На ощупь Наташка находит сигареты, присаживается у открытого окна. Леля – золотое дитя – заботливо подставляет пустую банку для окурков. Смотрю, как ребенок расставляет чашки на столе, режет торт. Чувствую себя не в своей тарелке.
- Лиза, а хотите, я сыграю вам неаполитанскую песенку? – заглядывает мне в глаза Леля. Согласно киваю, неуверенно верчу в руках чашку с щербинкой. Лелька убегает в комнату и уже через минуту доносится мелодия, знакомая каждому ученику музыкальной школы.
- Лелька тебе рада. К нам нечасто гости приходят. Из наших всех только Аслан бывает. Девчонки присылают мне иногда переводы на его имя, он передает. Сама-то я не могу нынче и перевод получить. Аслан – золотой человек. Он мне и зубы недавно вылечил, бесплатно.
Прислушиваясь к музыке, Наташка одобрительно кивает, сообщает, что Лелька мечтает учиться в музыкальном училище. Как будет – никто не знает. Дочь – больна. Сын – ее гордость, выпускник факультета психологии университета, получил удар ножом от пьяного незнакомца. Теперь-то известно, что то был сын великого человека. Уголовное дело не рассмотрено, нужен адвокат, проблем море. У Наташкиного сына – серьезные осложнения со здоровьем, было уже две операции, а средств нет никаких. Старший брат-наркоман третирует Наташку вечными требованиями денег. И в милицию на него не напишешь, брат, все - таки. Короче, жизнь - несладкая штука.
- Как родители? – спрашивает меня Наташка. Оказывается, она помнит, как мой папа возил класс на рыбалку в станицу, а мама привела всех моих одноклассников в музучилище на концерт какой-то группы. – Не помню, как группа называлась, но из ГДР они были. Я тогда впервые на концерт попала.
«Надо же, а я про концерт напрочь забыла!»
- Знаешь, Лиз, часто вспоминаю, как ты читала на уроке внеклассного чтения сказку про очередь за счастьем.* Я – первая в этой очереди. – Наташка горько усмехается.
«Боже, за что люди так страдают?»
В кухню вошли Лелька с собакой. Пытаюсь отвлечься от грустных мыслей.
- Что за порода такая странная? Я таких не видела еще.
- Жужу не странная, - насупилась Лелька, - Жужу инвалид. Ей мальчишки во дворе уши обрезАли, а мы с мамой услышали, как собака плачет, и отобрали ее у них.
Пытаюсь скрыть свои растерянность и смятение. Отвечаю невпопад на вопросы. Лельке, явно, понравился мой шарфик. Снимаю, дарю, на память. Вытряхиваю из кошелька всю имеющуюся наличность, оставляю Наташке. Она не возражает. Лелька в шарфике вертится перед зеркалом . Собака крутится у ее ног.
«Куда делось мое душевное равновесие? Больше не могу. Надо уходить».
В жутком состоянии тащусь по дороге и даже не знаю, в каком направлении. Остановилась машина и нарисовался Орлов. Спрашивает меня, куда путь держим. Поднимаю на него глаза и признаюсь, что хочу напиться. Вот так.
- Садись в машину. Это мы мигом.
Снова у Орлова дома. Коньяк на столе. Меня пробивает на полную катушку. Удивляет, что Андрей ничего о Плоткиной не знает! Не стесняясь, при Нине Михайловне и Орлове, честно признаюсь: «Если бы я жила здесь, то спилась бы с горя».
Потом мы куда-то едем, снова пьем. Сколько я всего за эту ночь от Орлова о нем и о мире узнала! Он до сих пор не может себе простить, что привез младшего брата на ту самую встречу, где Генку убили. Привез и оставил там одного. Уехал. Не почувствовал. Не понял. Не ждал. А Генку – убили. Отец после гибели младшенького так и не оправился, через полгода инфаркт. Мать крепится. Пока. Только мать у него и есть.
«Бедный, бедный ты мой…»
Домой попадаю к утру. Заснуть не могу. На цыпочках пробираюсь в кухню к старенькому кенарю Леониду Ильичу, прикрываю дверь, делаю себе кофе и курю. Папа, мой удивительный друг, приходит ко мне. Как в детстве, выкладываю ему все: о Наташке Плоткиной и ее проблемах, о братьях Орловых, о мыслях, о жизни и деньгах. Все как есть. Поплакала. Чего уж там. А папа обнял меня и заверил, что я все правильно делаю, что так и должно быть. Жизнь – она богаче.
«Отец у меня - уникальный человек!»
Днем я всерьез занялась поисками кенаря для папы…
продолжение: http://www.proza.ru/2011/07/02/1140
____________________________________________________
*
Людвик Ашкенази.
ОЧЕРЕДЬ ЗА СЧАСТЬЕМ
В некоем городе - предположим, в Испании -
люди терпеливо стояли за счастьем.
Счастье продавалось в пакетиках,
перевязанных ниткой, с надписью "Фелицитас".
В каждом пакетике были:
стёклышко с радугой, пряник,
горстка пахучих трав, молочный зуб и
монетка. Словом,
на сто пятьдесят граммов счастья.
Кое-кто стоял в очереди с рождения.
Одна женщина попросила:
Пожалуйста, не забудьте - я буду за Вами,
мне нужно отойти за хлебом
(или на свадьбу, а может, на похороны),
не забудьте, пожалуйста, мучас грасиас.
Она пришла к морю, где тёплые волны
перемывали песчинки и лёгкая пена
гладила усталые ноги.
"Я была бы так счастлива, - подумала женщина, -
если б не надо было опять возвращаться
в очередь за счастьем."