Сарнов у разбитого корыта - Сталин и писатели

Владимир Рыскулов
Итак, Бенедикт Сарнов закончил свой опус «Сталин и писатели» 4-й книгой (ЭКСМО, Москва, 2011). Я уже писал, что в предыдущем томе, он поднял пахучую, охотно поддерживаемую желтой прессой тему о плагиаторстве Шолохова (см. «Сарнов против Шолохова») и занял позицию, сомнительную для такого маститого литературоведа. В этой книге число нелепостей и противоречий возросло (будем, конечно, учитывать почтенный возраст автора – 84 года).

Как можно, например, приравнивать к холокосту (до 6 млн. погибших; репрессированных, но выживших не учитываем) кампанию против так наз. «безродных космополитов» и дело «врачей-убийц»? Как известно, по делу «Антифашистского еврейского комитета» было казнено 13 человек из 15 (академика Лину Штерн посадили, а зам. мин. Госконтроля РСФСР Соломон Брегман умер во время суда). К ВМН приговорили еще 10 человек из 110 репрессированных в разных организациях в связи с этим делом. Из 9 арестованных врачей (в том числе шестеро евреев) только один - проф. Яков Этингер - умер в тюрьме от болезни сердца, не дожив до освобождения. Масштабы репрессий несопоставимы. Сарнов, предупреждая, что может этим «многих шокировать», решил  применить к Сталину гитлеровскую формулу об «окончательном решении еврейского вопроса». «Он собирался просто выслать их куда-нибудь на Колыму, посадив в телячьи вагоны и даже гуманно распорядившись, чтобы в пути погибло не более половины депортируемых еврейских семей» (с. 472). Да, были такие слухи в еврейской среде, но ни один уважающий себя историк не рассматривает их всерьез. До этого по поводу драки двух писателей-антисемитов Сурова и Бубеннова: «О том, что они там не поделили, история умалчивает. Может быть, это был даже какой-нибудь принципиальный, идейный спор. Один, скажем, доказывал, что всех евреев надо отправить в газовые камеры, а другой предлагал более мягкий вариант: выслать их на Колыму. Или, еще либеральнее, - в Израиль» (с. 457). Явный перебор.

Или приписывать себе задним числом  вполне осознанное отрицательное отношение к Сталину к моменту его смерти в 1953г., когда речь Хрущева против культа личности на ХХ съезде в 1956г. стала откровением даже для самых закаленных партийцев? Рассказывают, что из зала выводили людей, которым становилось плохо. Сомневаюсь, что Сарнов мог в 1953г. (в 26 лет) понимать личность Сталина, если он и сейчас до конца в ней не разобрался. Недаром автор проговаривается дальше по другому поводу: «Может быть, я сейчас и преувеличиваю степень моего тогдашнего понимания всех этих, как потом стали у нас говорить, аллюзий»  (с. 685). И по поводу дискуссии о Маяковском в январе 1953г.:  «Все это приводило меня в ярость. Я даже написал однажды (и отправил!) письмо самому Сталину, в котором предлагал ему (вот дурак-то!) поставить Маяковского в один ряд  с Горьким, как равноправного с ним основоположника социалистического реализма, а прах Маяковского похоронить – рядом с Горьким, в Кремлевской стене» (с. 1014-1015).

Или сокрушаться по поводу введения российских войск «в 90-м и в 2000-м в Чечню, а в 2008-м – в Грузию» (с. 953). Я, конечно, понимаю – «плюрализм мнений» и «редакция не несет ответственности…», но я отдал 515 рублей за книгу по истории советской литературы, а не за очередной антисоветский и антироссийский политический памфлет. Я хочу, чтобы название книги и ее содержание соответствовали друг другу.

Далее в послесловии о Сталине: «По его замыслу у него все должно быть САМОГО ВЫСШЕГО КАЧЕСТВА. Лучшие в мире музыканты (Гильельс, Ойстрах). Лучшие в мире шахматисты (Ботвинник, Таль)» (с. 1175). Мне как шахматисту пример с Талем кажется неудачным, т.к. он стал мастером лишь в 1954г., а гроссмейстером в 1957г. Здесь уместнее было бы назвать, например, Смыслова или Бронштейна. 

Или снова о Сталине: «Некоторых при этом пришлось убить (Горького, Бабеля, Пильняка, Мандельштама, Артема Веселого, Ивана Катаева)» (там же). Позвольте, но кто неопровержимо доказал, что Горького убили по приказу Сталина? Существуют еще две другие версии: Горького убил изменник Ягода (назло Сталину), и Горький умер своей смертью, что наиболее, вероятно, потому что в то время он постоянно тяжело болел и просто был стар (68 лет).

Что же в сухом остатке? Писатели в большинстве своем у Сарнова получились какие-то мелковатые, трусоватые и подловатые. И хотел бы того он или нет, Сталин на фоне их возвышается каким-то гигантским сфинксом, еще раз доказывая, что гений и злодейство – две вещи вполне совместимые.  Недаром  один, по словам Сарнова, умный его приятель метко заметил ему: «Какая же грандиозная фигура этот Ваш Сталин...» (с. 1176). И если Сарнов постоянно пытается возвести и так известное всем злодейство Сталина в квадрат или даже в куб, сути дела это не меняет. Поэтому кто, «как пушкинская старуха, остался у разбитого корыта» (с. 1180), еще неизвестно.