Мы всем нашим районным клубом военно-исторических реконструкций собираемся на фестиваль, посвященный 4-й Галицийской битве. В свое время современники называли ее Луцким прорывом, ну а мы с вами знаем ее как Брусиловский прорыв.
Правда, неожиданно возникли непредвиденные осложнения. Половина членов нашего клуба это кадровые военные, поэтому мы себе и форму изготовили офицерскую. Однако устроителям и организаторам фестиваля не понравилось, что у нас из 14 участников – сразу семь человек будет в форме офицеров русской императорской армии.
Поскольку для меня этот вопрос оказался вовсе не принципиальным, то я первым пошил для себя форму рядового пехоты. В результате в офицерской форме нас осталось всего двое – руководитель нашего клуба (кстати сказать, такой же подполковник запаса, как и я, но не захотевший носить форму рядового) и мой шестилетний сынишка Ваня. Наш руководитель будет полковником, а Ванюшка капитаном.
Сколько радости у моего сына от того, что он, наконец-то, попадет на фестиваль военно-исторических реконструкций! И еще больше от того, что у него теперь есть настоящая форма его размера! Он ходит и с утра до вечера поет:
– И кресты вышивает последняя осень,
По истертому золоту наших погон!
Учитывая, что у него выпадают зубы, и в частности два верхних по центру, пение воспринимается забавнее вдвойне.
Разумеется, ребенок будет среди зрителей. Моя жена, хоть и является членом нашего клуба, но на фестиваль не поехала. Она не захотела оставить на бабушку нашу трехлетнюю дочь Олю. Но поехала жена моего приятеля Володи Прокопьева, хотя она и не член клуба. Вот она-то и будет присматривать за моим сынишкой.
Надо ли говорить, что для ребенка участие в подобном фестивале это вообще нечто фантастическое? Тем более, что из-за частых простуд Вани мы пропустили фестивали «Даешь Киев!» и освобождение Винницы. Ну, а тут все получается, как надо. В ожидании этого события мой сын долго не мог уснуть. Да и я сам, признаться, тоже.
– Вечный ребенок! – смеется жена надо мной.
И вот, наконец, началось! Мы бежим с трехлинейками наперевес и кричим: «Ура!», а вокруг рвутся взрывпакеты. Нам всем весело и радостно. Навстречу бегут то ли немцы, то ли австрийцы, не могу утверждать наверняка, так как совершенно не интересуюсь их униформой. Из-за того, что по дороге нам дважды надолго преграждали дорогу аварии и гаишники, мы прибыли к самому началу реконструкции битвы. Поэтому организаторы не успели нам объяснить, как должен проходить штыковой бой. Ну да ладно, разберемся по ходу, посмотрим, как это будут делать другие.
Володька Прокопьев в лучшей физической форме, он худощав и бегает быстрее меня. Я тяжеловат – 112 килограмм при 185 см роста, это, конечно, перебор. Володька вырывается вперед и оказывается нос к носу со здоровенным немцем (или австрийцем). Почему-то мне кажется, что это все-таки немец. Внешне он похож на добропорядочного крестьянина (бюргера, если не ошибаюсь), которого призвали в армию на время войны.
Однако по тому, как он ловко обращается с винтовкой, можно подумать, что он кадровый солдат. Впрочем, о чем это я, в самом деле? Ведь мы на реконструкции тех событий!
Бюргер лихо выбрасывает вперед руки, и плоский штык выглядывает из спины Володьки Прокопьева. Мой приятель медленно опускается на землю. Справа взрывается снаряд и со страшным криком боли падает наш «полковник». Он держится руками за культю выше колена, а его нога лежит и кровоточит в нескольких метрах впереди. Странно видеть этого сильного, уверенного, властного человека таким безнадежно беспомощным.
Я растерянно оглядываюсь назад, но никаких трибун, никаких зрителей сзади не наблюдаю. Да что же это, в самом деле? Неужели это и впрямь 1916 год? Как мы сюда попали? Это ведь только в кино такое бывает! Тоже мне еще одни «Мы из будущего» или «Туман» нашлись! Но сзади меня не жиденькая цепочка из двух сотен реконструкторов, а не менее трех батальонов пехоты!
Раздумывать о временных парадоксах некогда – ко мне подбегают сразу трое противников. Или врагов, как их там, блин горелый? Однако, мое тело вспомнило, что когда-то командовало ротой морской пехоты на Северном флоте и учило подчиненных.… Много чему учило и в том числе рукопашному бою.
Я и опомниться не успел, как трое врагов уже лежали с колотыми ранами на земле. Самое время пошутить: «А руки-то помнят! Помнят руки-то!», но отчего-то не до шуток. Затих наш «полковник», видимо потерял много крови. И все-таки, как мы сюда попали? Мы ведь ехали на фестиваль, а не на войну?
Додумать эту, такую важную мысль я не успеваю, так как рядом взрывается второй снаряд и в мою грудь вгрызаются несколько осколков. Два из них приняла на себя скатка, но третий беспрепятственно входит мне в грудь. Еще несколько мгновений назад мое такое сильное и надежное тело слабеет, и я падаю. Глаза сами по себе закрываются, так как веки стают тяжелыми-тяжелыми. И я проваливаюсь в какую-то темноту.
– Папа! Папочка! – доносится до моего сознания жалобный голосочек моего сынишки. – Ну, папа! Очнись же!
Я с трудом открываю глаза – надо мной склонился мой сын. Ночь. Слабо горит светильник-ночник, я лежу, дома в своей постели. Повернул голову вправо – рядом мирно спит жена, а у стены на своей коечке дочка Оля.
– Ну, папа! – снова доносится до сознания голос сынишки. – У меня горло сильно щипает. Найди мне таблетку «Себидина».
Пробую губами лоб сына – у него явно температура. Приходится будить жену, а то она утром не простит, что я сам занялся самолечением ее долгожданного сына. (Это она так шутит, так как и для меня, сын тоже долгожданный).
Утром выясняется, что и у дочки тоже температура до +39С. И на этот фестиваль наш клуб поедет без меня и моего сына.