Люди называли его богом, и от этого хотелось смеяться и плакать одновременно, потому что верой своей они невинного возводили на костёр, сложенный из слов, мыслей, надежд и желаний. Из самокритики и неуверенности.
Тонкая фигурка на краю каменного парапета, не в силах сорваться вниз, стоит на самых кончиках пальцев, и всё равно воздух держит, окутывает потоками, развевает светлые одежды.
Они зовут его богом.
Бог курит горькие сигареты и силится вспомнить своё имя, рассеяно проводя по едва отросшему ёжику волос загрубевшей ладонью. Ломкий, угловатый, все рёбра наружу, а кожа покрыта сеточкой шрамов. Пойманный в клетку ветер.
Так уж повелось, что бог должен быть со своим народом, неусыпно хранить его от горестей и бед, а, значит, ему нельзя находиться где-то на небе, поэтому богов принято ловить, сажать в клетку, нещадно ломать крылья - в жертву будущему, как заведено. И не спросят, потому что не ответит - в крике сорван голос.
И, казалось бы, к чему охранять того, кто оберегает целый мир? Но начальник стражи не задаёт подобных вопросов, потому что давно уже понял простую и горькую истину: не охранять от опасности, но стеречь, словно пленника, словно редкую птицу, пусть даже в неволе она никогда не полетит и не запоёт.
Слуги расставляют в покоях бога полные роз вазы, а бескрылый ветер вышвыривает цветы из окна, хоть так выражая протест. Тогда стражник приносит ему охапки мелких полевых цветов. И вместо благодарности получает лишь ледяной взгляд огромных, тёмных глаз, но бог принимает его дар и ненадолго воцаряется покой. А потом он начинает бить стёкла, пытаясь вырваться на свободу, только ветер не даёт упасть, и бог разбивает вкровь кулаки, бьётся в истерике, пока на шум не прибегает единственный страж, который не боится сгрести его в охапку, удерживая от того, чтобы причинить себе ещё больший вред.
Толпе давно бы пора было сказать, что бог безумен, но это было нормой, и оставалось только диву даваться, как подобный мир вообще выжил. И чем дольше страж смотрел на родной город, на целый мир глазами своего бога, тем меньше он видел причин для существования подобного уголка вселенной.
Он не взвешивал "за" и "против", когда распахивал двери, и, конечно, был прекрасно осведомлён, что совесть настигнет его позже, когда придёт осознание, что он только что вырезал рискнувшую помешать ему стражу, своих подчинённых, своих товарищей. Это всё казалось каким-то неважным, потому что стучало в голове настойчиво - там, за резными дверями, отчаянно заламывая руки, бросаясь на стены, желая разбить о камни голову, мечется, борясь с безумием пленённый ветер, у которого отняли крылья.
Стражу казалось, что он не переживёт этого дня. Дня, когда он дал богу свободу, но ветер протянул ему руку и позвал за собой. Потому что ему не нужен был этот мир без единственных возможных крыльев.