ЯПОНСКИЙ ФЕНОМЕН
«Из пяти великих японских писателей, широко известных
в мире, четверо покончили с собой – Акутагава, Дадзай, Кавабата,
Мисима… Как я понимаю, суицид – один из краеугольных камней
мировосприятия японцев.»
Григорий Чхартишвили
Трагическое отношение к смерти, присущее всей западной культуре, недвусмысленно свидетельствует о положительном неверии представителя этой культуры в бессмертие души. В противоположность европейской мысли, Восток очевидно спокойнее и позитивнее относится к смерти. Этой благожелательности, весьма вероятно, поспособствовало учение о реинкарнации, воспринимаемое азиатами на генетическом уровне как свойство бытия. Условно сочтя буддизм – кульминацией духовного развития азиатской культуры, в декларированном Шакьямуни отождествлении жизни со страданием едва ли можно не усмотреть прямое указание на смерть как на естественную цель человеческих устремлений.
Среди многих воспринявших буддизм народов, тем не менее, только один, со свой-ственной ему последовательностью, принял этот неочевидно содержащийся в учении Тат-хагаты призыв к смерти в качестве руководства к действию. Причины того, что народ этот один-единственный только и откликнулся на упомянутый призыв, посвятив весь образ своей жизни достойной встрече смертного часа, и не упуская возможностей форсировать его приближение, следует искать в особенностях культурной традиции этой нации, мотивированной умирать с большей лёгкостью, чем жить.
Действительно, то обстоятельство, что именно, и даже исключительно у японцев находим мы такое множество примеров сознательного выбора в пользу смерти, имеет глубокие исторические корни.
Известно, что самураи встречали новый день мыслями о смерти (наверняка не все, но определённо – многие, кто неукоснительно следовал основным постулатам кодекса «Бусидо»). По крайней мере, именно таковым было предписание истинному воину страны Ниппон (Нихон): каждый новый день следовало оценить как подходящий для достойной встречи своего смертного часа.
В первых же строках трактата «Бусидо Сёсинсю» Тайра Сигэсукэ (2) сказано бук-вально следующее: «Тот, кто собирается стать воином, считает своей самой главной забо-той помнить о смерти всё время, каждый день и каждую ночь, начиная с утра наступающего нового года и до поздней ночи года уходящего» (2.21).
Не стремившийся никого наставлять и поучать, но проживший жизнь как подобает воину, отшельник Ямамото Цунэтомо в трактате «Сокрытое в листве» высказался просто и без затей: «Путь самурая – это смерть».
Жизнь воина, искренне стремящегося отвечать этим высоким стандартам, в мирное время была чрезвычайно трудна. За неимением военных баталий, угрозы жизни сюзерена или его близких, нанесённого хозяину или самому самураю оскорбления – повода для дуэли, – иного конфликта с себе подобным, враждебно настроенных соседей, достойного противника или смертельно опасного поручения, кого-то, за кого можно было бы вступиться, нападения разбойников… – короче говоря, за отсутствием какого-либо предлога, позволяющего воину явить свою доблесть в благоприятных тому обстоятельствах, самураи вынуждены бывали прибегнуть к компромиссу под названием «сэппуку» – к ритуальному самоубийству. И многие, стремившиеся соответствовать возвышенным идеалам, не давали повода усомниться в легитимности своего статуса и бестрепетно вспарывали себе брюшную полость по каждому, достаточному на их взгляд, поводу. Зачастую, у самурая не имелось иного способа «сохранить лицо» (что являлось важнейшей из задач, превносивших в жизнь воина смысл). (3.6)
«Отличие японских обычаев, – говорится в «Бусидо Сёсинсю», – от принятых в других странах заключается и в том, что даже люди низших сословий, такие, как крестья-не, торговцы и ремесленники, хранят как сокровище ржавые короткие мечи». (2.31).
Воинственный дух жителей Страны Восходящего Солнца представляется столь не-отъемлемым свойством уроженцев Японского архипелага, словно текущая в их жилах кровь по самой своей природе близка к температуре кипения. Меж тем, прирождённые воины (буси) появились в Японии только в эпоху «Мира и покоя» (Хэйан, после 749 года). Тогда-то «служение великому человеку» (таково значение слова «самурай») и стало наследственным предназначением японского воина.
Сперва самураи проявляли свою доблесть, вооружившись бамбуковым луком и двумя дюжинами стрел. Достигший совершенства в стрельбе воин именовался «юмитори». Попав во вражеский плен, лучник обезвреживался весьма эффективным способом: руки ему выбивали из плечевых суставов. Должно быть, именно стремление избегнуть этой процедуры и побудило самураев позаимствовать у айнов (выходцев с континента, завоёванных японцами и впоследствии оттеснённых на северный остров Хоккайдо) традицию вспарывать себе живот: добровольное самоубийство позволяло воину продемонстрировать свою отвагу, избегнув позорного плена и тем «сохранив лицо». Так спасительный обычай «харакири», ставший излюбленным самурайским способом ухода из жизни, побудил японских воинов отложить лук и взять в руки меч. И только с этого знаменательного выбора в пользу холодного клинка берёт своё начало тот самый путь воина (бусидо), что воспет в бесчисленном множестве вдохновенных, преимущественно предсмертных стихов (танка), и представляется теперь единым путём всего японского народа. (4)
Вероятно, понять отношение японцев к смерти можно, хоть сколько-то прибли-зившись к пониманию их жизни – жизни на вулканического происхождения каменистых и не больно-то плодородных островах, непрестанно содрогающихся от землетрясений, опустошаемых ураганами, шлифуемых цунами и съедаемых пожарами.
Лёгкость, с какой японец встречает смерть, становится проста и ясна именно со-размерностью её всем усилиям, предшествовавшим этому – последнему – шагу, из каковых и состояла его жизнь, проведённая в добросовестнейшей борьбе за каждую её минуту, за всё, что её составляет: от этого жизнь не теряет своей ценности, однако лёгкость расставания с ней также становится понятна и естественна. (3.6)
Одним из немногих представителей западной культуры, пришедшим к аналогичным выводам, был немецкий врач Эрвин Бальц, в конце девятнадцатого века приглашённый в Японию для содействия модернизации японской медицинской системы. Ставшее предметом его исследования, общеизвестное японское хладнокровие на краю могилы д-р Бальц назвал «презрением к смерти».
«Он объяснял явную невозмутимость японцев перед лицом опасности суровыми жизненными условиями и привычками, а не комбинациями психической инертности и каталепсии. Влияние землетрясений и национальных катастроф не поглощается эмоциональным вакуумом. Оно просто вызывает у японцев замедленную реакцию. Неспособность отвечать на подавляющие стимулы создаётся не вследствие недостатка эмоций, а в результате их торможения» (1.528).
Хрупкость, эфемерность, зыбкость бытия, его ускользающая мимолётность, из-бавляющая человека от претензий на обладание чем-либо, включая и себя самоё – таковы собственно-японские идеи, насквозь пропитавшие культуру Страны восходящего Солнца, «для которой (свидетельствует Такеси Китано) в смерти всегда заключена красота».
5.7.2009. Пётр КакПётр ©
Список литературы:
1. Захариас, Э. «Секретные миссии» М. 1964.
2. Клири, Томас «Кодекс самурая» – современный перевод «Бусидо Сёсинсю» Тайра Сигэсукэ, М. 2005.
3. ПётрКакПётр «Фатальный выбор» (Проза Ру, КакПётр).
4. ПётрКакПётр «Рожденье воина из мира и покоя» (S.l.S.d.)