Однако, уснуть не удалось. Я пыталась найти ответ на вопрос: кому было выгодно поставить этот спектакль? То, что выбор пал на меня при доставке ядовитой капустки, вполне объяснимо: из чьих ещё рук мог принять мнительный Алексей Сергеевич хоть какой-то пищевой продукт? Только от матери или её ближайшей подруги, почти сестры, Иды Петровны. С этим всё ясно. Скорее всего, на мысль о плодах ландыша могла навести запись в той чёрной тетради, что пропала из подвала. Возможно, это один и тот же человек. И насколько велика была концентрация яда? Счастье, что Фёдор углядел в своей тарелке эту ягодку. Среди брусники её сложно было заметить.
Кроме того, нужно хорошо знать меня, чтобы точно скопировать облик. Шляпка – прекрасный отвлекающий манёвр: всё внимание на вычурный головной убор, а на лицо – мельком. Хотя всё равно необходимо было подобрать похожий типаж и позаботиться о гриме. Предполагаемый режиссёр должен быть осведомлён о наличии видеокамеры.
Я пыталась выстроить логическую цепочку событий: смерть Леры, полное освобождение Дома от её вещей, начавшийся ремонт, вырубка сада, усыпление овчарки и, наконец, посылка «гостинца». Даже если бы я не отличалась способностью хоть как-то сопоставлять факты, и то пришла бы к выводу, который лежал на поверхности: именно я оставалась последним «осколком», который доставлял беспокойство при полностью вырванном зубе – памяти о существовании в этом Доме его старой хозяйки Валерии Ильиничне Волковой.
Забылась я уже под утро и проспала часа три, не больше. Огородники были заняты работой, мне неудобно стало отрывать их от дел, да и Антон уже приехал, беседовал с Фёдором, пока тот загружал траву в компостную яму. Я поздоровалась с Антоном, тот предложил немного погодя отвезти меня в город, но я отказалась: хотелось пройти по утреннему лесу, пока не начало палить солнце. Да и не до разговоров мне было, честно говоря. Единственное, я попросила привезти мне домой корзинку с малиной и пакет с овощами, который уговорила принять Таточка. Поэтому я шла налегке по привычному маршруту, с невесёлыми мыслями о том, что, скорее всего, – это моя последняя поездка в Дрозды.
Приезжать сюда становилось всё печальнее ещё и потому, что признаки засухи становились с каждым днём более явными: полностью пожелтела и высохла осока по старому руслу ручья возле Дома. Травы на холме тоже не было, зелёные островки сохранились лишь в тени крупных дубов, а берёзовая роща уже кое-где светилась жёлтыми ветвями, особенно это коснулось молодых деревьев, корни которых уже не могли достать живительную влагу из земли. Найти прохладу можно было только в овраге, где ручеёк стал совсем мелким, но ещё держался из последних сил.
По дороге я думала о том, что и Динару усыпили не просто так. Она была замечательной охранницей, чужой человек не мог войти во двор, если она спущена с цепи. Даже меня, которая знала её щенком и была частой гостьей в усадьбе, овчарка не особо признавала. Сколько раз случалось, что она держала меня у крыльца, не давая ступить шага, пока Лера не отводила её в вольер. Валерия смеялась и говорила, что Динка таким способом просто развлекается, но я всё-таки порядком трусила и никогда слишком не доверяла Динаре: мало ли что у той на уме. Зато хозяйка в ней души не чаяла. Валерия вычёсывала ей шерсть, позволяла лежать у порога в кухне, покупала сахарные косточки на рынке и готовила кашу по собственному рецепту: коровье вымя, тёртая морковь и овсянка. Динара отвечала ей искренней любовью, смерть Леры почувствовала за сутки, оглашая Дрозды утробным страшным воем. Прежде я никогда не слышала, чтобы эта собака выла. После похорон овчарка отказалась от еды, почти две недели не покидала вольера, от неё остались кожа да кости. Но Фёдор каким-то неведомым мне способом всё-таки поставил Дину на ноги, она повеселела, начала есть и выходить на утренние прогулки в лес. А в последний мой приезд даже пыталась подпрыгнуть и обрушить на меня весь свой вес, радостно повиливая хвостом и улыбаясь во всю пасть.
Вечером заехал Антон, от чашки чая не отказался, но был хмур и задумчив. Я пыталась его расспросить, он отмалчивался, и лишь на пороге, прощаясь, сказал:
- Думаю, что пора и мне оставлять Дрозды. Начну, пожалуй, другую работу присматривать.
Наверное, он прав. Ведь Антон – это последняя ниточка, которая как-то держала память о Валерии в усадьбе. Он настолько свыкся со стариками, что последнее время Лера постоянно обращалась к нему с каждой мелочью, требовала его присутствия даже в выходные, не считаясь с тем, что у того есть и собственная жизнь. Антон ворчал, но хозяйке не перечил. Мне кажется, он знал о страшном диагнозе, поэтому мирился со всеми её капризами и безропотно выполнял всё, что той взбредало в голову. Конечно, и зарплата у него была соответствующая, Алексей не скупился, полагаясь во всём на Антона.
Окна моей квартиры обращены на юг, поэтому к вечеру духота становится невыносимой. Я спасаюсь на лоджии, где теперь и сплю. Но и ночь не приносит облегчения. Дождя нет, и не обещают. Нужно поехать к Виктории. Я представляю, как окунусь в озеро, и до изнеможения буду плавать, а потом лягу на спину и закрою глаза. Вода будет качать меня, и сквозь ресницы я уже с благодарностью стану смотреть на жаркое солнце.
Продолжение http://www.proza.ru/2011/06/08/439