"Смех"
Новеллист
(29 402 знаков с пробелами)
Эпиграф
Смеются все. В жизни примат смеха незыблем и подав-ляющий. Это абсолютная философская истина.
Автор
В кругу космолетчиков следовали несмолкаемые смех и шут-ки. Почему бы не смеяться? Если отчеты разведчиков были самые радужные, и их ждала прекраснейшая из планет.
– Наш “Корвет” приближается к Президенту Копасовскому, – предупредил начальник геологической экспедиции Коломиец.
– “Здесь будет город заложен!” – с пафосом продекламировал Холмский.
– Лучше всего построить ферму и завести экзотических жи-вотных со всего света, – сказал Горжалцан.
– Выкармливать, а потом снимать с них пушнину? – Все грохнули от смеха. Сегодня любой высказанный прожект порож-дал хохот до колик в животе. Больше всех преуспевал Истомин. Его дирижерские способности поднимать настроение особенно це-нились. Ни секунды без смеха – был его девиз.
– Ты рискуешь многим, – сказал он Горжалцану. – По некото-рым причинам…
– В смысле?.. – Не понял Горжалцан.
– Твоим животным не пройти санитарно-биологический кон-троль на такую девственно-чистую планету.
– Почему?
– Он еще спрашивает? – И снова продолжительный смех.
– А ты чего не радуешься, Сиухин, – спросили его. – Ты чем займешься?
– Я построю лакокрасочный завод, – признался Сиухин.
Все прыснули от смеха.
– Деревья и траву красить в синий цвет будешь, что ли? – по-вернулся к нему Драгошевич.
Сиухин слыл мрачным, необщительным человеком. Его ки-слое выражение лица заменяло всем лимон, и когда кто-то спра-шивал: “Кто хочет лимон?”, все дружно отвечали: “Боже упаси”.
– Улыбнись! – сказали ему.
– Зачем?
– Просто так.
– Я не хочу.
– Тогда через “не хочу”.
– Чему улыбаться?
– Что ты дома оставил необыкновенную роковую женщину.
– Тут плакать надо.
– Зануда червяк точит. – Обиделись на него.
– А я буду вас банкротить, – вдруг зловеще на полном серьезе сказал Софоклис.
– Ну что ж, это в порядке вещей у цивилизованных людей! – Никто не возмутился, но следующий взрыв хохота потряс корабль.
Только Константинов еще серьезнее ответил Сиухину:
– В порядке вещей? Тогда ничего не остается, как только ко-му-то из нас увести у тебя жену, пока ты здесь.
– Президент Копасовский! – крикнул впередсмотрящий Шус-тов. На пульте управления звездолетом замигало табло: “Внима-ние!” и гудение зуммера настойчиво проникло в уши.
“Корвет” только выскочил из туманной дали, как новоявлен-ная планета прошла трансформацию из коричневой в ярко зеленый цвет за три минуты, и корабль чуть не напоролся в самую зелень.
– Прежде всего – соблюдать осторожность. Мы забрались в такой медвежий угол Галактики, где до нас, кажется, еще никто не бывал. Тут возможны любые неожиданности. – Голос Коломийца сопровождал сходящих с корабля.
Ступив на землю и вдохнув первый глоток воздуха, они стали развертывать лагерь. Перед ними расстилалась дикая безбрежная местность, изобилующая романтикой высоких скал и низкорослых деревьев, изрезанная долинами, покрытыми густыми зарослями. Президент Копасовский был уютной планеткой средних размеров не так уж далеко от Земли на распутьи между созвездиями Гончих псов и Большой Медведицей.
Буры с алмазными коронками уже на второй день вгрызлись в гранитную твердь и сводки о первых метрах проходки пошли на Землю. Также без осложнений был пройден второй километр скальных пород.
– Еще несколько дней и историческая скважина на планете Президент Копасовский будет готова, – сказал Куустуунен.
– Жди у моря погоды, сначала рак на горе свистнет, – Гор-жалцан продемонстрировал ему фигу, кривую, смахивающую на человека с отвислыми ушами и длинным носом.
Потом он пожалел об этом. У нас народ какой – покажи кому фигу, он и засмеется. Куустуунен не просто смеялся, он зашелся смехом. Мышцы сердца у него свело судорогой, прервав полет смеха на самой середине.
“Обширный инфаркт”, – констатировал исполняющий обя-занности доктора помбур Литвинчук. Причина? Он задумался. ”От смеха”... Хотя сердечные приступы от смеха дело скорее обычное, чем необычное. Но каждый, и Куустуунен в том числе, прошел на Земле исключительную физическую и психологическую тренажер-ную проверку. “При невыясненных обстоятельствах”. И такое не хотелось писать в историю болезни совершенно здорового челове-ка, окончившего школу космолетчиков. Да и бросать тень на на-чальников не желательно, и запись появилась следующая: “…от воздействия неизвестных причин”.
Траур не остановил работы, и в несколько дней скважина с выносом керна была готова.
Буровики возвращались после смены домой. Константинов, Шустов и Сиухин, шедший несколько сзади, завернули за скалу. Константинов рассказывал Шустову анекдот:
– Все пугают: в космосе смертельная радиация, одиночество, звездная пыль, а космолетчики годами не вылезают из него. А их жены в это время рожают на Земле вполне нормальных здоровых детей.
Шутка понравилась, и Шустов не сдержался – гоготнул сме-хом. За ним хохотнул Константинов от произведенного эффекта. “Нашли, дураки, над чем смеяться”, – подумал Сиухин и демонст-ративно отвернулся. Видимо анекдот показался очень смешным, если они зашлись от хохота. Они смеялись вдрызг, так, что их бы-ло слышно даже в лагере, пока всхлипы не заглушил сходящий нарастающий гул с гор. Сверху посыпались земля и осколки твер-дой горной породы, звонко ударяясь о пластиковые каски бурови-ков.
– Эй, поостерегись! – крикнул Сиухин.
Но они ответить не успели. А если бы и успели, то Сиухин все равно не смог бы услышать ни слова от них, поскольку Земля под ногами и каменные стены вокруг угрожающе задрожали и все во-круг загрохотало. Казалось, стонет сама земля, будто недовольная вторжением непрошеных гостей. Всё это светопреставление всё больше походило на ад кромешный. Хотя кто знает, может быть, такая жизнь на чужой планете и на самом деле является сущим адом?
Хаос дополнил мощный толчок и непрерывный поток круп-ных камней обрушился на буровиков. В этот момент по ним и прошлась лавина.
Сиухин весь бледный, стоял с выпученными глазами, с широ-ко открытым ртом, тесно прижавшись к скале. Груда камней и земли, под которой оказались Константинов и Шустов, долго оста-валась неподвижной. У Сиухина подкосились колени – еще бы метра полтора и его бы тоже задело краем. Еще удивительнее было то, что идущие сзади Истомин и Софоклис слышали гул, но не ви-дели, что произошло впереди.
Сиухин был радистом, и новая неутешительная сводка пошла на Землю.
– Ничего не предвещало трагедию? – спросили сидящего ря-дом Коломийца.
– Ничего, – ответил он. – Лавина сошла с горы как-то неожи-данно, хотя на нее и намека не было. До этого были произведены контрольные выстрелы из шумовых ракетниц, убедивших всех в ее невозможности. Погибли Константинов и Шустов. А ведь всё было заурядно хорошо, и несчастный случай выбивается из нормального ряда...
– Можно подробности? Кто-нибудь видел?
Как свидетель, Сиухин пересказал то, что ужасом еще стояло у него перед глазами:
– Всё было кончено в один момент.
– Значит, они были уверены в себе. Рассказывали анекдоты. Смеялись. Будьте впредь осторожны. – На этом связь прекрати-лась.
Геолог Холмский не хотел быть неудачным минером и при-нимал меры, но не мог ничего понять. На все попытки искусствен-но вызвать лавину природа не отзывалась. Повторно он перешел на взрывы, которые порождали трещины в коренной подстилающей породе, трещины расширялись, но все было безрезультатно. Лавин не было.
Не было! Хорошо это или плохо?
– Паранормальные отклонения... Аномальная зона... – возму-тился он.
Коломиец кивнул.
– Иными словами, ты допускаешь, что лавину устроили некие темные потусторонние силы?
Холмский нахмурился, глядя на лицо Коломийца.
– Психокинез, двигающий породы. На это стоит обратить внимание.
– Ерунда. Слишком замысловатая теория. Гораздо проще предположить, что за нами следят и при первом удобном случае хотят расправиться.
– Может здесь замешаны туземцы?
– Нет уверенности.
– Знаешь, мне показалось, что и в первом случае, и во втором, жертвы смеялись. Не может это быть проявлением аномалии?
– Нет, – сказал Холмский, – наш универсал доктор Литвинчук говорит, что смех только лечит, поднимает уровень серотонина и тестостерона, избавляет от стрессов.
– Гмм... возможно, нам следует задуматься.
– Зачем?
– Это единственный неконтролируемый фактор.
– Тогда пусть все следят за своим поведением, чтобы не дай бог не спровоцировать новый смех.
– Остается только это допустить.
Атмосфера в лагере была накалена до предела. Потери ожес-точили и озлобили людей. Почвы для юмора, как источника смеха, не было, если смерть начинает регулярно собирать дань с людей. Пока автоматическая буровая бурила, Коломиец организовал ос-мотр окрестностей. Необходимо было найти некоторые минераль-ные составляющие химреагентов.
Сегодня была очередь Сиухина готовить ужин. Он ждал ве-чернего возвращения товарищей. Они подошли к лагерю уже на закате. Скалы бросали резкие, четко очерченные тени.
– Что это? – спросили вошедшие.
На плите дымился целый противень ростбифов.
– С луком?
– И с перцем, – ответил Сиухин.
Но это их не обрадовало.
– Горжалцану ростбифы уже не понадобятся.
Вид у всех был самый разнесчастный. Они внесли бездыхан-ное тело Горжалцана.
– Что с ним произошло?
– Утонул.
– Но здесь поблизости нет открытой воды.
– Грязевое извержение! Никто на Земле, даже отдаленно, не мог представить себе, что это такое.
– Что же нам делать? – спросил Софоклис.
– Соваться в этот район космоса не надо было и всё! – отру-бил Литвинчук.
– Кабы всё знать… – возмутился Драгошевич.
– Это ловушка сработала.
Коломийцу вдруг показалось, что вся планета Президент Ко-пасовский восстала против них, что эта милая глазу планета пре-вратилась в холодную, заполненную ядовитым туманом гигант-скую западню. По коже у него поползли мурашки, ведь он отвечал за судьбу экспедиции.
– К сожалению, Горжалцан доигрался, опять показал кукиш и снова смех, только собственный, обернувшийся против него.
– Шутник, – проворчал Софоклис. – Больно уж много шутни-ков на Президенте Копасовском развелось.
– А если бы все остальные засмеялись?
– Шутка на шутку? – спросил Драгошевич и посмотрел на ча-сы – ему надо было бежать на буровую следить за работой газока-ротажной станции. Как газокаротажник, он отвечал за параметры в скважине: давление, температура, проходка, расход, газовая со-ставляющая.
– Если это и была чья-то шутка, то развлекался очень талант-ливый и могущественный, то, что мы подразумеваем под темными силами природы.
– Попытка подчинить себе человека! – сделал вывод Драго-шевич.
– Не получится. Человек никогда не смиряется с поражением. – Точка зрения Коломийца успокоила взбудораженных буровиков.
Дальнейшие выводы не смогли ни подтвердить, ни опроверг-нуть подозрения. Но факты оставались фактами, а факты – упря-мая вещь.
– Она, природа, перешла от уговоров и предупреждений к ак-тивным действиям.
– А что мы делаем не так?
– Мы бурим. Мы проникли в святая святых этой планеты. Она бунтует, она защищается, она мстит нам. А сам смех воспри-нимает как верх оскорблений над собой.
– В абсолютно нормальном обществе нет поводов для смеха.
– В принципе, смех без причины и с причиной тоже признак дурачины, а мы тут...
– Земля на связи! – услышал Коломиец голос Сиухина и ха-рактерные сигналы из палатки.
– Вероятно, инцидент от смеха. Я настаиваю... – передал на Землю Коломиец.
– Чем вы это объясняете?
– Я не знаю, как объяснить. Это слишком чудовищно для нас – потери личного состава без обоснования причин.
В ответ, даже не дослушав, откровенно рассмеялись.
– Вы не имеете понятия, что здесь творится! – И Коломиец в наушниках не услышал ожидавшиеся ни извержения вулкана, ни грохота падающего потолка, ни воздушной тревоги. Земля остава-лась спокойной и благополучной планетой, не снизошедшей до их бед.
– Я утверждаю… – еще настойчивее было его следующее по-слание в организацию, которая по профилю своему обязана была моментально отреагировать. Но в Государственном комитете по чрезвычайным ситуациям ему с вежливой иронией посоветовали изложить все подробно на бумаге. Кому еще сообщить? В органы госбезопасности он надоедать уже не пробовал, так как реакцию предвидел заранее. Никто не отнесется к такой информации серь-езно. Разве что психиатры. А психиатрам нужны в цепкие руки не столько неоспоримые факты, а люди с их чувствительной внутрен-ней нервной организацией, воздействуя на которую психотропны-ми методами, они считают, что добиваются положительного эф-фекта. Да еще покойники интересуют патологоанатомов. А они, живые и нормальные – никого.
– Земля подвергла меня официальному осмеянию, – признал-ся Коломиец. – Сама Академия Наук над нами сейчас потешается.
Истомин чуть не всхлипнул от смеха, но сдержался.
– А теперь посмотрите, что происходит, - сказал он. - Они не только хохочут над нами, они уже подумывают, как нас уволить с работы за мнительность, за академическую неряшливость.
– Они не верят нам, воспринимают рассказ о смехе как некую фантастическую белиберду. Между тем, если серьезно, у нас тво-рятся странные вещи. Слишком много необъяснимых событий происходит в последнее время, в центре которых замешан смех. Судите сами: Куустуунен, Константинов, Шустов, даже уж какой осторожный Горжалцан и то... Вы скажете, стечение обстоятельств. Но вот сейчас на нас почему-то не падают камни, не разверзается почва.
– Потому что в данное время мы находимся в рамках прили-чия и нам не до смеха.
Только на работе можно было отвлечься от мрачных чувств. Холмский шел на буровую впереди, а разговаривающие между собой Литвинчук и Софоклис отстали чуть сзади.
– Твоему сынишке сколько лет? – спросил Литвинчук.
– Сейчас два с половиной.
– А моей дочке на два месяца больше.
– Когда я в последний раз с ним игрался, он сделал на меня пи-пи прямо в лицо.
– А моя... тоже не раз... – осекся Литвинчук.
В глазах Литвинчука и Софоклиса одновременно вспыхнуло странное выражение – почти смех, а лицевые мышцы готовы были расслабиться. Желваком по ним прошла волна сопротивления и лица стали каменными.
Но было уже поздно.
Голоса сменились шуршанием песка, и Холмский обернулся. Он спокойно смотрел на то место, где должны были стоять това-рищи. Он не побоялся подойти к краю только что образовавшейся воронки и позвать:
– Литвинчук, Софоклис, где вы?
Он напряг зрение – товарищей на месте не было. Где они? Улетучились? Никакого обмана зрения быть не должно. Только что были. Холмский в ужасе закрыл глаза ладонями и отшатнулся от ямы.
И все-таки...
Он стал убеждать себя в том, что его обманывает зрение, и всмотрелся более внимательно.
Это место еще шевелилось!
– Литвинчук, Софоклис, где вы?
Бездонно дыхнувшее эхо из черной ямы насторожило его, а на зубах заскрежетала пыль. С криком ополоумевшего он отскочил от края.
Зыбь!
Еще вязко дышала и пузырилась сама земля.
В тот же день был тщательно произведен разбор этого случая.
– Почему-то только смех четко укладывается в стройную тео-рию соответствия, – Коломиец говорил сегодня много и надсадно.
Все укоризненно повернулись к Холмскому.
– Ты уверял, что твоя геологическая разведка донесла: здесь нет зыбучих песков и болотистых трясин.
– Я обнюхал каждый сантиметр. На этом месте гранитная плита. – Холмский пытался оправдаться и в истерике бил ногами по земле, желая пробить крепкую корку подкованными каблуками.
От воронки не осталось и следа. Буровики стояли на месте ги-бели товарищей, где были уже установлены при помощи бурилки два креста. И хотя оно вызывало суеверный ужас, впоследствии все ходили по нему, ощущая прочную твердь.
– Ссылка, что они не были предупреждены, сразу же отмета-ется, – сказал Драгошевич. С легкостью тренированного атлета он поднял буровое долото и поставил, как памятник, рядом с креста-ми.
– Пора выбираться отсюда. Похоже, кроме смерти, мы ничего тут не найдем.
– Главное для буровика – не впадать в панику, – нравоучи-тельно произнес уже успокоившийся Холмский, – запаниковал – значит, потерял рассудок. А если потеряешь разум – пропадешь окончательно.
– Можно сказать, мы живем по соседству со смертью.
– Наверху смерть; внизу, справа, слева, кругом смерть. Мы должны знать философию смерти твердо, а уж геологоразведчик, копающийся в нетронутых недрах, в первую очередь.
– Да, дела совсем плохи. Ведь в этих местах никто никогда не бывал.
– А что мы еще хотим, мы первопроходцы, чего мы ждем от этой неисследованной планеты?
Больше всего пугала неизвестность – смогут ли они выбраться из смертельных, не знающих пощады объятий планеты. Она как будто издевалась, надсмехалась над буровиками. Они, много-знающие атеисты, стали бояться и принялись божиться как перво-бытные люди.
– Мы чересчур завязли в ней, чтобы бросить эту планету. Мы просто обязаны довести дело до конца. Любой ценой, – сказал Ко-ломиец. Ему было 48 лет, но выглядел он сейчас на десять лет старше. Он подготовил документ, в серьезность которого сразу поверил, несмотря на кажущееся легкомыслие.
“ПРИКАЗ участникам экспедиции
В связи с участившимися смертельными случаями, при-чиной которых был смех:
1. Запрещаю рассказывать анекдоты;
2. Исключить смех как форму общения и вообще любые его проявления;
P.S.
Во избежание последствий приказ довести каждому под личную роспись и ответственность”.
Кому приказ? Их осталось всего пять человек.
Истомин был высокий, представительный космолетчик, а по совместительству буровой мастер. В уголках его глаз сбегались морщинки, свойственные людям, которые часто и охотно смеются. Он был скор на шутку, и обычно лицо его всегда светилось в улыб-ке. Прозвище у него было “смехотерапевт”, которое народ зря не даёт.
Сегодня Истомин был мрачнее тучи, потому что только он один знал, что этот приказ подписал ему неутешительный приго-вор, что он смертник.
Легко сказать – не смеяться. А если смех его естественное со-стояние души, способ существования нормального человека, его кредо, его жизненный, можно сказать, животный менталитет. Он человек, которого постоянно и неудержимо тянет на смешное, для которого забавных поводов хоть отбавляй. Хорошо, что сейчас постоянные трауры, но они когда-нибудь кончатся и тогда... Рано или поздно панический страх смеха будет преодолен, вот будет потеха... Нервы сжаты в тугой кулак, но это временно и не сегодня-завтра его отпустит тормоз и тогда он засмеется, да так зарази-тельно, что...
Истомин терзался, он мечтал о смехе как о замшелом плесе-нью куске хлеба в голодный год. Сиухину хорошо, у него нет про-блем, у него вечно дурное настроение, его на спор не развеселить. Ипохондрик! Истомин губами позеленел, а телом почернел не в силах сдерживаться, когда всё располагает к смеху: и неуклюжие движения начальничка экспедиции толстячка Коломийца, и волчий взгляд Сиухина, и краб, двигающийся бочком по песку. Но приказ есть приказ.
Он сам подошел к Коломийцу и сказал:
– Ты помнишь историю Одиссея с сиренами? У меня что-то подобное происходит. Свяжи меня, изолируй, вставь в рот кляп, иначе я не жилец на этом свете.
—Ты что же, подразумеваешь...
– Я ничего не имею в виду, – отрезал Истомин, – но на всякий случай...
Коломиец вышел из палатки и подозвал Сиухина.
– Запри Истомина где-нибудь, да проследи, чтобы он оставал-ся под замком и под присмотром.
– Это превышение власти. Он ничего не натворил.
– Безусловно. Но что поделаешь – чрезвычайная ситуация.
Не смеяться для Истомина – все равно, что не дышать. Он хо-тел освободиться от груза неожиданно свалившейся невзгоды. И он решился. Была не была, терпеть не было сил. Или грудь в крестах, или голова в кустах! Истомин, сделав разрез в брезенте, вышел из палатки с высоко поднятой головой и отдался полностью во власть безудержного смеха.
– Люди гибнут за металл. Ха! Ха! Ха! Ха!
Слезы радости выступили на смеющемся лице. Смех и слезы! Не смех сквозь слезы, а самый настоящий смех со слезами на гла-зах от счастья. Сверху бухнулся камень и точно рассчитанным ударом вдавил голову Истомина в самые плечи.
Обследовали место падения камня. Никаких зацепок и следов. Откуда он только взялся из коренной породы скалы, отполирован-ной до блеска ветром? Это было за гранью непостижимой истины.
На его могиле Коломиец с Сиухиным выбили на том самом злополучном камне надпись с двойным смыслом:
ЭТОТ ИСКРЕННИЙ ЧЕЛОВЕК НЕ УМЕЛ ДА И НЕ ХОТЕЛ ХИХИКАТЬ ПРО СЕБЯ !!!
Кто на очереди?
В следующий сеанс связи с Землей Коломиец исступленно кричал:
– Всё, свертываемся. Сматываем удочки к чертовой матери!
– Бурите еще. – Ответ был категорически прямолинеен.
– Вся планета в крестах!
– Бурите.
– Я спасаю людей, пока есть время.
– Родина ждет от вас результатов. – Приказ был непреклонен.
На планету прибыл следователь с острой по-лисьи физионо-мией и полез с расспросами во все дыры. Из примечательностей у него кроме мышиных глаз были крысиные усы: редкие, длинные и жесткие. Еще как саламандра вверх по скалам умел карабкаться. Череда смертельных случаев, есть над чем поразмыслить. От уси-ленной работы мозга и когда в голове проблескивала идея, его концы усов завивались на глазах, и выпрямлялись, когда он при-ступал к допросам. Он собрал всех оставшихся в живых.
– Ну, давайте займемся вопросом. Вы передавали, что здесь происходят какие-то странные вещи. Какие странные вещи?
– Кажется, всё от смеха.
– Предположительно от смеха... Такое не бывает. Но к каждой версии надо относиться с уважением.
– Я тоже говорил, чтобы всуе не употребляли это слово, – скривился Холмский. – Звучит слишком банально и мистически жутковато.
– Значит, все погибли при несколько загадочных обстоятель-ствах. Загадочных только потому, что вы не смогли проявить волю и определить, несчастные случаи это были или нет?
После многочисленных вопросов, заданных Коломийцу, Дра-гошевичу и Холмскому, причина так и не обнаружилась. Чрезвы-чайные ситуации просто так не происходят. Вытянуть больше ин-формации от Сиухина тоже не представилось возможным – это был зануда высшей пробы и уникальной силы.
– Каждая смерть вызывала много кривотолков, – сказал Холмский. – Не должно на том месте быть зыби. Я, как геолог, ручаюсь за предварительную экспертизу. И лавины не должно быть. И камня на голову. И грязевого потока.
Следователь задумчиво крутил свой ус.
– Настораживающее совпадение, особенно, если учесть пове-дение покойных перед смертью. Это похоже на месть фараона на участников раскопок гробницы Тутанхамона. Неожиданно умира-ет от укуса москита лорд Карнарвон, обладатель концессии на ведение археологических раскопок в Долине Царей. Лорд Уэ-стбери покончил жизнь самоубийством. Его сын, секретарь главного египтолога раскопок Говарда Картера, умер от таин-ственной болезни. Арчибальд Рид упал мертвым, просвечивая рентгеновскими лучами какую-то египетскую мумию. Тут же умерли сотрудники Картера египтолог Артур Вейгель и А. Г. Мейс. Наконец, и сам Говард Картер пал жертвой проклятья, как сообщили газеты. Так или иначе, все лица, причастные к вскрытию гробницы, числом 20 жертв, были прокляты по-койным фараоном, вечный покой которого они соизволили нарушить.
Посыпались вопросы:
– Можно ли считать это простым совпадением?
– А если это случайность, то что тогда?
– У каждого человека по пятам идет роковое зло.
– Я настаиваю на эксперименте. – Впервые следователь выра-зил мысль, вертящуюся в каждой голове. Напрашивалась идея имитировать ситуацию со смехом. Но как это сделать. Рисковать? Подставлять людей не хотелось. Сели, оползни, лавины, что еще ждет впереди.
– Кто согласен быть добровольным участником?
– В каком смысле?
– Подопытным кроликом.
– Это как?
– Кому-то надо засмеяться.
– Мы отойдем на расстояние. Здесь место не опасное, но...
– Вас может убить метеорит, – догадался Сиухин.
– Точно, – сказал Коломиец, – у всех как-то выпало это из внимания. Теоретически такое безопасное место для проведения эксперимента есть, но практически его не существует.
– Сейчас мы должны избавиться от смога условности, – ска-зал следователь. – Мы должны рассуждать творчески. Не только те, кто талантлив и творит по долгу службы. Каждый из вас дол-жен быть со здравым смыслом. Так мы найдем возможность са-мим остаться в живых.
– Вот-вот, нам охарактеризовали вас, как лучшего следовате-ля, что вы сможете всё объяснить нам – кретинам, или опроверг-нуть… - попросил Холмский.
Следователь хотел улыбнуться наивному оптимизму, но во-время прикусил губу.
– Не уверен, – сказал он.
– Может ты, Сиухин? – предложил Коломиец.
– Всё что угодно, только не это, – открестился тот сразу.
– Но следственный эксперимент необходим и непосредствен-ный исполнитель тоже.
– Я попробую проиграть эту ситуацию! – неожиданно согла-сился Холмский.
Пока геологу готовили опытный каменный мешок с метровой стенкой из бетона, армированного стальной толстой арматурой, следователь ходил по планете, бегал, кричал громовым голосом. Ну почему? Почему земля не разверзается. Где хваленые чрезвы-чайные ситуации, где землетрясения?
На следующий день подошедший следователь заметил у ка-меры больше чем оживление.
– Что-то случилось? – У него ёкнуло сердце.
Холмский лежал на траве на спине и не двигался. Нет, пожа-луй, он чуть подергивался, а веки чуть подрагивали. И постанывал. Он не был без сознания.
– Кто-то ударил меня по голове, – слабым голосом заявил он.
– Давайте его в помещение, – сказал Коломиец с каким-то брезгливым странным выражением.
Холмский застонал.
– Кто-то ударил меня по голове, – повторил он. – Кто-то пы-тался убить меня.
– А до этого что произошло?
– Мне стало смешно. Непроизвольно. Меня замуровали. Ли-шили свободы. Камера-одиночка такая маленькая с куполом и кро-хотный глазок наружу. Сразу ужасный тупой удар, прямо в макуш-ку.
– Никто тебя не бил. Ты жертва своей мнительности и бес-печности. Просто наткнулся на стену головой. Обычное соприкос-новение, воспринятое как удар, затем усугубившееся падение с вы-соты своего роста опять же на бетон.
– Ничего подобного! Меня ударили.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Смеяться не надо было, – уже чуть слышно сказал Коломи-ец.
– Стоп! Как вы сказали – смеяться не надо было? – ухватился за прежнюю мысль следователь.
– Никого рядом. Глаза не завязаны, и я хорошо видел всё. – Это были последние слова Холмского. Он умер под вечер следую-щего дня от обширного кровоизлияния в мозг.
Сиухин лег спать под впечатлением еще одной нелепой смер-ти. Усталость взяла своё и он заснул. В следующее мгновение он услышал знакомый смех и погрузился в тьму. Смех – высокий, вызывающий, в ликующем хохоте, полный триумфа и выстрадан-ного веселья после застарелой обиды. Раздавшийся затем голос был похож на злорадный бесовский крик, предвещающий вход в ад…
– Ты спишь или не спишь? – услышал он голос.
– Может утром разберемся? – Сиухин повернулся на другой бок.
Но следователь тряс Сиухина за плечо до тех пор, пока тот не приподнялся со своего ложа.
– Ну что вы от меня хотите?
– У тебя что, бред?
– Что-что?
– Почему смеешься?
Сиухин очнулся от кошмара. Горел свет, а над ним склонился следователь.
У связиста от удивления отвисла челюсть.
– Как... Откуда тебе известно?
– Слышал, как ты гоготал во сне.
Сиухин облился потом.
– Но тогда почему я не умер от смеха?
– Вот это и удивительно. – Следователь задумался. – Тебе дьявольски повезло. Этот случай резко поколебал представление о смертельной опасности смеха, а мы тут зря с ног сбились.
”Драгошевич!!” У Сиухина крепко сидел в голове газокаро-тажник.
– Это не я смеялся, а Драгошевич. Это я его видел во сне. – Какая-то страшная сила взвила Сиухина с ложа.
Все бросились к газокаротажнику в палатку. И точно, он ле-жал с застывшей улыбкой, спокойный и безмятежный, но безвоз-вратно мертвый. Смерть ворвалась к нему прямо во сне.
– Но что, если это правда? Допустим... – сгоряча завелся Ко-ломиец.
– Давайте не будем, не надо этого разговора, – поспешил ос-тановить его следователь. Он склонялся к мысли, что уже и так всё ясно.
– Нет уж, давайте представим все возможные дальнейшие действия планеты, решившей нас остановить, предупредить, нако-нец, проучить.
– Пора расставить все точки над “i” – поддержал Сиухин.
– То следующей жертвой должен стать... – Коломиец заду-мался, а когда поднял голову, увидел, что в упор на него смотрит Сиухин.
– Ты, – неожиданно в предупредительном тоне сказал он. Он застывшими глазами сверлил начальника экспедиции. Из-под вяз-ких мохнатых бровей струился тяжелый взгляд.
– А может ты? – обиделся Коломиец.
Из двух гороскопов предсказание Сиухина оказалось самым точным.
Весь следующий день Сиухин постоянно был на связи с Ко-ломийцем. Разговор с буровой был о нарушающей план низкой проходке, что работа остановилась за неимением рабочей силы. Сетования вдруг прекратились, и Коломиец засмеялся, словно его щекотали за пятки. В смех примешался посторонний звук, похо-жий на рык и щелканье смыкающихся челюстей, затем противный скрежет что-то перемалывающих зубов и чавканье рта.
– Анатолий Борисович! Анатолий Борисович! – Связь прекра-тилась, как Сиухин ни пытался возобновить ее.
Сиухин стоял у могилки Коломийца и жевал огурец со смач-ным похрустыванием.
– Летим на Землю, пока тоже не погибли. Все равно попадем под каток смерти, – предложил он следователю.
– Нет, дело чести. Я имею большой практический опыт рас-крытия и не таких дел и не подвержен страху. Неужели ты дума-ешь, что я оставался бы здесь, не существуй хоть малейшая зацеп-ка.
Солнце ласково светило, направляя лучи в черные очки Сиу-хина. Вот кто был в своей мрачной скорлупе прекрасно адаптиро-ван к условиям странной планеты, подумал следователь.
Огурец!
Следователю пришла на ум ходячая у физиков шутка, что среди употребляющих огурцы смертность равняется... 100 процен-там.
И он... засмеялся. Сначала робко, с оглядкой. Потом все больше и больше. Смех превратился в гогот.
Только Сиухин втянул голову в шею и прикрыл лицо руками от страха и ждал, что сейчас земля разверзнется.
Он попытался остановить следователя.
– Вы что делаете? Здесь кругом гряда потухших вулканов. А вдруг они заработают? Ваш смех притянет мощнейшее землетря-сение или с моря нагрянет приливная волна, которая промчится по половине планеты. Я уже регистрировал дальние толчки...
Минуты шли, а следователь смеялся. Упоительно и громко!
“Стечение обстоятельств!”
И Сиухин с ужасом поймал себя на мысли, что, наконец, и он засмеялся.