Архив проза ру. Расшифровать математику жизни

Архив Литературы Проза Ру
У каждого в жизни есть кто-то, кто никогда тебя не отпустит, и кто-то, кого никогда не отпустишь ты.

                Чак Паланик



То, что мы называем хаосом - это всего лишь закономерности, которые мы не сумели распознать. То, что мы называем случайностями - это всего лишь закономерности, которые мы не в состоянии расшифровать.

                Чак Паланик






«Трамвайные инженеры наращивают телефонные провода и вбивают спасительный крюк. Мальчики ходят пьяными по улицам или все вместе стоят у нашего подъезда, обдумывая какие-то сложные дела. Кипит общественная жизнь, люди суетятся как муравьи, бегают, рассматривают вывески магазинов.
  Иногда мне кажется, что городом овладело безумие, но это всего лишь обеденное время. Раскрыты трепетные двери, слесарь что-то жует и пьет свое вино. Растет горькая медленная трава, на узловых ступеньках сидят люди со своими проблемами. Я знаю все городские барьеры и преграды. Лают безымянные собаки. Мне известны все бумажные тайны. Нами неусыпно руководят, а ими самими управляют страхи и сознательные желания. Мне нравится смотреть на детали этого большого механизма. Я стараюсь быть честным, я плаваю в хирургической изящной луже, пока кто-то прихлебывает из нее воду. Я пытаюсь раскрыть секрет водопровода, расшифровать математику жизни. Я хочу поделиться с остальными гражданами контуром чего-то большого, что величественно и выглядит так ярко, что слезы застилают глаза.»

© Зейгермахер, 2003
«Трамвайные инженеры»
http://proza.ru/2003/01/17-139






«Сырой темный ветер с реки гонял по улице солому, прелые листья и какую-то невесомую ветошь. Во мраке подворотни самозабвенно кружился мусорный смерчик, шатаясь от стены к стене как пьяный. За бочкой с выломанным днищем сидела старая крыса, сложив на впалой груди лапки, отстраненно наблюдала за пляской смерчика. Никакой корысти в этом наблюдении не таилось, просто крыса была стара настолько, что научилась созерцать. Крысы вообще умные твари и великолепные враги. Ни чета мышам и городским голубям.
-Добрый вечер, Королева, - поздоровалась я.
Крыса коротко кивнула, не отводя глаз от кружащегося мусора. Ей было не до меня. Сегодня утром в город пришел странный человек в пестром плаще и с дудочкой. Королеве он не понравился. Королева вообще с подозрением относилась к всевозможным дудочкам и их владельцам».

© Amarga, 2003
«Кошачий бог маленький рассказ»
http://proza.ru/2003/06/24-23






«С Сааремаа у нас в доме долгие годы была большая керамическая миска. Именно в нее отец складывал вареники с картошкой, сваренные по украинскому рецепту. По рецепту его дома, когда он на Родине мальчишкой ходил в украинскую школу и давал клятву не жениться на русской. Не сдержал. И, когда в мои шестнадцать, отец спросил, не запишусь ли я в паспорте, как украинец, мне пришлось ему ответить: «Нет, отец, я – русский». Так вот, вареники, когда сварятся, кладутся в эту керамическую миску, туда же кладется хороший шмат сливочного масла, все это накрывается крышкой и встряхивается. Можно есть. Очень вкусно. Я как-то пробовал сварить вареники по его рецепту, не получилось. А миску эту мать купила за гроши в ту страшную ночь, когда, по заранее составленным спискам, людей начали забирать из домов и отправлять в далекую Сибирь. И кто составлял эти списки? Уж точно, не мой отец. Думаю, что кто-то из составителей еще жив, но никогда не признается ни нам, ни самому себе, что сделал тогда подлость».

© Сергей Эсте, 2007
«Моя Эстония»
http://www.proza.ru/2007/04/16-77






«Если жизнь каждого из нас рассматривать как книгу, в которой один день равен странице то, я встретила тебя на странице под номером десять тысяч пятьсот сорок два. А в книге твоей жизни к моменту нашей встречи было исписано двенадцать тысяч сто тридцать одна страница. Ты пришёл в этот мир на одну тысячу пятьсот восемьдесят девять дней раньше, чем я. В то время когда ты уже бродил среди песочниц и качелей своего двора, умел держать ложку и знал вкус конфет, - я питалась белой водой и видела первые сны…

Секундная стрелка часов похожая на усики мотылька шагает по кругу от цифры к цифре. Кому- то в этот час подают медово- кофейный пунш в нагретых чашках, а кому-то стакан воды и круглую таблетку с разделительной бороздкой. Кто-то смотрит, как ветер рисует на воде исчезающие мгновенно картины, а кто-то рвёт на клочки билет на поезд. А я, та самая, что обещала всё забыть - вспоминаю о тебе. Любовь не умирает от слов прощаний, хоть эти слова и заряжены чёрным порохом. Любовь- состояние, не имеющее границ.»

© Дина Абилова, 2008
«Та...»
http://www.proza.ru/2008/10/22/351






«В свои девять лет она знала многое: и как украинский борщ варится (его заправлять обязательно старым салом нужно, с чесночком толченым); и где лежат чистые носки Федора, и откуда нужно доставать старые — грязные (в мешочке с вышитым пеликаном, что в шкафу на крючочке — чистые, а грязные — на полке стеллажа, во втором ряду, в дырке за Акутагавой Рюноске; Анечка пыталась в эту дырку вставить том второго японца, Кобо Абэ, но Федор упорно Кобо Абэ переставлял, заполняя щель между книгами грязными носками, — такая вот у него вредная привычка была). Еще Анечка знала, как мертвых обихаживают. Она и волосы мамины вымыла сама, подставив снизу-сзади миску, и феном их высушила, и даже косметику мамину так наложила, пока Федор мотался, оформляя документы, что когда он вернулся и увидел Марию — светящуюся, как паросский мрамор, с легкими палевыми тенями на высоких скулах, то даже заплакать сумел впервые с тех пор, когда Мария слегла три месяца назад, чтобы вчера уже больше не подняться.
И вот Федор заплакал, и Анечка поняла, что она стала самой главной. Она вдруг увидела себя своей бабушкой в мелких морщинках, и лицо ее съехалось в печеное яблочко. Анечка повязала бабушкину косынку и все стала в доме делать как та».

© Алена Гапеева, 2007
«Старая Анечка»
http://www.proza.ru/2007/03/18-48






«– Вижу, Андреем звать тебя, малый, и сегодня твой день, мой золотой. Долгая дорога ждет тебя, и все в ней будет, радость и горести, но радости больше. Близкого человека потеряешь раньше времени, женщины тебя любить будут, и свою найдешь среди них. И слава не обойдет тебя стороной, и деньги с нею придут, но Бога не узнать тебе, парень. Позолоти ручку, еще скажу.
Откуда она знает про имя и день рождения? Кто она? Горстка мелочи скрылась в широких складках цыганской юбки, и тогда, понизив голос, колдунья сказала:
– А теперь мой тебе подарок, молодой. Не всяк праздник красен бывает. Хочешь жить долго – забудь про сороковое лето, как будто нет его вовсе. Для всех оно плохое, парень, а для тебя, если не сделаешь как говорю, последним будет. Родню да друзей не собирай, стол не готовь, в церкви свечу поставь. Помни слова мои, а забудешь – будут тебе три знамения…»

© Тарас Грищенко, 2007
«День рождения»
http://proza.ru/2007/10/07/70






«- Послушайте, что я скажу вам, дети мои, - слабым голосом вымолвил старик, обращаясь к окружившим его постель сыновьям, - Пробил мой смертный час. Не довелось мне увидеть вас богатыми и счастливыми. Все что есть у меня – дом и сад – остается вам. А еще вон там за молитвенником спрятана шкатулка. Не помню, как она оказалась у меня. На дне ее лежат три предмета, но для чего они нужны – мне невдомек. Если случится в доме гость из образованных или цадик, покажите ему шкатулку, послушайте, что он скажет. Авось, она вам сослужит службу, - закончил старик».

© Дан Берг, 2008
«Чудесная шкатулка»
http://www.proza.ru/2008/10/16/226






«Но что такое желание? Оно вроде птицы: попробуй-ка высиди её из яйца да выпестуй малыми мошками и червячками, да научи летать и ловить крыльями восходящие воздушные потоки, чтобы взмывать к далёким облакам. А убить можно любую птицу одной наплевательской пулей, цена которой - копейка. И кому она потом нужна, дохлая и обсиженная мухами - всё равно ведь не воскресить пернатую тварь для прежней дружбы с небом и весёлых утренних распевов… К тому же Лошадиди сокрушался совершенно риторическим образом, а на самом деле не хуже Парахина представлял, что нисколько не обязательно любить или ненавидеть людей. Их можно просто не принимать в расчёт - так, словно они призраки, а ты - последний человек на Земле. Или наоборот… И при чём здесь возраст, в конце концов? Многие доживают до самой смерти, а разобраться в себе и прочем человеческом факторе не могут или не хотят. Да, пожалуй, и верно поступают. Это самый безболезненный способ: существовать, как растение или беззаботное млекопитающее, употребляя себя лишь для самых необходимых надобностей.»

© Евгений Петропавловский, 2010
«Звезда над погостом»
http://www.proza.ru/2010/06/16/241






«Иногда ему казалось, что он ненавидит всех женщин на свете. К матери он охладел, будучи ещё ребёнком, даже стал презирать её, впрочем, как и сестру. Он также не любил отца, позволяющего жене манипулировать собой и детьми. Эрнест мечтал попасть в армию. Но ему отказали из-за травмы глаза. Тогда он стал криминальным репортёром, нёсся на место преступлений, разъезжал по тюрьмам, общался с грабителями и убийцами, бродягами и проститутками.
Он научился писать замечательные статьи – рассказывать просто о простых вещах.
Родители всё ещё верили в то, что Эрнест овладеет хоть какой-нибудь приличной профессией. Но зачем? Ему был противен мир обывателя. Ему хотелось славы. Славы отважного героя. О котором помнят. И о котором говорят. Он расстался со своим прошлым, без всякого сожаления, как с молочными зубами, и отправился на фронт. Там, где он сможет ощущать себя именно мужчиной, настоящим мужчиной.»

© Софья Шмулевна Кобылянская, 2010
«Сахарная фея»
http://proza.ru/2010/10/11/13






«Первая звезда проткнула вечернюю синь, дальний остров, как лодка оверкиль и закат, как пожар. Вдоль берега бойко скачет вслед за лодкой песец-щенок в серой шубке. Любопытный... Ефим попытался подняться, но не смог даже рукой пошевелить. Не осталось, кажется, и самого дыхания...
«Как, смертушка моя, приходишь ты не вовремя, как не вовремя приходишь ты, нежеланная! Еще ноженьки не набегались, еще глазыньки не насмотрелись, уши не наслушались. Еще тянется рука к холсту и полно в голове новых замыслов. Совсем не ждал я тебя сейчас, совсем не чаял, что ЭТО будет сегодня...»
Звездочка настойчиво смотрела прямо в глаза. Ефим догадался, чего она хочет, и четким полушепотом выговорил вслух то, что давно хотел сказать Ему, да среди гордыни и суеты повседневной так и не сказал даже в трезвую, чистую минуту:
- Господи, я грешник! Прости меня и спаси! Дал Ты мне жизнь, молодость, талант. Не сумел я, не сумел распорядиться...»

© Владимир Эйснер, 2011
«Сезон гостей»
http://proza.ru/2011/04/30/18










продолжение http://proza.ru/2011/07/10/1190