ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА (из повести "Ленинград и ленинградцы")
Люблю тебя, Петра творенье;
Люблю твой строгий,
стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой её гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак,
блеск безлунный…
А.С. Пушкин
Первые впечатления
Летом 1947 года в моей жизни произошло событие, во многом изменившее мои представления о нашей жизни и о нашем мире. Я в первый раз отправился в дальнее странствие, и не куда-нибудь, а сразу в нашу культурную столицу, в Ленинград, о котором до этого имел представление разве что по стихотворению С.Я. Маршака "Рассеянный с улицы Бассейной".
Инициатором этой поездки была моя бабушка, коренная ленинградка, решившая после многолетнего перерыва, связанного с войной, посетить свой любимый город, навестить здесь наших родственников, а заодно дать мне представление об истинных ценностях культуры, о которых я до сих пор почти не имел представления, общаясь только с мальчишками и девчонками наших шуйских окраинных районов.
Уже то, что я увидел из окон автобуса, следуя с вокзала к месту нашего будущего обитания у бабушкиной давней знакомой, изумило меня. Поражали огромные многоэтажные каменные здания, широченные улицы, развалины, оставшиеся во многих местах города. Удивляли незнакомые мне виды городского транспорта: троллейбусы, автобусы, на фоне которых наш шуйский "конно-гужевой вариант" и редкие полуторки выглядели весьма примитивно. Привлекало внимание обилие магазинов, размещённых на первых этажах зданий - продовольственных, промтоварных, книжных, а также столовых, пирожковых, кафе-мороженых. С их внутренним содержанием я детально ознакомлюсь потом, также, как и с культурными достопримечательностями города, а также с ещё больше поразившими меня ленинградцами - удивительно доброжелательными, приветливыми, любезными, весёлыми и улыбающимися людьми, готовыми в любой момент ответить на все твои вопросы, разъяснить тебе всё досконально, не считаясь со своим временем.
Знакомая бабушки, Герцог Ольга Александровна, жила на улице Петра Лаврова (бывшей Фурштадской), идущей перпендикулярно Литейному проспекту. Они подружились еще в 1910 году в Либаве, где служили их мужья - военно-морские врачи, - оба в дивизионе эскадренных миноносцев. Бабушка тогда преподавала в частных гимназиях русский язык, а Ольга Александровна работала фельдшером в каком-то лечебном учреждении. Потом почти одновременно мужей перевели в Петербург, где они тоже продолжали встречаться, пока дедушку вновь не отправили в Либаву.
Константин Павлович Герцог продолжал службу в Петербурге, затем в послереволюционном Петрограде и где-то в двадцатых годах служил уже в Главном штабе флота, располагавшемся в Адмиралтействе. Там он работал врачом в лазарете, а в начале тридцатых годов уже возглавлял его. Ольга Александровна после Либавы не работала и всё последующее время находилась на иждивении мужа.
Вполне возможно, что дедушка встречался с Герцогом ещё и раньше, когда служил во Владивостоке в 1907-1908 годах. Константин Павлович тоже служил там и, возможно, даже участвовал в Цусимском сражении. По крайней мере, дед рассказывал, что Герцог участво¬вал в отдельных боевых эпизодах, и это было упомянуто в каком-то художественном произведении (чуть ли не Новикова-Прибоя?). Кстати, в каком-то романе есть упоминание и о самом деде - о его участии в знаменитом ледовом переходе. Об этом мне говорила моя мама, сама читавшая это произведение. Но вот, что это за роман и кто его автор, вспомнить так и не смогла.
Встречаться с этой семьей деду с бабушкой довелось и после революции - в 1917-1921 годах, когда дедушка после перехода флота из Гельсингфорса (Хельсинки) в Кронштадт вновь на несколько лет обосновался в своём родном городе.
После этого судьба бросала нашу семью то в Севастополь, то вновь на Балтику. А после ухода деда в отставку, он наотрез отказался остаться в Ленинграде, выбрав почему-то Вичугское захолустье, и работал там в должности санитарного врача в относительно тихой и спокойной обстановке.
В тридцатые годы Герцоги поселили к себе мою маму, поступившую в 1-ый Ленинградский медицинский институт. Вначале (с 1930 по 1933 год) их квартира располагалась в здании Адмиралтейства. Она состояла из трёх больших комнат, с окнами, уходящими в сторону Зимнего Дворца. В 1933 году Генштаб засекретили, и всех работников расселили по разным районам города. Тогда Герцоги и получили квартиру на Фурштадской. И мама прожила там у них три последних учебных года.
В 1947 году Константина Павловича в живых уже не было, - он умер года два или три назад. Ольга Александровна жила одна. Она имела пенсию, оставшуюся от мужа, и хороший паёк, так что могла существовать безбедно. Мама видела эти довоенные пайки (в голодные тридцатые годы). Они включали широкий ассортимент продуктов и вполне обеспечивали двоих почти на целый месяц. Видимо, они (эти пайки) во многом помогли обоим Герцогам выжить в труднейшие блокадные годы…
Ольга Александровна встретила нас любезно. Это была уже дряхлеющая старушка лет семидесяти пяти, прогрессивно теряющая зрение. Жила она в одной большой, метров тридцати пяти, комнате, перегороженной на две части буфетом и двумя шкафами... - всё, как в былые тридцатые годы. Две кровати, диван, письменный и обеденный столы свободно размещались в комнате, оставляя довольно много незанятой площади. На стенах висели несколько больших портретов. С потолка свисала красивая хрустальная люстра с подвесками. Но в целом комната показалась мне не очень уютной. Однако главное было не в этом. Главное - был город, с которым мне предстоя¬ло вскоре познакомиться поближе.
Первый выход в город состоялся у меня уже на следующий день, но не с бабушкой, а с Ольгой Александровной. Бабушка поехала узнавать какие-то адреса, а хозяйка взяла меня в качестве поводыря-провожатого в поликлинику, куда она ходила почти каждый день лечить свои многочисленные болезни, и в первую очередь, развивающуюся глаукому. О том, как я буду добираться до дома обратно, она совершенно не думала, а я почему-то не догадался записать её адрес, понадеявшись на свою память, или вообще ни о чём не думая, что довольно часто случалось со мной в этом возрасте.
Идти пришлось, как мне показалось, довольно долго. Сначала шли зелёной улицей, похожей, скорее, на сквер, с многочисленными скамейками и отдыхающими на них старушками. Затем свернули в переулок, немного прошли и снова повернули в другую улицу. Читать я, конечно, умел, но мой взор обращал сейчас внимание не на названия улиц, а на совсем иные достопримечательности: на красивые здания, на машины, на прохожих, на разноцветные вывески. Стоял яркий солнечный день, и всё вокруг было светло и радостно.
В поликлинике я проводил Ольгу Александровну на какой-то этаж. Там она села у кабинета, где принимал глазной врач, а меня отправила домой ждать возвращения бабушки (видимо, один ключ от квартиры она дала тогда мне). Я смело пошёл назад, опять-таки не спросив у неё домашнего адреса, и сразу для меня начались сложности. Во-первых, я запутался в хитросплетениях многочисленных поликлинических коридоров и, вместо того, чтобы выйти на улицу, выскочил в какой-то двор, где не было людей и откуда не просматривалось ни одного выхода.
Ориентироваться в городских кварталах по солнцу я ещё не умел; к тому же, в этом задворном пространстве, окружённом со всех сторон высокими зданиями, солнца вообще не было видно, также, как и ни одной тени. Поэтому я разумно решил вернуться в здание и начать поиски главного выхода сначала. Следовало бы, конечно, спросить «дорогу» у кого-нибудь из взрослых, но меня, как всегда, одолевало стеснение, и я исколесил по коридорам ни одну сотню метров, прежде чем выбрался из этого запутанного лабиринта.
На улице по-прежнему было светло и солнечно. Во всех направлениях по своим делам спешили люди. Мне же хотелось медленно пройтись по этим чудесным скверам и улицам и заодно заглянуть в приглянувшиеся по дороге в поликлинику магазины игрушек (хотя я и вышел из "играющего" возраста), а также со спортивными товарами, где через витринные стекла были видны бесчисленные мячи, велосипеды, спортивная обувь, одежда, мотоциклы и масса другого спортивного инвентаря.
Я прошёл по улице один квартал, второй - приглянувшихся магазинов не было видно. А больше переулков мы, вроде, и не пересекали. Прошёл ещё немного вперёд и вышел на широченную улицу (видимо, это был Литейный проспект). Бесконечный поток машин и людей не испугал, а скорее, ошарашил меня. Нет, тут уже совсем запутаешься! Надо вспоминать, куда заворачивать. В Шуе, там конечно, проще: железнодорожная улица, Ивановская, Сехская - и все параллельно идут. Здесь же всё на перпендикулярах основано. Только не забывай поворачивать. Куда вот только - направо, или налево, и в каком месте?.. Сейчас я впервые подумал об адресе. Название улицы, вроде бы, вспомнил - какого-то Петра... Надо спрашивать, иначе вообще из лабиринтов этих не выберешься – почище, чай, чем у Минотавра будет! И надо торопиться – если бабушка раньше меня вернётся, как она в комнату попадёт?!
Преодолев свойственную мне стеснительность, обращаюсь к пожилой женщине с кошёлкой, медленно идущей в сторону от проспекта:
- Тётенька, скажите, пожалуйста (эту форму вежливого обращения я уже усвоил от бабушки), как мне на улицу Петра выйти?
Бабушка остановилась и ласково посмотрела на меня:
- Какую ты говоришь?
- Улицу Петра... Петрова, кажется?
- Петра Лаврова, - уточняет она.
- Да, да, на эту! - обрадованно вспоминаю я.
- А что ты там ищешь?
- Мы там у бабушки остановились.
- А дом номер помнишь?
- Нет... но я его найду… Мне бы только на улицу выйти.
В общем, разговор получился довольно длинным... А когда бабуся узнала почти всё обо мне, то пошла провожать меня до самой нашей улицы и не отпустила, пока я не нашёл дом, и даже подождала меня на улице, чтобы убедиться, что я смог войти в квартиру. Я потом вышел и поблагодарил её за помощь… А ели бы не нашёл дом? Не знал бы, что и делать. Хороший получился урок на будущее.
Моя бабушка по прибытии очень сердилась – как можно было отпустить меня одного, не убедившись, что знаю адрес! Ольга Александровна на это спокойно ответила, что ей нужен был сегодня провожатый, а я уже достаточно большой мальчик, и в состоянии сам соображать, что к чему. (Действительно, мне уже было одиннадцать лет, и соображать я действительно должен был в этом возрасте). После этого случая бабушка меня от себя уже не отпускала и брала с собой во все свои походы по городу.
Искать необходимые адреса бабушке пришлось довольно долго. Хорошо, что в городе была такая служба поиска. Но там каждый раз требовали всё новые и новые сведения, которых бабушка, к сожалению, не знала. Поиск продолжался несколько дней, но это время мы не теряли даром.
Прежде всего, мы посетили ближайшие магазины и накупили таких вкусностей, о которых я до этого не имел ни малейшего представления: шоколадное масло, творожки с изюмом, какие-то заморские конфеты (казинаки), шоколадный торт к чаю; плюс к этому, ветчину, грудинку, сыр, колбасу и пр. Дома я так объелся, что потом долго не мог притрагиваться к некоторым из этих продуктов (в частности, к шоколадному маслу). Ясно, что для семейного бюджета такой (изобильный) вариант был куда более выгоден, чем ежедневные покупки для меня сладостей, пусть и в меньших количествах.
Магазины поразили меня обилием товаров, особенно продовольственные. Чего только там не было! Полки и холодильники просто ломились от огромного количества разных сортов колбас, сыров, рыбы, икры (красной, чёрной, паюсной), конфет, тортов, пирожных и т.п. Поразил огромный осётр, размерами куда больше меня, еле умещавшийся за стеклом холодильной камеры. Нигде не было больших очередей. Покупатели брали всего понемногу: по 100-200 граммов сыра, колбаски, ветчинки, буженинки. Продавщицы быстро отвешивали порции, ловко нарезали всё тонкими ломтиками, были очень любезны и вежливы, и очень опрятно одеты.
Как всё это отличалось от нашего Шуйского магазина на Ивановской, от наших продавщиц, отпускавших буханками и ломтями продукты, от разговоров вокруг тебя. Нет, это был совершенно иной мир - добрый и радостный, даже какой-то восторженный, мир всеобщего изобилия и благоденствия!
А какую красоту я увидел вокруг, когда начались более дальние поездки по городу - к Неве, в музеи, в Петродворец! Какой зелёный город! Как много здесь воды - каналов, речек, мостов через них. И величественная Нева - широкая, полноводная! Таких могучих рек я ещё не видел. Волгу мы проезжали глубокой ночью, а наша судоходная Теза казалась теперь, по сравнению с Невой, тихой, мирной и очень небольшой речушкой.
Дворцовую площадь, Эрмитаж, Русский музей, Петропавловскую крепость я полюбил и запомнил с этого первого посещения. А также картины наших великих художников, отдельные репродукции ко¬торых я до этого видел только в школьных учебниках и альбомах. Впечатляли огромные полотна Айвазовского, Иванова, Репина. Но больше меня поразили куда менее величественные, но такие притягательные картины и рисунки Левитана, Саврасова, Куинджи, Шишкина и других пейзажистов. Я уже тогда страстно любил природу и делал попытки изображать её. Правда, в основном, копировал пейзажи с открыток. Здесь же увидел эту художественную красоту в самом совершенном виде, и она просто изумила меня. И я долго любовался творениями известных и не известных мне художников, а бабушка в это время отдыхала в центре зала на специально размещённых там для этой цели диванах и стульях, или же заводила разговор со смотрительницами залов, вспоминая давнее прошлое и радуясь увиденному настоящему.
В какой-то день мы посетили зоопарк. Его я тоже увидел впервые. Ходили целый день. Как бабушка выдержала такую нагрузку! Ей было уже 64 года! Мои молоденькие ноги и то гудели и ныли от непрерывного хождения.
Очень понравилось широкоэкранное кино, - кажется, в кинотеатре "Великан". Поразил эффект присутствия картины в самом зале, особенно, когда прямо на тебя мчался на всех парах паровоз, или когда тебя как бы обтекали со всех сторон цветущие яблони, сливы, вишни... И великолепный "Карандаш" на льду. Почему-то я тогда думал совсем об ином карандаше, настоящем, рисующем на льду причудливые узоры.
Но ещё больше запомнился Петродворец с только что открывающимися после ремонта фонтанами. Блестящие на солнце золотые скульптуры, каскады воды, причудливой формы водяные струи, - всё это было просто великолепно!..
Через несколько дней бабушка закончила свои поисковые операции, и мы собрались навестить родственников её сестры - тёти Люли, живших на Петроградской стороне, на Съезжинской улице. Адреса родственников старшей сестры - тёти Тони узнать пока не удалось, и мы надеялись выяснить об их судьбе на Съезжинской. К сожалению, обеих сестёр в живых уже не было. Тётя Люля умерла ещё до войны от воспаления лёгких, а тётя Тоня не выдержала всех тяжестей жизни в блокированном городе. Бабушка в начале войны настойчиво звала её к нам, в Шую, но та категорически отказалась от поездки в шуйскую "тьмутаракань". Её дочь Капитолина (тётя Лина) в то время с мужем Аркадием Иосифовичем Круковским (дядей Кадей) находилась в Москве, где дядя служил в Генеральном штабе. Сейчас они должны были вернуться в Ленинград, и их обязательно надо было найти.