Про молодость

Петр Капулянский
Она мне говорит - вот ты считал что можно три месяца приходить, ночевать, а потом - раз и не причем.
А еще три недели назад ласково так – милый, и помни ты мне ни чем не обязан.
И главное, я ведь от ответственности не ухожу. Я, понятное дело, женюсь. Раз дети могут родиться, значит женюсь. Особенно если двое. Мне уже восемнадцать и три месяца. Как раз. Перед самым призывом и родятся. И в армию не надо. Только вот теперь пойти пройтись подумать, на ночное небо посмотреть. Страшно все-таки. Первый раз отцом стану.
- Наташка, - говорю, - это очень хорошо! Мы теперь поженимся, даже и не думай. Только я пойду пройдусь подумаю. Ладно?
Отпустила, конечно. А куда ей! Не со мной же идти. Ей рожать уже через восемь месяцев или даже раньше. Пусть отдыхает.
И я пошел. Сначал к Машке под окна. Стою возле тополя какого-то, в глазах слезы, на окна Машкины смотрю.

- Господи! – думаю, - и что? И всё?! И никогда значит больше не влюблюсь? Вот так всю жизнь до старости, все оставшиеся мне десять или даже двенадцать лет с одной и той же женщиной! Ну да, пусть я ее сейчас люблю. Но я ведь ее УЖЕ люблю. А вот это, ну когда оно только возникает это чувство. Постоянный комок, еще не у горла а ниже где-то. И есть не хочется совсем ни утром ни вечером, только ночью. И еще стихи всякие глупые. И потом вдруг она так мне глазами – иди мол на кухню, я сейчас туда подскачу. И потом поцелуй такой, что два часа яйца чугунные, рукой не снимешь.
И что, господи, всё?! Никогда больше?
Ужас! Постоял посмотрел в Машкины окна

Тьма, но солнце во тьме чуть светит
Как в пустые глазницы свечи
Смерть вставляет так пятна эти
В стены дома вставляет вечер…

Вот ведь юношеский бред, детский лепет. Но все равно жалко.

Она конечно не выглянула. А я слезу сглотнул скупую, и дальше поехал. К Ленке. Из Автово да на Гражданку. Но ведь лет-то восемнадцать. Телеканалов только три и по все хрень всяческая. А в армию еще не завтра, но и к экзаменам за первый курс готовиться уже не обязательно. То есть времени полно.

То что Ленка из окна не посмотрит я понимал. Но она могла выгуливать собаку. Вощле ее дома не тополь. Там березы больше. Снизу меня видно хорошо было и ее бы было. Особенно с водолазихой.
Ленка, Ленка. Ну поясни мне почему!?
А что - почему… Правильно все.
Мы с ней когда-то, в те времена, когда водка казалась невкусной, а пиво горчило; когда прикуривал чаще, чем закуривал и старался не вдыхать дым глубоко; когда не знал куда девать руки, оставаясь вдвоем с девушкой, но легко находил им применение наедине с собой. В те дни с шеи еще не исчезли мозоли от пионерского галстука, но комсомольский значок уже переставал жечь сердце.
Ранней весной, мне исполнилось семнадцать, как и стройной рыжеволосой девушке, аккуратно обходящей снежные островки на черном влажном тротуаре. Я вышагивал с ней рядом, пытаясь то галантно взять под руку, то неуклюже схватить за ладошку. Солнце еще не грело, но уже обещало скорое тепло, а в кино шел фильм «В джазе только девушки».
Долгих три недели я безуспешно очаровывал свою спутницу, водя ее по театрам, рассказывая всяческие истории и просто гуляя по оживающему городу. Дальше прогулок и легкого трепа дело не заходило. Пожалуй, пару раз она давала мне повод для поцелуя, но нехватка опыта не позволила эту пару разглядеть. Но в общем, было похоже, что девушка моя меня только терпит, мечтая о чем-то своем. И поводы эти создает только из спортивного интереса - Поцелует - не поцелует. Как у него это получится. Будет ли приятно... Нынче день и вовсе не задавался. Молчанием и строгим взглядом отметались все мои попытки завязать даже самый простенький разговор. Шла рядом. Молчала. Кажется даже не очень слушала и слышала. Ногу, правда, ставила красиво и золотой локон за ушком как обычно вызывал прилив крови в самые разные места моего юношеского организма.
- Давай, может, в кино сходим? – заметив афишу с улыбающейся Мерилин Монро, предложил я, потеряв всякую надежду на счастье прямо сейчас.
- Пошли, - спокойно согласилась она.
Расположившись в последних рядах темного кинозала, где я собирался чуть приобнять свою пассию, мы напрочь забыли друг о друге. Я хохотал до слез почти все время и слегка краснел, завидев на экране обнаженную спину секс-символа Америки. Моя спутница интеллигентно посмеивалась, каждый раз замирая, стоило только Тони Кэртису снять женский парик и превратиться в молодого миллионера.
Потом сеанс закончился. Мы вышли на улицу, удерживая перед полузакрытыми глазами лица полюбившихся киногероев. Я застегнул молнию на куртке, она поправила шерстяную шапочку, мы посмотрели друг на друга и тут же распрощались. Ей это, наверное, было легче. А я еще целых полчаса чувствовал неловкость. До начала следующего сеанса. До новой встречи с обворожительной кинодивой...
Теперь вот приехал.

А у нее глаза матерой ведьмы
Мила чертовски золотая прядь
А я талантом и деньгами беден
Мечтаю душу дьяволу продать

А не купили! И сейчас шанса не дали. Я собственно только попрощаться хотел. Сказать что вот. Теперь уже точно никогда больше. И никаких шансов.
Теперь точно жениться.
...

Позвонил.
- Наташка, - говорю, - я еще пройдусь погуляю, подумаю. Не додумал, пока просто. фНе догулял. Но все хорошо. Ты пока решай кого на свадьбу звать будем.
Она там всхлипнула. От счастья наверное.
А я к мамочкам поехал. У меня кроме Машки с Ленкой больше… А! Ну еще Алена. Но это без шансов и давно. И Таня. Но это совсем никак. Это наоборот на будущее. Так что к мамочкам.

Анька с Иркой. Они на вечернем учились в универе. На филфаке. Сами из Кемерова. И старше меня сильно. Им по двадцать два уже было. Я для них как сын очень взрослый. Не больше.
У меня место в их комнатке было личное. Снимали они комнатку на Благодатной. Вот я спал на полу между их кроватями.
В те годы по городу я перемещался в длинном, до пят (а при моем росте, это о чем-то говорит) двубортном пальто из 60-х годов. На голове широкополая веллюровая шляпа. За плечом сумка-батон, только форму не держит, и поэтому в ней подушка, продолговатая, чтоб держала.
На пальто я спал, им же и укрывался. Подушка всегда с собой.
Если б мыться не надо было, хрен бы меня предки вообще чаще раза в неделю видели.

Вот я к Аньке с Иркой и поехал. Никакой любви. Просто за утешением.
Они глинтвейн варили.
Ягодки какие-то, кожура лимонная. А я гаванаклуба привез бутылку. Ну не хватило ни на что больше.
Глинтвейн из монастырской избы пополам с медвежей кровью.
Короче вечер болгаро-кубинской дружбы получился.
- Ты чего такой? - спрашивают.
- Женюсь, - говорю.
Сразу заулыбались.
- На ком из нас?
Гы. Они ж уже старые. Ну что за шутки. Не видят что ли в каком я состоянии. И потом я ведь Наташку люблю, они знают. Уже три месяца вся толпа следит не отрываясь.
Но им не сказал.
- На Ирке!
Анька сразу губы поджала, пошла гаванаклуб из холодильника доставать. Мы его тогда как водку пили. У нас все равно ни вермута ни маслин. А Ирка расхохоталась, обняла меня и так в губы поцеловала, что я даже почти сразу опъянел. Еще не выпив. И подумал что наверное можно.
Это ведь в последний раз. А потом я женюсь и все. И мне будет нельзя. Тем более что это не серьезно из-за разницы в возрасте. Ну и поцеловал ее тоже. Анька с кухни заглянула и фыркнув ушла из квартиры. За сигаретами.
Обычно мы сней вдвоем за сигаретами ходили. Она стреляла, а я на углу стоял возле телефонной будки. Чтоб если приставать начнут защитить. Сейчас тоже дернулся, но Ирка не пустила. Обняла крепко
- На Наташке? – спрашивает.
- А на ком еще-то.
Тут она еще сильнее поцеловала меня. И сразу звонок. Не хотела отвечать, но потом встала пошла к телефону.
- Да. Да. Ну тут он, где ему еще быть… Тебя
И мне трубку протягивает, зовет.
Я подошел, а там Наташка. «Приезжай, - говорит, - а то плачу»
Я только кубинской гадости глотнул полстакана и поехал.
Там неудобно. Не на метро а на сточетырнадцатом. Поперек города ехать.
На углу Аньку обнял, говорю – поеду я.
Она в улбыке расплылась. Тоже меня поцеловала в губы. Тоже первый раз. Потом подпрыгнула подзатыльник дала и все.
Вооот.
Даже не знаю, поняли они что я тогда готов был с ними…

А я так и не женился. В армию ушел.
И с «мамочками» не переспал. Ни до ни после службы.
У Наташки просто задержка там была. А если не дети, то я не хотел еще.
Рано мне было.
Я ооочень влюбляться любил. Вот сам процесс. Самое начало.
Когда стихи, страдания, первые поцелуи. И потом уже секс. Почаще и побольше, хоть и был он тогда довольно одинаковый

Бац! И солнышко из-за туч
Оба! Жизнь до чего хороша.
И мой разум как море могуч.
И как ветер свободна душа.
Здесь весна и зима не причем
И влияния климата нет
Просто я полюбил горячо!
И меня полюбили в ответ