Косой дождь, швыряемый порывами холодного ветра, хлестал струями по лицу, как бы ни старался художник укрыть его за поднятым воротом промокшего насквозь пальто. С широких полей старой фетровой шляпы холодными струями стекала вода… Он прижался телом к тумбе, оклеенной объявлениями, надеясь укрыться от дождя под ее козырьком, но козырек не давал ни малейшей защиты.
Художник затравленно оглядел пустынную улицу, едва освещенную тусклыми фонарями, и зябко поежился. Ни единого огонька не горело в уснувших домах, а идти до вокзала у него уже не было сил...
Неделю назад он приехал в Берлин из Вены, надеясь принять участие в конкурсе живописцев и, таким образом, обрести работу… Но потерпел жестокую неудачу: его альпийские пейзажи не привлекли жюри, и его работы не допустили до участия в конкурсе. Несколько дней он перебивался случайными заработками на рынке Тиргартен, но зарядивший 30 апреля дождь разогнал по домам торговцев и покупателей.
Художник не ел уже более суток, и желудок сжимали болезненные спазмы голода. Он с трудом оторвал от тумбы свое худое тело и снова шагнул в дождь. От неловкого движения головой струйка воды со шляпы затекла ему под ворот пальто, и он содрогнулся от озноба.
Повернув на широкую Курфюрстендамм, художник рассчитывал увидеть хоть одно светящееся окно и, преодолев природную застенчивость, попроситься на ночлег. Словно вняв его безмолвным мольбам, на левой стороне улицы вдруг мигнул и зажегся в окне какой-то безжизненно-желтый свет…
***
Боясь потерять ориентир в ночи, он ускорил шаг и пошел, не глядя под ноги, разбрызгивая лужи, на огонек. Художник уже не видел вокруг себя мрачных черных громадин зданий, не ощущал злых ударов плетей дождя по лицу, его не пригибала к земле тяжесть мокрого пальто… Он чувствовал только невыносимое одиночество, которое давило его волю, сковывало сознание, превращая в никчемную тень, шлепающую по лужам мокрыми насквозь ботинками…
Художник, не колеблясь шагнул к двери и крутанул ручку звонка. Где-то в глубине дома раздался жесткий, вяжущий уши звук гонга… Он покрутил снова и, наконец, услышал, как противно заскрипел давно не смазываемый засов…
Тяжелая дверь медленно отворилась, и в темном проеме возникла высокая худая фигура, закутанная в плед.
- Кого это черт носит в такую погоду? – голос был отнюдь не дружелюбен.
- Пустите переночевать! – сказал художник.
- Я не думаю, что у тебя есть чем расплатиться за ночлег, - пробурчал хозяин.
- У меня нет ни пфеннинга, - художник для убедительности вывернул карманы мокрого пальто.
- А-а, черт с тобой! Заходи! – хозяин отступил в сторону, пропуская гостя.
Если бы не лампа, которую хозяин поднял над головой, художник переломал бы себе ноги, обходя сундуки и какие-то ящики, которыми была загромождена огромная прихожая. Хозяин подтолкнул его к двери, отворив которую, художник шагнул в каминный зал…
При виде огня ему стало тепло, хотя он не сделал еще и шага к камину.
- Иди к огню и раздевайся, - хозяин был вынужден снова подтолкнуть его.
Словно в тумане, окутавшем его мозг, художник снял с себя мокрую одежду и бросил ее на пол. Хозяин протянул ему большое полотенце.
- Эльза! – крикнул он в темноту соседней комнаты. – Дай нам вина и забери это тряпье у камина!
Шлепая босыми ногами по мрамору пола, вошла молодая женщина в прозрачном пеньюаре и бросила на стул какую-то одежду.
- Пусть переоденется! – сказала она и вышла, забрав его мокрые тряпки.
***
Скоро она вернулась, неся в руках бутылку черного стекла и два бокала. Но, оглядев худую фигуру художника с острыми коленками, сплошь покрывшуюся «гусиной» кожей, убрала бокал и налила вино в жестяную кружку, которую поставила на каминную полку.
- Зачем он тебе? – она кивнула головой на согбенную фигуру, прижавшуюся к огню.
- Он весь вымок под дождем, и дела его дрянь… Утром свалится! – ответил хозяин.
- Горячее вино согреет. Зачем он тебе? – повторила вопрос женщина. – Он нищ, я проверила его карманы…
- Мне кажется, он мне еще пригодится, - задумчиво глядя на почти сомлевшего от тепла художника, сказал хозяин. – Дай ему вино!
Женщина ткнула кружку гостю, внимательно разглядывая его.
- Прозит! – хозяин поднял бокал.
- Прозит, - едва слышно ответил художник и сделал пару глотков из кружки.
Горячее тепло разлилось в желудке. Художник отпил еще, чувствуя, как вино горячей волной разливается по телу, как с каждой секундой тяжелеют конечности, а голова начинает клониться к груди. В сладкой полудреме ему виделось пышное белое тело Эльзы с темным треугольником внизу живота, которое не мог скрыть прозрачный пеньюар...
- Ты смотри, не засни здесь! – вдруг гаркнул хозяин, видя, как тяжелеют веки гостя. – Я впустил тебя в дом в надежде на долгий разговор, и не намерен слушать твой храп!
- Вино крепкое, - пробормотал гость, с трудом разлепив веки.
- Э-э, да ты, вижу, совсем раскис. Эльза, принесу траву!
Женщина вышла и скоро вернулась, подав хозяину небольшой пучок какой-то сладко-пахучей травы. Он бросил ее в кружку и, долив вином, поставил на каминную полку.
- Это придаст тебе сил, - сказал хозяин.
Гость безразлично молчал, свесив подбородок на грудь.
- Положи его к окну, - сказала женщина. – От него не будет проку.
- Я положу его к тебе, и ты не дашь ему спать.
- Зачем мне этот тощий, нищий австриец, сломленный судьбой?
Хозяин насильно ткнул ему в руки кружку и заставил выпить вино до дна.
Сон вдруг отступил, разделив надвое его сущность: одна половина спала, другая бодрствовала, ощущая прилив сил…
- Завтра обещаю тебе хорошую погоду, - сказал хозяин. – Если мы с тобой договоримся… Эльза, еще вина гостю!
- О чем договоримся? – спросил художник, чувствуя, как наливаются силой его члены.
- Почему ты один, без денег, в чужом городе? – не ответил хозяин…
- Жизнь – дерьмо! – гость вдруг рассмеялся. – Я художник. Несостоявшийся… Работы нет, тетка отказалась мне помогать, жить негде… Впору в петлю лезть!
- Это все можно изменить! – твердо сказал хозяин. – Нужно только твое желание…
- О-о, - гость развеселился. – У меня много нескромных желаний!
- Назови их!
- Кружка холодного пива, чтобы запить вино, десяток горячих сосисок с горчицей, Эльзу в постель! Утром – сухую чистую одежду, и чтоб в кармане лежала пачка денег!
- Ты хочешь так мало? – хозяин не скрывал своего разочарования. – Это все, что ты хочешь иметь?
- А ты разве можешь дать больше? – художник снова рассмеялся.
- А если сделаю, чем ты заплатишь? – голос хозяина звучал твердо и уверенно. Его взгляд пронизывал насквозь. Художник поежился под его взглядом…
- Да, бери, что хочешь! У меня все равно ничего нет!
- Ну, если ты отвечаешь за свои слова, я, пожалуй, возьму! – сказал хозяин, сверля художника тяжелым взглядом.
***
- Вначале сделай то, что я просил, - пробурчал художник. – А потом бери, что пожелаешь.
На столе вдруг появилась бутылка вина, огромное блюдо с дымящимися сосисками, судок с горчицей, запотевший бокал пива с густой шапкой белоснежной пены…
Но сколько ни тужился гость, пытаясь поднять бокал с пивом или наколоть на вилку сосиску, ничего у него не получилось…
- Что, не по силам тебе даже сосиску поднять? – издевательским тоном спросил хозяин. – Теперь ты будешь договариваться?
- Ты не выполнил другие мои условия! – художник был зол, очень зол, и не скрывал этого. – Сухой костюм, пачку денег, Эльзу в постель!
- Сначала подпиши договор! – твердо сказал хозяин. – Отдай мне то, что обещал!
- Что ты хочешь взять, коль у меня нет ничего?! – гость попытался вскочить на ноги, но они оказались, словно прибитыми к полу.
- Душу! - вдруг очень тихо сказал хозяин. Стало слышно, как в камине потрескивают дрова… - Я заберу твою душу.
Художник был ярым атеистом. Он не признавал ни бога, ни черта, отрицая в своей жизни все потустороннее. Что поделать, он был еще молод и даже предположить не мог, что ждет его впереди…
- Я читал "Фауста"... И понял, кто ты! Ну, так дай мне пожить, как я хочу! – сказал он. – Дай мне все, что пожелаю! Сделай меня королем, министром, черт побери! А потом, что ж, забирай мою душу.
- Короли нынче не в моде, в моде революции, свергающие королей. Министры – люди подневольные. Я сделаю тебя канцлером! Канцлером Германии! Но с условием, что ты всю данную тебе власть употребишь на то, чтобы разрушить Европу, подчинить ее, поставить на колени! И дальше будешь служить мне верой и правдой!
- Ты сделаешь меня канцлером?! – художник рассмеялся. – Меня?! Нищего австрийца?!
- Не сегодня, - хозяин, напротив, был весьма серьезен. – И даже не завтра. Сегодня 30 апреля 1919 года: запомни этот день. Этот год мы выбрасываем – он уже прошел на треть. Начнем с 1920-го. Мне нужно тринадцать лет. Ровно тринадцать лет, начиная с 1920-го... В 1933 году ты официально, на выборах победишь всех своих соперников и станешь канцлером Германии.
- Но почему нужно ждать так долго?
- Ты еще очень молод. И ничего не видел, кроме крови и грязи войны. Война опустошила твою душу и, как паршивого котенка вышвырнула в не менее грязный и подлый мир. Ты стал одним из неустроенных в жизни фронтовиков. Такие, как ты во все времена особенно остро воспринимают то, что кажется им гнусностью тыловой жизни. Ты разуверился... Поэтому все нужно вкладывать в тебя с начала. Мне нужно многому научить тебя. Ты должен стать вождем, лидером, трибуном! А кто ты сейчас? Нищий австриец, как ты сказал, никому не известный и никому не интересный… Ефрейтор в армии и несостоявшийся художник в мирной жизни...
- А до того снова нищета, ночлежки, бесправие?
- Нет! – хозяин поднялся и прошел к секретеру, еле различимому в темноте комнаты. – С той минуты, как ты подпишешь наш договор, ты станешь другим человеком. Удача повернется к тебе лицом. Если, конечно, ты не полный идиот…
***
Он положил на стол лист чистой бумаги.
- И сколько я буду властвовать? Год? Два?
- Ты будешь властвовать тринадцать долгих лет. И только 30 апреля 1945 года я заберу твою душу... Но помнить тебя будут вечно! Твое имя люди не забудут, поверь...
- Всего тринадцать лет? И тринадцать лет идти к власти? Но почему?
- Потому что все временные отрезки я измеряю периодами по тринадцать лет! Тебя устроит такое объяснение?
Взгляд художника затвердел на горячих, исходящих горячим паром сосисках, на белой, уже начавшей оседать шапке пены на бокале пива. И снова голодный спазм сжал его желудок. Он не верил ни в бога, ни в черта… Но что, если?... Вдруг все, о чем говорил хозяин, сбудется? В голове кружились и мелькали мысли, разбиваясь и складываясь, как в калейдоскопе… Но возвращались к одному - выйдя отсюда, снова влачить голодное существование, жить в ночлежках, работать за пару пфеннингов...
- Давай чернила и ручку, ты, Мефистофель! – вдруг решительно сказал гость.
- Такие договоры не подписываются чернилами, - ответил хозяин. – Ты подпишешь договор своей кровью!
Гость безропотно протянул ему свою руку. Сделав на внутренней стороне запястья аккуратный надрез, хозяин обмакнул перо в выступившую кровь и протянул перо гостю.
- Постой! – вдруг сказал он, удержав его руку. – Ты хочешь подписаться фамилией Шикльгрубер? Австрийской?
- У меня нет другой! – гость недоуменно пожал плечами.
- Брат твоего отца… Иоганн Гюттлер, так?
- Так, - гость все еще не мог понять, чего хочет хозяин.
- Н-да… - протянул хозяин. – Тоже неблагозвучно. Что если мы изменим твою фамилию на Гитлер? Адольф Гитлер… Звучит?
- Неплохо, - ответил гость. – Только зачем мне это?
- А кто пойдет за Шикльгрубером, ты не думал? Ты должен носить фамилию хлесткую, как удар хлыста, как выстрел! Адольф Гитлер! Вот за человеком с такой фамилией массы двинутся, как снежный ком! Пиши! И подписывай новым именем!
«…Господин и Владыко, призываю вас за своего Бога и обещаю служить вам, покуда живу, и от сей поры отрекаюсь от всех других, и от Иисуса Христа, и Марии, и от всех святых небесных, и от церкви, и от всех деяний и молитв ее, и обещаю поклоняться вам и служить вам и причинять сколь возможно более зла, и привлекать к совершению зла всех, кого мне будет возможно, и от чистого сердца отрекаюсь от миропомазания и крещения, и от всей благодати Иисуса Христа, и в случае, если захочу обратиться, даю вам власть над моим телом и душой, и жизнью, как будто я получил ее от вас, и навек вам ее уступаю, не имея намерения в том раскаиваться…» - писал художник, обмакивая перо в капли своей крови. Закончив, он подписался своим новым именем "Адольф Гитлер".
- Теперь Эльза? – с надеждой спросил гость, плотно набив желудок после того, как договор был подписан.
- Иди! Она ждет тебя!
***
Утро, как и обещал хозяин, разбудило гостя тонким лучом солнца, пробившимся в щель между ставнями. Он сбросил на пол босые ноги и вышел в каминный зал. Его одежда, выглядевшая совсем новой, выглаженной, была аккуратно развешана на вешалке.
Он оделся и сунул руку в карман, ощутив толстую пачку денег. Он с вынул деньги из кармана, удивленно разглядывая пачку.
- Нравится? – услышал он голос и, обернувшись, увидел хозяина, сидевшего в глубоком кресле в затемненном углу. – Здесь тринадцать тысяч марок.
- Опять тринадцать… - пробурчал человек, ставший в эту ночь Адольфом Гитлером. – А пиво?
- Пиво ты теперь будешь пить за свои деньги и только в пивных, где народ станет слушать каждое твое слово!
- Зачем это мне? Я не умею говорить и не знаю, о чем говорить с народом.
- Ты должен стать популярным. Тебя должны знать и узнавать. Сидя в пивных с народом, ты должен слышать народ, знать его чаяния. Ты должен активно участвовать во всех политических спорах, завоевывая симпатии народа и ненависть правительства. Когда ты осилишь эту науку, я научу тебя самому главному – как заставить народ слушать тебя!
- И что потом? – Гитлер был разочарован.
- Потом ты найдешь самую слабую, умирающую политическую партию и поднимешь ее с колен, сделав самой сильной и могущественной партией в Европе! Иди в народ и начинай уже сегодня постигать его! Я все время буду незримо присутствовать рядом с тобой и вести тебя. Но имей в виду, как только ты станешь канцлером, я отойду. Дальше будешь работать сам!
***
Когда за Адольфом Гитлером закрылась дверь, из темной комнаты вышла Эльза.
- Этот человек не оправдает твоих надежд, - она нежно прижалась к плечу хозяина. – У него нет образования, нет влиятельных покровителей, нет денег, нет связей… Для него нет ничего святого. Он не верит ни тебе, ни твоему вечному сопернику на небесах... Он пуст, как выжатый лимон!
- Пройдет несколько лет, и он станет самым ярым моим последователем. Он окружит себя самыми знатными магами и чародеями Европы - моими верными слугами. Вся его свита будет подвержена моему влиянию. Он будет согласовывать свои действия с потусторонними силами, все больше и больше подчиняясь моей воле! Он злобен и тщеславен, Он завистлив и коварен. Он готов преступить все законы человечности. Он беспринципен... А мое покровительство поведет его по жизни, помогая запустить систему зла. И вот, когда он запустит систему в действие, остановить это чудовище будет не под силу никому. Даже Богу… И только я смогу сделать это! 30 апреля 1945 года я унесу его душу, потому что не могу дать ему больше тринадцати лет… К сожалению. Ибо знаю, что этот человек мог бы натворить гораздо больше, если бы я мог дать ему больше времени… Но таков мой закон! И я не могу, не имею права его преступить... А теперь иди. Мне еще нужно многое обдумать и решить!
P/S: В Берлине найден договор, который Адольф Гитлер заключил с… сатаной. Контракт датирован 30 апреля 1932 года и подписан кровью обеими сторонами.
Согласно ему, дьявол предоставляет Гитлеру практически неограниченную власть с условием, что тот будет использовать ее во зло. В обмен фюрер обещал отдать свою душу ровно через 13 лет..
Четыре независимых эксперта изучили документ и сошлись во мнении, что подпись Гитлера действительно подлинная, характерная для документов, подписанных им в 30-40-е годы.