ПОСВЯЩАЕТСЯ Владимиру Сорокину — русскому писателю, сценаристу, драматургу, яркому представителю концептуализма и соц-арта в русской литературе.
(Автор просит прощения за реализм и натурализм. Не читать детям.)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Авалон, заключенный, 30-35 лет.
Навон, заключенный, 30-35 лет.
Кулебяка, новый заключенный, 20-25 лет.
Тюремная камера. НАВОН и АВАЛОН сидят за столом напротив друг друга лоб в лоб в задумчивых позах.
Появляется с матрацем новичок по фамилии Кулебяка, они не обращают на него внимания.
Авалон, показывает Навону на его левую руку.
Авалон. Гадом буду, спичка здесь!
Навон. А вот и не угадал! И первый ход мой!
В подтверждение он разжимает кулак и показывает пустую ладонь.
Навон. Авалон, значица так, я отрезал твои ослиные уши. Твой ход.
Авалон. А я у тебя оттяпал твой паскудный язык!
Навон. А что ты будешь с ним делать?
Авалон. Поступлю паскудно, если он паскудный.
Навон. Продолжим игру. Я тебе выколол свинячьи глаза!
Авалон. А я у тебя вырезал по самые…
Навон. Договаривай, ну ты, зверь, отморозок, душегуб!
Авалон. По самые бильярдные шары!
Авалон ухмыляется, предвкушая победу.
Навон. А я, отсек тебе топором голову. Как же ты без нее, бедолага, жить-то будешь? Чем кумекать? Твой ход.
Авалон. А я… а я… (преображается) Нет головы, но есть руки, которые замкнутся на твоей шее…
Навон. Я за твоей спиной. Как ты меня найдешь, не имея глаз? Ну, соображай, если есть еще чем.
Авалон. (кашляет) Хм! Сдаюсь. Сволочь ты тюремная, а еще кореш называешься.
Навон. Не хватает фантазии сделать ответный ход? Тогда один ноль в мою пользу. Вторая партия. Теперь твой первый ход.
Авалон. Навон, я методично с особо крайним цинизмом и садизмом открутил твою безмозглую башку. Тебе шах и мат! Ваше слово!
Навон. Моя кровь брызнула тебе в горло, ты захлебнулся, а дальше с выпученными глазами задохнулся от асфиксии.
Авалон. Хм… (преображается) Но я в агонии успел схватить в руки топор и вогнать его в твое презренное тело.
Навон. Вариант не катит. Потому что воткнул в труп, а это уже телячьи нежности. С трупом разделаться – большого ума не требуется! Так каждый может. На труп наброситься ты смелый в любом состоянии, и в случае аффекта и без него, и с трупами возиться любишь. А ты попробуй с топором на живого человека напасть – кишка тонка! Ситуация патовая. И я мертв, и ты мертв. Предлагаю боевую ничью.
Кулебяка. (восхищенно) У вас здесь не скучно! Я заинтересовался оригинальным видом развлечения, а еще больше сценической постановкой и вашей виртуозной актерской игрой.
Навон. (Кулебяке) Не порти обедню!
Кулебяка. Ах, театральная реминисценция! Или репетиция? Шекспир? “Гамлет”? Там было много убийств, почти все герои погибли. Но этого эпизода с садизмом в жестокой форме не припомню.
Авалон. Не мешай считать варианты!
Кулебяка. Тогда не пойму! Извините за мое занудство. На столе ничего не стоит на что-нибудь похожее из комплектов игры, ничего, что бы прямо говорило о настольной игре.
Авалон. Комплекты не нужны. Называется игра “Тюремные шахматы вслепую”. Администрация тюрьмы только ее и разрешает.
Навон. Ты забыл. Еще карты втемную.
Кулебяка. (изумленно) Гм…
Авалон. А ты кто такой? Фамилия?
Кулебяка. Кулебяка.
Навон. По кличке Куля будешь.
Кулебяка. Круто тут у вас!
Авалон. Уже осмотрелся?
Навон. Куля, расскажи, за что тебя загребли сюда?
Кулебяка. Ни за что.
Авалон. За что, за что замели, я не расслышал?
Кулебяка. Так, по недоразумению.
Авалон. Это все, попавшие в тюрьму, так говорят.
Кулебяка. Видите ли, есть одна девушка. Я от нее без ума. Если коротко, она мне нравится, но я, кажется, ей не совсем, хотя она мне всё равно близка к сердцу. Проблема в том, что она снюхалась с баскетболистом, от пояса полтора метра вверх и два метра вниз...
Навон. Дальше о гиганте можешь не продолжать – ты вопрос о нем снял сам. Мы догадались – каким способом. Лучше расскажи о барышне…
Кулебяка. Мне впечатлить ее было нечем. Я занимаюсь музыкой, которая ей до лампочки, она учится на факультете английской филологии, и я проиграл ей на фортепьяно кое-какие английские пьески из фольклора для поднятия воображения. Женская логика неисповедима, моя девушка перешла сразу с галопа в карьер и спросила, заинтересовался ли одной из них хоть какой продюсер, продал ли я хоть одну? И я, конечно, ответил, что нет. Но потом сказал, что собираюсь сочинить песню, посвященную ей, а она подняла меня на смех…
Навон. Неучтивая девка. Продолжай.
Кулебяка. Мне это не понравилось, и я кое-что придумал. Сейчас самый модный песенник Валерий Коршунов…
Навон. Никогда о нем не слышал.
Авалон. Это кто?
Навон. Тот, что написал песню о дубе.
Авалон. Это “Златая цепь на дубе том”?
Навон. (испепеляюще) Голова дубовая!
Авалон. А-а! Еще один из этих партитуромарателей!
Навон. Что ж, он не Чайковский, но сочиняет, видимо, отнюдь даже неплохо.
Кулебяка. Коршунов на заре своего творчества, услышав чью-то известную мелодию, загорелся, дал слово своей симпатии, что напишет не хуже. И у него заработало воображение. Вот и я подумал, что у меня тоже получится? Я сказал своей голубке: “Спорим, я выдам песню похлеще!” “Спорим, что не сможешь?” – ответила она. И тогда я ей предложил: “Ставлю своё произведение против твоего свидания на моей или твоей территории”. Вижу, смотрит как-то подозрительно мимо меня… Тут я добавил: “Сначала пообедаем, а потом потанцуем”.
Авалон. И она клюнула?
Кулебяка. Согласилась, как все девушки. И теперь я просто обязан закончить консерваторию и написать в худшем случае новую пьеску, в лучшем – сюиту.
Навон. Так ты – композитор?
Кулебяка. В общем-то, да.
Навон. Тут на каждом шагу то академик, то снова академик! Теперь будет и композитор. Где ты учился?
Кулебяка. В МГУ, на химическом факультете.
Авалон. Химический? А я было решил, что уже на композиторском отделении консерватории. Мы правильно поняли, что ты имеешь страстное желание стать композитором?
Кулебяка. У меня уже и тут появились сочиненные в голове пьески, осталось только переложить их на бумагу и проиграть на инструменте.
Навон. Давай уточним, молодой человек, ты заключил пари. Ты собираешься завоевать благосклонность девушки, посвятив ей песню, которую еще надо написать, и которая еще должна понравиться и пойти в народ. Я правильно понял?
Кулебяка. Правильно.
Авалон. Хитрый Дмитрий! Решил проверить женщину на “слабо”, на “слабо” ее хочет взять! На “слабо” никто еще женщину не взял!
Навон. Чем ты можешь оправдать ее любовь?
Кулебяка. Сейчас ничем. Быть может потом, когда получу диплом…
Навон. Ты никогда не получишь диплом.
Кулебяка. Почему?
Навон. Ты сгниешь здесь заживо.
У Кули перехватывает дыхание.
Навон. Ты уж прости, правда – жестокая штука, тебе придется распрощаться с мыслями об образовании... и о песне.
Авалон. И о девушке…
Кулебяка. Неужели совсем?
Навон. У меня тоже кричит душа. Нечто зловещее проступит и в твоей музыке, мне так кажется!
Кулебяка. Как же так!
Навон. Тебе пора детей нянчить, а ты пустоцвет. Ты своим преступлением наступил на горло собственной песне и отрезал пути отступления!
Авалон. (Кулебяке) Продолжай повествовать о своей голубке.
Кулебяка. Перед самым попаданием сюда она сделала мне потачку, сказала, что я ей нравлюсь больше, чем я думаю сам! И если бы не этот баскетболист вмешался…
Навон. Давай, в другой раз помянем его минутой молчания, как результат твоей горячности и ревности. Я думаю, она порядочная девушка, и если сказала, то оставила в силе вашу договоренность на все годы твоей отсидки.
Кулебяка. Я уверен в ней как в самом себе.
Авалон. И она убеждена, что ты сможешь с заданием справиться?
Кулебяка. Несмотря ни на что, я сделаю себя сам!
Навон. Так садись и пиши ноты. Вот тебе ручка и бумага.
Авалон. У него нет инструмента.
Навон. Настоящему композитору он и не нужен, он в голове.
Авалон. А что нужно?
Кулебяка. (подсказывает) Вдохновение.
Авалон. А это что такое?
Навон. Вдохновение – оно и есть вдохновение, и ничего больше. Это когда в голову идет валом много вариантов побега, один лучше другого, не знаешь, за какой взяться.
Вспотевший Куля тяжело дышит и пишет на бумаге.
Навон. (Кулебяке) Далась тебе оборотной стороной любовь, интеллигентик малахольный. Пиши оперу про свою беду!
Авалон. А что, композитор, проще простого, давай, твори, пробуй, глядишь и напишешь оперу к балету.
Навон проводит крестным знамением по лицу Кули.
Навон. Истинный заключенный имеет дело со своим характером. Он создает себя, лепит из себя всё побеждающего, осиливающего всех и вся монстра, именно он потом почивает на лаврах победителя, удивляя упорством всех от мала до велика и себя больше.
Кулебяка. Вы про какого монстра говорите, вы про что намекаете?
Навон. Есть выход из твоего отчаянного положения. Не о музыке надо сейчас думать.
Авалон. Когда пушки стреляют, музы молчат. Побег – вот твое решение.
Навон. Побеги надо совершать с самого детства. Я лично из дома сбегал раз двадцать. Меня ловили на вокзалах и возвращали к родителям, ловили и возвращали, но никто не допускал мысли, что я, как молодой волк, напитывался в это время настоящей кровью свободы.
Авалон. Композитор Куля, а ты сколько числишь за собой побегов?
Кулебяка. Ни одного. Я в детстве занимался музыкой. Меня родители провожали и встречали у самых дверей школы.
Авалон. Опека! Поэтому ты такой нерасторопный, слабохарактерный, малахольный, еще и в тюрьму попал некстати.
Навон. И влюбился незадача. Ты знаешь, что побег дело серьезное?
Кулебяка. Я обязательно начну сушить сухари. Означает ли это, что сначала нужно разработать план побега?
Навон. Сколько себя помню и все свои побеги, составить план можно, если хочешь, но я этого никогда не делаю. Совсем не обязательно знать точно, какой дорогой ты пойдешь. Нужно знать лишь конечный пункт и взять направление, вот и всё. Как говорится, все дороги ведут в Рим. Как только пункт станет известен, туда приведет любая тропинка, даже самая острая кромка над пропастью. Чтобы не потерять направление всегда берешь дальний ориентир. Именно смотреть на него, именно не отводить от него взгляда. Ориентир и будет направлять тебя. В данный момент им служит твоя девушка. Если сказать точнее, то возможно не вся она, а ее конкретная смазливая часть тела, вызывающая страстное к ней желание…
Кулебяка. Протестую! Это неприлично!
Авалон. Например, ее красивая ножка – настоящий персик, абрикос с косточкой…
Кулебяка. Вы прямо – словесные манипуляторы, складно говорите.
Навон. Да брось, композитор! Такие трюки должны удивлять разве что только администрации тюрем, но не нас, заключенных, знающих толк в побегах.
Авалон. Сейчас только ленивый не бежит!
Навон. Меня просто трясет, когда я выслушиваю опусы начальницы тюрьмы. При всей своей компетентности и знаниях ей недостает мужской закваски, ну и жилки, и хватки. Что она знает о психологии и нуждах заключенных?
Авалон. А зам и того меньше, заменяет отсутствие профессионализма своей тупой исполнительностью и приказным порядком.
Кулебяка. Тут нельзя не сказать о триллерах. Это в них всё возможно и всё получается. Там можно проковылять далеко от тюрьмы на одном мизинце ноги и на нем же подняться по отвесной скале. Даже если простить автору аморфность стиля ради каких-либо литературных достоинств, побег – это всё равно игра в рулетку. С другой стороны, побег с лихо закрученным сюжетом, где все эпизоды притерты друг к другу, есть благороднейший интеллектуальный продукт.
Навон. У здешних обитальцев триллер ассоциируется просто: попал сюда – не знаю куда; сижу за так – не знаю, как; мыслю то – не знаю что; бегу туда – не знаю куда; хочу то – не знаю что; сам верчу, что хочу; кого хочу – того мочу”!
Авалон. Композитор, а ты недалек от стратегии побега! Потихоньку созреваешь.
Навон. Заключенный Кулебяка, сегодня ты прошел теоретическую часть подготовки, скоро, я думаю, последует инициация – это посвящение тебя в духовную традицию и приобщение к культу настоящих заключенных.
Игроки снова углубляются в игру.
Авалон. Принимаю ничью…
Навон. Победа! Общий счет полтора на пол очка в мою пользу! Торжество разума! Вот что может сотворить гений в интеллектуальной игре. Вот какое искусство нужно массово являть народу!
Кулебяка. (в сторону) Изверги! Нелюди!
Навон. Я догадался. Думаешь о нас: “Изверги! Нелюди!” Я тоже говорю Авалону, что он последний изверг и нелюдь. А он почему-то не сомневается, что это именно я такой – нелюдь из нелюдей.
Авалон. (Кулебяке, примериваясь к его фигуре) Теперь ты со мной.
Кулебяка. Я не умею играть в шахматы.
Авалон. (Навону) Хочу отыграться. Так и быть белые его, его первый ход.
Навон. Куля, выискивай жизнеобеспечивающие слабые места человеческого тела, которые легко выключить из работы членовредительством, и обрушивай на противника всю мощь своего интеллекта. С чего начнешь марать руки?
Кулебяка. (заикается) Я не умею играть в шахматы вслепую.
Навон. Не умеешь – научим, не хочешь – заставим!
Авалон. Это очень просто. Ну, отруби для начала мне палец, чтобы почувствовать вкус к игре, насытиться первой кровью и посмотреть, как мучается жертва. Дальше фантазия заработает, воображение разыграется, подскажет что и как. Только, чур, предупреждаю, победитель имеет право привести в исполнение последний свой ход.
Кулебяка. Хорошо, я отрубил тебе палец.
Авалон. А я тебе правую руку.
Кулебяка. А дальше что?
Авалон. Ох, всё приходится учить. Цель одна – уничтожить противника любой ценой. Для победы надо делать нетривиальные ходы, например, прямо и в сторону – ходить как лошадь, по диагонали – как офицер, или в длину по вертикали и горизонтали – как тура, а еще лучше королевой – хожу ноги в руки куда хочу, без разбора на кого глаз положу всех мочу. Главное, нанести физический невосполнимый урон. Тогда противник неожиданно теряет голову и способность на варианты.
Навон. Да он тупит! На свободе пил кровь невинных младенцев. А тут сам превратился в младенца.
Кулебяка. Ничью кровь я не пил.
Авалон. Например, откуси мне нос, или выжги клеймо “вор”, и пусть совесть тебя не мучает. Глядишь, я от стыда перед всем сознательным человечеством откинусь в другой мир. Для победы все средства хороши.
Навон. Куля, не будь размазней и увальнем, представь, что ты палач. Вырви Авалону ноздри, и все дела!
Кулебяка. (брезгливо) Авалон, лучше я поступлю гуманнее, отхвачу тебе тоже правую руку. Лады?
Авалон. Ход принимаю. А я тебе левую. Добро?
Кулебяка. А я тебе битой, снес пол черепушки!
Авалон. Дружище, это невозможный ход, тебе нечем сносить мне котелок, твои руки, гляди, вот, у меня, и я их заморожу и как строганину съем, а кости брошу собакам. Ну что мне делать с тобой? Может снять скальп и вывесить на столбе обозрения?
Кулебяке становится плохо, и он подкашивается в обморок. Сокамерники относят его на шконку.
Навон. Настоящая принцесса на горошине! Надо же, людоедов испугался!
Авалон. (обшлепывает по щекам побледневшего Кулебяку) Ничего, пообтреплется, пообвыкнет, притрется. Тюрьма сделает из него настоящего человека!
Навон. Или гроссмейстера по игре в тюремные шахматы вслепую.
Авалон. Точно так! Он завоюет путевку в турнир претендентов на мировую шахматную корону.
Навон. Администрации тюрьмы придется освободить великого спортсмена, нас, кстати, тоже. Ты и я будем тренерами и дадим ему свои шахматные рекомендации и наставления по теории и практике.
Авалон. Познаниями по тактике и стратегии поделимся. Наконец-то, прощай наша альма матер – тюрьма!
Конец