Из гл. 10 http://www.proza.ru/2011/05/23/1380
К весне Толик все-таки добился некоторого успеха. Надо отдать ему должное, он ухаживал за мной красиво: дарил красные тюльпаны с обязательным пояснением «точно, как твои губы», катал меня по Неве на лодке, приглашал на прогулку на Кировские острова, в Павловск или в Пушкин, часто покупал билеты в кино и театр. Все меньше в нем чувствовался красноречивый «грузин», который был мне не симпатичен, и все больше - влюбленный парень, не слишком уверенный во взаимности. Он еще не делал мне открытых признаний, не пытался поцеловать меня, но постоянно находил для меня ласковые слова. Однажды Толик попросил у меня почитать мою тетрадь со стихами. Стихи произвели на него впечатление, но опечалили: цвет глаз того, кому эти стихи посвящались, явно не совпадал с его цветом.
Именно Толик напросился на приглашение в наш дом, где мне пришлось представить его родителям, а чуть позже побывал на нашей даче. Все еще не влюбленная в своего настырного кавалера, я незаметно для себя стала о нем думать и уже ждала его звонков, если их какое-то время не было. Были между нами и ссоры, - обычно с моей стороны. Для претензий повод всегда находился, особенно, когда я обнаруживала его несколько навеселе в своем студенческом общежитии. Общежитские «поддавали» часто, а Толик, как бы мало ни выпивал, пьянел очень быстро, и мне в этом состоянии категорически не нравился. Вел он себя в это время вполне прилично, - на что другая бы и внимания не обратила, я принимала в штыки и бурно сердилась.
С новым студенческим коллективом мы несколько раз выбирались на лыжные поездки за город. Лыжником я всегда была никудышным, сносно ходила только по ровной местности, но на холмах чувствовала себя очень неуверенно. Собирались мы довольно большой группой, состоящей из ребят и девушек. Мне было весело, но очень непросто в этих поездках. Я очень не хотела отставать от других и привлекать к себе внимание, заставляя себя ждать, но умения и, особенно, физических сил мне не хватало. Всю дорогу я шла на последнем издыхании, превозмогая жуткую усталость, боль в ногах и собственную неуклюжесть. Несмотря на мое «тепличное» воспитание, у меня был достаточно спортивный характер и самолюбие, Это помогло - уже после третьей или четвертой нашей вылазки я стала чувствовать себя нормально, почти не падая на спусках. Помню даже свой поистине чудесный спуск с огромной, хотя и достаточно безопасной, Колхозной горы в Токсово, с которой я почему-то скатилась без единого падения, удивив этим и себя, и моих друзей.
Толик, родом с юга, где ни снега, ни лыж нет и в помине, катался почти так же плохо, как я, хотя был физически сильнее меня и потому не так уставал. Крепким здоровьем он никогда не отличался, комплексами неполноценности не страдал и при малейшей возможности охотно устраивался на временное проживание в наш институтский «дохлятник» - профилакторий для студентов из общежития, где их подлечивали и бесплатно кормили.
К окончанию первого курса моя подруга Таня перевелась с заочного на дневное отделение факультета журналистики ЛГУ. Она собиралась провести свой отпуск в Кабардинке, небольшом курортном поселке недалеко от Геленджика на берегу Черного моря. Туда в сопровождении двух учительниц ехали учащиеся старших классов школы, где работала ее мама. Мне предложили присоединиться к их компании.
В моей жизни часто случаются повторы. Меняются места, изменяется люди, но какой-то сюжет с заранее расписанными ролями неожиданно проигрывается во второй, а иногда и в третий раз. Видимо, благосклонный ко мне ангел-хранитель дает мне еще одну возможность что-то пересмотреть и исправить в своей жизни.
Предстоящая поездка на юг с Таней очень явно напоминала мне наше злосчастное путешествие на Северный Кавказ с Вероникой. Впрочем, почему только злосчастное? Туризмом и горной романтикой больше не пахло - намечался спокойный отдых на море.
Таня уехала в Кабардинку в июне вместе с основной массой ребят, а я должна была присоединиться к ней сразу после окончания студенческой практики. Школьников разместили на проживание в местной школе, а Таня в ожидании меня сняла на двоих комнату у местной хозяйки, гречанки.
Практика проходила в слесарных мастерских, где все мы собственными руками с помощью ножниц, тисков и напильника изготовили какие-то полезные вещи. Мне достался рыхлитель для дачных грядок и совок для уборки мусора, - вещи, и по ныне используемые в нашем хозяйстве!
После завершения практики Толик улетал домой, в Тбилиси и обещал писать, грозился нагрянуть к нам с Таней в гости в Кабардинку. Почти сразу же от него из Тбилиси пришла телеграмма, повеселившая моих родичей: «Долетел нормально. В Тбилиси хорошая погода. Послал тебе письмо в Кабардинку. Читай спокойно». Я, не страдавшая отсутствием ехидства, в день прибытия в Кабардинку отбила ему ответную телеграмму: «Прибыла на место. И здесь тоже не капает. Спи спокойно».
Кабардинка - довольно унылый поселок на побережье, заселенный обрусевшими греками, напомнивший мне бедностью своей природы Пятигорск. Никакого сравнения с разнообразием субтропической растительности в курортных городах Абхазии, к которому я привыкла с детства. Но море было удивительно чистым, а пляжи - достаточно пустые. В Кабардинке, как и в Новороссийске, периодически начинали дуть очень интересные ветры - с берега на море. Ветры бывали довольно сильными - трудно было устоять на ногах и трудно дышать, если ветер дул в лицо, к тому же - довольно холодными. От этих ветров в воде образовывалась рябь с мелкими брызгами, направленными навстречу волнам. Необычное зрелище.
Кабардинка располагается в красивой бухте, по заливу которой мы с Таней совершили вечернюю прогулку на морском катере «Левкой» (очень символичное для меня название). Картина того вечера до сих пор стоит перед глазами. Солнце еще не село и, ярко красное, висит над морем, переливающимся голубой и зеленой красками. Справа и слева от нас возвышаются темно-зеленые и фиолетовые горы, а на небе с розовыми и желтыми переливами, сверкает серпик молодой луны. За бортом теплохода летают стаи белых чаек, всегда ассоциирующихся для меня с чем-то хорошим.
Мы с Таней стояли на палубе, совершенно обалдевшие от этой красоты, от собственной молодости и надежд на то неизвестное, но прекрасное, что должно было ждать нас впереди. Этот день стал для меня своего рода пиком состояния ожидания счастья, которое позже еще не раз возвращалось ко мне, но уже было отравлено пониманием несовершенства или сиюминутности происходящего.
В Кабардинку от Толика пришло несколько писем - нежных, искренних, но еще очень осторожных. Письма были написаны грамотно, но жутким почерком. Его почерк в нашей группе понимала одна я - с трудом, сам Толик, тяжко разбирая свои каракули, предпочитал готовиться к экзаменам по моим конспектам. А потом нагрянул и сам Толик вместе со своей сестрой Любой. Они прибыли из Сочи на «Метеоре», курсирующем по морю с заходом в Кабардинку, и погостили у нас два дня. Любу мы поселили в нашей с Таней комнате, а Толика пристроила на ночь в своем доме наша хозяйка.
В тот день мы, все четверо, до поздней ночи хохотали и дурачились в нашей комнате, чувствуя себя совершенно раскованно, а следующий - провели на пляже. Вечером Толик предложил всем прогуляться к морю. Люба идти отказалась, поскольку натерла босоножкой ногу, проницательная Таня сказалась уставшей и дала нам возможность побыть наедине.
Возле моря было очень тепло, шумели волны, на небе горели россыпи звезд. Как последние дураки, мы обсуждали политические события, прочитанные книги и тому подобную дребедень, ощущая себя достаточно сковано. Только на обратном пути Толик, наконец, взял меня под руку и забрал мою ладонь в свою. Этим наши близкие отношения и ограничились, о чем я тогда нисколько не жалела. К большему я в то время не стремилась, а Толик боялся натолкнуться на мои, всегда готовые к обороне, колючки. Мне было хорошо. Ожидание счастья оказывает на меня гораздо более сильное впечатление, чем само «счастье», часто не оказывающееся таковым на поверку.
Изредка в памяти всплывало почти растворившееся в ней лицо А.П.. Я уже не могла представить себе его черты достаточно ясно. Я сравнивала его с Толиком. Тогда, в школе, я была полна необъяснимой радости и тревоги, которые выливались в нескончаемые стихи, писавшиеся, будто сами по себе. С появлением в моей жизни Толика я почти перестала писать, а если и случалось, то не посвящала их ему. Я совершенно четко могла представить себе лицо и улыбку своего друга, испытывая к нему самые добрые чувства. Но это были совсем другие чувства, весьма мало похожие на любовь.
(продолжение следует)