Соня и Олеся не обладали даром ясновидения. Потому-то не дано было им знать о последних часах жизни Доры Матвеевны. О том, куда подевался Павел, что случилось с Серёгой. О Деде, закончившем земной путь за любимым столом. О гибели Василины, преданной, доброй сельской женщине, горюющей по своей девочке Олесе, ставшей ей за годы совместного проживания родной внучкой.
Сонина бабушка, Дора Матвеевна, в очередной раз уйдя из дома, бесцельно бродила по улицам, не заметив, как в конце-концов очутилась в Лесопарке.
Она долго смотрела на детей, гулявших там с родителями,и видела своего чудо- мальчика Лёвочку. Они часто вдвоём отдыхали здесь, в этой лесной зоне. Он прыгал, бегал, кувыркался на зелёной травке, а она, найдя тенистое укромное местечко под одним из высоких деревьев, стелила одеяло, клала салфетку, на неё выкладывала из плетёной кошёлки зелёный лук, отварной картофель в чугунке, его заворачивала в платок, чтоб не остыл, крупную соль, чёрный хлеб, яйца, сваренные "в крутую". И всегда эта простая еда на воздухе казалась слаще изысканных блюд.
Под деревом её и обнаружили случайные прохожие. Документов при ней не было. Похоронили как бездомную...
Олесин избранник, Павел, с ним она познакомилась в поезде, следовавшем в Крым, был москвичом. Девушка понравилась ему с первого взгляда: умна, энергична, красива. В её бесшабашности, видимой лёгкости, поверхности он разглядел настоящее. И не ошибся. И ни разу не пожалел ни о своём выборе, ни о постоянных поездках из Москвы в Харьков и обратно. Кое-кто из знакомых считал Олесю пустышкой, но Соня, её родители, Дед и будущий супруг знали: девушка - чистейшей воды бриллиант.
На Павла, которого ожидала блестящая карьера дипломата, как и на Сониного отца, поступил донос. Он и не понял, что произошло. Его долго и упорно «уговаривали» признаться во всех мыслимых и немыслимых деяниях и грехах, выдать врагов советского народа, и Алексея Ивановича в том числе.
Павел держался, сколько мог, потом что-то подписывал, не читая - он был близорук, а очки разбились при «уговорах». Его не расстреляли, а отправили на Соловки. Началась война. Он сумел попасть в штрафной батальон. А Сергей, отец будущего Сониного ребёнка, в первые дни войны сгорел в подбитом фашистами танке вместе со своим экипажем.
Подружки видели: барак пустеет. Людей куда-то уводят, назад никто не возвращается. Раньше, как бы родители ни сдерживали детишек, те, вопреки запретам и условиям пребывания, сновали между нарами, общались между собой, играли в доступные игры. Чёрная сила поглотила и детей. Теперь тишина давила и беспокоила.
Олеся и Соня и представить не могли, что 15 декабря 1941года в их родном любимом городе Харькове начался Исход евреев в Вечность. А у Сони - роды. Олеся попыталась отыскать медсестру Розу, но ни её самой, ни полоумной старухи - матери, ни детей в бараке не было. Боль усиливалась. Олеся, как могла, отвлекала подружку болтовнёй:
- А помнишь, Сонька, как Дора Матвеевна сказала, что у меня в голове одной клёпки не хватает, а я всего-то отказалась с ней играть в шахматы!
Олеся рассмеялась так же звонко, с тем же задором, как и в прежние времена. Она любила смеяться. И нельзя было, слыша её смех, не присоединиться к ней. Иногда только слёзы или икота останавливали смеющихся девчонок.
Соня улыбнулась. Она вспомнила бабушку, её пристрастие к шахматам и папиросам. Одно не существовало без другого.
- А как она произносила: « Я бывшая рэволюционэрка»! Это ж музыка! У неё выходило: «Я бывшая эволюционэка»! А её непрекращающаяся борьба с Марусей за производство качественных котлет?
- А помнишь, однажды в день полного Солнечного Затмения со своей цигаркой выскочила во двор в нижнем белье? Если затмение, значит, никто ничего вокруг не видит.
- Сонь, а ты не забыла моей дразнилки: «Сонька - фасонька»? Сейчас признаюсь - иногда ты меня злила. Такая вся из себя девочка правильная, прилежная, на улицу, сколько бы тебя ни звали, только после выполнения всех заданий, а то уткнёшься в очередную книгу - не дозваться. И чего ты вечно витала в облаках? А жёлто-зелёные банты на рыжей голове – светофор! И где твоя мама умудрялась такие покупать?!
- Сонечка, ты не стесняйся, стони, так легче боль переносить…
- Сонька, и кто тебя научил в шашки играть? Дора Матвеевна? И почему я почти всегда проигрывала?
- Сонь, а помнишь, как ты тихонько пыталась ускользнуть от мамы и её вечного яблока на завтрак в школу? А она тебя и твои фокусы «раскусила». Ты за порог, мать к оконной форточке: лови Сонечка яблочко, да непростое, а красненькое! Всё хочу спросить, чего ты в Северском Донце против течения плыла? И зачем я тебя дважды спасала?
Соня рассмеялась:
- А ты почему в Бабаях голой в пруду купалась? Купальник-то на берегу остался. Признавайся, для кого прелести свои выставляла?
- А ты, Соня, злилась на девчонок из своей комсомольской ячейки: губы красят! Подумаешь, какая трагедия! Соня, и пусть красят, так же красивее. Всё-таки ты вредной была до войны...
А ты, а ты, а ты… У них, у этих двух подружек, было общее прошлое, общие воспоминания, и будущее – одно на двоих.
Чтобы не кричать, роженица зажала зубами край платка. Почему-то вспомнилась случайная встреча с бывшими соседями. Двое стариков с единственной дочерью и тремя внуками собрались в Ташкент. Они пожаловались на дочь:
- Представляете, Сонечка, она предъявила нам ультиматум. Если мы с ней и с внуками не уедем, она отравит и себя и детей! Яд достанет легко: работает лаборанткой на химическом заводе, и характером - гранит. Не сомневаемся, исполнит угрозу.
Мы ей: «Немцы - культурная нация. И за что нас убивать? Мы беспартийные, бедные, просто старые и больные евреи". А дочь в ответ: "Вот за это и убьют". Уезжайте, Сонечка, уезжайте! Может, дочка и права…
Не прислушалась, не задумалась, радовалась каждой надуманной отсрочке. А сейчас ребёнку за её ошибки и просчёты отвечать придётся. И что с ними дальше будет? Здесь умрут, отвезут ли куда? Соня закрыла глаза. Открыв, увидала тени, склонённые над ней, позже узнала – несколько женщин вызвались помочь Олесе, одна из них была настоящей (удача!) повитухой.
К полночи родился крепкий белокожий рыжеволосый мальчуган с тёмно-синими глазами. Олеся где-то вычитала – дети с большим весом быстро его теряют в первые же часы жизни. И им нужно тепло.
Она сняла с себя кофту, связанную Василиной, и укутала малыша. Потом завернула в одеяльце, приготовленное Соней. Две мамы разглядывали лицо их общего детёныша.
Они были горды им и собой: в жутких условиях родился живым, здоровым, красивым, любимым. Но ничто не вечно под луной. И в их жизнь вторглась суровая действительность в виде Кольки. Он, почти трезвый, опустился на нары…
Продолжение http://www.proza.ru/2011/05/24/523