— Что было потом? – переспрашивал дед. - Случилось то, что должно было случиться. Наша Земля столкнулась с космическим телом. Планета застыла, всплеснув океанами, но снова пришла в движение, нащупав другую ось. Многокилометровые толщи льда тронулась с места и двинулась к югу, перечеркивая земные ландшафты. Молоко коровы Амелфы все так же текло по небесной сварге, но было оно кровавого цвета...
Цепенея от ужаса, я слушал эту красивую сказку, слишком страшную для того, чтобы быть правдой.
— Люди верили предсказателям и заранее ушли из своих городов, — продолжал рассказывать дед. — Гонимые холодом и надеждой, они отступили к югу. И вот, собрались у отрогов Ирийских гор, чтобы справить прощальную тризну по земле, которой больше не существует. В последний раз как единый народ.
Веды славян не скорбят о былых катаклизмах, принимая их неизбежность. Говорят, что с вершины горы Иримель спустился к рысичам Велес в медвежьем обличье. Он отдал людям земные знания. Показал как железо ковать и закаливать. Как землю пахать и злаки на ней сеять. Как жать урожай на полях страдных и ставить священный сноп в жилище свое, почитая его как Отца Божьего.
Те, в ком не было сил, остались на земле Аркаима. Остальные разбрелись кто куда. Каждый город – в своем направлении.
Дед замолчал.
— Что же стало с этой землей? — спросил я тогда, чтобы нарушить тягостное молчание.
— Не знаю, — честно ответил дед. — Эта тайна покрыта толщами льда и воды. Говорят что один раз в году можно стать свидетелем чуда. Где-то в открытом море закипает вода, возникают в тумане контуры гор, вырастают крутые вершины. Высятся башни и купола поднебесных храмов. И немеют рыбаки их увидевшие. И ходят легенды в портовых тавернах о призрачных островах Блаженства, где время теряет ход. О сказочном Беловодье – царстве справедливости и добра. О земле Санникова до которой рукой подать...
Я выучил дедовы сказки почти наизусть. Знал имена всех славянских богов и героев. Научился блокировать боль, разбираться в целебных травах. От понятного и простого постепенно переходил к более сложному. Дед находил новые темы для разговоров.
— Когда-то, — сказал он однажды, — все люди учились сызмальства подражать животным, птицам, растениям...
— Зачем?
— Чтобы лучше их понимать. Чтобы легче было охотиться, различать лечебные травы...
— А людям? — перебивал я. — Людям тоже, наверное, подражали?
— Только воинам чуждого враждебного племени. Потому их и брали в полон. Даже если не было толмача, понимавшего новый язык. А как же иначе составишь представление о целом народе? На что способны? В чем сила, где слабость? Как воины на сечу идут? Не дрогнут ли? Если да, то в какой момент? Есть ли уязвимые места в тактике боя, выучке, индивидуальной подготовке?
— И мы всех их потом побеждали? — заряжался я воинской гордостью.
— Мы до сих пор не поняты, а значит, непобедимы. Потомки племени рысичей утратили Звездные Знания. Но до сих пор славятся непредсказуемой русской душой. Две трети своей официальной истории страна воевала. Мы — Иваны не помнящие родства, зовущие «мамой» сиротскую корку хлеба. Мы — нация с усеченным, тысячи раз переписанным прошлым. Но даже в таком исковерканном виде это прошлое подавляет. Заставляет бояться и ненавидеть. Одни нас хотели покорить, чтобы понять. Другие — понять, чтобы покорить. Дальше всех пошли самураи-японцы. Они стали копировать у себя мелочи нашего быта. Отсюда у них внешний вид боевого искусства: стиль богомола, стиль обезьяны, стиль змеи. Вид, но не суть. Они не смогли отойти земного, и до сих пор далеки от звезд.
— А мы близки?
— Мы близки. Скоро и ты научишься заряжаться энергией Космоса. Овладеешь секретами времени. Сможешь им управлять силой своего разума.
— Скоро — это когда?
— Этой осенью.
— У-у-у!
Кажется, я был способным учеником. Впитывал знания, учился применять их на практике. Иногда хулиганил. Пристраивался «в кильватер» человеку, к которому испытывал чувство внутренней антипатии. Все делал как он. Копировал жесты, походку. Потом проникал в его внутренний мир. Читал скучные мысли. Срисовывал образы и картины. Постепенно вживался в них. И вдруг представлял, что спотыкаюсь и вот-вот упаду...
Когда «объект», матюгаясь, поднимался на ноги, восторгу моему не было предела.
Как-то за этим занятием дед случайно меня застукал. Тогда я впервые узнал, что такое «березовая каша». Очень неприятная штука, даже если заблокировать боль.
Впрочем, дед и сам бывал временами хорош. Газет не выписывал. А между тем, ежедневно появлявшийся в три часа пополудни хромой почтальон исправно закладывал в наш деревянный почтовый ящик «Гудок», «Правду» и «Сельскую жизнь». То ли потому, что воевали на одном фронте? То ли опять «колдовство»?
Ознакомившись с прессой, дед разносил ее соседям по принадлежности, привычно ругая почтовое ведомство, которое «вечно все путает». Я ему этим глаза не колол, ведь взрослым не делают замечаний. Дед очень любил читать, но не мог позволить себе что-нибудь выписать. Он тащил нас с бабушкой на свою мизерную пенсию. Ведь она почему-то не получала совсем ничего.