Муха в бутылке

Владимир Быстров
 
" О некоторых свойствах неевклидовых пространств.
Единая Теория Поля базируется в своей основе на ОТО (Общей Теории Относительности) Эйнштейна и требует рассмотрения как гравитационного, так и электромагнитного взаимодействия в качестве геометризированных явлений, в рамках искривленного пространства-времени. Но уже Специальная Теория Относительности (СТО) Эйнштейна, в отличие от той же механики Ньютона, переходит к четырехмерному пространству событий, беря за основу неевклидово четырехмерное пространство Минковского. Время, умноженное на скорость света C, образует четвертую координату Х0 = Ct, наряду с такими ставшими нам знакомыми X, Y и Z.

Все помнят, что последовало за появлением этой теории – релятивистские эффекты замедления времени, увеличения массы тела и удлинения его размеров при увеличении линейной скорости движения. Но мало кто понимает, что всякое ускоренное поступательное движение в четырехмерном пространстве представляется как вращение в плоскостях, образованных осью времени Ct и координатными осями X, Y и Z"

Б. Гилевич, ИЗМИР АН СССР, аннотация к статье, июль 1972 г.

"Is there life inside black holes?

Inside the rotating or charged black holes there are bound periodic planetary orbits, which not coming out nor terminated at the central singularity. The stable periodic orbits inside black holes exist even for photons. We call these bound orbits by the orbits of the third kind, following to Chandrasekhar classification for particle orbits in the black hole gravitational field. It is shown that an existence domain for the third kind orbits is a rather spacious, and so there is a place for life inside the super massive black holes in the galactic nuclei. The advanced civilizations of the third kind (according to Kardashev classification) may inhabit the interiors of super massive black holes, being invisible from the outside"

Vyacheslav I. Dokuchaev, Institute for Nuclear Research of the Russian Academy of Sciences

("Есть ли жизнь внутри "черных дыр"? Внутри вращающихся либо насыщенных энергией черных дыр существуют (для физических объектов) замкнутые повторяющиеся планетарные орбиты, покинуть которые, либо прекратить движение вокруг центральной сингулярности они (физические объекты) не могут. Мы называем такие фиксированные орбиты "орбитами третьего рода" в соответствии с классификацией Чандрашехара для орбит элементарных частиц в гравитационном поле черной дыры. Очевидно, что области орбит "третьего рода" для супермассивных черных дыр весьма обширны, и вполне могут быть местом существования неизвестных нам форм жизни. Более того, они могут быть местом обитания развитых цивилизаций "третьего рода" (по классификации Кардашева), недоступных для обнаружения или рассмотрения извне"

В. Докучаев, Институт ядерных исследований РАН, препринт статьи, газета "Правда.Ру", апрель 2011 г.)


П Р О Л О Г
=========
"Два математика в саду
  Справляли день рожденья.
  Один принес с собой еду,
  Другой – бутылку Клейна.
  Один спросил: "Как пить вино
  Когда бутыль двумерна?
  Ведь верхом тут зовется дно,
  И стенок нет, наверно?"
  Другой ответил: "Не робей,
  И выпей-ка в охотку!
  Сказал мне Мёбиус, что в ней
  Вино покрепче водки!"
  Послушал друга наш бедняк,
  Поднес к губам посуду...
  Куда он вдруг пропал и как – 
  Рассказывать не буду"

(Виктор Лебедев, "Шуточное")
--------------------------------------------

"Я бы, может, и не вспомнил никогда об этой истории, да тут прочел на днях одну заметку в "Правде", и словно что-то в мозгу щелкнуло: "Точно! Слышал я уже что-то такое! Причем, очень и очень давно…"

Что, смущает название газеты? А по мне, так это единственная газета, которая соответствует своему названию. Не то, что все остальные "сплетницы", которые за деньги любую ложь опубликуют, а на следующий день сами же от своих слов и откажутся! А что касается ее "идеологизированности" – так я еще при коммунистах привык своей головой думать, а после выводы делать. И вам советую! Чтобы не приходилось каждый раз повторять, как один наш известный политик-юморист: "Хотели как лучше, а получилось, как всегда!" Ну, да чего теперь уже рассуждать об этом! Дело, как говорится, сделано, и боржоми пить поздно. Вернемся лучше к тому, о чем я собирался вам поведать.

История эта случилась давно, почти полвека назад, и, на первый взгляд, может кому-то показаться выдуманной. Или вообще бредом старого маразматика! Но, хоть мне уже и под семьдесят, однако на память – тьфу-тьфу! – пока не жалуюсь. И за каждое написанное слово готов отвечать. Впрочем, по большому счету, мне, как говорят молодые, "до фонаря", что вы там себе подумаете!  Я просто расскажу все, как было, как оно мне запомнилось, а там дело ваше – верить или нет"

Руслан Шайдуров, бывший журналист, бывший физик-ядерщик, бывший частный предприниматель, бывший оператор газовой котельной, ныне пенсионер.

                * * * * *

1.

Окончив в начале 60-х журфак, я попал по распределению в  "молодежку" в том же областном центре, где и учился. Однако поработать по специальности довелось совсем недолго – осенью меня призвали в армию. Служили тогда три года. А если попал во флот, то и все четыре. Не то, что сейчас: не успели призвать, глядишь – уже "дед"!

Во флот меня, разумеется, не взяли – туда с "вышкой", да еще с гуманитарной вообще старались не брать. Но, как ни странно, оказался я все же рядом с морем, в небольшом поселке неподалеку от Мурманска, Линахамари называется. Вообще-то правильно следует произносить с двумя "и" – Лиинахамари. Вроде как сейчас Таллинн называют. По-фински это означает "каменный цветок". Но у нас, конечно, на такие лингвистические подвиги терпения не хватало, и одно "и" мы обычно проглатывали. Впрочем, это так, мелочи, не имеющие к моему рассказу прямого отношения.

После армии я решил, что возвращаться на прежнее место в свою провинциальную газетенку смысла нет, поскольку выбиться в "акулы пера" там вряд ли удастся, и без долгих сборов – голому собраться – только подпоясаться – рванул искать счастья в столицу нашей "великой и необъятной" – в Москву, то есть.

Нужно сказать, что в Москву тогда попасть было совсем не так просто, как сейчас. Хотя и сейчас есть определенные сложности – любой милиционер, или полицейский, по-новому, вправе поинтересоваться вашей регистрацией. Но регистрация и прописка, как говорят в Одессе – две большие разницы! Без прописки ты как бы совсем не существовал. Ни на работу устроиться, ни даже в поликлинику сходить, если, не дай бог, заболеешь… И получить прописку казалось задачей совершенно невыполнимой, если бы не такое советское изобретение, как "лимитчики". Поэтому я, не тратя времени зря, ринулся по различным предприятиям и стройкам, разыскивая среди них те, что набирали рабочих по лимиту. И таких оказалось немало, так что можно было даже немного "поперебирать харчами".  В итоге решил остановиться на "Метрострое". Там и денег платили побольше, и общежитием обеспечивали. Да плюс ко всему бесплатный проезд в метро и на трамвае – существенный фактор в моих планах на будущее!  А планы у меня, как мне самому казалось, были простыми и вполне достижимыми. Вначале я рассчитывал устроиться в какую-нибудь газету или журнал "внештатником" – писать всевозможные очерки и заметки по заданию редакции, брать интервью у передовиков производства, и всякое такое. Понятно, что к известным и знаменитым людям меня никто бы не отправил – для этого другие журналисты имеются, тоже известные и знаменитые. А вот на какой-нибудь "завод-компрессор" к победителю внутризаводского соцсоревнования – тут такой как я в самый раз! А там, глядишь, и на меня внимание бы обратили. В своих способностях "разговаривать" собеседника я был уверен, а уж растянуть после любую, даже самую крохотную полученную информацию на пару сотен знаков лучше меня вообще никто не мог! Не верите? А вы сами взгляните – я еще и к сути своей истории не подступился, а уже, считай, больше тыщи знаков накропал! Но это я не специально, больше по привычке… Дальше постараюсь излагать короче и конкретнее, а то у вас и терпения не хватит до конца дочитать!

В общем, раскинув мозгами, я решил выбрать издание, специализирующееся на молодежной тематике. Ну, и, желательно, чтобы как-то с техникой было связано. Лезть в политические обозреватели, или, упаси бог, в идеологию, я посчитал бессмысленным. Ни в одном, ни в другом я особо не разбирался, и, честно говоря, не интересовался! Да и жизненного опыта, чтобы иметь какие-то собственные суждения в этих вопросах, у меня было, конечно, маловато. Другое дело – техника, наука! Нужно сказать, что это было время бурного развития и одной, и другой. В смысле, и техники, и науки. Первые космические аппараты, первые космонавты, открытие новых химических элементов, первые опыты с плазмой и первые лазеры, "черные дыры" и первые голографические снимки… Да разве сейчас все упомнишь? Зато писателям-фантастам раздолье какое! Книжки ихние тогда разлетались, как горячие пирожки (простите за банальность)! Да и журналистам в этой тематике тоже всегда было чем поживиться. Любая статейка или интервью с каким-нибудь "светилом науки" шла на "ура" не только в специализированных журналах, но и в самых популярных и общеизвестных газетах и еженедельниках.

Но, как я уже говорил, в такие популярные и общеизвестные издания я не рвался, прекрасно понимая, что там таких, как я "соискателей" – пруд пруди. Из этих соображений я решил предложить свои услуги редакции весьма распространенного тогда издания "Научно-популярная библиотека". Не знаю, застал ли кто-нибудь из вас эти небольшие брошюрки, в которых вполне доступным языком излагались простейшие понятия из мира науки и техники. В наше же время они издавались огромными тиражами, стоили копейки, и, действительно, были очень популярны среди школьников,  студентов и самых обычных, далеких от науки и техники людей.

В редакции меня встретили весьма доброжелательно, хотя на мой диплом и журналистские корочки провинциальной "молодежки" внимания почти не обратили. Как  я понял, их больше привлекла моя нетребовательность к размеру оплаты своих "трудов" и очевидный, бросавшийся в глаза энтузиазм, который, впрочем, я не особо скрывал.

В "работе" у издательства всегда находилось сразу несколько тем, касающихся самых разных направлений науки и техники, и мне предложили на первых порах самостоятельно выбрать одну из них. Не скажу, что мой выбор был совсем уж случайным, но тема, в работе над которой я согласился участвовать, была мне абсолютно незнакома. Речь в этой брошюре шла о возможности "помечать" атомы, чтобы впоследствии за ними можно было наблюдать с помощью специальных приборов. Нечто подобное я видел в каком-то советском детективе, где при помощи таких вот "меченых" атомов удалось поймать группу, как тогда говорили, "расхитителей народного имущества". Кстати, брошюрка так и должна была называться – "Меченые атомы". А автором ее являлся, как мне сказали, очень известный советский ученый-химик, академик Несмеянов Александр Николаевич. Но мне это имя ни о чем не говорило. К тому же самому академику тогда уже было далеко за семьдесят, так что лично познакомиться нам не довелось. Да в этом, собственно, и особой надобности не было, поскольку мне поручили просто подобрать какой-нибудь материал, иллюстрирующий одну из небольших главок этой брошюры. В этой главе речь шла о радиоактивных элементах, их свойствах и новых открытиях в этой области. В общем, нужны были примеры, что называется, "из жизни". Где искать эти примеры, мне тоже подсказали. Поезжай, мол, в Дубну – там этих физиков-ядерщиков на каждом углу по три штуки. А уж они тебе этих примеров "накидают" полные карманы!

Ну, я на следующее утро и рванул в эту самую Дубну. На работу мне нужно было в третью смену, и я решил, что вполне успею и какого-нибудь ученого проинтервьюировать, и назад в общежитие успеть. Ну, там переодеться, перекусить… Сами знаете, наверное, по молодости все проблемы кажутся простыми и легко разрешимыми. В общем, рано утречком я уже стоял у билетной кассы Савеловского вокзала, дожидаясь, когда начнут продавать билеты на поезд до Дубны...

2.

Сказать, что Дубна меня поразила, значит не сказать ничего. Правильнее всего это чувство было бы обозначить как шок от восхищения! Ну, знаете, когда от восторга слова застревают в горле, и вы может только нечленораздельно мычать и показывать пальцем на поразивший вас предмет. Нет, конечно, ни мычать, ни, тем более, тыкать пальцами во все стороны я не стал, но какое-то время просто бродил по улочкам этого небольшого городка, пялясь на окружающее и окружающих, словно какой-нибудь "дикарь с острова Борнео" – тогда это выражение было весьма распространено и считалось модным и остроумным.
 
Казалось, я внезапно очутился в одном из тех самых "Голубых Городов", о которых без устали твердили наши фантасты и поэты, описывая грядущую Эру Коммунизма и Всеобщего Счастья. Сразу хочу предупредить – с той поры прошло более тридцати лет, и больше я в Дубне не бывал. Это если кто-то захочет испортить мои впечатления рассказом о современном облике советской "атомно-научной столицы". Вполне допускаю, что сейчас он выглядит ничуть не лучше большинства небольших провинциальных городков, доведенных неожиданно наступившей Эрой Дикого Капитализма до полной разрухи и упадка. Но тут уместно вновь вспомнить известную поговорку про боржоми, и лишь посочувствовать нынешнему поколению, не заставшему многие из действительно великих достижений нашей эпохи.

Довольно быстро очнувшись от охватившего меня ступора, я вспомнил о цели своего приезда и принялся оглядываться по сторонам в поисках тех самых физиков-ядерщиков, которые, по утверждению отправившего меня в командировку редактора, должны были кучковаться по трое на каждом перекрестке. Никаких особых скоплений народа я, разумеется, не обнаружил, однако обратил внимание на множество довольно солидных дяденек, передвигавшихся по улицам городка на велосипедах. Поначалу мне это даже показалось смешным. Ну, сами представьте: на велосипеде с крохотными колесами (у нас в то время такие велосипеды можно было встретить разве что на картинках и фотографиях в журнале "Техника – молодежи") восседает на высоко задранном сиденье представительный мужчина в… шортах! Нередко лицо такого "спортсмена" украшала классическая "профессорская" бородка клинышком, а шевелюра была либо седая, либо вовсе отсутствовала.

Я, конечно, быстро сообразил, что это, по-видимому, и есть те самые "светила науки", о которых мне говорил редактор, и, выбрав одного из них – наиболее представительного, на мой взгляд, – обратился к нему. Голос мой при этом отражал крайнюю степень робости и смущения. Как подсказывал мне, пусть и небольшой, но, все же, уже имевшийся журналистский опыт, такие люди обычно весьма отзывчивы, доброжелательны и всегда готовы прийти на помощь. Особенно если их попросить об этом робко и смущенно…

Он остановил свой "транспорт" и с едва заметным иностранным акцентом поинтересовался:

– Чем могу помочь, молодой человек?

Я, не мудрствуя лукаво, изложил ему свои проблемы. Разумеется, все тем же робким и неуверенным голосом и постоянно упоминая свою неопытность и в журналистике, и, тем более, в той высокой науке, к которой, по всей видимости, имел отношение и мой собеседник.

– Мне бы познакомиться с каким-нибудь академиком, или хотя бы профессором… Ну, чтобы он рассказал один-два необычных случая из своей научной работы…

Мой собеседник слегка усмехнулся и заметил:

– Вообще-то профессор и академик – несколько разные понятия… Вот я, к примеру, и профессор, и академик. Кстати, давайте познакомимся: Бруно Максимович!

Он протянул руку, вопросительно глядя на меня. Тут я и впрямь растерялся и оробел: в наше время не слышать об этом академике мог только глухой! Ведь даже Высоцкий в одной из песен его упомянул. Ну, как же, помните, "Марш физиков"?

"Пусть не поймаешь нейтрино за бороду
И не посадишь в пробирку…"

Я осторожно пожал протянутую мне руку и невнятно пробормотал:

– Руслан Мухамметович…

Академик рассмеялся:

– Так что, Мухамметович, вас интересует? Какие именно истории? Кстати, если не против, давайте потихоньку пойдем – мне еще в гастроном зайти нужно…

Я энергично закивал головой:

– Конечно, конечно, идемте! Только вы меня зовите просто Русланом, ладно? А истории… Ну, что-нибудь из вашей работы, но не слишком мудреное. У нас ведь серия популярная, хоть и научная. Расчитана на обычных людей, не слишком разбирающихся во всяких там терминах и понятиях.

– "Мудреное"? – улыбнулся мой собеседник. – Хорошее русское слово… Это в смысле – "слишком мудрое"? Но... разве бывает мудрость "слишком"? Ну, да ничего, я понял, что вам может быть интересно… Кстати, совсем недавно именно такая необычная история приключилась как раз лично со мной. Только, с вашего позволения, я сначала зайду в магазин, куплю кое-какие продукты, а после мы пойдем к моему дому, и по дороге я вам ее расскажу. Согласны? Тогда подождите здесь – я быстро!

Он оставил велосипед на специальной стоянке у гастронома и вошел внутрь, а я остался на улице и закурил. Закуривать при академике я почему-то не решился, и, как выяснилось позже, поступил совершенно правильно. Академик не только не курил сам, но и крайне отрицательно относился к курильщикам. Он вообще активно занимался спортом, кажется, подводным плаванием. Но об этом я тоже узнал значительно позднее.

Несколько минут спустя он вышел из магазина, держа в руках сетку с продуктами. Сетку он закрепил сзади на багажнике велосипеда, и мы не спеша отправились по чистым и тихим улочкам Дубны в направлении его дома.

Да, чуть не забыл! В своих расчетах относительно "быстренько проинтервьюировать и вернуться к третьей смене" я, похоже, сильно ошибся. Поезд до Дубны еле тащился, и до места я добрался уже почти в самом конце рабочего дня. И вернуться в Москву мог только, если бы сразу сел на обратный. Но было в этом и определенное везение – прибудь я раньше, вряд ли встретился бы с ним. Да и с любым другим ученым тоже – время-то было бы рабочее!

По дороге академик и поведал мне эту необычную историю, которую я вспомнил недавно, прочитав коротенькую заметку в газете "Правда". Диктофонов тогда у нас не было, и я просто постарался хорошенько запомнить все, что он мне рассказал. А когда мы расстались, тут же подробно переписал то, что запомнил, в свой блокнот. Хотя, честно говоря, рассказ его так врезался в мою память, что я и сейчас могу повторить его почти дословно. Ну и, поскольку это рассказ академика, дальше я буду вести речь от его лица. Думаю, вы и сами это поймете...

-------------------

"Где-то с месяц назад возвращался я из института домой. По пути зашел в гастроном, купил продуктов на ужин… В общем, все как обычно, точно так же, как и сегодня! А уже возле дома заметил в детской песочнице какого-то молодого человека. На вид лет двадцати – двадцати пяти, не больше. Я бы, может, и внимания на него не обратил, да только одет он был уж очень необычно – в какой-то не то спортивный, не то просто нательный костюм. Ну, вроде тех, что зимой под одежду надевают, или когда спать ложатся если в квартире прохладно. Да, сейчас, вот, подумал – больше всего он был похож, скорее, на то специальное белье, которое аквалангисты под гидрокостюм надевают! Я ведь тоже немного увлекаюсь аквалангами, и видел похожие костюмы. Делают их, если не ошибаюсь, из гагачьего пуха. Получается и тонкий, и очень теплый! Вот в такой костюм был одет и этот юноша. Согласитесь, гулять в подобном одеянии по городу – зрелище не вполне обычное!

Но странности в его поведении на этом не закончились. Юноша сидел в песочнице на корточках и что-то писал и чертил веточкой на песке перед собой. Потом вдруг быстро стирал написанное, или какую-то часть его, и принимался чертить и писать заново. Заинтригованный происходящим, я подошел поближе и бросил искоса взгляд на то, что он там рисовал. Вот тут меня и ждало самое большое изумление – молодой человек всю песочницу исписал топологическими уравнениями! Полагаю, вы не очень хорошо знакомы с топологией, и требуются некоторые дополнительные пояснения? Постараюсь изложить их не слишком, как вы выражаетесь, "мудрено". 

В самом общем смысле топология – это один из разделов математики. Кстати, раздел довольно молодой, можно сказать, совсем юный, если это выражение применимо в данном случае. А занимается топология изучением свойств различных фигур или пространств, которые сохраняются при непрерывных деформациях, таких, например, как растяжение, сжатие или изгибание. То есть таких деформаций, при которых не нарушается целостность фигуры или пространства. Ну, и помимо деформаций, еще при "склеиваниях" фигур или пространств. В математике это называется "отождествлением точек". Как несложно понять даже не специалисту, такие свойства пространств (давайте в дальнейшем будем пользоваться только этим понятием, поскольку фигура – всего лишь частный случай пространства) связаны не с их формой или величиной, а с положением. И в этом состоит ее главное отличие от всех геометрий – евклидовых и неевклидовых – римановой геометрии, геометрии Лобачевского и других, занимающихся измерением длин и углов. Раньше она вообще называлась "analysis situs" – анализ положения – или иногда также "теория точечных множеств". А в научно-популярной литературе, вроде ваших сборников, ее еще любят называть "геометрией на резиновом листе". Если у вас хорошо развито пространственное воображение, то вы можете наглядно представить такую "геометрию" фигур, нарисованных на идеально упругих резиновых листах. Листы эти можно растягивать, сжимать, или изгибать. Соответственно будут растягиваться, сжиматься, или изгибаться и нарисованные на них фигуры. Ну как, представили?

А теперь представьте себе, что с этим новейшим – по историческим, разумеется, меркам! – разделом математики играючись, словно студент-первокурсник с каким-нибудь немудреным (видите, запомнил ваше выражение!) дифференциальным уравнением, упражняется юноша вроде вас! А ведь таких математиков, достаточно хорошо разбирающихся в топологии, во всем мире наберется не так уж и много – ну, может, сотня – полторы, не более того! Разумеется, после такого я не мог просто пройти мимо него, и, подойдя к песочнице, обратился к юноше:

– Позвольте полюбопытствовать, что за проблему вы пытаетесь разрешить за таким необычным "столом"?

Юноша бросил на меня рассеянный взгляд и, словно будучи не уверен, что я пойму его, нехотя ответил:

– Да, вот, пытаюсь рассчитать возможный гомеоморфизм двух пространственно-временных континуумов…


3.

"…рассчитать возможный гомеоморфизм двух пространственно-временных континуумов…" Да после этих слов то, что я чувствовал ранее, можно было спокойно назвать не шоком, а легким удивлением! Впрочем, вначале мне, вероятно, придется снова вам кое-что пояснить.

Прежде всего – что это за зверь такой "гомеоморфизм"? В топологии это означает "эквивалентность". В топологическом, разумеется, смысле! А если проще и в понятных вам терминах, то представьте себе, скажем, шарик, слепленный из пластилина. А теперь подумайте, можно ли из этого шарика вылепить, ну, допустим… куб? Или, к примеру, пирамидку? Разумеется ничего не отламывая от того куска пластилина, из которого он сделан. И вообще, не повреждая его поверхность – ну, там, скажем, дырки какие-нибудь, или что-то подобное. Очевидно, что такая "переделка" вполне возможна и даже достаточно проста. Вот это свойство и называется гомеоморфизмом или эквивалентностью пространств, когда одно может быть преобразовано в другое путем непрерывной деформации, о которой мы с вами уже говорили. Да, чуть не забыл – деформация исходной фигуры должна быть упругой! То есть такой, чтобы после прекращения нашего воздействия, фигура вновь обретала свою прежнюю форму. Так что, пластилин в данном случае – не слишком удачное сравнение. Скорее, какая-нибудь резина… А вообще речь вовсе не идет о необходимости такой переделки "де-факто". Достаточно просто доказать, что в топологическом смысле все точки одного пространства существуют и во втором. Тогда можно будет утверждать, что шарик, о котором я говорил, гомеоморфен (эквивалентен) кубику или пирамидке. Надеюсь, я не слишком мудрено излагаю?

Но и это еще не все. Понятия эти хорошо известны и знакомы даже студентам математических или физико-математических факультетов. Но вот упоминание о неких "пространственно-временных континуумах", да еще и их возможном гомеоморфизме!...

– А вы ничего не путаете, юноша? – с легким сарказмом, под которым пытался скрыть свое удивление, поинтересовался я у этого необычного молодого человека, – Насколько мне известно, пространственно-временные континуумы пока что существуют только в воображении наших уважаемых фантастов. Хотя подобные гипотезы высказывались и весьма авторитетными математиками и физиками. Вот только до научного обоснования этих гипотез и, тем более, до экспериментального их подтверждения пока что дело не дошло. Опять же – насколько мне известно…

Он снова бросил на меня короткий взгляд – я вновь удивился какой-то отрешенной рассеянности, мелькнувшей в этом взгляде:

– Как вы сказали? А, ну да – пока что… Впрочем, это не так уж и важно…

Вижу, наш разговор затягивается, а время, между тем, уже к ужину. Откровенно говоря, попросту хотелось есть! Я ведь, как-никак, возвращался с работы и до своей квартиры пока что не добрался. Да и его одежда, как ни старался я не обращать на нее внимания, все же меня смущала! В общем, решил я предложить ему продолжить нашу беседу в более удобное время и в более удобном месте, надеясь, что он заодно и переоденется во что-нибудь поприличнее.
 
– Знаете, давайте, может, встретимся с вами завтра, скажем, часиков в 10 утра. Разумеется, если вам это удобно! Вы где обитаете? Телефон там имеется? Впрочем, могу дать вам свой номер – позвоните, как определитесь со временем, договорились?  Да, кстати, мы же даже не представились друг другу! Меня зовут Бруно Максимович!

Как ни странно, но этот вполне естественный и, в общем то, незамысловатый вопрос вызвал у моего визави заметную растерянность.

– Алек… – неуверенно ответил он.

– Алик? – переспросил я, решив, что просто не расслышал имени, – Это означает Александр? Или, может, Алексей?

– Ну, да… – все тем же неуверенным тоном повторил за мной молодой человек, – Алик…

– Отлично! – бодрым голосом ответил я, скрывая неожиданный укол неясной тревоги, – А фамилия, если можно?...

И снова та же растерянность и неуверенный голос:

– Чарге…Чарги… Простите, забыл!

Удивление мое все возрастало.

– Простите, но как же можно забыть свои имя и фамилию? Тем более что, судя по тому, как вы управлялись со всеми этими уравнениями, на память вам жаловаться грешно! Надеюсь, хоть адрес-то свой вы помните? Куда вы сейчас думаете отправиться? Ведь скоро уже и ночь…

– Не знаю… – последовал все тот же неуверенный ответ.

Тут уж я перепугался не на шутку! Не то передо мной был сумасшедший гений, сбежавший из какой-нибудь психушки, не то… Дело в том, что до недавнего времени я считался персоной весьма засекреченной – как-никак большинство наших разработок касались того, что именовалось "атомным щитом Родины". Мне запрещалось пользоваться собственным именем, выезжать куда бы то ни было без согласования с соответствующими органами. В общем, ограничений хватало! Да еще постоянные напоминания представителей этих самых "органов" о необходимости соблюдать предельную бдительность и осторожность, а обо всех необычных событиях или встречах немедленно докладывать им. Мол, "враг не дремлет"! И, хоть мне это и не очень нравилось, но в душе приходилось признать, что во многом они были совершенно правы. Шла "холодная война", и во многих научных центрах нашего потенциального противника велись аналогичные исследования. И, конечно же, работавшие там ученые дорого бы дали за возможность хоть краешком глаза взглянуть на наши результаты. А уж если бы удалось заполучить к себе кого-нибудь из ведущих специалистов, занятых в этих экспериментах, это позволило бы сразу значительно опередить своих противников и, если не одержать полную победу в этой тайной войне умов, то получить весьма ощутимое – возможно, даже решающее! – преимущество.

Все эти мысли мгновенно промчались в моем мозгу, и я, давно и подробно проинструктированный, как себя вести в подобных ситуациях, уже точно знал, что буду делать дальше. Внешне, разумеется, я ничем постарался себя не выдать.

– Знаете, Алик… А давайте вы сегодня переночуете у меня! А завтра мы попробуем вместе поискать и ваш дом, да и ваши документы тоже. Не возражаете? Тогда пошли – у меня квартира как раз в этом доме. А то я, откровенно говоря, несколько проголодался!

Все это я говорил бодрым уверенным голосом, в то время как в душе ощущал постоянную тревогу и напряжение – а вдруг он выкинет какой-нибудь фортель? Ну, там, бросится бежать или, хуже того, накинется на меня! Но ничего подобного не произошло. Юноша покорно пошел следом за мной, видимо, тоже уже устав и проголодавшись…


4.

"Дома я первым делом предложил своему молодому другу умыться и переодеться, подобрав что-то более-менее подходящее ему по размеру из своего гардероба. С этим, правда, возникли некоторые сложности, поскольку, как я уже сказал, юноша был невысокого роста и худощавый. Я же, как видите, хоть и обладаю не слишком атлетической фигурой, но при моем достаточно высоком росте и вес имею соответственный!

Алик (я решил называть его так, пока не выяснятся его настоящие имя и фамилия) отправился принимать душ, а я, тем временем, позвонил по известному мне номеру и сообщил о необычном знакомстве. Вначале люди, отвечавшие за мою безопасность и соблюдение режима секретности, хотели тут же приехать и забрать моего нового знакомого к себе для выяснения его личности и обстоятельств появления в нашем городе. Но я постарался убедить их, что никакой опасности для меня Алик не представляет. Во всяком случае, в данный момент. Так что, с более внимательным знакомством и изучением его личности можно повременить до завтра. После некоторых колебаний мои "опекуны" согласились с моими доводами, взяв с меня клятвенное обещание с утра доставить его к ним.

Скрывать от Алика содержание своего разговора с представителями "органов" я посчитал излишним, и за ужином изложил ему нашу "программу" на завтра. Разумеется, не в такой прямой и открытой форме, как обсуждал ее с сотрудниками 1-го отдела.

– Поскольку вы пока что не вспомнили ни своего имени, ни места жительства, да и документов у вас никаких не имеется, предлагаю пожить некоторое время у меня. Не волнуйтесь, вы меня совершенно не стесните! Квартира эта служебная и, как видите, довольно просторная, а кроме меня здесь никто не проживает. Так что места нам двоим здесь вполне хватит. А завтра с утра пойдем ко мне в институт, продолжим обсуждение ваших идей – уж очень они меня заинтересовали! Не возражаете?

Алик, не отрываясь от большой тарелки с омлетом, – видимо, он действительно давно не ел, –  энергично закивал головой и промычал набитым едой ртом что-то нечленораздельное, но, совершенно очевидно, выражающее полное одобрение моего плана.

На следующее утро после небольшой пробежки и завтрака мы вместе отправились в институт, и по дороге я объяснил Алику, что ему нужно будет сделать в первую очередь.

– Понимаете, институт у нас режимный, и просто так, да еще и без документов вас туда, разумеется, не пропустят. Поэтому вначале мы зайдем в нашу службу безопасности. Они побеседуют с вами, проверят ваши сведения и оформят временный пропуск. Заодно постараются помочь установить ваши настоящие имя и фамилию, разыскать адрес, где вы прописаны и, может быть, восстановить документы. От вас потребуется только подробно и честно ответить на все вопросы, которые вам будут задавать.

Юноша, похоже, решил всецело довериться мне, и, соглашаясь, только кивал головой да изредка поддакивал. У проходной нас уже ждали сотрудники 1-го отдела. Судя по выражениям их лиц, эта ночь далась им значительно труднее, чем мне…

Беседа Алика с сотрудниками службы безопасности затянулась почти до обеда, и я, сидя все это время безвылазно в своем кабинете, уже начал волноваться, когда мне, наконец, позвонил начальник 1-го отдела.

– Бруно Максимович? Ну что, приходите, забирайте вашего "найденыша"! Только вначале загляните ко мне на пару слов. Вы когда сможете освободиться? Прямо сейчас? Ну, так я жду!

Через несколько минут я уже входил в его кабинет. Начальник встретил меня прямо у двери и проводил к креслу рядом с низеньким журнальным столиком. Сам сел напротив, но, видимо, от волнения, долго усидеть на месте не смог, и тут же вскочил со своего кресла и принялся быстро ходить передо мной взад–вперед, словно живой маятник, не произнося при этом ни слова. Наконец я не выдержал.

– Петр Валентинович, что – все так серьезно? Да прекрати ты, в конце концов, мелькать перед глазами! Давай, излагай, что вы там узнали!

Он резко остановился и сел в свое кресло. Затем, перегнувшись через столик ко мне, громким заговорщицким шепотом произнес:

– Ни-че-го! Понимаешь, ни-че-го!

– Понимаю, понимаю… – перебил я его, – а почему шепотом? Боишься, что нас подслушивают?

На очевидную иронию, прозвучавшую в моем вопросе, он, казалось, не обратил никакого внимания, и продолжил все тем же громким шепотом:

– Мы провели анкетирование по трем различным методикам – все ответы подтверждают, что он говорит вполне искренне. Тогда усадили его за наш "полиграф" – в курсе, наверное, что нас недавно снабдили таким аппаратом? Самый современный, восьмиканальный! – с гордостью сообщил он, – Да только и этот "восьмиканальный" ничего не показал! То есть он, конечно, что-то показал… Скажем так – полностью подтвердил результаты уже проведенных тест-опросов! Ну, что наш незнакомец не врет ни в чем – ни в мелочах, ни по-крупному. Вот только полезной нам информации в его честных ответах "ноль целых ноль десятых" – так, кажется, у вас выражаются?

– Что ты имеешь в виду? – не понял я его путаных объяснений, – Вы о чем его спрашивали?

– А обо всем: где родился, где учился, где женился… Короче, всю его автобиографию! И на все вопросы один ответ – не помню! Да, кстати, пока мы все эти тесты проводили, его фотографию уже отправили по фототелеграфу в наш комитетовский информационно-вычислительный центр, в Москву. Ответ пока не получили – у них ведь там ЭВМ не такие мощные как здесь в институте! Но почти уверен, что ничего полезного они нам не сообщат…

Он снова вскочил с кресла и принялся ходить по кабинету, пока я его не остановил:

– Да, сядь ты, в конце концов!

Он послушно вернулся в свое кресло, откинулся назад и, немного успокоившись, рассказал подробности обследования, которому подвергли моего нового знакомого. Оказалось, что он не помнит ничего, что касается его собственной жизни – ни крупных событий, ни мелких, но могущих чем-то помочь, деталей.

– Постой, но ведь математику и физику он не только помнит, но и разбирается в ней, пожалуй, лучше многих из моих сотрудников – даже имеющих весьма высокие научные степени и звания! – попытался возразить я.

– Да, мы это тоже заметили, – спокойно подтвердил Петр Валентинович. – В том, что касается науки и техники, память его работает прекрасно! Хотя некоторые моменты вызвали у нас вопросы… Скажем, тот же "полиграф". Он проявил к нему несомненный интерес, но интерес какой-то, как нам показалось, странный. Вроде как современный человек, попавший в какой-нибудь музей средневековья. Трогал все, разглядывал… Даже внутрь попытался заглянуть! И все время вроде снисходительно усмехался про себя… Ну, как если бы тебе, к примеру, попал в руки телефонный аппарат или "Ундервуд" начала века! В общем мы, в конце концов, решили отвести его в нашу институтскую поликлинику – может они чего подскажут.

– Подсказали? – с надеждой спросил я.

– Вроде того… Сказали, что это у парня амнезия – потеря памяти, то есть. Только не полная, а, как они выразились, "мозаичная". Частичная, проще говоря. Причиной, как правило, бывает черепно-мозговая травма – удар, там, или падение… Но у него никаких следов физического насилия они не нашли, так что, если и был травма, то, скорее всего, какого-то другого характера. Ты-то можешь предложить какую-нибудь идею?

– Идею?... – задумался я, и вдруг такая идея неожиданно пришла мне в голову - видимо потому, что связана она была с характером моей работы:

– А врачи не говорили, что это может быть следствием воздействия электрического или магнитного поля? Такие эксперименты, насколько мне помнится, ведутся уже давно, чуть ли не с момента открытия этих полей!

– Не знаю… Возможно… Только нам этот факт мало чем поможет. Правда, врачи сказали, что память может со временем вернуться. Особенно, если он встретит какие-то знакомые предметы, или людей, окажется в знакомой обстановке, городе… В общем, забирай его пока к себе! Опасности он никакой не представляет, к тому же будет постоянно находиться под твоим присмотром. Да и обстановка у тебя в лаборатории, судя по твоим рассказам, ему как раз должна быть достаточно знакома – может и вернется память? А документы мы ему временные сделаем. На кого, говоришь, он похож? На кавказца? Вот пусть и будет, скажем, Чаргиев! Александр Чаргиев!


5.

Здесь профессор прервал свое повествование, поскольку мы подошли к его дому. Это только когда пишешь на бумаге получается долго, а так весь наш путь занял от силы минут десять, не больше.

– Ну что, молодой человек, где продолжим нашу беседу? – поинтересовался он, – Вы, как я понимаю, нигде не остановились? Рассчитывали сегодня домой вернуться?

Я кивнул головой, подтверждая его слова.

– И, простите, каким же образом вы намерены это сделать? Поезд уже ушел, а электрички до Москвы у нас нет.

– Ну, я думал, может, электричкой до Дмитрова? А там пересесть на московскую…

– Пока вы будете добираться до Дмитрова, уже и оттуда уйдет последняя электричка на Москву! К тому же я ведь пока так и не рассказал ничего полезного для вашего сборника, не так ли?

Он едва заметно усмехнулся, а я, хоть мне было и крайне неловко, что отнял так много времени у известного и уважаемого ученого, вынужден был снова кивнуть головой в подтверждение его слов.  Факт оставался фактом – несмотря на всю необычность и даже некоторую "детективность" поведанной им истории, никакой ценности для порученной мне статьи она не представляла.

– Тогда, может, поднимемся ко мне и продолжим разговор в более комфортной обстановке? Опыт предоставления приюта бездомным приезжим, как вы поняли, у меня уже есть… К тому же, у вас в отличие от героя моего повествования Алика и документы имеются, не так ли?

Я покраснел от неловкости и торопливо полез в карман куртки:

– Да-да, конечно, сейчас достану! Вот паспорт, удостоверение внештатного корреспондента…

Профессор небрежно отмахнулся:

– Верю, верю, можете не доставать!

Мы пешком поднялись на третий этаж девятиэтажной "точки" – лифтом профессор, как он сам сообщил, не пользовался принципиально – и, войдя внутрь малогабаритной, но очень уютной "двушки", прошли на кухню. Здесь профессор достал из сетки продукты, разложил их, – что-то в холодильник, что-то в небольшой кухонный шкафчик, – и весьма быстро и умело поджарил глазунью с толстыми кружками докторской колбасы. Невольно сглотнув слюну, я только теперь вспомнил, что не ел с самого утра. Профессор тем временем выложил яичницу в тарелки, поставил на стол литровую бутылку молока, две кружки и приглашающим жестом указал мне на табуретку напротив себя. Повторять приглашение не понадобилось…

– Ну что, как у вас говорят – "заморили червячка"? Готовы слушать дальше? – спросил Бруно Максимович.

– Да, спасибо! – с энтузиазмом отозвался я, – Теперь я готов слушать хоть до утра!

– Ну, до утра, надеюсь, не понадобится! – улыбнулся профессор. – Хотя, откровенно говоря, наши последующие встречи и беседы с Аликом можно пересказывать и анализировать весьма долго… Впрочем, слушайте и делайте выводы сами! Если что-то будет непонятно – спрашивайте. Я поясню, насколько это будет возможно.

– Вы считаете, что моего образования может оказаться недостаточно? – уточнил я, опасаясь, что рассказ профессора может обрести слишком уж научную направленность.

– Боюсь, что это моих знаний может оказаться недостаточно, чтобы понять то, что мне излагал этот юноша! – рассмеялся Бруно Максимович, – А уж пересказать в какой-то мере понятно и доступно вашим читателям я постараюсь! Сейчас сварю нам по чашечке кофе – не возражаете? – и пройдем в зал.

Я перешел в комнату, которую он назвал залом, и устроился в кресле возле низенького журнального столика, а профессор вернулся на кухню. Несколько минут спустя он вернулся с двумя крохотными чашечками, над которыми поднимался слабый пар и разносился горьковатый кофейный аромат. Поставив одну на журнальный столик возле меня, он устроился со второй в руках в кресле напротив, и продолжил свой рассказ…


"В общем, ему оформили временный пропуск, и мы, пообедав в нашей институтской столовой, направились в мою лабораторию. Здесь я потратил какое-то время, чтобы показать Алику некоторые наши приборы и установки, и рассказать в самых общих чертах о том, чем мы занимаемся. Должен сказать, что к моему удивлению и некоторой даже обиде, увиденное не произвело на него особого впечатления. Разве что, все то же чувство снисходительности, о которой мне рассказал начальник 1-го отдела. Словно он оказался в какой-то лавке древностей или кунсткамере! Но меня больше интересовали не его впечатления, а то, что он рассказывал мне тогда, у песочницы. Поэтому я не стал устраивать длительной и подробной "экскурсии" по нашей лаборатории, а отвел его в свой кабинет. И там у нас состоялся весьма любопытный разговор, который, как мне кажется, может быть интересен и вашим читателям. Хотя научным я бы назвать его все же не рискнул – уж очень многое из того, что мне говорил этот юноша, я бы отнес, скорее, к области околонаучных гипотез, если не сказать прямо – к фантастике. И в эту, так сказать, "область" мы погрузились сразу, после первого же моего вопроса…

– Знаете, Алик, я хотел бы вернуться к тому, о чем мы говорили при нашей первой встрече, ну там, у песочницы! – обратился я к нему, устроившись за своим письменным столом и предложив ему место напротив.

Должен сказать, что имя "Александр" вызывало, как мне показалось, у него какое-то внутреннее беспокойство… неудобство, что ли! Вроде как, я что-то говорил неправильное или не совсем правильное. Заметив это, я прямо спросил:

– Может, вам не очень нравится имя, которое я предложил? Давайте выберем любое другое, которое посчитаете нужным!

Он замялся и как-то неуверенно ответил:

– Не то, чтобы не нравится… Просто у меня все время такое внутреннее ощущение, что имя это мое, только, вроде бы, вы его произносите не совсем правильно… Как-то не так оно должно звучать…

– А как вам кажется правильнее? Может, Олег? Или Алексей? – предложил я.

– Постойте, как вы сказали? Алекс…ей? Это, вроде бы, больше похоже… Только оно должно звучать как-то короче…

– Еще короче? -  задумался я, – Может, просто Алекс?

– Точно, Алекс! Меня зовут Алекс! – обрадовался он.

– Ну вот, видите, так вы понемногу все и вспомните! – я тоже был искренне рад, что память понемногу стала возвращаться к юноше, – А фамилия? Ничего не вспоминается?

Он огорченно покачал головой:

– Нет, ничего… Хотя тоже то, что предложили вы, кажется мне чем-то знакомым…

– Ладно, – успокоил я его, – не расстраивайтесь! Вспомните и фамилию! Тем более, что, как вы сами говорите, она тоже похожа, верно? А пока вернемся к той проблеме, которую вы  тогда пытались решить. Как вы ее назвали? Гомеоморфизм пространственно-временных континуумов? А не могли бы вы изложить свои взгляды несколько подробнее…

Алекс на мгновение задумался, затем не спеша и поминутно бросая на меня взгляд, словно желая убедиться, что я хорошо его понимаю, принялся рассказывать.

– Ну, с тем, что наша Вселенная представляет собой некий пространственно-временной континуум, думаю, вы согласны, не так ли? Как и с тем фактом, что таких континуумов существует бесчисленное множество.

Последнее замечание Алекса вызвало у меня откровенное удивление.

– Позвольте, – возразил я, – но это, насколько мне известно, далеко не факт, скорее, тоже одна из гипотез! Конечно, такие предположения высказываются, и достаточно давно, но фактических подтверждений этому пока что нет…

Однако Алекс, казалось, не обратил на мое замечание никакого внимания и, как ни в чем не бывало, продолжил свои рассуждения:

– А из этого следует, что среди этого множества должны существовать и те, что гомеоморфны – то есть, эквивалентны друг другу. Во всяком случае, следуя теореме Пуанкаре…

– Постойте, какую из теорем Пуанкаре вы имеете в виду? Судя по всему, вы подразумеваете гипотезу Пуанкаре? Но ведь она пока что не доказана…

Теперь настал черед удивляться Алексу:

– Почему не доказана? Насколько я помню, уже лет тридцать или сорок…

Тут он неожиданно запнулся и закончил свою мысль совсем уж загадочной для меня фразой:

– Хотя… вероятно, вы правы – пока что не доказана, но, поверьте, будет доказана в ближайшее время. Так что, не стоит отвлекаться на такие мелкие детали…

Затем он продолжил:

– А это, в свою очередь, говорит о том, что, деформируя такой континуум, можно преобразовать его в эквивалентный, отличающийся только координатами точек. Причем можно математически рассчитать, какие именно координаты, и каким образом следует изменить, чтобы новый континуум обладал заранее определенными и нужными нам свойствами. Скажем, отличался от прежнего только временной координатой...

Тут я не выдержал и откровенно рассмеялся:

– Вы хотите сказать, что деформируя такой, как вы выражаетесь, "пространственно-временной континуум", мы можем получить своего рода "машину времени"? То есть, заранее рассчитать, в какую именно точку на временной координате мы хотим попасть, и как необходимо воздействовать для этого на первичный континуум? Извините, друг мой, но это уж совсем отдает научной фантастикой! Откуда вы таких идей набрались?

Алекс растерялся:

– Вы мне не верите? Впрочем, это, наверное, действительно пока что выглядит фантастикой, хотя… Давайте я лучше математически покажу вам, как этого добиться!

Видя, что мой собеседник искренне убежден в своей правоте, я не стал ему мешать, и согласился (только из любопытства!) посмотреть, как он это будет делать. И, к моему изумлению, он, буквально, за несколько минут построил достаточно правдоподобную модель такого преобразования – математик, судя по всему, он был отменный! Вот только применявшиеся им методы и формулы были настолько необычны и совершенно незнакомы мне, что у меня по спине невольно пробежал холодок тревожного предчувствия…


6.

"Вот только применявшиеся им методы и формулы были настолько необычны и совершенно незнакомы мне, что у меня по спине невольно пробежал холодок тревожного предчувствия… Стараясь не демонстрировать слишком явно своей тревоги, я указал ручкой на одну, совершенно незнакомую мне формулу, и нарочито небрежно поинтересовался:

– А каким образом вы получили вот это выражение?

Алекс поднял на меня удивленный взгляд:

– Так это же стандартное преобразование! Если использовать "поток Риччи с хирургией", то из римановского многообразия М, образно говоря, "выбрасывается" всё. Это означает, что исходное многообразие можно представить как набор сферических пространственных форм, соединённых друг с другом трубками (тут он быстро написал еще одну незнакомую мне формулу). Далее, подсчёт фундаментальной группы показывает, что M диффеоморфно связанной сумме набора пространственных форм и, более того, все "петли" тривиальны. Таким образом, M является связной суммой набора сфер, то есть, тоже сферой.
 
Вижу, что вы ничего не поняли! Но самое неприятное было то, что и я не понял более половины из сказанного и написанного Алексом! Единственное, что мне стало понятным, это то, что если все эти "пространственно-временные континуумы" действительно существуют, то математически доказывается возможность преобразования одного из них в другое – тот самый гомеоморфизм, о котором я уже вам рассказывал.

Но если бы дело было только в этом! Алекс уверенно оперировал не обычными и привычными для нас пространствами, а многомерными! Причем, к одному из измерений он относил время! И не просто относил! Он считал, что в процессе деформации эта "координата" ничем не отличается от привычных нам пространственных осей X, Y и Z. То есть, деформируя эту координату, мы как раз и получаем возможность перемещения во времени.

Не отыскав убедительных доводов, я попытался подвергнуть сомнению конечную цель всех его математических выкладок:

– Допустим, – подчеркиваю, допустим! – я соглашусь с вами о существовании теоретической – подчеркиваю, только теоретической! – возможности деформирования временной координаты!  Но что из этого следует? Я, кстати, совершенно не убежден, что временная ось разнонаправлена! Пока что представление о ней, как об однонаправленном векторе, никто не опроверг!

– Опять же, пока что! – вмешался в мой монолог Алекс, – А кто сказал, что это представление истинно? И кто нам мешает представить – хотя бы только представить! – что этот вектор имеет двустороннюю направленность? Собственно, чем эта ось так уж принципиально отличается от всех других измерений? От тех, о большинстве из которых, кстати, мы вообще представления не имеем!

Однако у меня был еще один, как мне казалось, неотразимый аргумент, которым я и поспешил воспользоваться.

– Вообще-то, просчитать математически искривление пространства-времени не является такой уж неразрешимой задачей! – делая вид, что принял доводы своего оппонента, заметил я, – Но что вы скажете об энергетических затратах, необходимых для физического осуществления подобной деформации? Здесь, похоже, речь может идти только об источниках энергии на звездном уровне – "белых" и "красных" гигантах и тому подобное. То есть, о реакциях термоядерного синтеза. Кстати, мы у себя в институте пока что даже близко не подошли к практическим результатам в этой области…

– Ну, "белые" или "красные" гиганты, и даже "черные дыры" – это еще не энергетическая панацея! – ничуть не смутившись, возразил Алекс, – А что вы слышали о теории Козырева?

– Вы имеете в виду Николая Александровича Козырева, ленинградского астрофизика? Да, я что-то слышал о его "причинной механике", "зеркалах времени"… Только, насколько я знаю, его теории были признаны ошибочными, псевдонаучными и работы по ним были свернуты. Впрочем, мы можем найти его телефон через справочную, и позвонить ему. Он, кажется, в Пулково работает?

– Работает? – вновь удивился совершенно безобидному, на мой взгляд, замечанию Алекс, – А, ну да… Хотя я почему-то был уверен, что он уже умер…

– Умер? С чего бы вдруг! – теперь уже удивился я, – Ему же еще и семидесяти нет! Но причем здесь его "зеркала"?

– Я имею в виду не "зеркала Козырева", а его теорию об источнике звездной энергии. О том, что она образуется вовсе не в результате термоядерного синтеза, а за счет преобразования энергии времени.

– Энергии времени?! – я вновь почувствовал тревожный холодок в затылке.

Похоже, мой собеседник явно страдал каким-то психическим расстройством из области навязчивых идей.

– Ну, да, времени! А что вас так удивило? Попробуйте в эйнштейновой формуле сохранения энергии подставить вместо массы ее производную по времени от скорости расширения Вселенной…

– Ладно, ладно! – решил я сменить тему, – Как бы то ни было, эта энергия пока нам недоступна, и рассуждать о ней даже чисто теоретически особого смысла не имеет… Скажите лучше, зачем вам понадобилось рассчитывать гомеоморфизм каких-то там континуумов? Неужели, исключительно из научного любопытства?

Алекс заметно смутился, немного помялся, затем как-то не очень конкретно ответил:

– Скорее, уж из практического…

Холодок у меня в затылке усилился.

– И как же вы думаете воспользоваться этими расчетами в практических целях? – спросил я, надеясь на ответ и, в то же время, почему-то испытывая безотчетный страх перед этим ответом.

Однако ответ оказался неожиданно совершенно безобидным. Во всяком случае, на первый взгляд.

– Видите ли, я хочу проверить одну собственную гипотезу… Я считаю, что нет необходимости искать источники такой огромной энергии, которую нам и представить себе трудно. Можно вообще обойтись без деформации континуума, а просто осуществить переход из одного континуума в другой – гомеоморфный первому.

– А как вы представляете себе такой "переход"? Мы ведь и само наличие таких гомеоморфных пространств… Простите, пусть будет, как вы выражаетесь, "континуумов"! Так вот, само наличие подобных континуумов мы пока что только предполагаем! Заметьте – чисто теоретически!

– Но ведь математически это предположение подтверждается! – горячо возразил Алекс.

– Пусть даже так! Но переход между двумя подобными континуумами вы тоже хотите рассчитать математически?

– Вначале, разумеется, математически! Я вовсе не собираюсь ставить довольно сложные эксперименты, не просчитав возможные результаты!

– Так значит, все-таки в дальнейшем речь будет идти о практических экспериментах?

Чувство неясной тревоги вновь вернулось ко мне.

– Конечно, если вы мне сможете и захотите помочь… – в речи Алекса зазвучали неуверенные, просительные нотки, – Мне, собственно, не так много и нужно… Какая-нибудь достаточно мощная установка для генерации вихревых электромагнитных полей. У вас ведь, насколько я понимаю, можно найти что-то подобное?

– Все зависит от того, что вы понимаете под "достаточно мощной"… Но что вы хотите с ее помощью получить?

Алекс впервые за время нашей беседы серьезно задумался. Затем, видимо, решившись, принялся излагать свою теорию:

– Полагаю, вам знакомо понятие одномерных пространств?

– Разумеется! – удивился я его вопросу.

– Безусловно, знаете вы и о такой простейшей модели подобного пространства, как "бутылка Клейна"…


7.

Профессор, до того возбужденно мерявший шагами комнату, неожиданно успокоился и сел в кресло напротив меня. Затем, перегнувшись через низенький журнальный столик и, глядя мне прямо в лицо, насмешливо бросил:

– Ну, вам-то, полагаю, понятие одномерных пространств хорошо знакомо!

Я лишь растерянно покачал головой – ни о каких таких "одномерных пространствах" я, разумеется, понятия не имел!

– Видимо, и о "бутылке Клейна" вы тоже не слышали? Впрочем, не обращайте внимания на мой тон! Просто затронутые этим юношей вопросы показались мне настолько необычными и странными, что я невольно перенес мою тревогу на вас. Уж, извините великодушно!

– Конечно, конечно, понимаю… О чем речь! – торопливо согласился я с его объяснениями. – Но только вы все же мне скажите… Ведь, как утверждал ваш Алекс, все эти понятия не являются для вас чем-то новым или необычным, верно? Тогда чем же была вызвана ваша такая озабоченность?

– Да, вы правы, само по себе каждое из этих понятий, да и расчетные формулы тоже известны достаточно давно. Но в таком контексте, в такой связке друг с другом… Впрочем, давайте все же по порядку! Вот, скажем, его рассуждения о гомеоморфизме многомерных пространств – ну, это когда он говорил о "потоке Риччи с хирургией", вспомнили? Так вот, любой – разумеется, обладающий достаточно высокой квалификацией! – математик сразу обратит внимание, что речь идет о гипотезе Пуанкаре (я о ней тоже уже упоминал, если помните). Но это не просто "речь" – это, фактически, готовый путь доказательства! Понимаете? Доказательства гипотезы, отнесенной к 10-ти величайшим математическим гипотезам ХХ века! А Алекс строил свои рассуждения так, словно гипотеза давно доказана, и он хорошо знает весь ход ее доказательства! Ну, как если бы вы рассуждали, к примеру, о теореме Пифагора.

Я вновь согласно кивнул, однако про себя подумал, что сейчас, пожалуй, вряд ли сумел бы вспомнить что-то об этой теореме, кроме школьного стишка о "пифагоровых штанах". Однако профессор рассказывал все это с таким увлечением, что я поневоле и сам заразился этим энтузиазмом!

– Извините, Бруно Максимович, а что это за "зеркала Козырева", о которых вы упоминали? И причем здесь время? – перебил я его. – И вообще, насколько я заметил, вас больше всего обеспокоило именно постоянное упоминание времени, правильно?

Профессор усмехнулся и бросил в мою сторону короткий одобрительный взгляд:

– А вы, молодой человек, наблюдательны! Что ж, это радует. Пожалуй, мы сможем подготовить неплохой материал для вашего сборника! С эдаким легким "привкусом" научной фантастики! Как считаете, устроит такой вариант вашу редакцию?

– Уверен, что устроит! – обрадовался я этому предложению. – Эти книжечки ведь расчитаны в основном на молодежь, а она к фантастике очень неравнодушна! Особенно в последнее время!

– Ну, и замечательно! Только вы мне иногда подсказывайте, если я чересчур увлекусь научной терминологией, формулами, рассуждениями… Я ведь прекрасно понимаю, что это литература популярная – то есть, рассчитанная на широкую публику, как правило, достаточно далекую от серьезной науки.

– Вроде меня… – смутившись, добавил я.

– Ну-ну, друг мой! Этого нечего стесняться! Не знать чего-то не стыдно – стыдно не стремиться к знаниям! А вы у нас будете своеобразным передатчиком знаний – весьма почетная, скажу вам, роль! Но, вернемся к нашей теме, не то мы так до самого утра просидим!

Он поднялся с кресла и, направляясь на кухню, через плечо поинтересовался:

– Еще по чашечке кофе? Сейчас сообразим, как у вас говорят…

Я поспешно вскочил со своего места и, взяв со стола пустые чашки, направился за ним следом.

На кухне профессор насыпал в ручную кофемолку кофейные зерна из бумажного пакетика, быстро перемолол их. Затем чайной ложечкой пересыпал кофе в небольшую латунную кофеварку-джезву, добавил в нее две ложечки сахарного песка, залил смесь кипятком и поставил джезву на плиту. Готовя кофе, он продолжал рассказывать, а я внимательно слушал, стараясь не упустить малейших деталей и надеясь, что ничего не забуду и смогу перенести затем все это на бумагу.

– Откровенно говоря, я немного слукавил, когда сказал Алексу, что с работами Козырева знаком совсем мало. А уж его пресловутые "зеркала времени" наделали много шума в середине 50-х годов, и я, конечно, тоже поддался всеобщему увлечению и посвятил немало времени изучению его необычных теорий. Кстати, должен сказать, что "зеркала" были далеко не единственной такой теорией. У него была масса всевозможных совершенно фантастических идей, которые, к всеобщему удивлению, в большинстве своем находили затем экспериментальное подтверждение. Однако, самое, пожалуй, удивительное заключается в том, что свою докторскую диссертацию он писал в тюрьме! А защищал ее, заметьте, спустя всего год, как вышел из заключения! Точнее даже, не год, а только каких-то три месяца – освободили его в декабре 46-го, а в марте он уже защитился. И не просто подготовил диссертацию, а посвятил ее как раз той самой теории происхождения звездной энергии, о которой говорил Алекс. Да и все его дальнейшие гипотезы и исследования были в той или иной мере посвящены взаимосвязи пространства и времени. Но, конечно же, "зеркала" всегда стояли во главе этого ряда блестящих гипотез! Хотя, почему "гипотез"? Ее он - причем, совершенно самостоятельно! - довел до логического завершения! То есть, до воплощения в реально действующей физической модели.

– Вы хотите сказать, что ему удалось создать "машину времени"?! – ахнул от собственной догадки я.

– Удалось, не удалось… Могу лишь сказать, что споры по этому поводу не прекращаются по сей день, хотя эксперименты с "зеркалами" давно свернуты. Впрочем, может они просто настолько засекречены, что мы о них не знаем?... Однако, давайте я хотя бы в общих чертах расскажу вам суть его гипотезы…

8.

– Я уже говорил вам, что все идеи и гипотезы Козырева были, так или иначе, посвящены исследованию взаимосвязи пространства и времени, – вернулся к своим пояснениям профессор.

Кофе к тому времени уже был сварен. В этот раз мы устроились прямо на кухне, на простых кухонных табуретках, возле такого же простого стола из традиционного в то время румынского набора кухонной мебели. И от этого несоответствия окружавшей нас обыденной обстановки, и того, о чем рассказывал профессор, повествование его казалось еще более фантастическим, нереальным…

– Исходя из уверенности в наличии такой связи, он создал собственный математический аппарат, точно описывающий, как он считал, эту зависимость, – словно не замечая этого несоответствия, продолжал, между тем, профессор, – Разумеется, создал – слишком громко сказано! Скорее, обобщил все, что до него было сделано другими великими учеными – и Риччи, и Риманом, и развившим и расширившим его теории Пуанкаре… Да всех и не перечислишь! Взять хотя бы того же Минковского, добавившего в уже привычное нам трехмерное пространство четвертое измерение – скорость света, умноженную на время. Пространство это, кстати, так и именуется – "четырехмерное неевклидово пространство Минковского". Так вот, используя этот математический аппарат, Козырев рассчитал как должна выглядеть поверхность – ну, там, ее форма, кривизна, другие характеристики – позволяющая физически обнаружить эту связь. Ну, а после изготовил модель такой поверхности – те самые "зеркала времени", о которых я и говорил.

– И что?... – нетерпеливо перебил его я, – Эти модели работали?

– В каком смысле? – не понял мой собеседник, – Что вы имеете в виду?

– Ну, на них ведь ставили какие-то эксперименты? И что получилось?

– А, вот вы о чем! Да, разумеется! И эксперименты ставились, и результаты были… Только верить в эти результаты почему-то никто не захотел! Знаете, наверное, такое выражение – "этого не может быть, потому что не может быть никогда"? Вот, примерно, так относились наши ученые к результатам его экспериментов. Каюсь, я тоже был (и остаюсь!) в числе таких скептиков. Ну, посудите сами: по утверждениям испытуемых – да, да – эксперименты ставились, в том числе, и на людях! – они попадали в свое собственное прошлое! Были и еще какие-то совсем уж непонятные видения… А механические часы, помещенные внутрь таких "зеркал", замедляли свой ход в четыре раза! Это уж ни в какую релятивистскую теорию не укладывается! А после кто-то решил, что эти эксперименты представляют опасность для здоровья испытуемых, и их прекратили. А затем и вообще все работы свернули… Хотя у меня есть большие подозрения, что на самом деле работы продолжаются, только в режиме совершенно исключительной секретности. Но, как вы понимаете, ни проверить, ни подтвердить эти подозрения я не могу. Возможно, когда-нибудь в будущем…

Он ненадолго задумался, затем вновь поднял на меня взгляд:

– Так что еще вас заинтересовало в том, о чем мы уже поговорили?

Я несколько растерялся, поскольку вопросов у меня, на самом деле, было великое множество, но затем вспомнил:

– А вот еще вы говорили о какой-то там "бутылке"… А это что такое? Тоже математический образ, или какой-то реальный предмет? Ну, вроде этих "зеркал"!

– "Бутылка Клейна"? Ну, это-то, как раз, довольно просто… Вы про "ленту Мёбиуса", надеюсь, слышали?

– Да, помню что-то такое в школе говорили… Вроде такого физического фокуса, верно?

– Ну, можно считать, что и "фокус"! – усмехнулся профессор, – Хотя, на самом деле это вполне научная физическая модель, изображающая одностороннюю поверхность. Видимо, нужно напомнить, в чем ее "секрет"? Если взять обычную полоску бумаги, завернуть ее "винтом" и соединить (склеить) концы вместе, то получится такая своеобразная "восьмерка". Представили?

Как ни странно, но я сразу вспомнил эту "восьмерку", которую нам показывали в школе на одном из уроков по физике или геометрии:

– Ну да, как же – если вести карандашом по поверхности, то линия будет непрерывной и охватит всю поверхность полоски, правильно?

– Правильно, молодой человек! – улыбнулся профессор, – У вас хорошая память, если вы еще не забыли этого, хоть и образование у вас, насколько я понял, исключительно гуманитарное!

– Исключительно! – воодушевленный неожиданной похвалой, подтвердил я.

– Ну, а дальше давайте рассуждать логически, – продолжил профессор. – Раз существует односторонняя поверхность, то, совершенно очевидно, что должны существовать и односторонние объемные фигуры, поскольку поверхность – всего лишь частный случай пространства, не так ли?

– Наверное… – неуверенно согласился я, поскольку рассуждения постепенно стали уходить за пределы моего мозгового "пространства".

– Именно так – уж поверьте мне! – в голосе ученого прозвучала легкая насмешка. – Так вот, еще в конце 19-го века немецкий математик Феликс Клейн привел математическое обоснование существования так называемой "замкнутой" односторонней поверхности и даже изобразил такую поверхность графически. Разумеется, в обычном трехмерном пространстве. То ли оттого, что изображение весьма напоминало по форме причудливо изогнутую бутыль с узким и длинным горлышком, то ли просто из-за сходства по звучанию немецкого слова Flache, означающего "поверхность" со словом Flasche – "бутылка" – но с того времени ее почти всегда именно так и называют – "бутылка Клейна".  Впрочем, давайте я вам ее нарисую…

Он взял листок бумаги и быстро изобразил нечто, действительно, весьма напоминающее восточную бутыль с длинным и узким горлышком. В верхней части горлышко изгибалось, пронзало боковую стенку бутыли и затем выходило своим отверстием в ее донышке.

– Да, очень похоже на бутылку… – согласился я и решил пошутить, – Только пиво в нее, пожалуй, не нальешь!

– Почему же? – удивился профессор, – В мире уже выпущено довольно много таких сувениров, а одна зарубежная фирма – кажется, в ФРГ – как раз выпускает пиво в таких бутылках. Разумеется, это штучный и исключительно коллекционный товар, поскольку изготовить такую бутылку может только очень высококлассный стеклодув! А уж заполнить ее пивом… Но мы, кажется, отвлеклись от темы! Выражаясь языком математики, "бутылка Клейна" – это "двумерное дифференцируемое неориентируемое замкнутое многообразие". Или, как еще говорят, "компактное многообразие без края". В этом, кстати, и состоит ее отличие от "ленты Мёбиуса", у которой все же боковые края имеются.

– Так, а в чем тут "фокус"? – спросил я, все еще не понимаю направления профессорской мысли, – Что в ней такого особенного? Ну, загнули горлышко в стенку… И что с того?

– "Загнули"? – профессор открыто рассмеялся. – Да уж, повеселили вы меня! А фокус в том, что, как и в ленте Мёбиуса, можно пройти всю поверхность такой "бутылки", не пересекая никаких краев. Да, собственно, и краев-то никаких нет! Образно говоря, если пустить по этой бутылке муху, то она сможет ползать по всем ее закоулкам – хоть снаружи, хоть внутри, – не встречая никаких препятствий. Но я, кажется, опять погрузился в научные дебри! Вашим читателям вряд ли будут интересны все эти подробности. Давайте лучше вернемся к моей встрече и беседе с тем самым юношей, с которого, собственно, мы и начали – к Алексу…


9.

"…Вы, очевидно, имели в виду одностороннюю замкнутую поверхность, именуемую в популярной литературе "бутылкой Клейна"? – слегка уколол я молодого всезнайку, – Насколько я понимаю, пространство одномерным не может быть по определению.

– Не стоит придираться к словам! – совершенно спокойно отреагировал на мое замечание Алекс, – Впрочем, вы совершенно правы – впредь постараюсь быть точнее в определениях.

– Но какая связь между односторонними поверхностями и источниками электромагнитного излучения, которые вы просите? – все еще не понимая проявленного им интереса, полюбопытствовал я, – Разумеется, такие установки у нас имеются. Правда, к ускорителю вас никто не допустит, но для моделирования каких-то процессов можно воспользоваться и нашими лабораторными генераторами – они достаточно мощные.

То, что поведал мне Алекс дальше, окончательно утвердило меня в мысли, что он либо непонятый гений, либо просто маниакально одержим идеей перемещений во времени. А скорее всего – и то, и другое!

– Видите ли, деформируя исходное пространство в гомеоморфное ему, мы одновременно осуществляем перемещение каждой отдельной точки этого пространства по всем измерениям, включая и временную ось. Думаю, с этим вы спорить не станете! Тем более что математически эти преобразования описываются достаточно точно. Во всяком случае, в пределах тех размерностей, которые мы уже знаем. Собственно, именно эта деформация и требует такого огромного количества энергии. Но кто сказал, что получить новый пространственно-временной континуум можно лишь деформируя исходный? Если предположить, что таких континуумов существует множество, то достаточно найти способ перехода из одного в другой, с заранее заданными координатами интересующей нас точки! Понятно, что речь идет о точке, занимаемой каким-то вполне конкретным объектом, поведение которого мы и намереваемся исследовать. Так вот, я считаю – и мои математические выкладки подтверждают это! – что такой переход можно осуществить, используя свойства того самого "двумерного замкнутого многообразия без края", именуемого в просторечии "бутылкой Клейна". Но только, разумеется, не в обычном трехмерном, а в четырехмерном неевклидовом пространстве – то есть, там, где никаких взаимопересечений поверхностей не существует!

– Ну, и как вы собираетесь создать такую "бутылку" да еще в четырехмерном пространстве? – язвительно поинтересовался я, – Рассчитываете на какого-нибудь сверх гениального стеклодува-самородка?

– Вовсе нет! – уверенно ответил Алекс, – Простите, но я вновь вынужден усомниться в корректности утверждения, что поверхность, именуемая "бутылкой Клейна", обязательно должна быть изготовлена из какой-нибудь твердой материи. А если бутылку Клейна смоделировать из электромагнитных полей? Да еще используя дополнительные измерения – вращательные. Тогда мы получим десятимерное пространство Вайценбека, весьма обстоятельно и детально формализованное в геометрии Вайценбека-Вейля. И это пространство будет, помимо всего прочего, «пространством событий»!

На этом утверждении Алекса мои сведения из современных топологических теорий и гипотез исчерпались – ни о каком Вайценбеке и десятимерных пространствах я попросту не слышал! Поэтому, чтобы прекратить уже потерявший для меня смысл и все более походивший на "ликбез" диспут, просто предложил:

– Хорошо, давайте перейдем к практическим вопросам! А то мы с этими теоретическими рассуждениями все дальше уходим от той цели, которую вы, видимо, перед собой поставили, и помощь в достижении которой надеетесь получить от меня…

– Да-да, разумеется! – обрадовался Алекс. – Собственно, помощь, насколько я понимаю, для вас совсем не обременительная, верно?

Он с надеждой заглянул мне в глаза, и от этого взгляда мне почему-то стало безумно его жаль. Оказаться в таком положении – без документов, не помня, практически, ничего из своего прошлого, без каких либо друзей и знакомых, готовых помочь, поддержать, да, что там – просто приютить его хоть на какое-то время – участь, прямо скажу, незавидная!

В общем, дал я ему возможность поэкспериментировать на нашей лабораторной установке. Разумеется, не на институтском ускорителе! У нас в лаборатории была еще одна подобная установка, которую мы иногда использовали для моделирования будущих экспериментов. Конечно, не такая мощная, но для проведения тех опытов, о которых мне говорил Алекс, ее мощности было, как мне казалось, вполне достаточно. Вот с тех пор он и "тренируется" на этой установке – кстати, уже получил весьма любопытные результаты!"

На этом, собственно, рассказ профессора можно считать завершенным. Я, конечно, полюбопытствовал, какие именно результаты получил этот самый "Алекс", но ученый ответил как-то расплывчато. Мол, он пытается с помощью этой установки смоделировать вихревое электромагнитное поле, имитирующее "бутылку Клейна". Вроде бы, по его гипотезе, с помощью такого поля можно осуществить "прокол" оболочки одного многомерного пространства и переместить объект, находящийся внутри поля, в другое многомерное пространство – гомеоморфное нашему.

– Впрочем, если вас это заинтересовало, я могу вас с ним познакомить! – неожиданно предложил профессор.

Стоит ли говорить, что меня все услышанное жутко заинтересовало и заинтриговало, и я тут же согласился встретиться с "Алексом". С профессором мы договорились, что я через два дня, в субботу перезвоню ему вечером, и он сообщит мне, где и как нам можно будет встретиться.

За этими разговорами ночь подошла к концу, и мне было пора собираться на первый поезд, отправлявшийся в Москву. В редакции я решил не рассказывать подробности и детали нашей беседы. Лишь в двух словах сообщил, что материал получился очень интересный, но для его завершения мне нужно будет еще раз съездить в Дубну.

Однако, больше мне попасть в Дубну не довелось, как не довелось больше встретиться с профессором. Как вы понимаете, и с "Алексом" тоже…

10.

Когда в субботу вечером я, как мы и договаривались, позвонил профессору в Дубну, он ответил мне неожиданно взволнованным голосом:

– Руслан? Извините, но, кажется, наша встреча с Алексом не состоится…

– А что случилось, профессор? – забеспокоился и я. – Он что – заболел? Или уехал куда-то?

– Ну, – было заметно, как профессор замялся на другом конце телефонной линии, – можно сказать и так… В общем у нас тут произошло ЧП! Когда вы уехали, я уже собирался идти на работу в институт, как мне вдруг позвонили из лаборатории. Сказали, что на нашей лабораторной установке произошла какая-то авария … Вроде бы даже часть приборов сгорела… Я, разумеется, сразу помчался туда, но ничего найти там не смог. Как передал мне ночной дежурный, Алекс всю ночь готовил какой-то эксперимент, что-то там фотографировал в поляризованном свете… Дежурный несколько раз заглядывал к нему, но Алекс словно его не замечал. Что-то настраивал и подкручивал в генераторах магнитного поля и все время повторял: "Ну, вот, все верно! Я же знал,  что получится!"  А после вдруг раздался громкий треск – словно кто-то резко порвал кусок ткани! – и из-под двери зала, где находилась установка, повалил белый вонючий дым. Ну, знаете, когда электропроводка горит. Это все мне дежурный рассказал уже когда я прибыл на место. Там действительно стоял жуткий запах горелых проводов, трансформаторного масла и еще чего-то – видимо, пластмассового. Почти все наши генераторы сгорели и оплавились… Но самое странное и тревожное – никаких следов Алекса нам обнаружить не удалось! Ни тела, ни крови – вообще ничего! Он просто исчез, испарился! Или может…

Он замолчал на секунду, потом, вздохнув, закончил:

– Нет, конечно, нет! Это уж совсем из области фантастики!

– О чем вы, профессор? – ничего не понимая, закричал я в трубку, – Что из области фантастики?

– Да нет, не обращайте внимания… Я просто на мгновение подумал, что, может быть, ему действительно удался этот "прокол" пространства… А тут еще такая странная записка… Хотите, я вам ее прочитаю?

В трубке было слышно, как зашуршал разворачиваемый листок бумаги…

– Вот, послушайте… "Уважаемый профессор! Бесконечно благодарен вам за возможность довести свой эксперимент до конца! Приношу глубочайшие извинения за доставленные хлопоты и возможные повреждения вашего оборудования. Надеюсь, они будут минимальны и не очень повлияют на дальнейшую работу вашей лаборатории. Хочу заверить, что прекрасно понимаю степень риска, на который иду, и беру всю ответственность за возможные последствия на себя. Если эксперимент пройдет успешно, то вы меня, скорее всего, больше не увидите. Впрочем, если он не удастся – тоже. Но главное, о чем хочу вам сказать – я нашел этот путь! Думаю, вы поймете, о каком "пути" идет речь. С глубокой признательностью, ваш Алекс Чаргей (видите, я все-таки вспомнил свое имя!)".
 
Потрясенный услышанным, я попрощался с профессором и положил трубку. Правда, перед сдачей статьи в редакцию, я еще раз связался с профессором, надеясь услышать что-то новое о судьбе этого неведомого нам "Алекса". Но ничего нового к рассказанному ранее добавить профессор не смог. Лишь попросил не упоминать в статье его имени, сославшись на закрытый характер как лаборатории и ведущихся в ней работ, так и информации о нем самом. Эту просьбу-требование я, разумеется, выполнил безоговорочно. Как и просьбу не упоминать ни о самом Алексе, ни подробностей его теории и так неожиданно окончившегося эксперимента.

Должен сказать, что эта история оказала самое сильное влияние на всю мою дальнейшую жизнь. Тем же летом, безвылазно просидев более месяца в научных библиотеках за учебниками физики и математики, я сдал вступительные экзамены в один из самых престижных физических ВУЗов страны – МИФИ. В дальнейшем специализировался на физике высоких энергий и астрофизике, работал во многих закрытых научных заведениях и в производствах, защитил докторскую диссертацию и, возможно, сам стал бы профессором и академиком, если бы не пресловутая "перестройка". Ее я встретил в одном закрытом научно-производственном объединении под Красноярском. После нескольких полуголодных лет, когда зарплату задерживали на полгода-год, а на полученные мизерные деньги невозможно было что-то купить, уволился и открыл небольшой кооператив. Занимался ремонтом всевозможной электроаппаратуры. Но бизнесмен из меня получился никудышный, и вскоре кооператив пришлось закрыть. Впрочем, эти подробности уже вряд ли кому-нибудь интересны… Сейчас я давно на пенсии и, может быть, никогда бы не вспомнил ту давнюю историю и небольшую статью для издательства "Научно-популярная библиотека", если бы не случайно увиденная заметка в газете "Правда". В ней один молодой российский ученый утверждал, что внутри "черных дыр" возможно существование неких неизвестных нам форм жизни и даже высокоразвитых цивилизаций. И что именно "черные дыры" могут служить своеобразным "мостиком ", переходом между различными мирами и пространствами. В том числе и переходом во времени. Тогда я и подумал, так, может, "Алекс" действительно нашел этот переход, эту дорогу в другие миры и в другое время? А тут еще внук подарил мне какой-то диск с записями современного рока. Ну, чтобы в машине слушать, пока на дачу еду. И вдруг среди этого набора совершенно безвкусных дурацких современных песенок я слышу одну, от которой у меня, буквально, мурашки побежали по спине! Шевчук ее поет, Юрий. Ну, тот, который "ДДТ" – знаете, наверное? А там такие слова: "Пропавший без вести, ты знаешь обо всём –  о том, как выйти за пределы смысла! Не воскрешен, но вечен – с Ним и в Нем! – уничтожаешь формулы и числа…" Ну, и другие слова в том же духе… И у меня тогда словно в мозгу что-то щелкнуло: это что же – выходит, Шевчук тоже что-то слышал или знает об этой "дороге"? И о тех, кто, как он поет, "вырвался из плена"? Значит, они действительно могут сейчас находиться среди нас? Вот прямо сейчас? Или, как наш неведомый Алекс, пересекать миры и пространства "без ксивы, без квартир"?... Ведь не случайно певец постоянно повторяет рефреном – "я назову тобой дорогу"! Ведь не случайно же? Дорогу!…


Э П И Л О Г
==========

"… одним из возможных в будущем применений меченых атомов может стать их использование для наблюдений за поведением многомерных пространств, – рассказал нашему корреспонденту известный ученый-физик Объединенного института ядерных исследований в Дубне, – "Так, если "пометить" радиоизотопами муху и отправить ее "путешествовать" по многомерному пространству, вроде известной "бутылки Клейна", то затем можно с помощью соответствующих регистраторов отследить ее нахождение в любой момент времени. Однако, нужно сказать, что физически существование многомерных пространств пока что не нашло своего подтверждения, хотя по утверждению того же ученого-физика, некоторые эксперименты уже ведутся, и с их помощью получены весьма интересные результаты. Впрочем, это тема другой нашей популярной статьи, которую редакция издательства "Научно-популярная библиотека" уже готовит к выпуску…"

– Ну, и где ты откопал этот околонаучный бред? – насмешливо поинтересовался Алекс Чаргей.

Он закрыл пожелтевшую от времени тоненькую книжечку в мягкой обложке и с любопытством прочел ее название – "Меченые атомы".

– И причем здесь меченые атомы?

– Ты слишком критичен! – назидательно возразил ему Нанда Прадеш, – Взгляни вначале на год издания – начало 70-х прошлого века! А заодно и на название серии: "Научно-популярная библиотека" – понимаешь, "популярная"! То есть, предназначенная для широкого и вовсе не обязательно технически и научно подготовленного читателя! А "откопали" её, как ты выражаешься, мне в старых книгохранилищах, когда искали по моему запросу упоминания о взаимных переходах между гомеоморфными пространствами. Ты, кстати, еще не передумал? Хочешь, все-таки, проверить свою гипотезу?

– А почему я должен от нее отказаться? – удивился Алекс, – Математическая модель такого перехода безупречна! Энергетические затраты на "прокол" оболочек обоих пространств реально достижимы при использовании энергии черной дыры. Такую "мини-дыру", если ты помнишь результаты наших последних исследований, вполне возможно получить на нашей университетской коллайдерной установке – ее мощности как раз должно хватить…

– Алекс, но ты пока что рассуждаешь только о возможности физического перехода! А что станет с биологическим объектом, который осуществит такой переход? Где гарантии, что он попросту не разрушится? Или не изменится каким-то совершенно нам неизвестным образом? И, заметь, речь идет не просто о "биологическом объекте", а о человеке! Кстати, о тебе самом! Даже если допустить, что твоя биологическая структура не пострадает, что станет с мозговой деятельностью? Не боишься оказаться в другом пространстве с "чистым листом" в голове вместо собственного "Я"?

– Ну, риск, разумеется, есть… Но я считаю, что его можно минимизировать, если этот, как ты говоришь, "объект" поместить в своеобразный электромагнитный "скафандр". То есть, в электромагнитное поле определенной конфигурации. Сам переход займет какие-то доли наносекунд, и это время, полагаю, такая оболочка выдержит…

– Но ведь такая оболочка и сама по себе может сильно повлиять на твою мозговую деятельность! Кстати, ты в курсе, что когда-то весьма давно такими электромагнитными полями лечили сумасшедших? Фактически, просто стирали их память и разум! Не боишься оказаться в каком-то неведомом мире с разумом новорожденного младенца?

– Ты опять забываешь про фактор времени! – напомнил Алекс, – Поверь, я прочел достаточно много самых различных медицинских статей по этому вопросу, и все они подчеркивают два существенных момента: во-первых, для получения заметного медицинского эффекта воздействие должно продолжаться довольно долго. А во-вторых, в подавляющем большинстве наблюдений отмечался кратковременный характер подавления памяти и сознания. То есть, спустя какое-то непродолжительное время все возвращалось на "круги своя". И, к тому же, нарушения мозговой деятельности всегда были локальными, охватывающими лишь отдельные участки мозга.

– Ну, ладно, – Нанда Прадеш, давно уже понял бессмысленность всех уговоров, и продолжал их, скорее, по инерции, – дело твое! А как ты собираешься вернуться в свой континуум? Здесь ведь речь идет не только о метрических пространственных координатах, но и о временной составляющей? Да и про причинно-следственную связь – пресловутый "парадокс времени" – тоже не следует забывать…

– Не знаю… – равнодушно ответил Алекс, – Я не особо над этим задумывался. В конце концов, можно найти еще какой-нибудь способ прокола межпространственной оболочки… Математическая модель ведь не говорит о его физической сущности! Такими же свойствами, как у "черной дыры" могут обладать и другие физические объекты. Здесь, как мне кажется, главное – точно рассчитать все параметры! Чтобы в результате деформации первичного континуума достичь максимально приближенные к желаемым значения всех измерений "конечного" пространства – той точки, в которую мы стремимся попасть.

– Не мы, а ты! – усмехнулся Нанда Прадеш, – Я-то как раз никуда не стремлюсь! Предпочитаю моделировать это все исключительно математически, без всяких сомнительных и рискованных экспериментов!

– И чего стоят все эти твои математические модели, которые ни подтвердить, ни опровергнуть никто не может? Разве что, с помощью таких же совершенно абстрактных рассуждений! – возразил Алекс, – Видишь, даже тогда, почти сто лет назад уже осуществлялись первые попытки экспериментировать с многомерными пространствами!

И мечтательно добавил:

– Жаль только, что мы не знаем, чем эти попытки закончились! Взглянуть бы на эти эксперименты хоть одним глазком…

– А ты попробуй! – неожиданно предложил Нанда Прадеш, – Возьми да рассчитай условия деформирования исходного континуума в конечный. Математический аппарат, как ты сам утверждаешь, у тебя разработан, координаты исходной точки известны, а конечной – легко вычислить. Причем, как пространственные – мы ведь можем точно установить, где находится эта самая Дубна! – так и временные – ты установишь их сам, по своему усмотрению. Вот тебе и будет конкретная физическая проверка твоих математических моделей!

– А что, это идея! – загорелся Алекс. – Пожалуй, я так и сделаю! Думаю, за пару дней справлюсь!... "
 

Закрылась дверь, он вышел и пропал,
Навек исчез, ни адреса, ни тени.
Быть может, просто что-то он узнал
Про суть дорог и красоту сирени.
Пропавший без вести, скажи, как мне найти?
Открыткой стать и вырваться из Сети?
Неверный шаг, растаявший в пути
Всеперемалывающих столетий…

Я замечаю, вижу – ты везде!
Лежишь печально снегом на аллеях
В листве сырой, растрепанном гнезде
На мертвых пулях и убитых целях.
Пропавший без вести, я где-то замечал
Твои глаза, улыбку и походку.
Ты, исчезая, что-то мне кричал
О злой любви и требовал на водку.

Пропавший без вести смешал весь этот мир,
Добавил в сущность ложку человека – 
Без наготы, без ксивы и квартир,
Лишь на секунду выпавший из века.
Пропавший без вести, ты знаешь обо всём – 
О том, как выйти за пределы смысла!
Не воскрешен, но вечен – с Ним и в Нем! –
Уничтожаешь формулы и числа.

Жизнь дорожает, выбившись из сил,
Зализывает раны после драки.
А ты на этом полотне светил
Мне подаешь таинственные знаки.
Пропавший без вести, я верю – ты живой!
Вас миллионы бродят между нами!
Глядите на могилы с номерами
И на свой путь очерченный прямой…

Я назову тобой дорогу.

(Юрий Шевчук, "Пропавший без вести")
================================

                * * * * * *

---------------------------------------------------------
Иллюстрация: Рене Магритт, "Препятствие пустоты"