У Тараська с незапамятных голубик вечно зеленилась опушка его дома.
Зима ли, осень, - всё, как и совсем, - окрас у крыши не менялся ни на шорох. И отчего и почему, знал только Пудиевич Григ, который прихвачивал медок кислыми слухами в прикус и потрошил кофе из колдовского зерна на глоток.
Потомственный знахарь Григ плевался по дурным раскосым глазам. Распшикивал пыль насушенных бычков по негодным проходам и становищам. Мотался, как затяжный до изнеможения перед деревянным идолом. Чалился во внеземных околокациях. И падал в обоз обморока на знание нового - до поры всех пор.
Небеса меж тем сбрызгивали кожу приятным золотом, ослепительно подмывая низкими чудищами облаков до земли. Бродили медленно вдалеке пархатые твари, накаркивая в мат и гузку всю свою неприхотливую родню.
А Тараська мычал на свою вечно зеленую опушку, как брошенный в кадушку козлокрад.
Так ему наказал делать Пудиевич Григ – потомственный засератель.
- Каждое утро, что прости - прощай, и не дай-то случая, чтобы пропустить.
Мычать должно велелось крепко, громко, страшно и так далее попеременно поднимая ноги в шароступах, как можно выше и не наглея для начала.
За что собственно, прохожие сладкожопы, мадлены, марлены, и их провожатые сутенисты, в лицах послепьяного жмотья, от срамного веда гульбищ, удрученно вертели вертелами указательных колец и должно быть быстрой ходьбе спасибо, терялись в просторах ветоши.
Старец Пинтий, собиравший грибцы неподалеку, увидав такого морозу брозды, ткнул в скворцовую дверягу с разбросу лаптев и намотался в зрители ко Тараську.
Понасмотревшись на истязателя мха на своей шараге, он где не промах, зарядил трубку позднего табачку с выспанкой и выдул запыхавшемуся врачевателю такую шнягицу.
- Ты, бы Тараська, жрал бы мох этот лучше каждое утро вдоволь, чем танцевать вокруг его. Оно и полезно то, и враз избавился бы от пасти этой. А эти прыжки с воями брось в ночник и вылей гусям. Расплодишь еще заразу эту, своим трепыханием на наши башни, а нам потом разгребать и несть всю дорогу.
Сели они с дедом за стол тогда, мха навернули отчасти крыши-то и запили бородянчкой. Вот и всех дел. Чё, уж, в самом-то... Было и небыло.