Такой, мужики, кандибобер вышел. Выдал я «Прыжок леопарда», да видно, поторопился. Слишком много претензий к себе самому. Решил править. А без нее, этой первой части, вторая и третья висят в воздухе. Судя по тому что получается, и их ждет такая же участь. Практически это будет новая книга. Если останется что-то от старого текста – то очень немного. В масштабах книги – процентов двадцать пять. Так что не обессудьте. Те, кто удовлетворены старой версией – новую можете не читать.
Глава 1 Вместо предисловия.
Атомная подводная лодка медленно поднималась из глубины. Чуткие щупальца сонара осторожно процеживали поверхность, наполняя динамик привычными звуками: посвистами касаток, скрежетом мойвеных стай и приглушенным стуком далекого норвежского берега.
— Тихо? — почему-то шепотом осведомился командир.
— Тихо, — так же шепотом отозвался акустик.
— Стабилизация сто метров… поехали!
Из приоткрывшегося контейнера к далекому солнышку радостно рванулся пластиковый шарик цвета бутылочного стекла, увлекая за собой тонкий стекловолоконный кабель.
Приснувшая на зябкой волне гагара с шумом рванулась в сторону от невесть откуда появившегося странного предмета.
Через долю секунды сработала система самоуничтожения. Радиобуй лопнул гулким пузырем, а лишенный плавучести кабель бережно втянулся на глубину.
Очередной сеанс связи прошел удачно. Любой командир БЧ-4, «отбарабанивший» свое с траверза Нордкапа, где все радиоволны сходят с ума, испытывает законное чувство гордости. Надежная все-таки штука — «Акула-2ДП».
Вслед за сигналом подтверждения из радиоприемного устройства «Каштан», как карта из рукава шулера, с треском вылетела серая лента с прожженной посредине черной неровной линией. Ее тотчас же подхватил шифровальщик и скрылся в своей «конуре».
— И слова доброго не сказал, паскудник, — лениво обиделся «бычок», — ну, что ж! Примерно с таким настроением и мы подпишем этому грубияну акт на списание этилового спирта.
Никто из них еще не догадывался, что лодке приказано поменять курс, что окончание «автономки» откладывается на неопределенный срок.
Точно такая же серая лента «всплыла на поверхность» и в Главном штабе Северного флота. Ровно через двенадцать секунд, что гораздо быстрей норматива, информация легла на стол командующего в виде уже расшифрованной депеши. Тот, не читая, пододвинул ее ближе к своему собеседнику и слегка прихлопнул ладонью, как бы подчеркивая весомость последних слов:
— Я понимаю, Виктор Игнатьевич, что ваша просьба равносильна приказу. Звонок из Москвы был. Не станем также принимать во внимание целый ряд отговорок, по которым я мог бы вам отказать. Износ механизмов, усталость людей и так далее… это старые песни. Я вынужден их исполнять в силу своей службы. Мы с вами солдаты и правильно понимаем значение слова «надо». Но все-таки, скажите мне просто, как человек человеку. Не слишком ли это, как бы помягче сказать, несоизмеримо? - нейтрализация атомным подводным ракетоносцем какого-то долбанного СРТ? Неужели у вас в конторе нет других вариантов?
Высокий гость удовлетворенно кивнул и в очередной раз закурил без разрешения.
— Варианты, адмирал, — удел математиков. А мы — практики с творческим складом ума. Скажу вам немного больше. Открою небольшую служебную тайну. Речь идет не о каком-то, как вы изволили выразиться, долбанном рыбачке, а о вполне конкретном человеке, который должен быть под моим полным контролем, прежде чем сможет оказаться на берегу. И честно признаюсь: нет у меня на сегодняшний день задачи важнее.
Тоже мне, Штирлиц, — мысленно усмехнулся хозяин обширного кабинета, — с начала визита ни разу не назвал меня по имени-отчеству. Забыл, наверное. Интересно, а как же он дальше будет выкручиваться? А вслух произнес:
— Он так опасен?
— Опасен? — как эхо повторил человек в штатском. — Несомненно, опасен. Но хуже всего другое. Он столь же непредсказуем. Информация, адмирал, не для широкой огласки. Я посвящаю вас в суть вопроса только лишь для того, чтоб вы тоже прониклись важностью предстоящей работы...
Виктор Игнатьевич помедлил, испытывающе посмотрел в серые глаза визави:
— Представьте себе человека, который знает принцип действия «летающей тарелки», три способа лечения рака. И вообще много чего знает. Подозреваю - что все. Представили?
— Как же, представил. Он небольшого роста, с огромными глазами навыкате. Ну, что там еще? – телепат… короче, «истина где-то рядом».
— Вот уж нет, товарищ командующий. Таких монстров в рыбаки не берут. Их сразу пускают под нож. Никакой он не инопланетянин. И даже не посланник из будущего. Уникум, о котором я говорю, рожден самой обычной, земной женщиной. Если верить анкетам и метрикам - от самого что ни есть среднестатистического советского гражданина. Чуть ли не алкоголика. Он – лукумон, Последний Хранитель Сокровенного Звездного Знания. Так он когда-то письменно сформулировал свою данность на этой Земле. Лично я в эти знания верю. Если отбросить все сверхъестественное, наш подопечный смог бы достичь вершин в любой сфере человеческой деятельности. Но скромничает. Довольствуется малым. Скрывает от окружающих свой нечеловеческий интеллект.
— Он что, нарушил закон?
— Обошлось, слава Богу, без уголовщины. Но сам факт его существования - это полное отрицание всех законов, в том числе - и физических. План операции я разрабатывал лично. В себе я уверен. Сбоев быть не должно. В противном случае (как ни цинично это звучит) я б предпочел, чтобы этот самый хранитель был похоронен на дне Норвежского моря вместе с «долбанным СРТ» и его экипажем. Да, товарищ командующий! Есть у меня полномочия отдавать и такие приказы. Но что-то заставляет воздержаться от столь радикальных мер. Что-то или кто-то...
— Чокнулся, — подумал адмирал, — точно чокнулся. Меньше всего он был готов к разговору на столь скользкую тему и совершенно не представлял, как вести себя дальше.
— Можно вопрос? — произнес он после некоторых размышлений. — Если не положено - можете не отвечать...
— Почему же? — улыбнулся человек в штатском. Он, видимо, хорошо представлял, что творится в смятенной душе адмирала. — Вам, — и еще раз подчеркнул, — вам постараюсь ответить.
— Вы сами встречались с ним… так сказать, лично?
— Мы не просто встречались. Мы даже какое-то время сотрудничали. Наши дороги пересеклись на одном из советских торговых судов. Он тогда был молодым практикантом и подрабатывал матросом-уборщиком. А я... Наша «фирма» предпочла морской способ доставки людей для выполнения одной деликатной работы за рубежом. Честно скажу, он нас тогда очень и очень выручил. А мне лично вылечил радикулит. Похоже, навсегда вылечил… тьфу, тьфу, тьфу!
Московский гость трижды постучал по столу костяшками пальцев и для чего-то добавил:
— Его, кстати, зовут Антон.
— Расскажите! — в глазах командующего наконец-то прорезался интерес.
Виктор Игнатьевич достал очередную сигарету, с удовольствием прикурил от фирменной зажигалки «Зиппо», откинулся на спинку мягкого кресла и взял в руки пепельницу, выполненную в виде диковинной рыбы, раскрывшей огромную зубастую пасть.
— Насколько я понимаю, адмирал, — начал он после некоторой паузы, необходимой для выполнения всех вышеуказанных манипуляций, — симптомы этой поганой болезни вам известны не понаслышке. Так вот, приступ был одним из самых жестоких, случавшихся со мной за все прожитые годы. Я лежал пластом в корабельной каюте, как говорится, в полной апатии. Тело даже в бессознательном состоянии не смогло избрать для себя положения, при котором боль не так ощутима. Его попросту не было. По малой нужде, как ни прискорбно признаться, «ходить» приходилось в раковину умывальника. И то ценою нечеловеческих страданий. А умывальник был в полуметре от койки.
Похожий на воробья судовой врач едва успевал пожимать плечами. Его гремучие мази, уколы реопирина, мешочки с горячей солью и прочее колдовство не только не действовали - мне, наоборот, становилось еще хуже. Старший группы уже ставил вопрос о моей эвакуации самолетом из ближайшего порта, чем очень озадачил Москву.
По «судовой роли» — официально заверенным спискам экипажа — я числился мотористом-газоэлектросварщиком. Уборка моей каюты не входила в обязанности матроса-уборщика. Но, учитывая мое беспомощное состояние, его прислал капитан. Так он и заявился: с пылесосом, ведром и тряпкой.
— Ваша каюта буквально кричит от боли, — заявил он с порога. — Если это радикулит, я знаю одно старинное народное средство. Такое, что через час будете прыгать. Если хотите, можно попробовать.
Я вышел из коматозного состояния только лишь для того, чтобы взглянуть на эдакого нахала. Парень как парень. Как говорят в разведке - без особых примет. С такими внешними данными без проблем допускают к экзаменам в разведшколу. Разве что лоб чуточку высоковат да серые глаза слишком умны.
— Ну что ж, попытайся, — сказал я без всякой надежды в голосе, — глядишь, у тебя что и получится...
— В чем я лично сомневаюсь, — закончил он за меня и весело рассмеялся.
Без особых усилий он поднял меня, как ребенка, бережно поставил на ноги в самом центре каюты, где, как он пояснил, «проходит силовой кабель электропитания грузовых механизмов». Потом опоясал меня куском медного провода, «в качестве заземления», и отступил к двери.
Перед моими глазами была только броняшка иллюминатора. Сил повернуться не было. Я не мог проследить за всеми его манипуляциями. Помню только, что поперхнулся от смеха, представив себе, как все это делалось «в старину». Крепостных мужиков с самодельной динамо-машиной, «лечебные» медные кушаки… и вдруг!!!
(Вы только вообразите мое состояние!) Вдруг я почувствовал, как теплые сухие ладони, минуя мою черепную коробку, мягко легли на полушария мозга! С перепуга мне померещилось, что я начинаю сходить от боли с ума.
— Успокойтесь! — сказал он тихо и буднично. — Ничего страшного не произошло. Сейчас я обойду мозжечок и вплотную займусь вашими болячками. Для начала уберем соляные наросты с шейных позвонков. Слышите, как они осыпаются?
Я все отчетливо слышал. Чувствовал, как чужие руки нагло хозяйничают в недрах моего тела. Это круче, чем стоять под ножом. Потрясение было столь велико, что даже боль отошла на второй план.
Это же надо! — говорил я себе. — Сопливый мальчишка играючи проникает в тренированный мозг разведчика! А есть ли гарантия, что он не сумеет прочесть там столь же легко то, что мною укрыто даже от себя самого? В любом случае — это опасность.
Он был наивен. Очень наивен. И еще не постиг нехитрую истину: нельзя в этом мире делать добро, не нажив за это сотню-другую лютых врагов. Впрочем, ему было только лишь девятнадцать...
— Сейчас будет очень больно, — заранее предупредил меня «народный целитель». — Я буду освобождать нерв, ущемленный между семнадцатым и восемнадцатым позвонками.
Боль вспыхнула в голове гигантским огненным шаром, но уже через мгновение лопнула, как радужный мыльный пузырь.
— Вот и все! — констатировал он не без гордости. — Эта операция называется «разрез». И я что-то не слышал, чтобы кто-нибудь после нее произносил вслух слово «радикулит».
— Спасибо тебе, парень! Как ты все это делаешь? — психологически контратаковал я.
Он заметно смутился, пробормотал под нос что-то нечленораздельное (типа «на вахту пора») и вышел вон, позабыв и ведро, и тряпку, и пылесос. Я вытер холодный пот и мысленно перекрестился.
Виктор Игнатьевич вдавил в пепельницу окурок, дотлевший почти до фильтра. Поднял глаза. — Впечатляет?
— Не то слово! Вот бы задействовать этого экстрасенса еще на один сеанс.
— А что, адмирал? - Это мысль! В случае успеха протекцию гарантирую. Антону в жизни везет. Иногда так, что волосы дыбом. Но я все равно уверен: мы справимся. Есть и у нас в кармане кое-какие козыри: выучка, опыт и дисциплина. За своих подчиненных я могу поручиться. А вы?
— Я бы хотел конкретики. Что входит в нашу задачу? – сухо спросил командующий и поскучнел.
— Командир АПЛ должен без проволочек выполнить любой приказ, который ему отдадут мои люди, - отчеканил Виктор Игнатьевич. - Выполнить так, будто он поступил от Министра Обороны СССР. Повторяю: любой приказ. Вплоть до торпедной атаки. – Что касается всех остальных, все, что от них требуется - это точность и полное отсутствие всяческой отсебятины. - Как говорил товарищ Андропов, «дурак — это полбеды; беда, — коль дурак с инициативой».
В чем - в чем, а в отсутствии инициативы тебе не откажешь, — мысленно отпарировал адмирал.
«Рыцарь плаща и кинжала» целым рядом направленных телодвижений стремился тем временем показать, что уже собирается уходить.
— Если вопросов нет, будем прощаться, — вслух подтвердил он свои намерения. — Дела. Рутина. Нет времени на небо взглянуть. Вам тоже не позавидуешь – хлопотное хозяйство. На досуге, если на таковой останется время, вот. Советую ознакомиться.
На стол легла тонкая стопка соединенных скрепкой листов папиросной бумаги, которую с самого начала беседы старый разведчик не выпускал из рук.
.— Эти записи изъяты при обыске одной из московских квартир, — пояснил он уже на ходу, предвосхищая запоздалые вопросы командующего. — Там объект всегда останавливался, когда приезжал в столицу. Судя по содержанию, он сам еще до конца не постиг всех возможностей своего феномена. Но сколь далеко он шагнул с тех пор? Это, разумеется, копии. Все, что удалось восстановить нашим специалистам.
Дурдом какой-то, — думал командующий, сопровождая посетителя до дверей. - Перестройка, гласность… теперь вот - экстрасенсы, хранители, колдуны... Погибает страна!
Он сдал неприятного гостя сопровождавшим его серым личностям. Облегченно козырнул на прощание. Попутно успел удивиться предрасположенности человека к мимикрии. Можно, оказывается, быть незаметным, не выделяться на общем фоне, если даже со всех сторон ты окружен флотскими офицерами, одетыми в парадную форму, выдержанную в черных и желтых тонах.
— Под паласом они сидели, что ли? — вслух удивился командующий, когда гости ушли насовсем.
Вернувшись в кабинет, он долго сидел за рабочим столом, обхватив руками тяжелую голову.
— Черт бы побрал этих гэбэшников! — выпалил он в сердцах. — Это же надо! Беседовали не более часа, а устал, как будто вагон кирпичей разгрузил. И, главное, не поймешь: то ли Ваньку валяет - то ли в самом деле что-то серьезное...
Перевалив все, что связано с этим мутным делом, на широкие плечи начальника особого отдела и дополнительно подтвердив его полномочия, командующий, наконец, остался один. Рука сама потянулась к рукописи, оставленной гостем на краешке рабочего стола. Через мгновение он скользил внимательным взглядом по волнам легкого, убегающего почерка.