Глава22, С ясного неба из повести Ясным днём... 2ч

               

( все даты в тексте – по старому стилю )

  Радуга выкатилась праздничным подарком, закольцевав землю с небом, а Крутоярово со всем остальным миром. Всё ненастье, с градом и ветром, ушло через радужные ворота в другие края и веси. Радуйся солнцу, пахарь, и майскому дождю. Три весенних дождя, как три награды для хлебороба.
 
  Только хлебороб не рад, а печален, и тащится по раскисшей земле, по выбитой градом озими к зеленеющей полоске поля. «Господи! Помилуй мя! Неужто?..» За проливной завесой града и дождя не всё увиделось сразу. А оно – вон как: полосой прошёл град. Отгрыз себе ломоть от озимой пшеницы Погореловых, как ордынец свой ясак, и ушёл в Дикое поле, нахлебник и разоритель.

  И снова заплакал Гаврила. Упал на шёлковые зеленЯ, обнял землю и заплакал: «Спасибо тебе, Господи! Спасибо тебе, вседержитель и спаситель!»
  Ещё бы! Где найдёшь сейчас семена на пересев? Да и потом: озимая пшеница – не чета яровой. Она – ранняя, дорогая, доходная. Ведь сколько в неё уже вложено: тройная вспашка, унавоженная земля, вымоченное в специальном растворе зерно… И вдруг… Благодарствую, милостивый: увидел и отвёл беду.

  Гаврила встаёт грязный, счастливый и идёт к началу поля. Как у других? Кого зацепил град? Когда печаль на всех – одному легче. На миру и умереть не страшно, а уж перебедовать вместе… Посветлело на душе, и о других стал человек думать.
  - А где Емельян? -  спрашивает он у Даши.
  Даша уже поняла, что о причине её слёз отец не догадался, принял за сочувствие себе; уже успела привести свою душу в порядок и равновесие.
  - На картошке, ждёт.
  - А почему? Что…
  - Ладно, ладно. Я торопилась. Я поехала.
  Даша садится на мешок, брошенный в телегу:
  - Поехали, Бублик!
  - Я – тоже,- говорит Данька и забирается в телегу к Даше.
  - Ты останься! Что вам там втроём делать? Сохи завтра забираем.

  Вот за это, спасибо, папаша, думает Даша. Что же я, бесноватая, наделала? Куда он сейчас? Как он там? Уж извиняйте девку-дуру! У кого жена прямая, у меня – горбатая…
  Она увидела Емельяна идущего по дороге к селу. Догнала, остановила Бублика
  - Садитесь, Емельян Батькович!
  У Емели под мышкой мешки из-под картошки, он хмур, несколько секунд размышляет и садится в телегу.
  - Еремеевич.
  - Что?
  - Емельян. По батюшке – Еремеевич.
  - Емельян Емере…, Емельян Еме…, - Даша сбивается и неожиданно заливисто смеётся. -
   Садись, Емеля, моя потеря! Так лучше?
  Теперь и Емеля улыбается.
  - Ты – как жаворонок, - говорит он, - звонкая.
  - Так бери меня, для тебя петь буду! – и, заметив, что Емеля нахмурился, добавила,- всё, всё. Не буду.
  Емеля забирает вожжи у Даши:
  - Не гоже так: баба правит.
  - Так – правь! – со значением говорит Даша. – Бери вожжи - и правь!
  - Куда? – спрашивает Емеля. – Домой?
  - Нет, Емельян Еремеевич. Папашу с Данькой заберём.

  А дома, во дворе, когда распряглись, напоили коней и задали им овёс, Емельян и бухнул, как обухом:
  - Отпустите меня, Гаврила Пантелеевич.
  - Да может пообедаешь с нами, -  не понял Гаврила.
  - Да, нет, благодарствую.
  - Щи зелёные: с молодой крапивой и щавелем, - услышала разговор Аграфена.
  - Нет… я… - не знал Емеля, как выйти из затора. – Я не об… том… Работать… не буду.
  До Гаврилы, наконец, дошёл смысл отказа Емели.
  - Тебя, что – градом прибило?
  - Гаврила Пантелеевич, ну что вы… Сев закончился…
  - А мы как договаривались?
  - Ну, договаривались…
  - В этом году мы отсеялись, как никогда рано. Мы забыли о том, что град в наших краях - через год. В прошлом году его не было.
  - Гаврила Пантелеевич!...
  - Нет, ты слушай, Емеля, моя неделя! Град ещё придёт и не раз. И если сейчас озимь не побил, то потом будет ещё жальче. Надо сейчас под пар гнать землю, готовить. А не осенью. Неизвестно, сколько пересевать придётся. Где брать семена? Где брать деньги?
  - Не невольте, Гаврила Пантелеевич. Вспашку вы и сами проведёте своей чудо-сохой, вон сколько дней впереди. А то, что летом градом побьёт, то не поправить. Не дай бог, конечно.
  Емеля перекрестился.
  Прав Емеля. Сколько ты, Гаврила, не горячись – прав он. Успокойся. Баню готовь.
  - Что делать будешь? – спрашивает Гаврила.
  - Земство школу затевает строить здесь. Вот, каменщиком пойду.
  - Я не могу с тобой расплатиться сейчас, ты понимаешь.
  - Понимаю, - говорит Емеля. – Я не тороплю. Не поминайте лихом.
  И – пошёл.
  - А может, баньку, а?
  Емеля не обернулся.

  Баня сегодня долго не набирала жару.

  А в избе, в девичьей комнатке, Даша долго душила подушкой свои рыдания.

  Господи, помоги людям…