Борьба с пробками две миниатюры

Алексей Богословский
Борьба с пробками

Ванька Малышев возвращался домой на трамвае. Трамвай бодро проехал полпути до остановки и застрял в пробке. Пассажиры равнодушно смотрели на крыши иномарок. Скука! Ванька подумал, что порядочные люди должны возвращаться домой только в иномарках. Сиденья мягкие, кондиционер работает, курить разрешено, никто не мешает достать из бардачка еду и поужинать. В трамвае ужинать неудобно. Правда, есть проблемы со чтением за рулем, но что за дрянь читают в современном трамвае?! Лучше быть сидящим дураком, но с иномаркой, чем стоять в трамвае как в оплоте культуры. Время летело, дышать от гари на улице становилось всё труднее. Город жаждал дождей, а дождей не было. Пассажиры роптали. Машины гудели. Голова кружилась.
Неожиданно в салоне трамвая из динамика раздался голос вагоновожатой:
«Пассажиры, вы за свободу и выбор или за пробки?»

«Свобода и выбор!», - с трудом выдохнуло несколько человек рядом с Малышевым.

«Не слышу!», - повторил женский голос.

«Свободу и выбор!», - начали скандировать пассажиры сперва неуверенно, а затем всё решительнее и дружнее.

«Хорошо, товарищи», - сказала вагоновожатая. – «Сделаем выбор – летим или дальше будем стоять в пробке. Погода сегодня неплохая, видимость пока хорошая. Через час будет поздно. Дым от машин сгустится. ГАИ над ближайшей крышей остановит, прикажет садиться, а сесть некуда, везде пробки».

«Летим», - закричали пассажиры. – «Летим, пока не поздно».

«Хорошо», - бодро ответил женский голос. – «Летим, пристегните ремни, кто может. Остальные могут затянуть ремни потуже. Вам не привыкать».

Трамвая зазвенел, покачнулся и плавно пошел вверх. Сперва он набирал высоту осторожно, Ванька даже не заметил, трамвай ли поднимается, или крыши машин стали потихоньку опускаться, затем трамвай поднялся метра на три, чуть-чуть сдал вбок и медленно полетел вперед. С места, где стоял Малышев, стали видны окна и интерьеры квартир соседнего дома. В ближайшем окне на подоконнике лежала кошка и уныло разглядывала трамвай. Трамвай взял ещё выше, но аккуратно. Уши чуть-чуть стало закладывать, но именно чуть-чуть, как в скоростном лифте. Из окна подуло более чистым воздухом. Летим! Летим! Ещё немного, и пассажиры оказались выше крыш многоэтажек. Открылся прекрасный вид над вечерним городом. Пространство над Москвой удивило свободой и безлюдностью. Внизу гарь, пробки, а здесь пустота, только в стороне куда-то на окраину торопливо летел одинокий Икарус. Ваня смотрел и искал глазами крышу родного дома. Но крыши новостроек были слишком похожи, Ваня растерялся и не заметил. Через пять минут полета трамвай оказался над разворотным кругом у конечной остановки и начал снижаться. Посадка прошла удачно. Пассажиры немедленно разделились на две партии. Одна радостно выскочила из трамвая, другая приготовилась ехать обратно к своим остановкам. Ванька подошел к кабине вагоновожатой: «Извините, а моя остановка?» «В режиме полета она не предусмотрена», - буркнула женщина и занялась своими делами.

Обозленный Ванька Малышев вышел из трамвая, глубоко вздохнул и полетел к себе. Лететь в одиночку было куда труднее, портфель с бумагами тянул куда-то вбок, от напряжения Ванька потел и пот стекал на глаза. Только природная внимательность помогла Малышеву увернуться от летящего навстречу поезда метро и плавно пойти на посадку к родному подъезду.



Эпоха большой нелюбви (по Макаревичу)
 
 Малышев проснулся от кошмара. Ему приснилось, что он стал экстрасенсом. В принципе, каждый имеет право стать экстрасенсом или объявить себя экстрасенсом. Последнее даже удобнее и доходнее. А во сне каждый может мнить себя хоть Наполеоном, хоть Путиным. Причину кошмара Малышев никак не мог уловить. Он потянулся и посмотрел в окно. Прекрасное воскресенье, прекрасная погода. Ванька сел на кровать, почесал затылок и подумал, что ничего необычного вокруг нет. Бывает, присниться этакое... Весь в задумчивости, Малышев пошел бриться, взглянул в зеркало и вздрогнул - лицо прежнее, а чувство, будто он стал экстрасенсом вернулось с прежней силой. Малышев чуть не выронил безопасную бритву от растерянности. Ему показалось, будто в своих глазах он увидел нечто незримое, лезущее прямо в его душу. Как такое могло случиться, что он сам собственными глазами полез себе в душу и увидел нечто незримое, Малышев не понял. - Ладно, чего стоишь? Брейся, дурак, всё равно ничего не скажу, - услышал Ванька внутренний голос и послушно стал бриться. Снова успокоился Малышев только за завтраком.

После завтрака предстояла прогулка, естественно, по магазинам. Полагалось закупиться на рабочую неделю. Прямо у подъезда Малышев почти столкнулся девушкой лет.  В глазах её Малышев увидел дискотеку, самодовольные лица парней, пиво и ещё что-то, подозрительно смахивающее на порнуху. - Как она что-то видит вокруг? Похожее, она ничего не видит! - почему-то подумал Малышев и на всякий случай сделал шаг в сторону, пропуская её мимо себя. Дальше начался полный кошмар. В глазах встречного мужчины Малышев увидел целый конфликт с какой-то женщиной, не закрывшей ему наряд на ремонтные работы, якобы, просто из вредности, мол, и так много заработал в этом месяце. Далее последовала сцена выяснения отношений с домашними. У следующего мужчины в глазах Ванька увидел небольшой кухонный столик и чуть не сблевал. Путинка с Очаковским вызвала невольные спазмы в желудке. И снова возникло ощущение, будто встречные не видят друг друга из-за всяких картинок в глазах и расходятся мимо случайно. Вот, сейчас им повезло, а в следующий раз не повезет. С особым страхом Малышев переходил дорогу к Седьмому континенту. Он и раньше опасался шальных автомобилистов. А теперь выждал особо большого просвета между машинами и судорожно перебежал дорогу, пытаясь случайно не увидеть глаза водителей.

В магазине было особенно тяжело. Продавщица его не видела. В её глазах был грязный кишлак и обозленность на родных, которым она высылала деньги и ещё какая-та азиатская морда, видимо, любовник. Любовник был нищий, жадный и не хотел тратиться на съём отдельной квартиры. И квартиру, и продавщицу он хотел иметь только напополам с братом. Каждый человек ничего не видел, кроме того, что видел у них в глазах Малышев. Продукты покупатели брали чисто машинально, правда, кое-кто иногда замечал товары на полках, но Малышев быстро сообразил, что это вызвано чувством голода. Полюбовавшись на очередной кишлак и очередного любовника в глазах кассирши, Малышев поплелся домой. Войдя в ванную, он снова посмотрел на зеркало, пытаясь вычитать, когда он перестанет быть экстрасенсом и услышал прежний голос - дурак, все-равно не скажу.

Тоскующий Малышев включил телевизор. В телевизоре возникло лицо Макаревича, он раскланивался аплодирующей публике и не замечал её. Потом оркестрик заиграл и Макаревич бодро запел: "Не надо прогибаться под изменчивый мир, однажды мир прогнется под нас..." В глазах у Макаревича Малышев увидел отличные интерьеры квартиры, пляжи, плавание с аквалангом, кредитку Мастер кард, выяснение отношений с продюссером, молоденьких, грудастых девиц и массу полезных связей. В какой-то момент Малышев увидел Медведева, ео протянутую руку и физически ощутил, как подобострастно и инстинктивно согнулась шея Макаревича. Малышев выключил телевизор, вспомнил, что завтра ему идти на работу и смотреть в глаза сослуживцам и начальству. От ужаса Малышеву захотелось взять больничный, но тот же внутренний голос сказал - и не пытайся, ты слишком здоров. - Да, здоров, - невольно ответил Малышев и понял, что начал заговариваться.