Scatterbrain
В десятибалльный шторм я вышел из дома. Растерян. Потерян. Не понятый самим собой. Деревья безумным гулом воют вокруг меня, неистовым танцем раскидистые руки-ветви развевая. Птицы, в несчастном крике раскрыв клюв, сносимы ветром, еле живы. Серая краска опрокинута с облаков, свинцовые капли орошают цвета яркие, цвета сочные. Выкручивается проржавевшая ручка контраста рукой всемогущей, солнце гаснет и лучи с хрустом ломающихся костей рушатся об пелену блеклого сознания. Не мертв, нет. Жив, но спящий, во сне светло-графитового цвета. Окружен мыслью навязчивой как идея, бреду по засыпанной вчерашними заголовками вене улицы. Почему нет машин, где люди. Что за фигуры в черных бесформенных плащах. Где лица, что за размытые пятна под волосами. Графитовый водопад растерянно низвергается из черной дыры, открытой рассеянно по ошибке. Или намеренно. Свет гаснет, черный бархат занавеса гулко и трескуче покрывает сцену. Лишь рассеянно бреду я по заголовкам, водоворот бесцельных пуль мне Паспарту. в сером море шкипером покинута утлая лодчонка, сломаны весла, дыра раскрылась и поглощает надежду. Твои строки останутся под грифелем карандаша, под столбиком курсора там, где раньше пылился бронзой твой шанс. Силуэт заметается, бушует ураган, пролетела мимо мутных глаз правдивая фраза. Живи.
Asphyxia.
Темно, темно и грязно. Впотьмах спотыкаюсь об предметы, хрустит под ногами. Что – лучше не думать. Больно ударился, раздался бронзовый гул – наверное, огрызок трубы. Саднит. Пахнет сыростью, затхлый воздух не лезет в легкие, одышка. Света нет абсолютно, словно попал в бункер под землей. Дрожащей рукой нащупал на стене рычажок выключателя. Щелкаю. Заедает, но с третьей попытки на потолке судорожно заморгала тусклая лампа. После долгого пребывания в темноте свет больно режет глаза, темные пятна, щурюсь. Прозрел. Комната узкая, три двери, мусор, старые газеты, вчерашние заголовки. Стул, обычный, ржавый. Ноги подкашиваются, кажется, я пару суток не спал. Обрушиваюсь на стул, тот жалобно скрипит, я кладу локти на колени, прячу лицо в ладонях. В глазах режет, словно в них песок. Провожу рукой по волосам, отдергиваю. Волосы грязные, немытые много дней, жирные. Рука теперь с мерзким ощущением, вытираю об джинсы. Как же я мог так потеряться. Как же я мог засунуть себя сюда. Погребенный под слоем обрывков мыслей, хвосты которых голым пухом реют где-то надо мной. Двери. Одна хорошая, железная, новая, с тремя замками и глазком, удобно смотреть в подъезд. Там еще все кажется таким искаженным. Я отсюда пришел. Смешно. Вторая межкомнатная, из приятного светлого дерева. Ручка с позолотой. Незамысловатый геометрический узор резьбой. Третья – безликая. Не смотрю. Подул ветер. Откуда здесь ветер, я под землей. Или еще где-нибудь. Стул исчез, я упал. Больно, пол холодный, какое-то стекло. Порезал ладони. Встаю. Иду к деревянной двери, пишу кровью, капающей с мизинца. «Проснись».
Insomniac
Когда долго не спишь, создается ощущение, словно свет возненавидел тебя. Солнечный свет ест воспаленные глаза как кислота, все предметы в итоге окружены белым ореолом и все вокруг так сюрреалистично. Шатаюсь, сажусь на край крыши. Сверху – свинцовое небо и разрезающий его злобный диск солнца. Сквозь волосы, сквозь ладони эти назойливые лучики пробираются к глазам и начинают их глодать. Хочется кричать, пересохшие губы раскрываются, но тишина. Ничего не могу сказать. Внизу – улица, заброшенная и одинокая. Стоит покинутая машина, бережливо закрытая. Это Форд Англия, небесно-голубого цвета. Крыша немного ржавая, но этот приятный светлый оттенок еще сохранился. Ни вперед по улице, ни назад нет ни души, ни машины – вообще ничего. Ветер лениво катает пустую алюминиевую банку. Впереди – каменный забор с чугунной решеткой. Мраморные ангелы на столбах лукаво смотрят и слишком хитро ухмыляются. Для ангелов.
Отвожу взгляд. Бессонница – замечательный ингибитор мыслей. Они становятся такими ленивыми, неповоротливыми и вязкими как сгущённое молоко. Одна может тянуться долгие-долгие часы, а затем незаметно для всех перетекает в другую.
Как обостряются чувства в бессонницу. Где-то совсем рядом каркнула ворона, я резко обернулся, чуть было не сорвался с крыши. Этот звук ударил по ушам так сильно, словно птица сидела у меня на плече. Потом этот неприятный крик еще долго будет гулять по моей голове как резиновый шарик по замкнутому пространству – отскакивая от стенок, но при этом причиняя приглушенную боль.
Бессонница – всегда одиночество. Нельзя не спать вдвоем, это неверно, и это уже не бессонница. Наедине с собой, своим страданием от не сна и со своей собственной философией. Громко звучит, но у каждого она своя. Каждый сам взвешивает все в этом мире на своих собственных весах. Интересно, как другие люди представляют свои весы вещей в этом мире. Мои, например, представляют собой аптечные, но чуть покрупнее. Латунные, они приятно блестят начищенной золотой поверхностью. Две чашечки, всегда чистые. Следы крови, грязи и иного с них исчезают мгновенно, растворяясь и в памяти. И не было ничего такого. А под весами – два маленьких ящичка, деревянные, с золотой ручкой. Каждый раз, когда наступает момент Икс, и необходимо решить дилемму, эти ящички тяжелеют. В них появляются ценности. Я с приятным уютным скрипом открываю ящичек, достаю пинцетом ценность и опускаю на чашу весов. То же самое и со второй. А потом стрелка указывает, что же тяжелее. Что перевешивает. Весы откладываются, а решение принято.
Я открыл глаза. Солнце не стало милосерднее за короткие мгновения моего забытья. Самое ужасное в бессоннице, что организм уже сопротивляется этой прихоти. Отключается сознание, но сон не приходит. Тщетные попытки.
Я оборачиваюсь. Эта несуразная дверь из светлого дерева с витиеватой резьбой. Откуда тут она? Я не помню, чтобы я через нее входил. А что вообще я помню, после стольких дней без сна. Сознание – громоздкие, монументальные песочные часы, которые сами по себе медленно крутятся, не дожидаясь, пока все валуны упадут. А между валунами крошатся мысли, и все забывается.
Я закрываю глаза, представляю приятную шероховатость бумаги. Представляю, как беру гладкое ониксовое перо. Макаю в хрустальную чернильницу. Вывожу спокойной и не дрожащей рукой.
«В чувстве вины страшно не чувство вины, а чувство беспомощности».
Конверт. В плаще, внутренний карман.
Проваливаюсь опять.
Когда же.
Сон. Вздох. Зеркало на потолке. Лиловые глаза.