Авантазия

Написано по мотивам "Avantasia:The Metal Opera" Тобиаса Саммета. Персонажи, сюжет, названия песен (глав), а так же цитаты из песен принадлежат Тобиасу Саммету.


Часть I

PRELUDE/Предыстория

Майнц, 1602 г. н.э.
Солнце стояло над горизонтом уже несколько часов. Габриэль Лейманн, юный послушник Доминиканского ордена в Майнце, вышел за ворота монастыря и чуть прищурился от яркого солнечного света. Настроение у него было, как всегда, превосходное, но к извечному оптимизму, который черпался из утренней молитвы, примешивалось немного холодящее чувство, напоминающее страх. Хотя это, безусловно, было не самим страхом, а только легким, едва заметным намеком на него.
 Так началось утро, примечательное лишь тем разве, что Габриэля в первый раз пустили одного в так называемую «башню ведьм». Заметное повышение! Старый наставник брат Якоб в последнее время был им очень доволен, особенно после суда над Эльзой Фоглер, девушкой, которую обвиняли в чтении языческих манускриптов. Якоб, вместе с юным послушником отвечающий за душу Эльзы, был так поражен чувствительностью, проявленной Габриэлем, что его просто распирала гордость за своего ученика. За это тот и удостоился награды… Но кто бы мог подумать, что поход в башню ведьм перевернет все с ног на голову.
 Сейчас, поздним вечером того же дня, Габриэль беспокойно ходил взад-вперед по темной келье, то подходя к двери, то снова отступая. Тревога и страх невыносимо пытали все его существо, попытки сколько-нибудь связно произнести хоть одну молитву одна за другой потерпели сокрушительные неудачи. Дрожащие руки не могли даже как следует держать крест.
 Наконец, отчаявшись дозваться до Бога привычным путем, Габриэль остановился в центре кельи, и, вскинув руки к потолку, в отчаянии воскликнул:
– Господи, почему?! – и снова заходил от окна к двери и обратно. Вопрос к Богу на сей раз был чисто риторическим, но без внимания не остался: в соседних кельях возмущенно закашляли, напоминая легкомысленному послушнику, что вечерняя молитва – действо тихое. Впрочем, Габриэль не обратил на это внимания. Ему не терпелось дождаться, когда все в монастыре, наконец, стихнет, и солнце опустится. Только тогда, быть может, ему удастся найти брата Якоба и хоть немного успокоиться.
 В ожидании этого момента он сел на кровать и, стремясь скоротать время, в сотый раз стал вспоминать о походе в башню ведьм. Теперь он готов был поклясться, что то необычное, холодящее чувство, посетившее его по дороге, было предзнаменованием. И почему он раньше об этом не подумал! Хотя, что могло от этого измениться?.. Уменьшился бы шок? Едва ли.
Снова и снова Габриэль прокручивал в памяти тот момент. Вот он открывает одну из дверей, чтобы проверить заключенную… И, застыв в изумлении, не может оторвать от нее глаз. На холодном каменном полу, едва прикрытым соломой, лежит девушка, слишком дорогая Габриэлю, чтобы он мог не узнать ее. Анна Хельд! Его сводная сестра, ставшая почти родной в далеком детстве. Габриэль всегда с теплом и грустью вспоминал момент, как он, девятилетний мальчик, собирающийся присоединиться к доминиканцам, прощается с сестрой, обещая ей, что они обязательно встретятся снова. Но чтобы так! Это ошибка, этого не может быть, ведь Анна совершенно точно не может быть ведьмой… И, хотя любой монах сказал бы Габриэлю, что тот еще слишком юн и ничего в дьявольских проделках не понимает, юноша был уверен в своей правоте. Образ сестры, ослабевшей настолько, что она не смогла даже узнать когда-то горячо любимого брата, с той минуты наотрез отказывался покидать его мысли.
Впрочем, в рекордные для себя сроки пережив и потрясение, и растерянность, и все чувства, возникшие вследствие шока, Габриэль, покинув башню, придумал, что надо делать. Нужно пойти к своему наставнику и рассказать ему все, как есть. Брат Якоб обязательно поможет.
 После того, как Габриэлю пришла в голову эта, без сомнения, светлая мысль, он несколько раз обегал весь монастырский двор, но, к своему праведному ужасу, нигде не мог найти старого монаха. Тогда, немыслимым усилием воли подавив свои чувства, Габриэль решил дождаться вечера и пойти в библиотеку. Он знал, что Якоб, освободившись от своих обязанностей, порой просиживает там ночи напролет. Так что оставалось только дождаться вечера.
 Габриэль в очередной раз тяжело вздохнул и глянул в сторону маленького окошка. Солнце никак не хотело заходить.
 Послушник снова встал на ноги и прошел надоевший путь от окна до двери и обратно. Его так и подмывало еще раз наведаться в башню ведьм и посмотреть на Анну, но он отдавал себе отчет в том, что визит туда в такое время, да еще и не по указанию брата Якоба, может повлечь серьезные неприятности для них обоих. А при таком исходе наставник вряд ли согласится помочь Габриэлю.
 Но ожидание не может быть вечным, и вот, наконец, солнце зашло за горизонт ровно настолько, чтобы имело смысл попытать счастья застать Якоба в библиотеке.
 Габриэль, с трудом подавляя дрожь нетерпения и неизвестности, нарочито медленно покинул свою скромную обитель. Потом не выдержал и со всех ног понесся по темным коридорам монастыря. Вскоре он уже пытался отдышаться перед дверью в библиотеку. Сердце его колотилось как сумасшедшее, но Габриэль почему-то снова медлил, тупо глядя на тяжелую дубовую дверь.
 Что, думал он, если все окажется тщетно? Что он тогда будет делать? Но нет, разве можно сейчас думать о себе, – спохватился Габриэль. Он вспомнил свою сестру, лежащую на холодном полу темницы, и в нем мигом вскипела кровь. Юноша резко распахнул дверь, выкрикивая имя своего наставника… Споткнулся о порог и растянулся на полу.
 Не могло не обрадовать, что брат Якоб и впрямь находился в библиотеке, однако Габриэлю показалось странным поведение старого монаха. Конечно, вторжение ученика было не самым тихим, но к чему так быстро захлопывать книгу и торопливо запихивать ее на полку? В конце концов, чтение книг не запрещено, а тут Габриэль как будто застал Якоба за каким-то преступлением.
– Это я, – поднимаясь с пола, сообщил Габриэль, что было излишне.
– Ты не ушибся? – он отметил, что голос наставника звучит так, словно обладатель его изо всех сил старается сохранить спокойствие. – Нужно быть аккуратнее.
– Да… Извини, я просто очень хотел с тобой поговорить, – потер ушибленное место Габриэль и уставился на полку, на которой брат Якоб поспешил спрятать книгу.
 Но старый монах, словно специально, встал из-за стола и встал напротив Габриэля, заслонив собой обзор.
– Ты выглядишь встревоженным, – заметил он.
– Наверное… А что там за книга? – никак не оставляло любопытство Габриэля.
– Не думай об этом, – отрезал Якоб. – Это запретная книга. Ее конфисковали у ведьмы. Она опасна.
– Простите, – промямлил Габриэль. – Я… просто… я не о том…
– Ты сам не свой. О чем ты хотел поговорить? – Якоб подошел к ученику, обнял его за плечи и, подведя к столу, усадил за него.
 Повисла короткая пауза. Якоб не сводил с Габриэля участливого взгляда, и у того вдруг встал ком в горле.
– Я сегодня ходил в башню ведьм, – наконец, кое-как выговорил Габриэль. Еще немного помявшись, он продолжил: – И там…
 Тут его словно прорвало, и он выложил своему наставнику все от начала до конца. Как его посетило необычное чувство – Габриэль почему-то придавал этому очень большое значение – как вошел внутрь, как увидел и узнал Анну… Как вместе они проводили время в детстве, как прощались перед уходом Габриэля – она не может быть ведьмой, лепетал он, этого просто не может быть. Он вставлял эту фразу через каждые несколько слов – ему казалось, что торопливый рассказ о прошлом звучит совсем неубедительно и даже жалко. Мало ли сжигали на кострах родственников правоверных!
 Однако здесь Габриэль тревожился зря – брат Якоб выслушал его с преувеличенным вниманием и отнесся к сбивчивым речам со всей серьезностью. Когда юноша с грехом пополам закончил, он решительно сказал:
– Раз все так, как ты говоришь, я постараюсь сделать заключение и суд над этой девушкой как можно мягче, пока мы не узнаем, виновна она или нет.
– Спасибо! – немного приободрился Габриэль. Он знал, что от тела, в котором предположительно поселился дьявол, иногда неделями пытаются добиться признания, причем самыми ужасными способами. Теперь можно хотя бы надеяться, что Анну это затронет в меньшей степени… Ведь разве может в ее душе поселиться дьявол! – в очередной раз подумал Габриэль, и в очередной раз засомневался. Действительно, что он понимает в колдовских делах?
– Знаешь, – подумав, сказал брат Якоб. – Пожалуй, я начну с того, что разузнаю, нет ли здесь какой-нибудь ошибки, ведь и такое возможно.
 Габриэль молча наклонил голову в знак бесконечной признательности, а его наставник, улыбнувшись, ободрил ученика и, пожелав ему спокойной ночи, удалился. Спустя пару минут Габриэль встряхнулся и тоже вернулся к себе.
 Однако этой ночью сон не шел к нему. Что происходит? Почему брат Якоб так испугался, когда его застали за чтением книги? Неужто от удивления? Нет, едва ли. От удивления он мог вздрогнуть, но вскакивать на ноги и торопливо запихивать книгу, причем запихивать так, что ее потом вряд ли кто-то обнаружит? Тогда почему? Нет причин так торопливо ее прятать, куда логичнее аккуратно отнести ее в сторонку… Пусть даже это действительно какая-нибудь особенная, опасная книга. Может, даже языческая, одна из тех, что конфисковали у Эльзы Фоглер, ведь это она была последней осужденной. Габриэль был вовлечен в судебный процесс, но никогда не видел книг, в чтении которых обвинялась ведьма.
 И вдруг Габриэлю пришло в голову, что если Эльза и впрямь была колдуньей, то, возможно, ее книга поможет ему понять, виновна Анна или нет. Или все-таки не поможет? Может, ему просто попытаться спасти свою сестру… С другой стороны, он и так уже попросил помощи у Якоба.
 Габриэля разрывали противоречивые мысли. То ему казалось, что книга может помочь в спасении Анны, то он был уверен, что саму мысль об этом ему внушил Змей-искуситель. В конце концов, это была просто книга, которую он мельком увидел в руках брата Якоба.
 Но, как бы то ни было, спустя несколько часов Габриэль все еще бодрствовал. Еще через некоторое время он совсем отчаялся уснуть, и, спустив ноги с кровати, торопливо объяснился перед Господом. У юноши не было никаких сомнений в том, что его действия оправданы, поэтому молитва была краткой. А после нее Габриэль тихонько покинул свою келью.
 До библиотеки он добрался без приключений – весь монастырь был погружен в глубокий сон. Тяжелая дверь также отворилась безо всяких помех, и на этот раз Габриэль превзошел самого себя – переступил порог, а не споткнулся об него.
 Книга обнаружилась на той же полке, где ее оставил брат Якоб. Тут не было ничего удивительного – ведь монах ушел из библиотеки перед Габриэлем, и, видимо, больше не возвращался.
 Габриэль воровато огляделся и, громко сглотнув, взял в руки увесистый том. Он уже успел подумать о том, что если в книге заключены какие-нибудь темные силы, он достаточно верит в Бога, чтобы устоять перед ними, поэтому волнения чуть поубавилось. Его заменил сначала детский восторг, потом на смену пришло некое благоговейное чувство…
 Книга казалась не просто старой, а воистину древней! Сильно потертая кожаная обложка, какая-то странная металлическая пластинка золотистого цвета, хитроумно зафиксированная сверху. Потемневшие от времени плотные, даже тяжелые страницы.
 Габриэль с великой осторожностью открыл книгу и… разочарованно вздохнул. Она была написана на неведомом ему языке. Читаемыми были только чьи-то заметки, сделанные между строк, но и они оставались для Габриэля полной загадкой.
– Что за чушь, – пробормотал он, читая очередную заметку.
 «Все дороги ведут в Рим. Семь времен – один путь к тому, что ведет в мир нашего воображения».
 Может, кто-то и мог понять эти записи, но уж точно не Габриэль. Поэтому, тяжело вздохнув, он, почти отчаявшись, вяло продолжил листать книгу в попытке найти хоть что-то вразумительное. Но попробуйте найти что-нибудь понятное, когда читаете книгу, написанную на незнакомом языке! Тем не менее, как это ни странно, вскоре усилия Габриэля были вознаграждены.
 В самом конце книги нашлось письмо, вложенное между страниц. Написано оно было неким Лугайдом Вандроем, а адресовано Эльзе Фоглер!
 У Габриэля перехватило дыхание. Наконец-то он узнает, что это за книга! С замиранием сердца он развернул письмо и погрузился в чтение…
 Через несколько минут Габриэль отрешенно покачал головой. Загадочный Лугайд Вандрой очень вежливо писал Эльзе, что ему удалось выяснить, что она купила книгу у какого-то галльского торговца. Но он, автор письма, утверждал – книга принадлежит ему! Она была украдена у него несколько месяцев назад. Посему в середине лета Лугайд навестит Эльзу, чтобы выкупить книгу. На этом отправитель распрощался, оставив Габриэля в полном недоумении. Он был смущен – ведь он рассчитывал прочитать о чем-то, связанном с колдовством, а попал, можно сказать, на рядовую записку.
 С очередным вздохом разочарованный Габриэль водрузил книгу на место и поторопился вернуться к себе, где вскоре забылся тревожным сном. В дремоте ему по неким неизвестным причинам непрестанно виделись яблоки – навязчивый, бессмысленный сон… Но предзнаменованием юноша его не счел. А зря.
 На следующее утро, которое наступило для Габриэля около полудня, первым его осознанным действием была сумасшедшая пробежка до фонтана. Послушник был охвачен паническим ужасом и в течение получаса тщетно пытался отмыть черные следы, неизвестно откуда появившиеся на его пальцах. По пробуждении он сразу заметил их и с трудом мог контролировать себя от страха. Неужели его настигла «черная смерть»? Одна только мысль об этом буквально сводила с ума. Он тер и тер почерневшие пальцы, оглушенный биением собственного сердца.
– Доброго утра, Габриэль, – раздался вдруг голос за его спиной.
 Габриэль, растерявшись от неожиданности, враз забыл о своих страхах и обернулся. Перед ним стоял брат Якоб – судя по всему, во вполне миролюбивом настроении.
– Извини, что я так странно вел себя в библиотеке минувшей ночью, – голос Якоба звучал спокойно и приветливо.
 У Габриэля отлегло от сердца – Якоб не сердился на него. Хотя, на что ему сердится? Ведь, когда юноша зашел в библиотеку, он не знал о том, что наставник читает что-то секретное. Однако…
 Якоб вдруг нахмурился.
– Ты был в библиотеке без разрешения?! – вскричал он, указывая на руки своего ученика.
 Габриэль побледнел, поняв, что за чернота не сходила с его пальцев. Выходит, это сделали специально, чтобы книгу не смог прочитать посторонний!
– Ты злоупотребил моим доверием! – в ярости продолжил Якоб. – Ты прочел запретную книгу! Ступай в часовню и моли о пощаде!

REACH OUT FOR THE LIGHT/ПРОЗРЕНИЕ

 В странном полубредовом состоянии Габриэль снова и снова прокручивал в голове произошедшее. Множество вопросов буквально раздирало все его существо. Что за книга? Почему брат Якоб так разозлился, что посадил его за решетку? А Анна… Ведь именно из-за нее Габриэль решил прочитать книгу. Нет, она не может быть ведьмой… Или сестра и его околдовать умудрилась? Может, она ему и не сестра вовсе, а просто персонаж, насильно втиснутый в голову Люцифером? Господи, что за кошмар! И хоть бы кто ответил на один из вопросов.
 Юный праведник так хорошо запомнил книгу. Кожаная обложка. Странная треугольная металлическая пластина, чем-то напоминающая герб неведомой страны. Непонятные письмена. У Якоба не было причин так злиться, ведь он просматривал книгу и, будучи прекрасно знающим своего ученика, мог быть уверен в том, что тот не смог прочесть ни строчки. А те заметки… Какой от них толк? На глоссы не похожи, да и вообще полная чушь, как ни посмотри.
 А, может, это устроенное кем-то испытание, чтобы проверить его веру? Ведь он невиновен, он не должен сидеть здесь, и Анна, Анна, ей надо помочь… Или виной всему проклятая книга? Она, наполненная черной магией, сыграла с ним злую шутку?
– Боже, в чем я грешен?.. – едва слышно пробормотал Габриэль, облокачиваясь на холодную каменную стену темницы. Послушник не хотел, чтобы его причитания услышал сокамерник, который, несмотря на тяжелые цепи, уже несколько часов в волнении расхаживал по месту их заточения – точь-в-точь брат Якоб, ждущий епископа в гости. Однако, увы, длиннобородый старец, по всей видимости, отличался отменным слухом, потому что на очередной комментарий Габриэля не замедлил наградить его взглядом, полным неудовольствия и сочувствия одновременно.
– Сдается мне, я буду осужден, как еретик, – неожиданно заговорил старик, – но все равно могу тебя выслушать. Бог, боюсь, сейчас немного занят, чтобы тебе ответить.
– Бог всемогущ! – пылко заспорил Габриэль. – И уж для меня у него точно всегда есть время. Как и для каждого из нас… – спешно добавил юноша, поняв, что выдал что-то не то.
– Ладно, – не стал спорить сокамерник. – Так почему же ты тут оказался?
 Габриэль насупился. Конечно, нехорошо было выкладывать еретику все произошедшее, но его так переполняли горькие чувства, что поделиться с кем-нибудь было просто необходимо. Да и все равно он уже в темнице, поэтому за распространение информации ему ничего более страшного не грозит, а старик, вдобавок ко всему, выглядел не просто умным, а мудрым. Возможно, и о ведьмах что-нибудь знает.
– Ну, я как бы… Габриэль Лейманн… И… Моя сестра… – с трудом выдавил из себя Габриэль.
– Ну? – сокамерник даже перестал ходить по камере и с интересом посмотрел на него.
 Габриэль вздохнул и выложил незнакомцу абсолютно все: как он увидел в башне Анну, как попросил о помощи своего наставника Якоба, как застал его за чтением таинственной книги и прокрался ночью в библиотеку. Как в испуге пытался отмыть руки у фонтана, и как разгневался его учитель, когда понял, что Габриэль тайком брал секретный фолиант, конфискованный у Эльзы Фоглер.
 Снаружи, очевидно, была ночь: уединение узников разрушал тоненький лунный лучик, пробивавшийся сквозь маленькое зарешеченное окошко под самым потолком. И на протяжении всего рассказа заключенные наблюдали за этой блуждающей ниточкой света. Старик слушал внимательно – особенно с того момента, когда речь зашла о книге.
– Очень интересно, – медленно проговорил он, когда Габриэль закончил. – Очень интересно…
– А вы тут почему? – осторожно поинтересовался он, почувствовав невыразимое облегчение – после того, как он выговорился незнакомцу, ему стало в сотни, нет, в тысячи раз легче. Не сравнить даже с ощущениями после рассказа Якобу.
– Кто-то из ваших подстерег меня, когда я прибыл в Майнц, – сказал старик, поглаживая длинную седую бороду. – Видишь ли, Габриэль, я – Лугайд Вандрой.
– Лугайд Вандрой?.. – подозрительно покосился на него Габриэль, припоминая странно знакомое звучание имени. Вдруг в памяти всплыло письмо, найденное в библиотеке, и его осенило. – Не может быть! Так это ваша книга была у Эльзы Фоглер?
– Верно, – помрачнел Лугайд. – Была.
 Габриэль вдруг заметил, что у старика нездешний акцент.
– А вы откуда? – тут же спросил он, перейдя на другую тему. Загадочная книга почему-то пугала его во всех отношениях.
– Из Ирландии, – ответил сокамерник. – Один из последних друидов…
– Ух ты! – огромные зеленые глаза Габриэля восторженно засверкали.
 Старик с удивлением посмотрел на него и хотел уже отдать ему должное, заявив, что мало кто имеет понятие об истинной сути сказанного им, но юный послушник неожиданно расплылся в столь же восторженной улыбке и вопросил:
– А что это такое?
– …Хм, – Лугайд даже не нашелся, что ответить, и, обреченно махнув рукой, вернулся к исходному предмету разговора, который, судя по всему, живо его интересовал: – Я думаю, что не ошибусь, предположив, что ты знаешь, где… – друид хотел выяснить, где сейчас книга, но Габриэль оказался проворнее и перебил его.
– Ой, а вы знаете! Когда я был маленьким, один мальчик с нашего двора говорил, что он друид, – затараторил Габриэль, словно ребенок, которому просто необходимо поделиться со взрослым стоящей информацией. – И когда родители услышали это, они его так избили, что просто жуть!
– Эй… – Лугайд хотел сказать, что о трагедиях детства можно поговорить позже, но не тут-то было. Габриэль, закончив краткое повествование рассказом о том, как он пытался вразумить родителей маленького «друида» с помощью силы Божьей, за что тоже был покалечен, с фантастической скоростью перескочил на другую, не менее печальную историю детства, а потом и вовсе углубился в дебри каких-то приключений, изложения любимых книг, не забыл также упомянуть встречу с Анной, знакомство с братом Якобом и, в общем, все значительные события, произошедшие с ним во всей его сознательной жизни.
– …Вот! А потом я все равно ничего не сказал епископу фон Бикену, просто тайком замолил грехи, и Бог меня вознаградил, – закончил очередную исповедь Габриэль и, наконец, сделал паузу. С самого начала рассказа своей биографии – около двух часов назад, он ни на минуту не умолк. Такая болтовня вообще была в его характере, и двухдневный перерыв из-за беспокойства об Анне непременно требовалось восполнить.
– Хорошо, – Лугайд Вандрой чудовищным усилием воли вырвал себя из сладкого плена дремы, в который та его захватила во время бесконечных рассказов Габриэля – друид где-то на половине подумал – «он же еще совсем ребенок», и благополучно отрубился. – Габриэль, вернемся к основному предмету разговора. Ты знаешь, где находится книга? Та, которую забрали у девушки, о которой ты говорил?
 В юноше словно выключили свет – взгляд резко стал тяжелым и грустным.
– Наверное, она так и осталась в библиотеке.
 Лугайд внимательно посмотрел на него и мгновенно все понял. Габриэль просто запутался и не хотел мучить себя противоречивыми мыслями, которые возникли после всего случившегося. Что и говорить, церковники хорошо запудрили пареньку мозги, – пронеслось в голове у старого мудреца, который, конечно, в эти тяжелые времена видел под словом «бог» лишь отвлеченное понятие, придуманное людьми ради объяснения всего и вся, а потом плавно переросшее в орудие власти… Ну да ладно, мальчик все равно не поймет. По крайней мере, сейчас.
– Это скверно, очень скверно, – произнес Лугайд вслух.
– Что? – вскинул на него глаза Габриэль, отвлекшись от странного, несколько напыщенного голоса в голове – разум нес полную околесицу, перескакивая с одного на другое. Но, похоже, решение о том, чтобы «сидеть и не рыпаться», не думать о самостоятельном спасении Анны и ждать правосудия все-таки обладало большей силой, нежели непокорная душа, требующая немедленной деятельности, дабы справедливость восторжествовала.
 Старик улыбнулся ему. В отличие от других церковников, которых приходилось встречать друиду – увы, таковых было великое множество – в Габриэле слабым маячком светилось то, что в просторечии называют душой, хотя на самом деле здесь смысл в это слово вкладывался куда более глубокий, чем в просторечии.
– Что ты думаешь о мечтах, фантазиях?
– О мечтах? – протянул Габриэль. – Ну, церковь не одобряет фантазию, потому что…
– …потому что им это не выгодно, – закончил за него Лугайд и с удовлетворением заметил, что юноша это понимает. Без сомнения, он был именно тем, кто сейчас ему просто необходим. Даже не только ему, но всему человечеству. – Ты ведь не знаешь, что это за книга и почему из-за нее такой переполох?
– Не знаю, – кивнул Габриэль и зачем-то дернул цепь, сковывающую его ноги. – Но мне показалось, что она наполнена черной магией…
– Глупости, – резко ответил старик. – Это мозги клириков наполнены черной магией, если уж на то пошло. В книге находится одна из семи печатей…
– Семи? – встрепенулся юный праведник. Это вам не дьявольское число, так что все может и обойтись!
 «Хотя, с другой стороны, вряд ли кто-нибудь додумался бы сделать шестьсот шестьдесят шесть частей печати», – призадумался он, но как следует поразмышлять на эту тему ему не дал голос сокамерника.
– Теперь она в руках церкви, и это, скорее всего, окончательно разрушит естественный порядок вещей.
– Естественный порядок? – медленно повторил Габриэль. – Вандрой, вы точно еретик, – широко улыбнулся он, словно обращался к лучшему другу, а не к обладателю тех мыслей, за которые его наставники заживо сжигали людей.
– Возможно, – добродушно усмехнулся Лугайд. – Но тем лучше для тебя. Понимаешь, мальчик, существует некий духовный мир, где обитают наши мечты… Авантазия.
– Авантазия? – с интересом посмотрел на него Габриэль.
– Да. Страна фантазий. Мир грез.
– Здорово, – послушник зачарованно уставился куда-то вдаль. – А почему я о нем никогда не слышал?
– Потому что почти все люди уже успели позабыть, что такое мечты, – холодно произнес Лугайд. – И, к слову, сейчас из-за таких, как ты – то есть, клириков, – Авантазии угрожает опасность.
– Из-за книги? – вдруг догадался Габриэль, толком даже не успев поверить в прекрасный мир мечтаний.
– Верно. С помощью печати они разрушат связь между двумя мирами, и страшно подумать, что тогда станет с нашей жизнью… – друид содрогнулся при одном представлении о столь плачевном будущем.
– Но причем тут вы? – всполошился Габриэль. – Откуда вы вообще обо всем этом знаете?
– Я всегда причем, – мрачно откликнулся Лугайд. – Такова моя незавидная доля. Так что мне следует догнать твоих товарищей и не допустить того, чтобы они доставили книгу в Рим.
– Да, они собирались в Рим, – припомнил Габриэль. – А почему туда?
– Там находятся одни из врат в Авантазию, – все так же мрачно проговорил Лугайд, которого новость о том, что церковники и впрямь собрались в Рим, ввела в еще большее уныние.
– Ясно, – сказал Габриэль, хотя на самом деле ничего толком не понял. Но старик ему нравился, несмотря на его странные мысли, и послушник решил его немного ободрить: – Я бы вам помог, но мы оба в темнице.
– Лично я думаю о побеге.
– Побеге? – изумился Габриэль, хотя, чего греха таить, какой-то частичкой разума и сам уже подумывал об этом. – Я… я не знаю… Но… Анна… – он умолк, глаза его беспокойно забегали.
 Видя, что тот не уверен в правоте своих мыслей, Лугайд положил руку ему на плечо и тихо начал:
– Послушай меня, Габриэль…
 Лунный лучик, проникающий в темницу, постепенно становился более блеклым: время быстро шло вперед. Вскоре единственный источник света исчез, затем появился новый – на этот раз то был робкий лучик восходящего солнца, которому Габриэль бы так обрадовался несколько часов назад. Но сейчас его представления рушились одно за другим, и рассказы Вандроя об Авантазии, прекрасном мире грез, уводили его все дальше и дальше, за пределы жестокой действительности. Туда, где нет места кострам и несправедливым обвинениям, туда, где правят простые людские желания, которые обретают форму и превращаются в прекрасных сказочных созданий, туда…
…куда, так или иначе, путь ему открыла загадочная древняя книга, принадлежавшая Лугайду Вандрою.

SERPENTS IN PARADISE/ЗМЕИ В РАЮ

…Дзынь… дзынь… дзынь…
 Вандрой, как и вчера днем, в волнении мерил шагами маленькое помещение. Несмотря на цепи, сковывающие его ноги, двигался он на удивление быстро и плавно: усталость друиду была решительно неведома.
…Дзынь… дзынь… дзынь…
 Им двигало в первую очередь нетерпение – проклятые церковники, судя по всему, уже отбыли в Рим, и велика вероятность, что через совсем небольшой промежуток времени они встретятся с Папой Римским и пройдут во Врата, а он, Лугайд, заперт в темнице и ничего не может предпринять. Во вторую очередь тревожило состояние его сокамерника – после словесного знакомства с Авантазией Лугайд смутно подозревал, что мозги юного праведника по консистенции стали очень близки к желе. Существовала такая занятная штука, если верить рассказам жителей Авантазии.
…Дзынь… дзынь… дзынь…
 В общем, как ни крути, надо было как можно скорее составлять план действий и волей-неволей вклиниваться в происходящее. Остаться непричастным к этому Лугайд не мог – все-таки это он не досмотрел, и книгу украли… Кроме того, кому, как ни ему, знать, что случится, если церковники смогут претворить в реальность свои замыслы. То есть, конечно, не совсем свои, но все-таки. Даже если бы удалось их перехватить и попытаться вправить на место атрофированные религией мозги, все равно толку от этого не было бы никакого.
…Дзынь… дзынь… дзынь…
 Первую часть плана Лугайд уже выполнил, это успокаивало. Его сокамерник, Габриэль Лейманн, был  частично введен в курс дела и, похоже, выказал желание помочь. Пытался выказать, если быть более точным. К утру юноша впал в состояние апатии – по крайней мере, с виду, – но друид ясно видел, как он блуждает по бесконечным коридорам своих мыслей. Что и говорить, мировоззрение паренька за одну ночь перевернулось с ног на голову, его можно понять. Сделает ли он правильный выбор? Лугайд был уверен, что да. Его душа, в отличие от других церковников, окружающих его все это время, еще не успела сорваться во тьму, которую почему-то боготворят в эти жестокие времена.
…Дзынь… дзынь… дзынь…
– Габриэль!! – наконец, вышел из себя Лугайд. – Ради всего святого, престань мучить свой крест!
 Послушник, пропустив эту просьбу мимо ушей, продолжал выполнять нехитрое действие. Из стены торчал длинный ржавый гвоздь, явно втиснутый между камней неким несчастным узником, маявшимся от безделья. На этот гвоздь Габриэль и намотал цепочку с тяжелым серебряным крестом, который ранее покоился у него на груди. Но после рассказов Лугайда Габриэль весь как-то сник и понял, что непрерывно взывать к Богу, лихорадочно сжимая в руках холодный металл, бесполезно. Поэтому, когда друид, прислонившись к стене, задремал, Габриэль стал смотреть на крест, легонько покачивающийся прямо у него перед глазами, и медленно погрузился в сначала лихорадочные, а потом рассеянные раздумья.
…Дзынь… дзынь… дзынь… Палец Габриэля вновь и вновь ударял по кресту, заставляя его раскачиваться.
– Габриэль! – уже обреченно проворчал Лугайд. Сделав паузу, он все-таки продолжил говорить, так как пустой взгляд юноши начинал его тревожить: – Если ты не прекратишь, наша судьба закончится на том, что единственные, кто могут хоть что-нибудь сделать для мира, спятят от этого звяканья, и тогда…
– Эльза, – вдруг очень четко проговорил Габриэль.
– Что? – насторожился Лугайд.
– Эльза Фоглер. Та девушка, что купила вашу книгу… В нее вселился дьявол, так они сказали, – Габриэль продолжал раскачивать крест, не отрывая от него пустого взгляда. И если раньше лицо его было безразлично, то теперь черты выражали грусть. – Я пытался избавить ее от этого, изгнать дьявола. Я старался изо всех сил, но у меня ничего не вышло… – он шумно сглотнул. – Ее приговорили к смерти и сожгли на костре, я тоже там был.
 Лугайд молча кивнул, показывая, что он внимательно слушает и готов проникнуть в дебри терзаний Габриэля.
– Я не знаю, – продолжал тот. – Тогда я был уверен… Мне было жаль ее, и все же я был уверен, – он сделал нажим на последнее слово. – А сейчас… Была ли она ведьмой? Была ли одержима дьяволом? – перед затуманенным мыслями взором Габриэля непрестанно проносились воспоминания – глаза Эльзы, расширенные от ужаса, руки, испещренные порезами и покрытые ожогами, о появлении которых позаботился инквизитор Фальк фон Кронберг. В ушах звучало приглушенное бормотание девушки, которое юный праведник принял тогда за речи ее дьявольской сущности. Но сейчас, восстанавливая в памяти недавние события, Габриэлю казалось, что это были просто неконтролируемые приступы отчаяния…
– Не вини себя слишком сильно. Не ты же отправил ее на костер, – резонно заметил Лугайд и снова погрузился в раздумья, видя, что исповедь Габриэля закончена и тот снова ушел в себя.
 Так прошло еще около часа. Габриэль, наконец, оставил свой крест в покое, а Лугайд, отчаявшись извлечь пользу из своего непрерывного шествия от одной стены темницы до другой, сел на пол и, продолжая размышлять, немного задремал.
 Из приятного полусна старого мудреца вывел непредвиденный случай, который наверняка не смог бы предсказать не только один Лугайд, но и весь клан друидов, если бы его члены были живы, конечно.
– Змеи!!! – заорал вдруг Габриэль.
– Где?! – Лугайд аж подпрыгнул от неожиданности, что не случалось с ним, наверное, уже лет двадцать.
– Змеи на пороге райских врат! – как ни в чем не бывало, пропел Габриэль тоненьким, почти детским голоском.
– Господи, если бы я только знал! – вознегодовал Лугайд. – Ты что, все это время сочинял песни?!
– А чего мне еще делать? – пробурчал юноша. – Я мелодию давно придумал, а насчет змей меня только сейчас осенило, давно сочинял, забыл… И, Вандрой, вы же сказали, что Бога нет, зачем же тогда вы упоминаете имя Его? Всуе, к тому же…
 Лугайд приложил руку ко лбу. Желание поскорее вырваться из темницы в этот момент стало попросту невыносимым.
– Интересно, – вдруг перешел на шелестящий шепот Габриэль. – Похоже, я начинаю понимать, какими именно намерениями церкви вымощена дорога в Ад, которого мы так боимся…
– У тебя впереди долгий путь, – примирительно произнес Лугайд. – Совсем необязательно взваливать на себя все и сразу.
 Габриэль перевел на него взгляд и, улыбнувшись, кивнул.
* * *
 Якоб, тщетно пытаясь себя успокоить, задумчиво вертел в руках один из золотых потиров, которые требовалось привести в порядок для грядущей литургии. Разумеется, эта обязанность была возложена не на него, но старый монах был готов занять себя чем угодно, лишь бы не думать о том, что произошло. И черт дернул Габриэля зайти в библиотеку именно тогда, когда Якоб читал книгу, отобранную у ведьмы Фоглер… Если бы он немного повременил, то, быть может, ничего бы не произошло… Кстати, интересно, зачем этому мальчику вообще понадобилось читать секретные документы? Что сподвигло его на этот рискованный поступок? Обыкновенное любопытство? Непохоже… Уж что-что, а любопытство у него, если и было, всегда держалось в узде.
 В очередной раз поймав себя на том, что обдумывает заключение своего подопечного, Якоб сделал себе строгий выговор и, поставив потир на стол к его немногочисленным собратьям, подошел к окну, за которым виднелась цветущая яблоня. Но и роскошный, прямо-таки райский вид дерева, озаренного яркими лучами вечернего солнца, не мог заставить мысли повернуть в иное русло.
 Якоб обхватил рукой серебряный крест, висящий у него на груди и, прижав его к губам, прошептал:
– Прости меня, Боже… Грешны мои деяния… Я… – и уже совсем про себя монах добавил: «погубил того, кто был мне, словно сын». Вслух эти слова почему-то отказывались произноситься, и Якоб смутно догадывался, почему именно: за этой простой, искренней фразой стояли серьезные мысли, которые уж точно не понравились бы епископу. Якоб, хоть и пытался отрицать это, сознавал, что порой церковь сильно перегибает палку, если можно выражаться столь избитым выражением, пусть даже намерения ее благие. Да, только этими самыми благими намерениями Якоб себя и успокаивал, заставлял свой разум крепко-накрепко запирать врата к запрещенным размышлениям…
 Врата. В чем же дело, куда они ведут, почему вокруг них вьется столько недомолвок? Да еще эта книга, отобранная у Эльзы Фоглер… Утешения Фалька, что ведьма сожжена и все неприятности позади, Якоба мало утешали – по его мнению, инквизитор просто ободрял сам себя, предчувствуя действительно большие неприятности. Да и, в конце концов, не зря же он тоже засобирался в Рим.
 Словно подслушав его мысли, по двору с как всегда пафосным видом вальяжно прошелся Фальк фон Кронберг, на ходу лениво отдавая подворачивающимся под руку послушникам распоряжения.
 «А, может, Эльза и не была одержима дьяволом, – заявил разум Якоба без разрешения своего непосредственного хозяина. – Но Рим уж точно докажет обратное… Может, он этого дьявола и выдумал?»
 Якоб встряхнулся и еще крепче сжал крест, шепотом на всякий случай убедив себя в том, что мысли эти вызваны не досадой на церковь, а думами о том, что же ждет их с Фальком у Папы Римского – епископ Адам фон Бикен настоял, чтобы Якоб, один из его лучших друзей, поехал вместе с ними.
– Это наша обязанность, – произнес он вслух, слыша, как за его спиной открылась дверь, и  кто-то вошел в помещение. – В конце концов, люди, погрязнув в грехе, готовы пойти на все, что угодно, лишь бы избавиться от сковывающего их учения.
– Святые слова, мой друг, – был ему наградой негромкий одобрительный голос. – Святые слова.
 Якоб оглянулся и, послав епископу рассеянную улыбку через плечо, снова повернулся к окну. Слова сорвались с его губ сами собой:
– Змеи на пороге райских врат…
* * *
 В голове Габриэля тем временем блуждали похожие мысли, но его рассудок был смущен гораздо больше, нежели разум его наставника Якоба. Юношу терзали сомнения, он уже не мог аутично взирать на покачивающийся крест – пальцы лихорадочно обхватывали металл. Габриэль так внезапно почувствовал себя обманутым, преданным… Вся тяжесть рассказов Лугайда свалилась на него только сейчас, неожиданным ударом по, казалось бы, уже окрепшему сознанию.
 «Ну и куда делась моя вера в тебя, Боже?» – мысленно вопросил Габриэль, зажмурившись и сжав крест до режущей боли в ладони. Он понял, казалось бы, совершенно простую вещь – вот он, невиновный, но запертый в темнице, и восхваляемый всеми Бог не в силах ему помочь, несмотря на праведность своего раба. А ведь помочь было в чем. Разум в совершенно невообразимом беспорядке, в башне заперта несчастная Анна – стоило Габриэлю вспомнить испуганный, полный боли взгляд сестры, как его сердце тут же сжимало холодными клещами – голова забита мыслями о настолько тщательно охраняемой монахами книге… Почему они ее прячут, от кого? Все равно толком прочесть никто не сможет, да и не кажется теперь, что в ней сокрыты темные магические силы. Обычная книга со странной пластинкой на обложке.
 Габриэль сделал всего один шаг за порог библиотеки – и вот, вся его прежде размеренная, спокойная жизнь превратилась в непонятно что. Судя по рассказам Лугайда, он коснулся некой древней тайны, и ничего хорошего это не сулит. Впрочем, это было ясно и без рассказов друида – не зря же брат Якоб приказал заточить Габриэля в темницу. Наставника юный послушник не винил – он нарушил правила, его учителем двигали законы… Но как они не поймут, что им-то, Габриэлем, двигали совершенно благие помыслы?! С горечью он отдавал себе отчет – никто его и слушать не станет. Уж Габриэль прекрасно знал, что представляет собой церковь. И вот он, совершенно одинокий, заперт в темнице, и некому помочь…
 Некому помочь...?
 Габриэль перевел взгляд на Лугайда. Тот неизвестно откуда достал довольно объемный том и, положив его на колени, пробегал взглядом по строкам, при этом поглощая опять же неизвестно откуда взявшееся огромное красное яблоко.
– Вандрой…
 Друид вскинул на него пронзительно-голубые глаза.
– Вы… вы расскажете мне все, что знаете… обо всем этом? – нерешительно вопросил Габриэль.
 Лугайд кивнул и снова опустил взгляд на книгу.
– Вандрой… Я… Вы говорили о побеге, я один не справлюсь… Вы ведь пойдете со мной? – неуверенный голос Габриэля слабым эхом откликнулся от неровных каменных стен тюрьмы.
 Друид вновь кивнул.
– Да.
 Повисла пауза. Но через пару минут Габриэль решился снова разрушить тишину:
– Вандрой… Помогите мне спасти мою сестру…
– Хорошо, – бесстрастно ответил Лугайд. Выглядел он, как и подобает человеку при обсуждении чего-то серьезного, спокойно и сосредоточенно, но смотрел исключительно в книгу.
– Вандрой, – упрямо гнул свое Габриэль. – Не допустите того, чтобы я сошел с ума, раздираемый сомнениями!
– Не допущу, – в очередной раз опустил голову Лугайд.
 Опять пауза.
– Вандрой!! – вознегодовал Габриэль, не выдержав давящей атмосферы, возникшей при многократном повторении имени старого друида – похоже, здесь была какая-то своя магия. – Если бы вы были тактичным, добросердечным и догадливым человеком, то уже давно бы поделились со мной яблоком!
 Лугайд едва удержал себя от того, чтобы «убедить» Габриэля – не стоит выпрашивать еду, начиная с серьезных разговоров, от которых, можно сказать, зависит не только исход предприятия, но и их жизни, однако, увы, любимый посох друида остался за стенами темницы… Ну ничего, вот выберутся они отсюда, и тогда можно будет начать обучение мальчишки «по полной программе». Программа особой мягкостью не отличалась, зато была одобрена своеобразным правительством Авантазии, Страны Фантазий, а, точнее, теми ее жителями, которые в обучении уже не нуждались и с удовольствием наблюдали за мучениями младших подопечных.
– Габриэль, – сдержанно проговорил Лугайд, кидая послушнику целое яблоко, которое выудил из лежащего рядом мешка. – Уж лучше пой.
– А откуда у вас яблоки? – Габриэль, чудом поймав угощение, зачарованно уставился на спелый фрукт.
– Если бы ты только знал, – со вздохом покачал головой Лугайд и опять погрузился в чтение.
 Спустя некоторое время по темнице снова разнеслось тихое «змеи на пороге райских врат», пропетое тонким, похожим на детский, голоском Габриэля.

MALLEUS MALEFICARUM/«МОЛОТ ВЕДЬМ»

 Фальк фон Кронберг устало вздохнул и откинулся на высокую спинку деревянного стула. Та чуть скрипнула, и печально прославленный инквизитор (хотя разве могли ли борцы с ересью быть прославлены иначе?) довольно улыбнулся. Ему пришло в голову, что, будь под ним другое седалище – например, вон то, стоящее у стены: устрашающего вида трон из железа, покрытый многочисленными шипами и снабженный оковами во всех мыслимых и немыслимых местах – то этого греющего душу скрипа старого, прогретого солнцем дерева не раздалось бы. Зато раздались вопли самого Фалька, но ему, к счастью, такое не грозило. А вот подобным Эльзе Фоглер… Нет, времена таких мягких пыток миновали, ведьмы заслуживают кое-чего почище.
 Лучи вечернего солнца вылавливали пылинки, танцующие в воздухе, и это создавало такую умиротворенную атмосферу… В подобной обстановке хорошо было бы мечтать о погожих деньках, которые можно с удовольствием провести в…
…в камере пыток. Именно об этом Фальк и раздумывал, уголком души радуясь тому, как хорошо устроился в жизни. Мало кому удавалось устроиться так, чтобы работа приносила радость, а у него с этим, определенно, был полный порядок. Хотя, подумать только, какая большая ответственность! Очищать души, захваченные демонами – дело нелегкое. А уж сколько всего он натерпелся с этой Эльзой. Например, когда приехала Важная Персона, отличающаяся добросердечием и искренне верующая в возможность избежать жестоких мер (ну, точнее, не самих мер, а проявления удовольствия во время их применения – мол, думайте о народе, которому служите), ему пришлось весь «сеанс» пыток проклятой ведьмы изображать на лице сочувствие. Тот еще кошмар. Благо Важная Персона очень скоро отбыла в Рим, где, по слухам, ее в кратчайшие сроки «убедили» в том, что эти самые жестокие меры – необходимость в нынешнее время, и чтобы хорошо служить своему народу, достаточно просто своевременно избавлять его от еретиков и ведьм, а уж что касается всяких там тонкостей... Кого это волнует? После «убеждения» назначили новую Важную Персону, так как работать в церкви (или в любом другом месте) здоровье прошлой уже не позволяло. С тех пор проблем больше не возникало. Новое начальство очень высоко оценило работу инквизиторов Майнца. И Фальк искренне надеялся, что порог его монастыря (так приятно было хотя бы в мыслях ставить себя выше епископа) больше не переступит никаких Важных Персон, подобных тому мягкосердечному созданию. Разве может заходить речь о моральных принципах, когда население так погрязло в ереси?
 Фон Кронберг откинул со лба мешающие волосы и закрыл глаза. Дремота застигла его врасплох, и он сам не заметил, как рассеянные, привычные мысли против его воли были направлены в совершенно иное русло… К Эльзе Фоглер.
 Ему намертво врезался в память момент, когда девушка – то есть, конечно, ведьма – заливалась слезами, просто захлебывалась рыданиями, бормоча что-то о своей невиновности, пытаясь, безусловно, таким образом разжалобить инквизитора. Но она недооценила его опытность – мало он навидался таких, которые, получив свою порцию металла под кожу, начинали голосить, что никакого дьявола нет! Давно известно, что это или сам дьявол пытается спасти свое обиталище в виде человеческого тела, либо жертва не подозревает о том, что ее душа захвачена. Впрочем, Фальку было все равно. В его задачу входило добиться от ведьмы чистосердечного признания и отправить ее на костер. Что он с успехом и делал. Но не в этот раз. В этот раз чистосердечного признания, вопреки обыкновению, не было, и это страшно бесило инквизитора.
– Ну что, дьявольское отродье, ты по-прежнему уверена, что ничего не знаешь? А как насчет этого?
 Фальк махнул рукой, и находящийся тут же палач потянулся к жертве с щипцами в руке. Крики, ужасающие вопли, ругательства палача… Несколько адских минут, пока, наконец, из тела заключенной не был вырван кусок мяса. Не смертельная потеря – так, для острастки. Специально с таким расчетом, чтобы ведьма не потеряла сознания. Глаза Эльзы было закатились, но она была очень быстро приведена в чувство, тоже совсем не нежным способом.
– Я… я ничего не знаю… – прохрипела она, обливаясь кровью.
– Ну конечно, – Фальк ухмыльнулся, снова сделал знак, и девушку тут же ударили раскаленным металлическим прутом по лицу. Она опять заплакала, но на этот раз уже тихо – у нее просто не было сил.
– Будь ты проклят! – едва выговорила она, и по ее голосу чувствовалось, что она едва держится. – Я невиновна!
 Инквизитор внимательно смерил ее ледяным взглядом и почти сразу понял, что долго это дьявольское отродье не протянет. Скорее всего, даже не выдержит следующей пытки. А это в его планы не входило.
 Фальк перехватил вопросительный взор палача и, поколебавшись секунду, коротко бросил:
– На костер.
 И с максимальной поспешностью удалился…
 Сейчас, когда казнь Эльзы осталась позади, тревога Фалька не уменьшилась. Было в этом нечто, не дающее ему покоя… Может, им завладели силы ведьмы? Навряд ли. Но тогда в чем дело?
 Инквизитора недолго мучила совесть – точнее, совсем не мучила, – хотя и было немного не по себе, когда он предоставлял епископу Адаму фон Бикену отчет о своих действиях. В первый раз из жертвы, предоставленной Фальку фон Кронбергу, не было выбито признания. Конечно, в этом не было ничего противозаконного, и он правильно поступил, отправив Эльзу на костер, но… Что же это было? Уязвленная гордость? Или даже страх перед тем, что ведьма оказалась слишком сильна, и теперь ее душа будет преследовать своего мучителя?
 В общем, Фальк невольно выдвигал самые разнообразные версии, при этом презирая самую логичную.
 Дело в том, что где-то в середине процесса, после того, как брат Якоб и этот его мальчишка-ученик пытались исцелить душу Эльзы и избавить ее от нападок беса, юное создание – семнадцатилетнее светловолосое воплощение невинности с огромными зелеными глазами – подошло к инквизитору с умилительно-робким выражением лица и пробормотало что-то насчет снисхождения к ведьме, потому что, видите ли, он прекрасно помнит ее человеком и не сомневается – заблудшую душу еще можно вернуть на грешную землю. Фальк в ответ на это дружелюбно приобнял послушника, тут же оправдав довольно фривольный жест обращением «сын мой», и вкратце объяснил, почему Эльза не заслуживает милости и что ее душу, безусловно, уже никто не спасет – ни Габриэль, ни брат Якоб, ни сам епископ. Поэтому мальчику следует смириться и мотать на ус бесценный опыт, а уж он, Фальк, как следует позаботится о теле, в котором поселился дьявол. Говоря об этом, инквизитор мысленно посетовал на тот факт, что дьявол поселился в теле Эльзы Фоглер, а не Габриэля (нет ничего хуже слабовольных служителей церкви!), но выражать вслух свою досаду не стал.
 Так или иначе, мысль о том, что с казнью Эльзы можно было и повременить, инквизитор сразу отметал. Поэтому ответ на вопрос, что же так его тревожит, так и остался в бездне мрака.
 За окном послышались голоса, и Фальк, вздрогнув, мигом стряхнул дрему. Про себя сделав выговор себе же, который, нерадивый, чуть не уснул на рабочем месте, инквизитор, тяжело упершись ладонями о стол, не без труда поднял себя на ноги  и направился к выходу из помещения. Не мешало пройтись по своим владениям…
– Простите… Вы уже уходите? – прокатился тихий, почтительный голос по коридору, едва Фальк покинул свою обитель.
– Нет. Прогуляюсь по владениям епископа, – поспешил он успокоить монаха с кипой документов в руках, а заодно и собственную совесть – а Фальк, кстати, был свято убежден в том, что она у него была.
 Выйдя на залитый солнцем двор, фон Кронберг медленным шагом направился прямо через него. В какой-то момент он, не замедляя хода, поднял глаза…
 В одном из окон, наблюдая за ним, с расстроенным видом смотрел брат Якоб. Инквизитор сначала было заподозрил нечто неладное, но почти тут же вспомнил, что того самого мальчика, Габриэля Лейманна, посадили под стражу за чтение секретных документов. Точнее, древней книги, которая была конфискована при аресте…
…при аресте этой проклятой Эльзы Фоглер. Господи Боже, да что же такое? Почему все его мысли рано или поздно неизбежно возвращаются к ней?
 Фальк на мгновение зажмурился и титаническим усилием воли заставил себя переключиться на раздумья о Якобе.
 «Должно быть, думает, что я могу повлиять на судьбу его любимого ученика», – самодовольно подумал Фальк и, представив, как к нему под стражу попадает Габриэль, пришел в самое лучшее расположение духа. Впрочем, чего загадывать заранее? Впереди еще много судебных процессов… И он, Фальк фон Кронберг, получит свое.

BREAKING AWAY/ПОБЕГ

– Вандрой, – Габриэль попытался пошевелить затекшими ногами. – Вы действительно поможете мне освободить Анну?
– Кажется, мы уже обо всем договорились, юноша, – невозмутимо откликнулся Лугайд, не отрывая взгляда от книги. – Если ты поможешь мне спасти Авантазию, я помогу тебе освободить твою сестру. И попрошу больше не отвлекать меня этим. Я даже яблоко тебе дал – почему бы тебе не закрыть им рот?
– Толку-то, – проворчал Габриэль, с тоской глядя на огромное красное яблоко, лежащее на каменном полу совсем рядом с ним. – Не могу есть. Нервничаю слишком. Вы ведь говорили…
– Чего я только не говорил, лишь бы ты перестал петь, – едва слышно проворчал Лугайд. Последние два дня Габриэль, заново открывший радость пения, развлекал себя сочинением песен и пытался распевать их на манер церковных гимнов, хотя содержание было чуть ли не полностью противоположным тому, что обычно вкладывалось в песнопения, восхваляющие Господа.
– …что мы совершим побег сегодня, разве нет?
– Именно так, друг мой.
– Но я по-прежнему не могу понять, как, – капризно протянул Габриэль, который открыл для себя совершенно новые положительные стороны общения с людьми. Пытливый ум юноши быстро суммировал информацию, полученную уже через пять минут разговора с сокамерником: во-первых, когда он начинал упорствовать, Лугайд не делал ему строгих выговоров, во-вторых, если послушник совсем уж наглел, друид не угрожал ему расправой Господа (сам Габриэль, надо сказать, не слишком боялся Бога, когда церковники делали ему подобные выговоры – он искренне верил, что Господь относится к нему панибратски и прекрасно понимает его). Поэтому Габриэль заметно расслабился и позволил себе быть самим собой, что, разумеется, не слишком хорошо отразилось на нервах Лугайда. Хотя, стоило отдать ему должное – его песни он вытерпел стоически и даже совершенно по-отцовски улыбнулся ему. Не то что этот странный Фальк фон Кронберг, который, когда Габриэль прокашливался и начинал петь тоненьким голоском (по-другому просто не получалось), не вздыхал от умиления, но почему-то кидал на него хищные взгляды. Юный послушник этого не понимал и старался держаться подальше. Ну да ладно. Сейчас главное было в том, что можно совершенно спокойно общаться с Лугайдом, не пряча эмоций.
– …может, вообще не стоит? – неуверенно высказал окончание случайной, но очень навязчивой мысли Габриэль.
 Лугайд слегка склонил голову набок, пристально глядя на него.
– Мы же уже говорили об этом. Ты хорошо знаешь, на что способна церковь, да и я неплохо знаком с ее приемами. Для них я – еретик, ты – ренегат, и все, чего мы можем ожидать, сидя здесь – это смертной казни.
– Наказание за грехи наши! – воскликнул Габриэль, но, поймав на себе взгляд Лугайда, смутился и легонько щелкнул пальцем по серебряному кресту, цепочку от которого он привязал к ржавому гвоздю, торчащему из стены, еще в первый день своего заключения. – Простите, привычка. Я совсем забыл, что мы ничего такого не сделали…
– Давай пройдем еще раз, – спокойно проговорил Лугайд. – Сидя здесь, своей сестре ты не поможешь – ее убьют, и тебя вместе с ней… И ты даже не сможешь попытаться спасти ее. Но я же вижу, рискнуть жизнью для тебя – пустяк, потому что жизнь Анны тебе гораздо дороже, чем твоя собственная.
 – Да, – прошептал Габриэль так тихо, что Лугайд мог и не расслышать его бормотание за шумом усиливающегося дождя – с раннего утра разбушевалась непогода, и это было ясно даже под защитой каменных стен.
– Что смущает тебя?
– Ну… Ночь скоро закончится, и… Мне немного страшно, – признался Габриэль.
 Во взгляде Лугайда мелькнуло удивление, потом подозрение, и, наконец, совершенно непередаваемое чувство, которое отдаленно напоминало и раздражение, и замешательство.
– Габриэль. Вообще-то, уже давно наступило утро.
 Пауза воцарилась неожиданно, взгляды – недоуменный и строгий – сверлили друг друга, капли дождя громко барабанили по всем поверхностям, которых могли достичь. Где-то вдалеке загромыхал гром.
– Вандрой!!! – Габриэль в панике взвился на ноги, совершенно забыв, что они скованы. Запнувшись о тяжеленную цепь, он покачнулся и упал. Если бы не завидная реакция старого друида, то Габриэль бы благополучно пропахал носом каменный пол, но Лугайд услужливо подставил под место предполагаемого падения свою книгу, и в результате Габриэль просто впечатался лицом в кожаный переплет.
– Бфое шпафыбо, Баддрой.
– Прости, что?
– Большое спасибо, Вандрой! – Габриэль с трудом оторвал голову от книги. – Но как вы не понимаете! Утро!
– Я-то как раз понимаю… – справедливости ради заметил друид.
– Стражник, который приносит еду, будет с минуты на минуту, и только ударив его, мы сможем сбежать, так? – лихорадочно блестя огромными зелеными глазищами, вопросил Габриэль.
– Я рад, что ты хорошо помнишь наш план, – одобрительно кивнул старик.
– Я не готов, – глухо объяснил проблему Габриэль, внутри которого все органы, похоже,  решили самоликвидироваться.
– Соберись! – строго приказал Лугайд. – Другого такого шанса не будет – сегодня сторож пьян!
– А откуда вы знаете? – любопытство в считанные секунды побороло страх. – Он же еще даже не приходил…
– Если бы ты только знал, – покачал головой Лугайд.
 Он поднял взгляд к единственному маленькому окошку под потолком, через которое в камеру сегодня не проникало ни единого лучика света – так пасмурно было на улице.
– Время подходит… Ты готов? Ты выполнишь свое обещание?
 Габриэль вдруг почему-то представил, как несется по темным коридорам, спасаясь от погони, вечно скрывается, прячется, и все ради одного: не быть пойманным теми, кто раньше вселял в него надежду и даже благоговение.
– Вандрой,  то, о чем вы говорили… Спасти Авантазию… Это ведь может быть довольно опасно?
– Да, – не стал отрицать Лугайд. – И чем больше времени мы тратим, тем хуже ситуация, поэтому я не могу сказать, чем это кончится.
– Ясно, – Габриэль помрачнел. – Хорошо, я помогу вам. Но если я умру, вы все равно спасете Анну? Обещайте мне!
 Повисла короткая пауза.
– Обещаю, – серьезно ответил Лугайд.
 Габриэль немного помолчал, потом уверенно вскинул голову.
– Тогда вперед.
– Куда вперед? Охранник еще не пришел, – друид добродушно ухмыльнулся. – Но ты будь готов.
 На несколько минут в камере воцарилась тишина. Лугайд, опустившись на колени, бережно заворачивал свою книгу в платок. Габриэль, наблюдая за ним, пытался устранить шум, неожиданно возникший в голове, и привести мысли в порядок.
 То, что его жизнь изменилась коренным образом, стало понятно сразу же, как только его поймали за чтением запрещенной книги – до этого он надеялся, что Анну оправдают и справедливость восторжествует. Но теперь… Пленение, рассказы Лугайда, побег из тюрьмы – если, конечно, он им удастся, – и, главное, освобождение любимой сестры… Все это обещало, что теперь уже жизнь никогда не будет такой, как прежде. С одной стороны, в душе полный сумбур. Но с другой, чем больше Габриэль представлял, что ему предстоит, тем меньше был уверен в том, что у него получится претворить в реальность безумные, как ему казалось, планы. И в то же время он все больше убеждался – это правильный путь, каким бы тяжелым и опасным он ни был. А даже если и нет… Разве есть выбор? Он, Габриэль, не может позволить Анне умереть.
– Давайте я возьму вашу книгу, – тихонько проговорил он, слыша за тяжеленной дверью приближающиеся шаги.
 Габриэль взял протянутый ему увесистый том и, положив его в свой небольшой заплечный мешок, который стражники любезно бросили у дальней стены камеры, в последний раз оглядел место своего заточения.
– Пора, – чуть слышно прошептал Лугайд. – Как только я справлюсь с охранником и сниму с тебя цепи, беги что есть мочи.
 Габриэль не стал спрашивать, как друид собирается справиться с огромным широкоплечим стражником, просто кивнул. Торопливо подхватив с пола большое красное яблоко, выданное ему Лугайдом, он положил его в мешок и, встав у дальней стены, застыл в ожидании, полный уверенности, что старик сейчас продемонстрирует нечто необыкновенное… Быть может, даже колдовство, так пугающее церковь.
 Звук шагов слышался все четче. Габриэль снова почувствовал, как все его существо словно сковывается нарастающей глыбой льда… Что, если у них не получится? Тогда им точно не избежать смерти! Что, если Лугайд не справится с охранником, что, если Габриэль не успеет выбежать, что, если их на выходе будет ждать толпа стражников, что, если…
 По камере приглушенным звуком раздалось холодное звяканье ключа, вставляемого в скважину (попытка, очевидно, удалась не с первого раза, что обнадеживало), затем характерный щелчок и, наконец, скрежет, сверлом ввинчивающийся в любой здравомыслящий мозг. Но Габриэль не обратил на него ровно никакого внимания.
 Лугайд не выглядел особенно напряженным даже тогда, когда стражник переступил порог и вошел в темницу. Габриэль в испуге зажмурился, ему казалось, что затея провалилась, охранник сразу все понял, и сейчас их ждет жестокое наказание за попытку побега…
 Опустил веки он, как выяснилось, вовремя, и поднимать их не хотел: слух услужливо доставил к его разуму груз в виде криков, ударов, отборных ругательств (пришлось срочно прочесть коротенькую молитву для экстренных случаев, дабы очистить себя) и странных скрежещущих звуков – это, должно быть, подавали признаки плохого состояния цепи на ногах Лугайда. Габриэль успел привязаться к старому друиду, и, чтобы не думать о его явной кончине – впрочем, послушник был оптимистом и был уверен, что Вандрой хоть и покалечен, но жив, – попытался перевести свои мысли в сторону экономии церкви на цепях заключенных.
– Габриэль!
– Чего? – Габриэль рефлекторно распахнул глаза и так же рефлекторно раскрыл рот от удивления.
 Его взгляду открылась совершенно потрясающая картина: стражник лежал на полу, а старый друид, подумать только, непрестанно наносил ему удары с помощью неизвестно откуда взявшейся – господи, да знает ли хоть кто-нибудь, откуда все берется у этого Лугайда? – железной палки. Первый удар – первый увиденный Габриэлем удар – привел юного клирика в полный восторг – друид действовал так, словно уже не раз боролся с серьезными противниками. Второй вызвал смущение – все-таки, охранник уже был без сознания. Третий поселил в душе чувство страха, а уж четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой… Нет, с этим, определенно, пора было что-то делать.
– В-в-в-в-в-вандрой, он уже без сознания… давно… – счел своим долгом пролепетать Габриэль.
– Ясно, – друид мгновенно выпрямился и откинул палку в сторону. Та, жалобно звякнув, приземлилась на каменный пол.
 Лугайд, схватив за плечи бессознательного и сильно помятого охранника, с поразительной легкостью оттащил его в сторону, после чего, наклонившись, снял с его пояса связку ключей и освободил себя от цепей.
– Н-н-ну вы даете, – еще не отделался от заикания Габриэль, когда Лугайд начал освобождать его ноги от тяжелых железных оков.
– Вперед! – откинув цепь в сторону, друид бросился к двери.
 Так толком и не поняв, что произошло, Габриэль бросился за ним. Вот и совершен побег. Не только из темницы, но и из старой жизни. Такой же шаг, как тот, сделанный в библиотеку – шаг, который меняет все.

FAREWELL/ПРОЩАНИЕ

– Так. И чего им понадобилось на улице в такую погоду? – Лугайд раздраженным жестом убрал с лица мокрые, слипшиеся пряди длинных седых волос: на улице по-прежнему шел ливень, и даже гроза разбушевалась не на шутку. Это, конечно, благоприятствовало беглецам, однако плохая погода, как предполагалось, не только должна помешать погоне, но и обеспечить отсутствие случайных людей на улице. Но, словно назло, едва они миновали несколько кварталов, чтобы пересечь самую опасную зону – центр города – как длинные улочки стали наполняться народом, и бывшим пленникам пришлось срочно затаиться в первом попавшемся тупике.
– Наверное, они… Ах да, – вдруг вспомнил Габриэль, выполнив в уме нехитрый подсчет. – Сегодня, по-моему, литургия.
 Ему с трудом удалось выговорить эти несложные фразы, не стуча зубами: едва они с Лугайдом покинули темницу, ледяной дождь мгновенно вымочил их до нитки, что в сочетании с ветром представляло замечательную перспективу замерзнуть насмерть – так, по крайней мере, казалось Габриэлю, и он, глядя на друида, не переставал удивляться – неужели холодно ему одному? Судя по внешнему облику старца, чувствовал тот себя вполне комфортно.
– Ясно… Но не думаю, что из-за такого важного события за нами не станут гнаться, – Лугайд тяжело вздохнул и обернулся к Габриэлю, который безуспешно старался сдержать бившую его дрожь. – Придется подождать здесь.
– А что потом?
– Как что? – друид посмотрел на него, как на умалишенного. – Как можно скорее покинем город, а затем…
– Покинуть город? – взгляд Габриэля, вскинутый на Лугайда, был одновременно и подозрительным, и полным всеобъемлющей печали. Черты лица едва заметно подрагивали, но, конечно, причиной этому был совсем не холод. – А как же Анна? Нет, я немедленно отправлюсь в ту башню и…
– …и попадешь в заботливые руки церковников, – закончил за него Лугайд. Еще раз выглянув на улицу и убедившись, что обнаружить их сейчас у народа шансы минимальные, он подошел вплотную к Габриэлю, дабы шум дождя не был большой помехой для разговора. – Ты слишком сильно клянешь себя, ведь не ты виноват в том, что она закована в цепи?
 Габриэль, сверля взглядом мокрую землю, кивнул.
– К тому же…
 Вдалеке послышался очередной раскат грома, и, дождавшись, когда снова воцарится относительная тишина (по улицам прокатились радостные детские крики и строгие комментарии суеверных родителей), Лугайд мягко проговорил:
– Ты же должен понимать… Ты для них теперь – всего лишь отступник. И если ты к ним вернешься, то все, чего добьешься – очередного заключения под стражу, и на этот раз нам вряд ли удастся сбежать.
– Нам?
– Не отпущу же я тебя одного, – проворчал Лугайд. – Кроме того, я обещал тебе помочь спасти твою сестру, помнишь? Но сейчас есть вещи поважнее…
– Нет ничего важнее! – выкрикнул Габриэль, начисто забыв о положении, в котором они находятся.
 Но друид сохранял поразительное спокойствие. Он не шикнул на него, не попытался зажать ему рот, да и вообще никакими путями не призывал к тишине, а просто бесстрастно проговорил:
– Правильно. Еще погромче, и встретимся с твоей сестрой на костре.
– Извините, – запоздало спохватился Габриэль.
– Габриэль, – Лугайд одарил его строгим взглядом. – Ты же знаешь, что у тебя еще будет время спасти твою сестру. А пока надо покинуть город, иначе мы снова окажемся за решеткой… Понимаешь?
 Юноша выслушал это, созерцая все увеличивающиеся лужи. Его глаза с такой злостью наблюдали за струями дождя, которые щедрым потоком разбавляли уличную грязь, словно в заточении Анны и невозможности освободить ее были виновны именно они, а не кто-то другой.
 Лугайд наблюдал за своим новым подопечным с теплом и сочувствием. Он ясно видел, как борется с собой Габриэль, и был уверен: здравый смысл возьмет верх в этой борьбе. Безрассудная смелость – это, конечно, здорово в некоторых случаях, но только не в этом.
 Прошло около двух минут. Габриэль, закусив губу, продолжал смотреть вниз, и в конце концов благородство, сочувствие и, главное, терпение Лугайда были исчерпаны. Чувства порой одолевали старого друида, но как же тяжело уделять им внимание, когда за тобой охотятся чертовы клирики!
– Ай! – Габриэль мигом вылетел из неутешительных раздумий, когда посох Лугайда, предусмотрительно прихваченный мудрецом во время побега из темницы, приземлился ему на голову. – За что? – он с обидой покосился на ненавистную палку, о которой уже успел услышать множество чуть ли не кровавых историй. Если верить друиду, посох был у него со времен незабвенной юности и успел приземлиться на головы как минимум тысяче человек. Это, по словам Лугайда, привело большинство жертв к «просветлению», а вот меньшая часть оказалась в состоянии плачевном.
– Послушай, друг мой, – доверительным шепотом обратился к нему Лугайд. – Пожалуйста, поторопи свой мыслительный процесс.
– Поторопить что? – похлопал длинными ресницами Габриэль.
 Обычно – он уже замечал раньше, хотя и не понимал, в чем дело – когда он делал такое выражение лица, окружающие с умилением вздыхали, трепали его по волосам ну или, в редких случаях, просто терпеливо и мягко объясняли суть непонятого. Но Лугайд, видимо, во всех отношениях был исключением из правил. На вопрос Габриэля он устало закатил глаза и холодно перевел просьбу на язык простых смертных церковников-блондинов:
– Думай быстрее. Лично я считаю, что мы должны как можно скорее покинуть город.
– Наверное… Наверное, вы правы, – скрепя сердце, согласился Габриэль.
– Хорошо, – на лице Лугайда отразилось облегчение. – Отдохни пока, я на всякий случай присмотрю за улицей. Как только она опустеет, отправимся в путь.
– Ладно.
 Заметно погрустневший Габриэль отошел подальше, сел на землю и, поуютнее закутавшись в монашескую рясу (если можно говорить об уюте, когда по твоему лицу непрестанно хлещут ледяные струи дождя), на время отключился от действительности, уйдя в свои мысли. Но это уже были не напряженные раздумья о правильном выборе, а воспоминания и тоскливые мысли, обращенные к его любимой сестре, которая, скованная цепями, томилась в башне ведьм…
 Интересно, узнала ли она его? Когда он посмотрел на нее, то не увидел в ее глазах ничего, кроме пустоты и немой мольбы. Но, может, потом… А, может, и нет. Все-таки они были совсем детьми, когда расстались.
 Габриэль закрыл глаза, вместе с шорохом дождя уходя к сокровенным воспоминаниям. Когда они с Анной только встретились, то совсем юный Лейманн попросту не знал, о чем говорить – попробуй найти тему для разговора, когда тебя подвели к маленькой девочке и поставили перед фактом: вот, знакомься, теперь она твоя сестра. Очевидно, Анна испытывала схожие чувства – они около получаса сидели рядышком, не произнося ни единого слова. Просто молча наблюдали за соседским двором, в котором не было ровным счетом ничего интересного. Потом начался дождь – сильный ливень, почти такой же, как сейчас, но они и не думали от него прятаться. Любой нормальный ребенок в Майнце просто обожал дождь… Конечно, если имел крышу над головой. Но сидеть и наслаждаться тем, что по тебе барабанят холодные капли – глупо. И хотя Габриэль очень быстро замерз, он все никак не мог решиться предложить Анне побегать под дождем, как он часто делал с друзьями (правда, на самом деле игра их заключалась в том, что соседские мальчишки пытались догнать будущего послушника и закидать его комьями грязи, но Габриэль свято веровал – это были не гонки на выживание, а веселые догонялки). Еще через пять минут Анна поднялась на ноги и сделала несколько шагов вперед. Габриэль подумал, что она хочет пойти погулять в одиночестве, но нет. Сводная сестренка чопорно сложила ручки на груди и начала петь. Габриэль помнил, как слушал ее пение, зачарованно глядя на темное небо, почти искренне веря в то, что вот сейчас в тяжелых тучах появится просвет…
 После они долго гуляли, болтая обо всем на свете (после фразы Габриэля разговор пошел как по маслу; «ты так здорово поешь!» – вырвалось у него тогда восторженное восклицание). И с тех пор они уже не разлучались, пока Габриэлю не исполнилось девять лет, и он не присоединился к доминиканцам.
 А теперь… А теперь детство осталось далеко позади, и между братом и сестрой стояли «святые», которым взбрело в голову, что Анна – ведьма… Габриэль так и не узнал, за что ее осудили, но по-прежнему был уверен – всему виной чья-то ошибка. Или, быть может, кто-то просто пожелал ей зла… Но за что?
 Габриэль перевел невидящий взгляд на Лугайда, который, прислонившись к стене, осторожно выглядывал на широкую улицу, ожидая, когда бесконечный поток людей наконец поредеет. Смутно монах припомнил их разговоры с друидом. Он все еще не был уверен, что сделал правильный выбор, но, похоже, другой вариант и впрямь оказался бы губительным. Снова сидеть взаперти не хотелось. Что ж, раз он решил сбежать из города, тогда остается только мысленно пожелать Анне всего наилучшего и сказать «прощай»… Габриэль был уверен – что бы ни случилось, он не оставит сестру в беде, но вместе с этим странным образом полагал, что они больше не встретятся.
 «Какое им до нас дело», – внезапно со злостью подумал Габриэль о церковниках – своих бывших братьях и наставниках. Действительно, хоть Якоб и пообещал помочь Анне, книга, похоже, оказалась для него гораздо важнее спасения невинной души. А уж если его учителю нет до этого дела, то что говорить о других…
 Габриэль прогнал прочь полезшие было в голову мысли о пытках и, подняв тяжелый взгляд к небу, постарался улыбнуться свинцовым тучам, нависшим над Майнцем. Но улыбка вышла грустной и жалкой.
 «Прощай… – проговорил он про себя, тщательно подбирая слова, словно Анна могла их услышать. – Обещаю, я вернусь за тобой».
 Буквально через минуту Лугайд подал знак, и они отправились в путь.
* * *
 Девушка вздрогнула и проснулась – не от холода, хотя она бог знает сколько времени пролежала на ледяном каменном полу. Ей снился сон, и какая-то внезапная догадка заставила ее спешно вернуться в реальность. Что же это? Кажется, это был сон о детстве… Должно быть, дождь за решетчатым окошком темницы напомнил о далеких временах?
 Анна с тихим стоном передвинулась подальше к стене, устраиваясь на ничтожной охапке соломы. Не стоило тревожить охранников своим пробуждением – а то вдруг они решат начать пытки еще до начала суда… С них станется.
 Прислушиваясь к барабанной дроби дождя, доносившейся с улицы, заключенная попыталась вспомнить сон – необъяснимое чувство, возникшее в мире фантазий и воспоминаний, продолжало тревожить ее, и отмахиваться от этого не следовало, особенно в таком положении.
 Внезапно разум Анны прояснился, и она поняла – Габриэль! Это он ей снился, и он приходил сюда несколько дней назад, но она попросту не узнала его. Да и до этого ли было дело, когда ее, полуживую от страха и боли, втащили в эту темницу! Габриэль Лейманн, ее брат, ее любимый брат, который…
 Воодушевление и радость исчезли так же неожиданно, как и появились. Да, Габриэль Лейманн, да, ее дорогой брат, которого она больше не увидит. Или, если повезет, найдет взглядом в толпе, когда ее поведут на костер. И из-за чего?..
 Упершись озябшими ладонями в пол, девушка, стараясь не вызвать ни единого шороха, тихонько села и, обхватив колени руками, закрыла глаза. Не хотелось даже думать, каково теперь мнение Габриэля о ней, когда он узнал, что его сестра – ведьма. А правду ему так никто и не скажет, ведь эти монахи твердо убеждены, что застали ее за подготовкой колдовского обряда.
 В тот день Анна, вдоволь насмотревшаяся на маленькую дочку соседей, уже который день задыхающуюся от кашля, не выдержала и сказала обливающейся слезами Ребекке, что попробует сделать лекарство. Та пыталась ее отговорить, а когда поняла, что это безуспешно, рассыпалась в благодарностях и предложила пойти с ней в лес за нужными травами. Но Анна сказала, чтобы Ребекка сидела с ребенком, и отправилась в лес одна. Кстати говоря, она прекрасно знала, как свирепствуют церковники в их городе – да и вообще, похоже, во всем мире, – однако наивно полагала, что против всем известной салвии никто ничего против иметь не будет, и в любой момент все легко разъяснится. Но как бы ни так! Похоже, даже если бы она просто сорвала полевую ромашку, эти полоумные монахи, которые, к несчастью, возвращались в Майнц именно по этой дороге, все равно повязали бы ее и приволокли в монастырь. Они не желали ее выслушать – на последовавшее было оправдание девушке ответили тем, что ударили ее по лицу, после чего зажали рот, связали руки и в таком вот положении доставили в церковь. Там их ожидал инквизитор, Фальк фон Кронберг, но и он не пожелал ничего слушать. Проигнорировав просьбу выслушать, в чем дело, он брезгливым жестом приказал отвести ее в башню, где держали ведьм, дабы она дожидалась начала судебного процесса. То есть, иными словами, начала пыток. В городе давно было известно, как проходит здесь правосудие… Сколько невинных девушек, которых Анна прекрасно знала, было сожжено в пламени костра по совершенно пустяковым причинам. И вот теперь она – одна из них.
* * *
  Габриэль бежал из последних сил. Энергия уже давно была на исходе, он готов был упасть милю назад… или две… может, все четыре… Но тогда почему он все еще бежит?
– Габриэль, быстрее!
– Почему мы вообще бежим? – Габриэль не выдержал и остановился, упершись руками в колени и едва переводя дыхание. Ноги словно налились свинцом, в боку сильно кололо, в голове больно пульсировала кровь. – Мы же вполне спокойно шли… после того… как мы… вышли из Майнца, даже не встретили никого… – Габриэль наконец более или менее отдышался, но и после этого не мог сказать, что чувствует себя хорошо: он полностью обессилел.
 Лугайд, тоже остановившись, обернулся: он неизменно обгонял Габриэля, когда они переходили на бег, и юный послушник не успевал поражаться энергии старого друида.
– У меня нехорошее предчувствие, нам действительно лучше ускорить ход.
 Габриэль едва сдержал стон: ему казалось, что они идут в «ускоренном ходе» целую вечность. Солнце уже зашло за горизонт, и окрестности погрузились в сумерки – получается, они прошли целый день, но вряд ли стоит надеяться на привал.
– Хорошо, – еле-еле выговорил Габриэль и, качнувшись, восстановил прерванный бег. Он подозревал, что его хватит еще мили на две, но потом на дорогу упадет его труп.
 Чтобы не думать об усталости, Габриэль вернулся мыслями ко всему произошедшему утром. Они с Лугайдом пробегали мимо башни ведьм, когда спешно покидали место своего заточения, но друид не позволил ему остановиться даже на секунду. Габриэль вновь и вновь прокручивал в памяти тот момент, который, казалось, навсегда запечатлелся в его памяти, настолько ярким и детальным было видение – пустой, молящий взгляд Анны, лежащей на полу темницы… Господи, как же он мечтал встретить свою сестру после стольких лет разлуки, но их встреча оказалась самой худшей из всех вариантов, которые только можно было представить. Изумленный взгляд брата пересекся с непонимающим взглядом изможденной сестры – вот и вся долгожданная встреча. Если уж так, лучше бы было и не встречаться вовсе.
 «Это навсегда останется со мной», – Габриэль зажмурился, ощущая внутри невыносимую боль, которая довольно быстро растворилась, оставив после себя всеобъемлющую пустоту. Эта пустота обладала удивительным свойством поглощать все эмоции вообще – и страх, и горечь, и радость… Хотя, откуда в такой момент могла взяться радость?
 Лугайд вдруг остановился, но Габриэль, к счастью, вовремя открыл глаза и чудом избежал столкновения.
– Как думаешь, куда идти дальше?
– На… направо… К Риму… Нужно туда.
– Отлично. Вперед! – друид круто повернулся, намериваясь снова устроить пробежку, но Габриэль в отчаянии ухватил его за край одежды.
– Вандрой, мы их не догоним…
– Должны догнать.
 Габриэль отрицательно покачал головой. Едва они покинули Майнц, как Лугайд, расспросив своего сообщника и узнав, что совсем недавно в Рим отправилась процессия, состоящая из епископа, инквизитора и, возможно, брата Якоба, пришел чуть ли не в панику и потребовал держать курс туда же. По его словам, целью церковников было доставить книгу Эльзы, когда-то украденную у друида, Папе Римскому, и это чревато серьезными последствиями для Авантазии, мира грез, и, соответственно, для всего мира в целом. Габриэль не слишком хорошо понял длинный и путаный рассказ о семи частях печати, но решил, что с пониманием можно повременить. Все равно ему не оставалось ничего другого, кроме как следовать за Лугайдом.
– Должны, – повторил старый мудрец. – Вперед.
 Габриэль вздохнул, осознав, что спорить бесполезно, и послушно свернул налево вслед за своим спутником. В его разуме, истощенном от усталости и волнений, снова пронеслось видение скованной цепями Анны, заточенной в башне ведьм, и в душе вновь воцарилась пустота. Правильно ли он сделал, покинув Майнц и оставив сестру одну?
 Внезапно Габриэль уловил боковым зрением некое движение – словно несколько теней скользили следом за ними вдоль заросшей тропинки. Он хотел сказать об этом Лугайду, но тот и сам, заподозрив что-то неладное, остановился, предостерегающе подняв свой посох.

THE GLORY OF ROME/ВЕЛИЧИЕ РИМА

 Колеса повозки громыхали по мостовой. Фальк фон Кронберг никак не мог дождаться, когда же процессия наконец достигнет Рима, но в остальном был донельзя всем доволен, особенно произошедшими в последнюю неделю событиями. Книгу нашли, ему, инквизитору, не только объявили соответствующую благодарность, но и пригласили в Рим, да не просто так, а в сопровождении самого Иоганна Адама фон Бикена, верховного епископа. Фальк считал это большим преимуществом, но все же не понимал, почему так получилось. Да еще и брат Якоб поехал… Ну, это ладно, они с епископом добрые друзья. Недоумение вызывало только то, что суд над Эльзой Фоглер, по счастливому стечению обстоятельств (счастливому для инквизитора, разумеется, но не для ведьмы) возглавлял только фон Кронберг. Почему же в Рим отправился и епископ тоже?
 Фальк впился взглядом в сидящего напротив Адама фон Бикена. Тот с совершенно спокойным, умиротворенным лицом смотрел в Библию, лежащую у него на коленях. Фон Кронберг досадливо поморщился – он ждал этой поездки, как какой-нибудь маленький мальчишка, которого обещали сводить на ярмарку. А епископ, совершенно не разделяя чувств инквизитора, вел себя так, словно они выбрались читать проповедь соседнему городишке, а не отправились в Великий Рим к самому Папе Римскому.
– Ваше высокопреосвященство, – обратился к нему Фальк фон Кронберг. – Я так полагаю, вам уже доводилось бывать в Риме?
– О да, – откликнулся епископ, на минуту оторвавшись от Библии. – Два раза. Мы довольно дружны с Климе… То есть, конечно, с Папой Римским, – поправился фон Бикен и снова опустил глаза в книгу.
 Фальк испытал почти непреодолимое желание присвистнуть, но вовремя спохватился: присвистывать можно было при палаче, когда во время пыток человеческий организм проявлял чудеса изобретательности, но вот при архиепископе таких вольностей дозволять себе явно не следовало. Однако! Что за жизнь? Брат Якоб друг епископа, епископ друг Папы Римского, а Папа Римский ни дать ни взять приятель самому Богу? Хотя да, если верить писаниям и законам, чуть ли не так и есть… Обидно. Ну ладно, в Рим взяли, и черт с ними, пусть хоть с бесами дружат.
– Осмелюсь предположить, что мы подъезжаем, – послышался за пределами повозки голос одного из множества монахов, сопровождающих процессию.
 Никто не сдвинулся с места. Фальку прямо-таки не терпелось выглянуть в окно, да и Якоб был порядком заинтересован, но положение не позволяло верить на слово голосу, раздававшемуся метрах в трех от тебя. А то один умник однажды крикнул в панике с церковного двора что-то про змей, так все, включая Якоба и Фалька, мигом выскочили на улицу, пытаясь спастись от неведомой опасности. Весело же было, когда выяснилось, что это десятилетний Габриэль Лейманн пытался сочинить слова для какой-то песенки.
  Несколько минут прошло в напряженном молчании, накаленном не слишком радостными воспоминаниями церковников о том инциденте (они даже не посмели наказать мальчишку, тот так мило похлопал глазками и сказал, что сочинял песенку специально для них… И мысли ни у кого не было поднять руку на ребенка, несмотря на то, что фон Кронберг мрачно заметил, что не желает слышать в свой адрес песенку, начинающуюся с дикого рева «Змеи!!!»).
 Но вскоре Адам фон Бикен решил сжалиться над своими подопечными, сверлящими взглядами льняные шторки, и негромко проговорил:
– Думаю, мы и впрямь уже почти на месте.
 Фальк спешно одернул лоскут ткани в сторону и выглянул на улицу…
 Сердце инквизитора екнуло и словно остановилось. Он никогда еще не испытывал подобного – даже при самых пышных празднествах Майнца (и, чего греха таить, при самых жестоких пытках, о которых родине вообще знать не полагалось), что уж тут говорить об обычных улицах обычного города! Однако это был не обычный город, а, казалось, бесконечная страна красоты и роскоши. Не копия Вавилона, погрязшего в людских грехах, но воплощение Нового Иерусалима, настолько ярко описанного Иоанном. Величественные белые здания, бледно-голубое небо, которое здесь как будто было гораздо ближе, нежели в любом другом поселении… Создавалось впечатление, что огромные купола церквей и храмов поддерживают его, в то время как более низкие, не имеющие особого значения здания находятся в полной и абсолютной недосягаемости до небосвода. Кроме того, они словно преклонялись перед этими великими творениями, от которых исходила божественная, ни с чем не сравнимая аура!
 «Вот какова она, твоя земная обитель, Господи», – рука Фалька словно сама собой потянулась к небу в благоговении, как будто намеривалась схватиться за облако. В глазах инквизитора отражались не робкие солнечные лучи, а бесконечный восторг и некоторый страх, вызванный этим странным ощущением. Словно в любой момент дорогу повозке мог преградить Божий Ангел и даровать им предзнаменованье!
 Фальк фон Кронберг, обуреваемый  столь возвышенными чувствами, ничего не видел вокруг себя и не желал видеть; поэтому он никак не мог обратить внимание на реакцию своих спутников.
 Якоб тоже был в восхищении, однако перед его глазами расстилалась не обитель Бога, а просто неимоверно красивый город, воздвигнутый благодаря труду людей. Да, безусловно, здесь царили роскошь и неповторимая духовная атмосфера, но старый монах был уверен – какой бы прекрасной ни была столица Веры, Бог тут не при чем. О да, Всевышний, конечно, обратил внимание на Папу Римского, Климента Восьмого, и даровал ему свою силу, как, быть может, даровал некогда Аарону и его потомкам. Но чтобы этот град был воздвигнут исключительно по его воле? Нет, тут уже постарались люди, хоть и с божьего попущения – все равно, люди. И поэтому Якоб не был ослеплен красотой величественных башен и уникальных сооружений, увенчанных куполами. Они были прекрасны – и не более того.
 Епископ даже не смотрел на инквизитора и своего старого друга. Он прекрасно знал, что испытывает человек, впервые увидевший Рим. Простые смертные застывали в благоговении, не в силах сдвинуться с места, а здесь перед ним сидели уважаемые люди, избранные Богом и, конечно, им самим, верховным епископом. Неудивительно, что они впадают в такой восторг. Фальк фон Кронберг и брат Якоб долгое время верой и правдой служили Господу Богу и, наконец, смогли сделать еще один шаг навстречу Ему. Но он, Адам фон Бикен, уже прошел этот этап, если уместно здесь пользоваться столь бытовым выражением, и потому ограничился беглым взглядом на знакомые улицы, после чего снова стал внимательно читать Евангелие от Матфея. Рим никуда не денется, но все же некое волнующее чувство смущало душу епископа. Книга, конфискованная у Эльзы Фоглер, не так давно сожженной на костре за чтение языческих манускриптов, лежала рядом, заботливо завернутая в холщовую ткань. Но даже брат Якоб не смог пролить свет на текст этих записей – они были написаны на совершенно незнакомом ему языке. Так что оставалось загадкой, зачем же Клименту Восьмому понадобилась именно эта книга… Получив в письме от епископа фон Бикена ее описание, Папа Римский заметно заволновался – что было видно по наспех начертанному им ответу – и просил своего старого друга-епископа немедленно приехать в Рим. Разумеется, вместе с таинственной книгой.
* * *
 Фальк в очередной раз возвел взгляд к богато украшенному потолку и томно – как ему показалось – вздохнул. Над его головой – свод одного из прекраснейших зданий не только Рима, но и, должно быть, всего мира. Перед ним на длинном, необычайно богато убранном столе – изысканные кушанья, которые большинство жителей Майнца не только не пробовали, но и представить себе не могли. Позади него – толпа монахов из «низших», которые не только толпились за его спиной, но и… Но и, кажется, награждали его, инквизитора, нелестными словами. Однако это уже, должно быть, было паранойей. Чего только не пригрезится после нескольких кубков отменного вина. Фальк фон Кронберг был весь и сразу погружен в придворную обстановку Ватикана, и потому не придал особого значения тому, что епископ Адам фон Бикен, Климент Восьмой и брат Якоб аккуратно отделились от трапезничающих клириков и куда-то исчезли. «С них станется», – подумал инквизитор, сам толком не понимая, что он подразумевал под этой мыслью, и снова всей душой обратился к поистине роскошному островку жизни, который ему довелось увидеть здесь, в величественном Риме.
 Тем временем Верховный епископ Майнца, его друг и советник действительно удалились в соседнее помещение – там царили тишина и запустение, что и требовалось для серьезного разговора.
– Когда-то я обратился за помощью к вам, – Климент кивнул епископу и Якобу, – и ничуть не жалею об этом, – Папа Римский выглядел и торжествующим, и взволнованным одновременно. – Именно вы нашли последнюю из семи частей печати.
– Семи частей? Печать? – Якоб одарил его вопросительным взглядом. Он действительно по просьбе епископа тщательно изучал любой документ, конфискованный у ведьм и еретиков, в надежде наткнуться именно на то, что было нужно Папе Римскому. Но ни он, ни Адам фон Бикен ни разу не упоминали о каких-либо печатях.
 Климент Восьмой еще больше разволновался. Бросив взгляд на своего старого друга, он получил утвердительный кивок, который не мог быть расценен никак иначе, кроме как «я полностью доверяю брату Якобу», и заговорил, подрагивая от охватившего его возбуждения:
– На протяжении многих лет мы пытались найти эти семь книг. И эта – последняя, – в доказательство своих слов Климент с трепетом взял в руки книгу, находившуюся в этой же комнате, и указал на треугольную металлическую пластину на обложке. – Последняя из семи частей печати. И теперь, когда она у нас, мы должны отнести печать в центр духовного мира.
– Центр духовного мира? – переспросил Якоб. Ему представилось, как они втроем ночами напролет сидят вокруг книги, бормоча нужные молитвы, а то и вовсе какие-нибудь заклинания (а как еще можно перенести что-то в духовный мир?). Смахивало на осуждаемое церковью же колдовство, и старому монаху это совсем не нравилось.
– Когда печать окажется там, – глаза Климента странно заблестели. Прижимая книгу к груди, он закрыл глаза и мечтательно улыбнулся, словно не верил, что долгожданная минута, наконец, приближается. – Мир грез навсегда исчезнет, и грязное время ереси закончится.
 Епископ фон Бикен и Якоб, теперь не менее взволнованные, внимали Папе Римскому, боясь пропустить хоть одно слово, а тот продолжал:
– Это было предсказано! В тайных старинных документах ясно говорится: тот, кто принесет печати с семи священных книг озарения в центр духовного мира, получит абсолютную мудрость! А мудрость…
– …означает власть, – понимающе кивнул фон Бикен. – Церкви она, безусловно, не помешает.
– Верно, – из голоса Климента вдруг исчезла потусторонность. Он открыл глаза и уже не так благоговейно – скорее, даже с некоторым коварством – проговорил: –  Сокрушим же Дьявола… Теперь печать в наших руках!
* * *
– Прошу прощения… – раздался за спиной Фалька голос одного из монахов. – Нам пора отправляться в обратный путь.
– Сейчас начнем сборы, – вяло отозвался фон Кронберг и огляделся. Просторное помещение было полно народу, но вот Папы Римского, епископа и Якоба по-прежнему не наблюдалось.
 Инквизитор внимательно обследовал взглядом круглую залу и вдруг приметил проход недалеко от вакантного места за столом, которое ранее занимал Папа Римский. Недолго думая, Фальк, убедившись, что никто на него особо не смотрит, обогнул стол и, стараясь не привлекать внимания, боком прошел в некое подобие вестибюля. Там обнаружились красивые – как и все в этом здании – двери, и фон Кронберг, поколебавшись, не замедлил их приоткрыть. Все равно время отъезда близится, и епископа со своим подчиненным пора бы уже поторопить.
 Его взгляду предстали все трое: по-видимому, шел увлеченный разговор.
– …поэтому я предлагаю вам обоим присоединиться ко мне и отправиться туда – во плоти и крови, конечно, – говорил Климент Восьмой.
– Но как это возможно? – воскликнул Якоб. Он и фон Бикен выглядели напуганными: отказать Папе Римскому они, конечно, никак не могли, особенно, учитывая важность предприятия.
– Люди обо всем этом даже и не подозревают, – продолжал тот. – Поэтому вас столь удивили мои слова. Но вскоре вы обо всем узнаете и поймете, как до боли просто все устроено.
– Разумеется, мы согласны, – подобострастно изрек фон Бикен.
 Фальк аккуратно прикрыл двери и, вернувшись в залу, коротко бросил суетящимся сопровождающим:
– Можем отправляться. Мы вернемся в Майнц без епископа и брата Якоба – их задержат здесь кое-какие дела.
 Не слыша удивленного ропота, раздавшегося в ответ на его слова, инквизитор, погруженный в задумчивость, направился к выходу из здания. Фальк исполнил свой долг, можно было спокойно возвращаться в родные просторы. Чувствовал он себя замечательно – душа в прямом смысле слова пропитана светлым Римом, а уж что там затеяли высшие… Папа Римский сказал «люди обо всем этом даже и не подозревают», значит, Фальку фон Кронбергу это неинтересно, и дознаваться до сути не следует. Ведь он далеко не обычный человек и, без сомнения, знает абсолютно все – так ему представлялось.
 Фальк фон Кронберг не без удовольствия возвел взгляд к прозрачному голубому небу. Он прямо-таки чувствовал, как Ангел Божий благословляет его на новые подвиги. Оно и неудивительно – в башне ведьм еще томится несколько приспешниц Дьявола. Инквизитора ждет много работы.
 Вскоре процессия отправилась в Майнц, оставив епископа Адама фон Бикена и брата Якоба в Риме.

IN NOMINE PATRIS/ВО ИМЯ ОТЦА

– Вы, конечно, помните, что наша миссия тайная? – простодушно уточнил Климент Восьмой, нынешний Папа Римский. – Абсолютно секретная, и никто, никто не должен узнать…
 Якоб споткнулся о какой-то порог – в подземелье была жуткая темень, а счастливым обладателем единственного фонаря был, конечно, Климент.
– Ваше святейшество, – позволил себе в порыве негативных чувств перебить главу католической церкви Якоб. – Даже если бы мы захотели нарушить данный нами обет… Все равно ничего не видно.
– Ах да, прошу меня простить, – спохватился Климент и, замедлив шаг, поднял фонарь повыше, освещая дорогу.
 Якоб и епископ фон Бикен облегченно вздохнули и огляделись. Подземелье под Римом, в которое они спустились часа два назад, совсем не изменилось, хоть они и прошли довольно приличное расстояние: должно быть, бесконечные извилистые коридоры выглядели одинаково. Непривычно низкий потолок (если сравнивать с общепринятыми стандартами, господствующими во всех церквах и храмах), серые каменные стены и всепоглощающая темнота.
– Предстоит еще неблизкий путь, – словно услышал их мысли Папа Римский. – Но, пока мы идем, позвольте более подробно рассказать вам о нашей миссии.
– Будьте добры, – кивнул фон Бикен.
 Климент обернулся к своим спутникам. При свете фонаря его величественный облик смотрелся просто фантастически, хотя и напоминал больше не владыку церкви, а заплутавшее в глубинах Ада божество.
 На лице «божества» почему-то появилась виноватая улыбка.
– Возможно, следовало рассказать вам раньше, но я боялся, что информация выйдет за пределы дозволенных рамок… – Папа Римский кашлянул в кулак и возобновил путь. Подземелье было довольно широким, и Якоб с епископом, ускорив шаг, пошли по обе стороны от Климента. – Вы ведь понимаете, Бог не хочет, чтобы его видели…
– Бог? – не сдержал восклицания Адам фон Бикен, не без оснований предположив, что его телесная жизнь окончится сегодня же. Далеко не всем пророкам удавалось выжить после явления оного, а он-то и пророком, строго говоря, не был.
– Дело в том, – принялся разъяснять Папа Римский, – что если бы мудрость осенила умы неверных Ему, лишь притворяющихся вечными слугами Господа… Или, и того хуже, не скрывающимся еретикам…
– Но ведь нашу землю населяют далеко не только заблудшие души, – справедливости ради заметил Якоб, думая о Габриэле. На душе его было неспокойно, и он уже знал, чем займется по возвращении в Майнц – сделает все возможное и невозможное, чтобы освободить своего ученика. Он все больше сомневался, что поступил правильно. Возможно, стоило просто замять случившееся, или хотя бы рассказать об этом только епископу – тогда Габриэля могли простить без суда и следствия…
– Да, конечно, – согласно кивнул Климент Восьмой, отвлекая его от мрачных раздумий. – Но вы уверены, что всем праведникам хватит смелости взглянуть правде в лицо? О, это очень тяжелая ноша…
– Пожалуй, – признал старый монах.
– Так или иначе, мы должны сделать так, как предсказано в древних священных манускриптах. Запереть мир абсолютной мудрости сразу же после того, как будем ей одарены – вот в чем заключается наше задание.
– Звучит серьезно, – еще сильнее встревожился Адам фон Бикен. – Но раз эта миссия возложена на нас, мы должны сделать все возможное, чего бы это ни стоило.
– Совершенно согласен! – величественно кивнул Климент. – Однако повремените: нам следует остановиться.
 Троица и впрямь уперлась в массивные двери. Папа Римский, передав фонарь епископу, с насупившимся видом извлек откуда-то связку ключей и отомкнул несколько замков. Двери с пронзительным скрипом отворились.
– Таких еще много, – разрушил недоуменное молчание Климент, делая широкий приглашающий жест. – Наши предки хорошо позаботились о сохранности Врат в мир…
– …иной? – невольно вырвалось у Якоба.
– Между прочим, по сути вы, как ни странно, совершенно правы, – вдруг помрачнел Климент. Фонарь в его руке, который он успел забрать у Адама фон Бикена, сердито закачался, отбрасывая блики на стены подземного коридора. – Действительно мир иной, да только не в самом плохом смысле этого выражения. То есть, чтобы туда попасть, умирать совершенно не обязательно.
– А вы пробовали? – робко поинтересовался епископ.
– Нет, – признался Папа Римский. – Но ничего, сейчас попробуем, – он снова достал связку ключей.
 Еще, казалось, несколько часов церковники продолжали свое путешествие к вратам мира грез. Особого воодушевления в атмосфере не чувствовалось, но каждый старался себя ободрить: ведь им выдалась уникальная возможность сделать что-то для мира, в котором они живут. Почетное задание, выполнение которого было предсказано Ангелом, и в награду за его выполнение избранные получат абсолютную мудрость. Отличная возможность получить прекрасный дар, связанная с необходимостью плестись в неизвестность по темным, мрачным коридорам. Ничего нового. Обычная церковная волокита, только в более приниженном, буквальном смысле.
– Мы пришли, – голос Климента глухим отголоском отразился от каменных сводов.
 Якоб и Адам фон Бикен встрепенулись. Не далее как две минуты назад Папа Римский открыл очередные двери… Получается, они были последними?
 Климент поднял фонарь высоко над головой, озаряя тусклым светом огромные врата удивительной красоты, один вид которых говорил о неописуемой древности. Высокие столбы украшала изысканная резьба с изображениями неведомых существ, но они вовсе не казались порождениями Сатаны или каких-нибудь языческих богов, нет, это были прекрасные небесные создания, которые в то же время причудливым образом совершенно не искушали своим видом.
– Врата, – осипшим голосом проговорил Климент и, видимо, рассердившись на себя за некоторую потерю самообладания – он же Папа Римский, в самом деле! Хранитель уникальных знаний! – в очередной раз прокашлялся. – Врата в мир грез, – проговорил он уже более торжественным голосом.
 Около минуты прошло в полном молчании: церковники с благоговением созерцали двери в неизвестность.
– Не будем медлить, – Климент вздохнул, придавая своему голосу деланное спокойствие. – Брат Якоб…
 Монах тут же сбросил с плеч мешок, который вызвался нести, и по указанию главы церкви достал из него золотистую треугольную пластину – она сразу попалась под руки. Он удивился, наблюдая за тем, как Папа Римский осторожно берет ее в руки. Пластинка была очень похожа на ту, что была на книге, конфискованной у Эльзы Фоглер… Ведь епископ взял ее с собой в Рим и отдал Папе Римскому, так что, может быть, это она и есть? Впрочем, сейчас явно не время спрашивать об этом. В конце концов, наверное, все семь частей печати, о которых рассказывал Климент Восьмой, выглядели более или менее одинаково, почему бы и нет.
 Папа Римский, осторожно держа пластинку обеими руками, поместил ее напротив другой, уже зафиксированной на массивных дверях. Тихий скрип и легкое дуновение ветерка были ему наградой.
 Врата распахнулись. Ветер сплошным потоком ударил в лица церковников.
– Господи Боже, – прошептал Якоб и перекрестился.
 Перепуганный епископ тоже осенил себя крестным знамением, и лишь Климент, сделав над собой могучее усилие, выдавил на лице улыбку. Впрочем, его спутники прекрасно видели, что чувствует он себя далеко не так комфортно, как хотел бы продемонстрировать.
– Пойдемте же, – чудь дрогнувшим голосом сказал Климент и, поколебавшись мгновение, прошел во Врата.
 Со смешанными чувствами епископ фон Бикен и брат Якоб переступили порог следом за ним.
 
AVANTASIA/АВАНТАЗИЯ

 Габриэль приоткрыл глаза и сначала не понял, где находится. Все тело было покрыто ссадинами, в голове больно стучало… Почему он весь изранен? Что с ним произошло? И где Вандрой?
 Поморщившись от боли, Габриэль уперся руками в землю, покрытую травой, и попытался сесть. Это удалось ему не сразу, но третья попытка все-таки увенчалась успехом. Кое-как облокотившись на широкий ствол одного из деревьев, юноша огляделся.
 Это была лесная полянка, со всех сторон окруженная деревьями и небольшими каменными глыбами – было похоже, что некогда кто-то намеренно их сюда притащил. Солнце щедро поливало местность ярким светом, но сколько сейчас времени, Габриэль определить не мог. Впрочем, это мало его интересовало. В первую очередь надо привести мысли в порядок и найти Лугайда… Куда же он мог подеваться? И вообще, что случилось?
 Тяжело дыша – острая боль на месте многочисленных порезов призывала набраться терпения, чтобы не застонать сквозь стиснутые зубы – Габриэль закрыл глаза и попытался вспомнить, что же произошло. Они с Лугайдом сбежали из тюрьмы в Майнце и долго, долго бежали, пытаясь настигнуть церковную процессию, которая везла книгу в Рим. Друиду нужно было вернуть ее до того, как она попадет за стены Ватикана, потому что, как он объяснил, нельзя допустить, чтобы церковники могли решать, кому дозволено, а кому не дозволено попадать в духовный мир. За время побега друид многое рассказал Габриэлю о книге. Существовало еще шесть таких же книг, и каждая из них была ключом ко вратам, через которые можно попасть в духовный мир во плоти и крови. Перейти в этот мир, по извечному порядку, помимо отражения человеческой мысли мог разве что дух. Но для того и были разбросаны врата по всей земле, чтобы сделать переход в Авантазию возможным и для человека. Несмотря на то, что Авантазия всегда открыта для души каждого, со временем все больше и больше людей забывают об этом мире – Лугайд и Габриэль уже говорили об этом, сидя в тюрьме. И чтобы предотвратить забвение, книги должны быть здесь, дабы существовала возможность отправиться в Авантазию во плоти и вспомнить, как попасть туда без помощи врат и книг.
 Как бы то ни было, Лугайд не без оснований подозревал, что все книги находятся в одних и тех же руках, и это страшное видение заставляло его торопиться в Рим: ведь кто знает, куда заведет церковников жажда власти. Если кто-либо из них принесет все семь частей печати к зловещей Башне, самому темному месту в Авантазии, Мир Грез будет заперт навеки… Так сказал Лугайд.
 Хотя Габриэль сперва и половины не понял из рассказанного друидом, он начал осознавать: власти заинтересованы в том, чтобы держать народ в неведении и страхе. Ведь тогда будет много проще укрепить свое господство над ними, прописывая им определенные истины и делая их безвольными марионетками. Увлекшись подобными идеями, они оставили без внимания то, что они и сами будут отрезаны от Авантазии. Но осознают они это сейчас или нет... Габриэль все еще не мог до конца поверить в коварство церкви, которая столько лет была его опорой, но медленно понимал, почему Лугайду нужно вернуть книгу...
 Итак, друид рассказал ему все это, а уже к концу дня… Вечером… Нет, ночью, на них напали.
 Габриэль в какой-то момент заметил блуждающие тени, быстро скользящие вслед за ними, но только он хотел сообщить об этом Лугайду, как тот и сам остановился. В следующий миг к ним вышли угрожающего вида люди – похоже, банда разбойников. Но убивать они их явно не собирались, иначе бы Габриэль уже не проснулся. Наверное, их целью было вернуть беглецов живыми. Но почему? Кто они такие? И где Лугайд?
 Габриэль уже начал заметно волноваться и собирался собрать всю волю в кулак, чтобы подняться на ноги и отправиться поискать его, но, к счастью, в этот момент зашелестели ветви деревьев, и на поляну вышел Лугайд, с виду целый и невредимый.
– Слава Богу! – облегченно вздохнул Габриэль.
 Друид подошел к нему и присел рядом. К еще большей радости послушника, посох он отложил в сторонку – а то во время побега, когда Габриэль, по мнению старика, бежал слишком медленно, ему довольно сильно доставалось этой палкой, – но в руках Лугайда было еще что-то, и это что-то он убирать явно не торопился.
– Что это? – подозрительно покосился на него Габриэль.
– Целебные травы, – сказал друид. – Тебе ведь здорово досталось.
– А-а… Да, спасибо, – Габриэль с тоской оценил свое состояние и понял, что в ближайший час он вряд ли не то чтобы уйдет, а хотя бы встанет на ноги – он совершенно обессилел.
– На нас напали какие-то люди, – проговорил Лугайд, осторожно перебирая стебельки. – Но мы воистину сверхъестественно от них отделались.
– Понимаю, – Габриэль украдкой покосился на посох старика. Он был уверен, что «сверхъестественное» осуществилось не без его помощи. – Но… Что теперь?
– Теперь очевидно, что процессию мы уже не догоним, – Лугайд выглядел абсолютно подавленным. – Если книга окажется в руках у Папы, а скорее всего так и есть, то он тут же отправится в Авантазию… И тогда они навсегда закроют Врата, а это… Это конец.
– Сам Папа! – потрясенно воскликнул Габриэль.
– Именно, – мрачнее прежнего подтвердил Лугайд, и, глядя на него, послушник стушевался и постарался отогнать светлый и чуть ли не божественный образ Папы Римского.
– И ничего нельзя сделать? – погрустнел Габриэль. Он не видел выхода из этой ситуации, и, хотя уже был вовлечен в эту историю, куда больше ему сейчас хотелось не ломать голову над разработкой какого-нибудь сложного плана, а унять боль в изрезанных руках, с которых на траву непрестанно капала кровь.
– Нет, один способ есть.
– Хорошо, – немного приободрился Габриэль и, не выдержав, сполз на траву. Физических сил у него совсем не осталось.
 Лугайд с сочувствием посмотрел на него.
– …я отправлю тебя в Авантазию, вся надежда на тебя, – словно издалека, донесся до Габриэля голос друида.
– Каким образом? – пробормотал он. – Зачем?.. Что я должен делать?
 Лугайд наклонился  к нему.
– Там тебя встретят мои друзья, они все объяснят. Помоги мне… Всем нам. А я помогу спасти тебе твою сестру, как и обещал.
– Хорошо, – не раздумывая, согласился Габриэль. – Но если все части печати у них… у Папы Римского… Как я туда попаду?
– Я буду присматривать тут за тобой, а твой дух перенесется в мир грез. С собой я не могу сделать того же самого – кто-то должен следить за тем, чтобы нас не нашли церковники… Но я буду контактировать с тобой отсюда, ты будешь слышать мой голос.
 Габриэль уже ничего толком не понимал. Он сбежал из тюрьмы, отныне он ренегат, лежит, израненный, в лесу, и ждет, пока его сознание отправят черт знает куда? Он просто хотел освободить свою сводную сестру – теперь он и так уже далеко от нее, а сейчас еще и этот мир покинуть?! О Боже, скажи, кто может требовать так много от юного послушника? Кто? Впрочем, у него нет выбора. Анна…
 Габриэль закрыл глаза и кивнул.
– Постарайся уснуть, – тихонько сказал Лугайд, успокаивающе положив руку ему на голову.
 Уснуть! Легко сказать. Габриэль чуть приоткрыл глаза и сквозь мутную дымку не сонной, а болезненной дремы увидел свои окровавленные ладони. На груди покоился серебряный крест, но сейчас он не мог сжать его и тем самым получить успокоение… Что значат молитвы теперь, когда все перевернулось с ног на голову и нельзя понять, что есть вера, что есть ересь, что есть добро, а что – зло?
…Надо торопиться… Церковники в пути… В Ватикане… А где сам Габриэль? Как ни странно, сейчас он даже не мог ответить на этот вопрос. Он уже ничего не видел, но зато сквозь вязкую пелену сна до него донесся голос Лугайда:
– Используй свой разум!
…разум…
– Забудь про это измерение, отпусти себя…
 Габриэль вдруг распахнул глаза. Он находился все на той же поляне – лежал на траве, как и прежде, Лугайд сидел рядом, но теперь друид не казался реальным человеком – словно легкая дымка… словно призрак… И почему боль так внезапно исчезла?
 Послушник попытался встать и понял, что это ему почему-то не под силу. Но все вокруг, хоть и было таким же, неуловимо изменилось – краски поблекли, это был странный туманный мир… странное место… и откуда-то слышались голоса…
 Габриэль встрепенулся. Определенно, Лугайд тут был не при чем. Это были другие голоса, их хор звучал, казалось, в самом сознании юноши, за ними хотелось пойти, но как это сделать? И стоит ли? И… что они говорят? Габриэль прислушался. Но разобрать половину слов по каким-то причинам не удавалось.
 «Твоя фантазия… свет… мечты… знание… жизнь», – вот и все, что удалось расслышать Габриэлю.
 Вдруг, внимая этим странным словам, складывающимся в подобие песни, монах понял, что должен сделать. Нужно как-нибудь пойти вслед за голосами, но как и куда?.. Он чувствовал себя холодной, ничего не значащей тенью. По сути, его вообще тут не было. Ощущение ненужности стало просто невыносимым…
 Габриэль резко сел, но тут же снова был уложен на траву рукой Лугайда. Все вернулось на свои места, боль в том числе.
– Я не могу… – простонал Габриэль. – Что это было? – его голос сам собой затих, и сознание опять провалилось в полудрему.
 Но стоило ему вспомнить тот холод, то гнетущее ощущение, как перемещаться куда-либо не было уже никакого желания… Хотя, быть может, его не было и раньше? Нет, он должен переступить эту границу… Но как?
 Веки снова тяжело опустились, унося его далеко-далеко, и, чувствуя, как что-то направляет, выкидывает его из этой реальности, Габриэль услышал голос Лугайда:
– …ты сможешь… Познай суть своей души… Позабудь свой страх… Освободись от цепей…
 Габриэль с трудом вырвался из тяжкой дремы. Знакомое чувство ледяного одиночества накатывало на него обжигающей волной, но… Лугайда рядом не было! Ни живого, ни призрачного. Где же он? Неужели оставил его?

«Твоя фантазия… свет… мечты… знание… жизнь».

 Габриэль снова попытался встать, понимая, что находится все в том же странном месте. И вдруг…
 Он не поверил своим глазам. Перед ним появилась Анна! Словно из ниоткуда, это был очередной призрачный образ, но такой до боли знакомый… Не та девушка, изможденная, закованная в цепи, но и не девочка, что провела детство с Габриэлем. Нечто между этим, нечто…
 Она радостно улыбнулась и протянула ему руку. Габриэль нерешительно сжал невесомую полупрозрачную ладошку и с ее помощью легко поднялся на ноги. Ощущение всепоглощающего одиночества и холода тут же исчезло, но вместе с ним исчез и призрачный силуэт… Что же это было?
«Моя… фантазия?» – вдруг сама собой забрезжила догадка в голове у Габриэля. Не смолкающие ни на миг голоса внезапно стали слышаться очень четко, и теперь он безо всяких усилий различал одни и те же строки:

Мы твоя внутренняя сила, мы – твоя фантазия,
Мы королевство света и мечтаний,
Знание и жизнь – Авантазия!

 Не понимая толком, что делает, Габриэль шагнул навстречу голосам. И в следующий момент, как ему показалось, рухнул куда-то вниз.

A NEW DIMENSION/НОВОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

 После того, как был сделан решающий шаг в неизвестность, Габриэль ощутил себя только что проснувшимся после долгой и трудной работы. Голова все еще болела, но вот все остальное, похоже, пребывало в добром здравии… Во всяком случае, в это хотелось верить.
 Габриэль приподнялся на локтях и огляделся. Может, ему захотелось бы запомнить это место, но прежде, чем взгляд изучил окрестности (кстати, после дальнейшего, второго пробуждения он уже не мог поручиться, что окрестности действительно были), он зацепился за совершенно другое, и все внимание обратилось на тот факт, что Габриэль Лейманн, кажется, и не Габриэль Лейманн вовсе… Как-то так.
 Сначала юноша заметил, что на нем совершенно другая одежда – более удобная, чем монашеская ряса. Обновка напоминала наряд какого-нибудь странствующего сказочного героя – такая ассоциация возникла при обнаружении длинного плаща болотного цвета. Но потом сознание потрясло еще более неожиданное известие.
 Габриэль провел рукой по волосам и… Заняло у него это куда больше времени, чем раньше. Его волосы были длинными! Что же с ним случилось? Он в испуге поглядел на длинные пряди, лежащие на плечах, и облегченно вздохнул: по крайней мере, они по-прежнему были светлыми. Может, чуть ярче, чем раньше, но все равно светлыми. Интересно, а лицо его тоже изменилось?
 «Да, – начал соображать Габриэль. – Это же духовный мир, может, тут я выгляжу по-другому? Ведь мое настоящее тело стережет Вандрой…»
 Проведя в раздумьях не меньше пяти минут, он детально вспомнил все произошедшее. Получается, он и впрямь попал в Авантазию?
 Вдруг на его сознание снова навалилась тяжесть, такая же, какую он испытывал, засыпая, израненный, рядом с Лугайдом. Сопротивляться сну было невозможно, да и был ли это сон? В голове опять звучали слова: теперь Габриэль зачем-то бормотал их наизусть, словно заклинание.
 Не в силах сохранить сознание ясным, Габриэль вновь рухнул вниз. Но падение было не резким, он словно опускался на дно глубокого моря, бережно поддерживаемый водной толщей. Голоса слышались все четче…

INSIDE/В МЕЧТАХ

 Падение в никуда, казалось, прекратилось, но Габриэль не спешил открывать глаза. Эхо голосов в голове наконец стихло, губы перестали выговаривать слова, раз за разом повторяемые неизвестными…
…Мы твоя внутренняя сила, мы – твоя фантазия,
Мы королевство света и мечтаний,
Знание и жизнь – Авантазия!...
…и воцарилась долгожданная звенящая тишина. Впрочем, была ли она такой уж долгожданной? Темнота и пустота пугали. Кто знает, что он увидит, когда откроет глаза?
 У Габриэля было такое ощущение, будто прошла целая вечность с того момента, как Лугайд, склонившись над ним, призывал его использовать разум. Легко ему говорить. Откуда мог взяться разум после такой сумасшедшей беготни? Еще Габриэль смутно помнил, как смертельно болела голова, и искренне надеялся, что это не друид ударил его по ней своим посохом ради того, чтобы отправить в страну фантазий. Ну да, после такого мощного ранения кто угодно туда попадет, даже фон Кронберг.
– Смотри-ка, кто тут у нас, Элдерайн! – раздалось над ухом радостное восклицание. – По-моему, сам Избранный собственной персоной!
– Прелесть какая, – послышалось в ответ невнятное бурчание. – Я в восторге.
– Слушай, ты бы хоть физиономию поприличнее сделал, а то, когда он проснется, перепугается…
– Регрин, я ем! Потом нельзя?
– Нельзя! Ты принц или где?
 Габриэль, мысленно отметив, что после услышанного лучше все-таки окончательно очнуться, дабы убедиться в том, что он в здравом уме и твердой памяти (в чем послушник, надо сказать, сильно сомневался), открыл глаза и, сев на колени, огляделся.
 В мягких вечерних сумерках вырисовывались высокие деревья и горы вдали, но Габриэля в первую очередь интересовали не красоты природы, а те таинственные личности, которые только что беседовали над его почти бездыханным телом.
– Гляди-ка, очнулся…
 Габриэль, раскрыв от изумления рот, в полном потрясении взирал на неожиданных собеседников. Правда, благоговейное удивление быстро разрушилось тем, что некий Элдерайн – сразу стало понятно, что неразборчивая речь принадлежала именно ему, – увидев, как пришел в себя гость из реального мира, поперхнулся яблоком, которое сосредоточенно поглощал и, откинув его в сторону, поспешил принять гордую и величественную позу.
 Сначала Габриэля потрясли яркость и необычный вид этого создания – довольно высокий рост, лежащие густой волной длинные красные волосы, пронзительно-синие глаза, зеленый плащ поверх туники, лук за спиной… Но когда Габриэль понял, что именно его должно было поразить с самого начала, то окончательно лишился дара речи: кончики ушей Элдерайна были заостренными и горделиво торчали в разные стороны.
– Э…э…
– Эльф, – подсказал Элдерайн. – Сказок никогда не читал?
– Читал, – машинально ответил Габриэль и, подумав, добавил: – Но про уши не помню.
 Элдерайн возмущенно фыркнул.
– Мы – создания людской фантазии.
– Правда, большинство уверено в том, что мы не существуем, – раздалось совсем рядом приглушенное ворчание. – Они не замечают нас… Вот ты, например. Может, посмотришь уже на меня?
 Габриэль подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся. Рядом с ним стоял совсем маленький человечек с вьющейся гривой каштановых волос и такой же бородой.
– Извините, я не заметил… – немного смутился Габриэль.
– Я – Регрин, – представился гном – а это, без сомнения, был именно гном. – А это Элдерайн, эльф, как он и сказал.
– Я принц эльфов! – тут же внес важную поправку Элдерайн.
– Принц? – вскинул на него удивленные глаза Габриэль. Любопытство на время выместило все прочие чувства и мысли, включая шок от сознания того, что он находится в замечательной стране под названием (чтобы там ни говорил Лугайд про Авантазию) Черт-Знает-Где, говорит с черт-знает-кем, горестные раздумья о сестре, которая ждет в реальном мире и которой грозит смерть на костре как ведьме. А вдобавок к этому еще довольно пышный букет, в котором помимо загадочного друида числятся брат Якоб, фон Кронберг и похитившие их с Лугайдом разбойники. – Если ты принц, то где же твоя свита? Ну, слуги и все такое…
– Да кому он нужен! – с непередаваемо радостной физиономией заявил Регрин. – Самый младший в роду, плевать на него все хотели, за его братьями ухлестывать гораздо выгоднее!
 Элдерайн снова поперхнулся – на этот раз от негодования – и сделал подозрительный жест, который Габриэль со всеми на то основаниями расценил как попытку задушить нерадивого гнома. Но тот, видимо, ожидал подобного и с завидной прытью ретировался в сторону.
– Так вот, – продолжал он с безопасного расстояния. – Как и сказал Элдерайн, мы – создания людской фантазии.
– Значит… – вскинул на него глаза Габриэль. – Значит, это все-таки…
– Это Авантазия, страна грез и мечтаний, – с гордостью за родные просторы объявил Регрин и вдруг заметил на груди Габриэля большой серебряный крест. – Ничего себе, я вижу, ты монах?!..  Да не бойся, мы тебе все равно не враги... – без большой уверенности добавил он.
 Габриэль, не понимая, с чего гном взял, что он испугался, вновь опустил взгляд. Он сразу почувствовал, что эти два загадочных создания в каком-то роде часть его самого, и опасаться их не следует. Однако не было и радости, которую можно было ожидать при их появлении. Хотя, с чего ему радоваться? Сколько он жил без них и им подобных, прежде чем, по выражению мудрого Лугайда, «прозрел»?
– И почему я вас вижу только сейчас? – глухо проговорил Габриэль. Его руки в порыве бессильного негативного чувства сжали траву, на которой он сидел. – Если вы… вы часть меня…
– В каком-то смысле, да, – подтвердил Регрин.
– …Тогда почему я не видел вас раньше?! Где вы были, когда я… не зная, что я такое… почему я… – Габриэль умолк, поняв, что все равно не сможет подобрать нужных фраз. Непонятно почему, но его настолько сильно переполняло чувство горькой обиды – как будто множество лет подряд избавление от неких цепей, сковывающих разум, было у него под носом, а он его попросту не замечал, – что слова в буквальном смысле застревали в горле.
 Регрин и Элдерайн переглянулись.
– Этот мир, мир фантазии, сейчас зависит от тебя, – неуверенно начал эльф заготовленную ранее речь – Лугайд достаточно часто напоминал о возможном появлении Избранного.
– Неужели? – тихо заметил Габриэль. – Какое мне дело до этого мира?.. Где был этот мир, когда я в темнице убивал сам себя?
– Ну, приехали, – Элдерайн, хмыкнув, отвел взгляд в сторону. – А мы-то, грешные, думали, ты убивал свой крест непрестанными щелканьями.
– Я должен спасти Анну, – тряхнув головой, сказал Габриэль, ничего не слушая и ни к кому в особенности не обращаясь. – А не разбираться с войной двух миров…
– Ошибаешься, приятель! – Регрин, уперев руки в бока, посмотрел на него с высоты собственного крохотного роста – он равнялся с Габриэлем, сидящим на коленях. – Ты – часть этих самых двух миров, и если бы не ты, нас бы тут вообще не было – понимать надо.
– Представь только, что будет, если мир мечты погибнет, – вставил Элдерайн. – Где окажешься ты, как думаешь?
– Какая разница, – пробормотал Габриэль, тем не менее понимая, что разница есть, и не маленькая.
– Слушай, ты зачем сюда тогда явился? – вразумил его эльф.
  В воцарившемся молчании мысли вдруг захлестнули растерянное сознание Габриэля. Понимание всего происходящего на мгновение с небывалой четкостью полыхнуло перед глазами, быстро расставляя все на свои места, наваливаясь тяжелым грузом и одновременно с этим даруя ни с чем несравнимую легкость. Понимание. Как хорошо, что оно все-таки существует. Он пришел сюда, чтобы спасти Авантазию. В обмен на это Лугайд освободит Анну.
– Не знаю, кто или что вы такое, – Габриэль медленно поднялся на ноги. – Но я, Габриэль Лейманн, не позволю этому миру погибн…
 В этот момент Элдерайн с абсолютно невозмутимым лицом подошел сзади и, легонько толкнув вновь прибывшего, поставил ему подножку. Габриэль нелепо взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, но попытка оказалась безрезультатной, и он вновь грохнулся на землю. Когда послушник приподнял голову, правой рукой упираясь в землю, а левой вытаскивая из длинных волос травинки, взгляд его возмущенно сверлил Регрина.
– Извини, брат, – развел руками гном. – Но пафос тут действительно совсем ни к чему.
– Зато представился, как подобает, – Элдерайн сверлил гостя из реального мира злорадным взглядом.
– Ты это чего? – Габриэль посмотрел на него исподлобья, совсем как ребенок, забравшийся ради игры в чужой двор и случайно обнаруженный хозяином.
– А из-за кого, ты думаешь, мы оказались в опасности? – отрывисто бросил Элдерайн, запинаясь от нахлынувших эмоций. – Из-за таких вот приверженцев религии, которые, которые…
– Эй, ты, принц чертов, – Регрин многозначительно пихнул его в бок и кивнул на Габриэля.
– Простите, – сказал тот, мгновенно опечалившись, и в его голосе действительно чувствовалась вина. – Я не знал.
…А если бы знал, то что сделал? Пошел против церкви? Это бы ни к чему не привело, просто умер бы, как и многие другие...
 Голос разума почему-то заговорил в Габриэле легко узнаваемым тембром Лугайда, и это ему совсем не понравилось. К друиду он искренне привязался, но лишний раз получать нагоняй не хотел.
– Э… – Элдерайн, даже не обратив внимания на оскорбление Регрина, растерялся. Чего он уж точно не ожидал, так это того, что Габриэль начнет извиняться.
– Забудем, – пресек дальнейшие препирательства Регрин. – Есть дела поважнее.
– Да, – Габриэль мигом вернулся с небес на землю. – Вы говорили о том, что мир мечты погибнет… Что будет, если это все-таки случится?

SIGN OF THE CROSS/КРЕСТНОЕ ЗНАМЕНИЕ

– Идет война!
 Габриэль вздрогнул от несколько устрашающего слова, которого так старались избежать церковники, и, нахмурившись, исподлобья посмотрел на Элдерайна:
– Мне так никто и не рассказал, какая война и вообще, что тут у вас такое происходит.
– Избранный! – Элдерайн возмущенно фыркнул, но, выдержав взгляд Габриэля, посерьезнел и нехотя произнес: – На самом деле, все настолько просто и банально, что мне даже говорить об этом не хочется.
 Эльф перевел взгляд на Регрина, но тот ответил выразительным жестом, и Элдерайн понял, что гном говорить за него не собирается.
– Древние силы собрали в Авантазии довольно сильное войско, – пробурчал наследник королевского престола, не выдержав выжидательного взгляда Габриэля, который по-прежнему сидел на земле. – Они никому не разрешают подходить к центру Авантазии, где находится Башня. Ну, то есть, он. Это злой Дух, запертый в Башне. Говорит, пропустит только тех, у кого есть семь частей печати…
 Габриэль вздрогнул. Печать!
– Я знаю, у кого она! – выкрикнул он и тут же получил по голове от эльфа.
– Идиот! Мы тоже знаем, ну и что с того? Они, понимаешь ли, не на нашей стороне!
– А, да, – смешался Габриэль, светлая и наивная часть которого упрямо верила, что если он подойдет к Якобу и попросит отдать ему печать, то наставник с радостью согласится и отдаст… Так же, как пару недель назад отдал ему свою порцию молока.
  Элдерайн снова презрительно фыркнул, изящным движением перекинул через плечо соскользнувший плащ и продолжил:
– По сути, это вечная война между чувственностью и бесчувственностью, философией и теологией. Но сейчас это все приобрело такой оборот в реальности, что просто…
– Элдерайн, какая еще реальность? – поинтересовался Регрин. – Он только что прибыл в страну фантазий.
– Так что будет, если Папа Римский, епископ и брат Якоб отдадут печать?! – не выдержал Габриэль, для разума которого вся эта околесица была чересчур сложной и потому раздражающей. – Ну, закроют Врата, вам-то что? И… – он подумал и гораздо тише добавил: – И… что будет с нами?
* * *
 Климент Восьмой с большим воодушевлением продвигался вперед. Неведомый мир не пугал его – ведь он направлялся к самому Богу, дабы получить вознаграждение за свою непорочную службу. Папа Римский знал, что получит силу, которая позволит ему сделать мир еще лучше, еще совершеннее.
 В принципе, сам Климент уже получил от Бога все, что хотел – золото у него было, положение в обществе – любой позавидует. Да его порой даже боялись, словно он сам был всемогущим Господом! Но, несмотря на все это, он старался верой и правдой служить своему Богу, правда, довольно часто подгонял под его власть и логику совершенно дикие вещи, не замечая этого. Если родители маленькой девочки замешаны в колдовских обрядах – дитя следует сжечь на костре вместе с отцом и матерью, ради ее же блага. Разве не об этом говорят своды Заветов? Сколько семей было изведено и за куда более пустячные проступки! Все было свершено по воле Господа, пусть с тех пор и многое изменилось. На все воля Его. И – Климент Восьмой был уверен в этом – воля Его была также в том, чтобы народ не получил просвещения. Слишком тяжела будет ноша истины, посему нести ее достойны только могущественные. Например, церковь.
 Думая обо всем этом, Папа Римский гордился собой. Следуя древнему пророчеству, он проник в Мир Грез. И скоро, очень скоро он получит абсолютную мудрость и оградит реальный мир от Дьявола, который обращает в грехи все встречные души.
– Ваше святейшество, – обратился к нему епископ фон Бикен, тем самым прервав его мысли. – Перед нашими глазами… открывается нечто необыкновенное.
 Папа Римский встряхнулся и огляделся.
 Действительно, перед глазами раскинулись бесконечные просторы, покрытые бессчетным количеством непонятных темных образов – определенно, это были не люди, а галерея теней, впрочем, судя по всему, настроенная весьма агрессивно. Вдалеке виднелась огромная башня.
– Направляемся туда, – ни секунды не колеблясь, Климент указал на башню.
– Но… – Якоб с сомнением покосился на целую армию темных образов, которые сразу вынуждали думать о зле.
– Никто, – Папа Римский снял с шеи серебряный крест. – Никто не посмеет препятствовать верным слугам Господа. Вперед!
 «…мы уже в пути», – добавил он про себя, надеясь, что они не заставили Бога ждать слишком долго.
 Когда они подошли к столпотворению таинственных теней, которое раскинулось вокруг башни на поистине огромное расстояние, Климент, шедший впереди, даже не замедлил шага. Он бесстрашно поднял крест над головой и – о чудо! – тени тут же расступились перед клириками, освобождая проход. Они плавно отхлынули в разные стороны, словно море, расступающееся перед путниками.
– Славьте Христа! – удовлетворенно кивнул Папа Римский, продолжая путь.
* * *
 Элдерайн враз утратил все свое недовольство – его величественность теперь причудливым образом сочеталась с поблескивающими глазами, в которых ясно отражалась неподдельная грусть. Не отчаяние, не злоба, не страх, а именно грусть. Эльф отвел взгляд в сторону, но Габриэль был уверен, что принц Авантазии все равно не видит ничего вокруг.
– Дух уничтожит связь с вашей реальностью. Наш мир погрузится во тьму и умрет… И мы вместе с ним.
 Габриэль с сочувствием и одновременно с испугом посмотрел на него. Все-таки когда живое существо рядом с тобой говорит о собственной смерти, чувства возникают не слишком приятные. Он хотел перевести тему, повторив свой вопрос о том, что случится с реальным миром, миром людей, но Элдерайн опередил его и неспешно продолжил:
– А когда мы исчезнем… – при этих словах черты лица эльфа вдруг дрогнули, и он, несмотря на свою внешность, стал очень похож на совсем маленького ребенка, который в силу своей капризности был категорически не согласен с таким развитием событий. – Когда мы исчезнем, вы все будете рабами церкви! И никто ничего не сможет с этим сделать – все неугодные будут просто умерщвлены! – Элдерайн, видимо, хотел прокричать это, но то ли голос у него был слабый, то ли еще по каким-то неведомым причинам усилия закончились бесславно: так, восклицание того же самого ребенка, на которого он сейчас походил.
 Габриэль что было сил стиснул крест, покоящийся на его груди. Сердце бешено колотилось.
* * *
– Мне пришло в голову, что наша миссия, – говорил фон Бикен, – напоминает похождения великих пророков, как бы грешно это ни звучало. Я имею в виду, что задание наше столь же благородно.
– Оно и не может быть другим, – пробормотал Якоб. – Ведь это задание, данное Богом, не так ли?
 Дорога, лежащая меж огромным количеством подозрительных теней, его совершенно не радовала. Конечно, быть может, это действительно злые силы, которые дерзнули встать на пути Бога, а если нет? Если эти создания являются его слугами, то… То действительно так ли уж благородна их миссия? Почему Бог не уничтожил эти тени, не исцелил огнем? Ведь от них за версту веет темной энергией, поглощающей все светлое. Например, чувство надежды, что все пройдет благополучно и скоро закончится.
– Верно, брат Якоб, – кивнул Климент Восьмой. – Все одно к одному.
– Несмотря на то, что многие не одобряют нашей благой деятельности, – добавил Адам фон Бикен.
– Это кто же? – вдруг насторожился Папа Римский.
 Епископ фон Бикен повернулся к Якобу и чуть улыбнулся. Старый монах вздохнул: снова на его долю выпала честь рассказать эту неприятную историю.
– Не так давно во время сожжения юной ведьмы ее родственники крайне воспротивились подобному решению, – постарался как можно бесстрастнее произнести он. – Они кричали бог знает сколько, и не переставали донимать церковь просьбами и слезами, несмотря на то, что под пытками девушка во всем призналась, – Якоб вспомнил растерзанное тело жертвы, которое ему довелось увидеть, когда его впустили, чтобы он помог ведьме очистить душу. Как хорошо, что с ним тогда не было Габриэля!
 Воспоминание об ученике отозвалось ощутимым уколом в сердце, но Якоб поспешил отогнать эти мысли и как ни в чем не бывало продолжил:
– В результате большинство из протестующих признали одержимыми бесами.
– Понятно, – Папе Римскому не было нужды спрашивать, что стало с протестующими людьми. – Но злодейка, виновная в этом, понесла наказание, так что вам не стоит об этом переживать. О чем вы думаете, когда вынуждены так поступать с заблудшими душами, епископ фон Бикен?
 Церковники все еще находились на порядочном расстоянии от Башни – она маячила так далеко, что пока даже не было возможности ее разглядеть, силуэт строения скрывала легкая дымка. Но они ни на минуту не замедляли шага.
– На все воля Божья, – спокойно проговорил епископ. – По воле Господа с незапамятных времен мы вынуждены карать грешников согласно священным законам. Вспомним Моисея – получив скрижали, народ не спешил выполнять заповеди. Сколько раз пророк просил прощения за тех, кого вел столько лет! Но терпение Бога было не бесконечно, и, в конце концов, стало понятно, что без жестких мер не обойтись – законы есть законы.
– И вы совершенно правы, – кивнул Климент. – Люди слишком склонны к греху, и сущности их отвратительны Господу.
* * *
– …я знаю, что они перебарщивают, – говорил тем временем Габриэль Элдерайну и Регрину. – Я всегда удивлялся, что они не замечают того, что их так называемые законы, изъятые из Библии, насквозь пропитаны человеческой кровью…
 Сказочные создания глянули на него с неподдельным интересом – да, похоже, Лугайд был прав, когда говорил о том, что душа Избранного была лишь введена в заблуждение, а не окончательно и бесповоротно забрана церковью.
– Но я-то что могу с этим поделать? – покачал головой Габриэль. – Они по-своему правы… Для себя.
– То есть ты предлагаешь ничего не делать? – уточнил Регрин.
– Нет, – Габриэль решительно тряхнул гривой светлых волос. – Как бы то ни было, нельзя, чтобы они… Ну, закрыли Врата, так?
– Да, –  сказал Элдерайн и вдруг улыбнулся улыбкой, полной жестокости и садизма. – Иначе, когда мы умрем, вы останетесь рабами своей веры до конца дней своих!
– Так-так-так! – Регрин жестоким ударом оттолкнул Элдерайна в сторону и, не обращая внимания на негодующий вскрик, занял вакантное место перед сидящим Габриэлем, явно стремясь показать, что речи эльфа о смерти ему надоели и вообще особого значения в данный момент не имеют. – Начнем сначала! Ты был избран Вандроем, так я понимаю? Что ж, добро пожаловать в Авантазию, мы все тебя очень, очень ждали, – с невероятной скоростью затараторил гном. – Вандрой много о тебе рассказывал и сказал, что именно ты можешь нам помочь, – выражение лица Регрина вдруг сделалось очень насмешливым. – Мы, правда, сначала думали, что ты просто дурак…
 Левый глаз Габриэля нервно задергался, кулаки невольно сжались, и – на секунду он вполне понял Элдерайна – захотелось как следует выплеснуть свое негодование, желательно не только воплем, но и применением физической силы.
– …но благодаря своему прозренью ты все-таки превзошел наши ожидания! – Регрин, смотрящий в сторону и тем самым ясно показывая, что ему доставляет откровенное удовольствие задирать Избранного, перевел взгляд на Габриэля и радостно ему улыбнулся. Злость того как рукой сняло. – Пора в путь! Только ты можешь нас спасти, – он протянул ему руку.
 Габриэль протянул свою, и с помощью гнома поднялся на ноги.
– Время пришло! – радостно объявил Регрин.
– Так… А что я должен делать? – спросил Габриэль.
– Все просто, – заговорил Элдерайн. – Нам сказали, что человеческие существа… Эти ваши церковники, – поправился эльф. – Проникли в Авантазию. Все, что тебе нужно – вернуть печать.
– Но как? – растерялся Габриэль. – Не отдадут же они мне ее просто так…
– Избранный! – Элдерайн вложил в это обращение все призрения и обиды, которые накопились за последние пять минут – впрочем, похоже, эльф отходил так же быстро, как и заводился.
– Больше уверенности, – дружелюбно подбодрил Регрин. – Мы не знаем, как это сделать, это твоя работа… Но ты все равно особо не унывай.
– Спасибо, – проворчал Габриэль. – Ладно, если будем продолжать стоять здесь, все равно ничего не придумается… Вы можете сказать мне, куда идти? Или вы пойдете со мной? – с надеждой спросил он – пускаться одному в опасный путь по неведомым землям не хотелось.
 Регрин и Элдерайн переглянулись.
– Я думаю, мы сначала покажем тебе, куда идти… – неуверенно проговорил Элдерайн. – А уже потом решим, как туда добраться.
– Ладно, – кивнул Габриэль.
  Втроем они пошли в противоположную от гор сторону. Элдерайн и Регрин явно были настроены серьезно, но Габриэль не сразу смог разделить их настроение. Сначала он был потрясен удивительным миром, раскинувшимся перед его глазами – кто мог представить, что где-то может существовать такое прекрасно место? Да, возможно, пока он не видит ничего не обычного, и вокруг только зеленые просторы и огромные горы, своими вершинами уходящие в облака – но какое здесь все необычное, словно пропитанное духом вечной красоты и свободы…
 А потом Габриэль, вспомнив о том, что этот мир церковники столько лет держали в тайне и сейчас намерены навеки оборвать с ним связь, задумался совсем о другом. Рука продолжала сжимать крест, а разум тщетно пытался привести в порядок мысли и чувства. Не передать словами, как это было сложно. Во-первых, четко осознать, что церковь действительно обрекает людей в подобие рабства, во-вторых, признать тот факт, что он сам сказал об этом вслух и, наконец, в-третьих, смириться с тем, что вся твоя прежняя жизнь – нечто вроде иллюзии удручающе серого цвета. Правильно ли он поступает? Имеет ли он право предать тех, от кого зависит его душа? Или…
 Впереди показался новый потрясающий пейзаж – местность оканчивалась высоченным обрывом, и с этой высоты взору открывался большой простор, подернутый легкой дымкой тумана. Очень далеко вырисовывался силуэт высокой башни, а земли было не видно из-за странных сгустков полупрозрачных черных теней. Впрочем, даже отсюда было заметно, как силуэты плавно расходятся в разные стороны, образуя нечто вроде дороги – передние непрерывно расходились, задние сходились снова, таким образом пропуская кого-то к башне.
– Это Башня, – сказал Элдерайн, показывая на силуэт. – А это…
– Должно быть, брат Якоб и епископ фон Бикен, – тихо сказал Габриэль, глядя на своеобразно передвигающуюся «дорогу». С такой высоты нельзя было разглядеть, кто именно движется этим путем, но юноша был уверен, что это именно они.
 Регрин и Элдерайн переглянулись, лица их помрачнели: Габриэль все еще крепко сжимал в руках крест, смотря в сторону торопливо продвигающихся церковников.
 Послушник вспоминал слова Элдерайна: «мир грез умрет, мы исчезнем»… Первая часть его жестокого предсказания почему-то волновала его не так, как вторая. И в чем тут было дело?
– Вы не исчезнете, – вдруг проговорил Габриэль. Он закрыл глаза, тепло улыбнулся, снял с шеи крест и поднял его над головой. Юноша знал, что Регрин и Элдерайн испепеляют его угрожающе-испуганными взглядами, но сейчас его это не волновало. Сколько лет он шел вперед, думая о Боге, думая о Христе?
– Мир грез никогда не умрет, – продолжил Габриэль и словно со стороны услышал в своем голосе непоколебимую уверенность. – Никто и никогда не сможет уничтожить фантазию! – и он с размаху бросил крест о камни.
 
THE TOWER/БАШНЯ

 Элдерайн говорил, что пути к Башне как такового попросту нет. Во всяком случае, в данный момент. Обитель Духа охраняют злые силы, которые пропускают только тех, у кого есть семь частей печати. Если же кто-то вот так просто постарается пройти к Башне – страшно подумать, что ждет отчаянного храбреца или, если пользоваться выражением Регрина, «полного психа».
– И что же делать? – растерянно посмотрел на новых знакомых Габриэль.
– Выход один! – с назидательным видом проговорил Регрин. – Надо как-нибудь оказаться прямо рядом с церковниками.
– Но каким образом? – Габриэль по-прежнему не верил, что есть выход из такой ситуации.
– Вот для этого-то у нас и есть Элдерайн, – сделал широкий жест в сторону эльфа гном. – Не зря же он со мной пошел!
– Нужны вы мне очень, – огрызнулся Элдерайн.
– Действительно, если не нужны, зачем ты тогда пришел? – внешне наивно удивился Габриэль, в глубине души обрадовавшись случаю отомстить эльфу за его провокационный вопрос, заданный по прибытии в Авантазию.
– Так надо было, – пробурчал Элдерайн.
 Он бы ни за что не признался, какие причины побудили его отправиться вместе с Регрином и Избранным на рискованное предприятие. Не далее как несколько часов назад младший наследник престола Авантазии с удовлетворенным видом сидел на троне, пользуясь тем, что его отец и прочие родственники огромной процессией отправились на какие-то там переговоры. Правитель страны грез оставил за главного своего первого помощника, но тому даже не позволялось заходить в тронный зал… По крайней мере, пока там никого не было. Так что Элдерайн мог спокойно восседать на месте главы Авантазии, не пугаясь, что кто-то застанет его за этим сосредоточенным занятием. Старый приятель Регрин по поручению короля отправился встречать Избранного, а Элдерайн, как настоящий правитель, мог спокойно дожидаться его прихода. Может, гном успеет вернуться до возвращения процессии, и тогда он, эльфийский принц, примет у него отчет о выполнении задания, как и положено настоящему королю.
 Не рассчитал он одного: того, что Лугайд снова проигнорирует все законы времени и пространства и вклинится в Авантазию в качестве голоса, звучащего над головой Элдерайна.
– Элдерайн?
– Ничего не слышу! – решительно воспротивился переговорам с друидом эльф.
– Отлично, слышимость, значит, хорошая, – не скрыл радости Лугайд. – Где Регрин?
– Пошел встречать вашего Избранного, – Элдерайн со скучающим видом закинул ногу на ногу, показывая, что дела мелких подчиненных не особо касаются Короля Авантазии.
– Почему ты не пошел с ним? – похолодел голос Лугайда.
– А я тут причем? – позволил себе удивиться Элдерайн и, немного забывшись, ляпнул: – Правителю Авантазии не пристало…
– Не в этой жизни! – перебил его Лугайд.
– Я принц! – тут же разобиделся эльф. – Почти король!
– Ну так поднимай свою королевскую… БЫСТРО ВСТАНЬ С ТРОНА И ИДИ ПОМОГАТЬ РЕГРИНУ!!!
– Аааа, ладно! – перепугавшись, Элдерайн мигом слетел с трона и, спотыкаясь, выбежал из тронного зала. Никого не предупредив, он со скоростью света понесся вдогонку Регрину. Когда они встретились, гном выразил вежливое удивление, что Элдерайн все-таки решил пойти с ним, пожертвовав тем самым играми в короля Авантазии («это не игры, и вообще меня в тронном зале не было!» – рявкнул эльф), но лишних вопросов задавать не стал.
– В общем, так надо было, – повторил Элдерайн. – Нам надо поторопиться, а то прежде, чем ты успеешь выкрасть печать, они отдадут ее Духу из Башни.
 «Почему я?» – в который раз подумал Габриэль, но вслух выражать своей досады не стал. В конце концов, Лугайд и Элдерайн говорили, что если не вмешаться в происходящее, то последствия будут ужасны.
– Думаю, можно будет сбросить тебя сверху прямо к клирикам, – вдруг сказал эльф.
– Как это сверху? – оторопело уставился на него Габриэль.
– Увидишь, – недовольно покосился на него Элдерайн.
– Так не годится, – протянул Регрин. – Пока мы будем добираться до «стрекозы», минимум два дня пройдет…
– Ну ладно, ладно, – проворчал Элдерайн, и гном довольно ухмыльнулся. – Так и быть.
 Эльф опустил руку под ворот своей одежды и снял с шеи какой-то предмет, слабо блеснувший золотом под ярким солнцем. Сначала Габриэль не без изумления подумал, что жители Авантазии тоже носят кресты, но потом разглядел в руке Элдерайна довольно большой золотой ключ, не похожий ни на один из видимых ранее Габриэлем. Вместо обычного кольца – затейливое сплетение золотых веточек, складывающееся в странную фигуру, стержень испещрен знаками, очень похожими на те, которые Габриэль видел в книге, конфискованной у Эльзы, а бородка ключа со столькими выемками совершенно разной формы, что сложно было даже отдаленно представить, к какому замку мог предназначаться этот ключ.
 Габриэль уже хотел поинтересоваться этим вопросом, но его опередил Регрин.
– Слушай, – сказал он. – Мне показалось, или он перевязан розовой лентой?
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – буркнул Элдерайн, торопливо пряча вышеупомянутую ленточку за пазуху.
– Так что это за ключ? – не выдержал Габриэль.
– Нам нужно добраться до примерно такого же обрыва, но совершенно с другой стороны, – пояснил Регрин и указал вдаль, туда, где темнел силуэт Башни. – Пешком мы, конечно, не успеем, но есть возможность сократить путь…
– С помощью этого ключа? – догадался Габриэль.
– Именно.
– Но как?
– Ну, другое измерение, что-то вроде тайной дороги, – сказал Регрин. – Не самое приятное путешествие, зато непродолжительное.
– Почему же брат Якоб и епископ этим не воспользовались? – задумчиво протянул Габриэль.
– Куда им! – фыркнул Элдерайн. – Ключ есть только у меня, а без него это невозможно.
– А почему только у тебя? – полюбопытствовал Габриэль, наблюдая, как эльф словно нащупывает что-то в воздухе.
– Мне подарила его прекрасная волшебница, которая по уши влюбилась в меня, – красиво откинув назад длинные красные волосы, бросил Элдерайн.
– На самом деле, это была его родная бабушка, – прошептал Регрин. – Которая отдала ему этот ключ по старой доброй семейной традиции.
– Ясно, – кивнул Габриэль.
 Элдерайн тем временем, не обращая внимания на шепчущихся спутников, вытянул руку с ключом вперед, над обрывом, и, проведя в воздухе зигзагообразную линию, остановился в определенной точке. Ключ повернулся, словно бы отпирая невидимый замок.
 В тот же миг в воздухе будто из ниоткуда появились гигантские врата, ведущие в никуда – огромные двери распахнулись, приглашая путников посетить Бесконечность. Бесконечность – потому что за порогом не оказалось ровным счетом ничего. Черное бездонное пространство с кроваво-красными прожилками, смахивающими на небесные туманности.
– Скорее, – поторопил Элдерайн.
 Габриэль нерешительно замер, но Регрин слегка толкнул его, и юноша переступил порог. Он думал, что упадет, ведь за вратами не было видно никакой поверхности, но случилось нечто куда более необычное. Откуда-то снизу его обдало резким порывом ледяного ветра, таким сильным, что его волосы, ставшие длинными после попадания в Авантазию, вместе с плащом взметнулись вверх. Габриэль расширенными от удивления глазами смотрел в  темнеющую Бесконечность. В голове эхом отдавался высокий голос, зловещим тоном выговаривающий «аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя»…  Габриэль вдруг понял, что должен бежать. Неважно, куда – задерживаться здесь, стоя у порога, просто нельзя! Он хотел сорваться с места, но, словно умирающий, сделал лишь несколько неверных шагов. И только когда снова раздалось зловещее «аллилуйя», Габриэль будто сбросил с себя невидимые оковы и со всех ног понесся вперед.
 Ему по-прежнему было страшно, он все еще не находил ответа на вопрос, почему он, обычный послушник, для которого героизм был чем-то вроде несбыточной фантазии, всегда подавляемой ужасом, должен спасать неведомый ему мир. Но он обещал Лугайду, что поможет. Как ни крути, друид, стороживший в реальности его бессознательное тело, был сейчас его единственным другом. Так что надо поскорее вернуть печать… Однако, что потом? Страшно представить, каков будет гнев клириков. Ну, это все равно, главное, Лугайд знает, как спасти Анну. Но куда бежать сейчас? Повсюду только Бесконечность, и конца пути не предвидится.
 Несмотря на эти мысли и, казалось бы, безысходность, Габриэль не замедлял бега. Но вдруг его заставил замереть на месте еще один голос, который слышался гораздо, гораздо четче, чем тот, удививший его на пороге врат, открытых Элдерайном.
 Это был голос Лугайда.
– Габриэль, ты слышишь меня?
– Вандрой? Д-да, – нерешительно пробормотал в пустоту Габриэль, не зная, куда обращаться, ведь никого и ничего не видно. – И не только вас…
– Следуй за тем голосом, другого пути нет, – в голосе у друида послышалось причудливое сочетание холодности и сочувствия. – Скоро ты достигнешь Башни.
– Ладно, – с трудом выдавил Габриэль, чувствуя себя глубоко несчастным, просто разрывающимся на части. Одна его сторона страстно желала вернуть все, как было – тихий монастырь и спокойствие, другая требовала немедленно действовать, третья желала спасти Анну. Но все эти мечты и намерения неизменно слабли под чувством страха перед неведомым. Габриэль и сам не знал, чего боится.
– Оставь свои сомнения, – голос Лугайда был замечательно успокаивающим и нравоучительным одновременно. – Цепи сковывают твой разум, а не тело. Помни об этом… Путь к Башне долог и труден…
 Габриэль снова побежал. Ему стало чуть спокойнее, особенно, когда к нему вновь присоединились Элдерайн и Регрин, с трудом поспевающие за ним.
– Ты чего сорвался? – с укором выкрикнул Элдерайн. – Нас подождать не мог? Догоняй теперь тебя!
– Извините, – Габриэль виновато улыбнулся им через плечо, не сбавляя темпа. – Честно говоря, я забыл о том, что вы пойдете со мной…
– Куда же без нас, – вздохнул Регрин с таким видом, словно Габриэль пытался отрицать непреложную, всем известную истину.
– Элдерайн, – вдруг снова зазвучал над невидимыми сводами Бесконечности голос Лугайда.
– Ой, это же Вандрой! – обрадовался Регрин и на бегу помахал рукой. – Приве-е-ет, Вандрой!
– Здравствуй, Регрин, – сдержанно поприветствовал его голос Лугайда, владелец которого был явно озабочен более важными вещами, чем радость встречи, если вообще можно так назвать разговор с невидимыми собеседниками.
– А как он может говорить с нами? Где он? – спросил Габриэль.
– Все там же, в реальном мире, – пояснил гном. – А уж как он это делает, лучше тебе у него спросить – мы, создания фантазии, не имеем права говорить о таких вещах. Главное то, что и мы его слышим, и он нас слышит. Но, смею заметить, не всегда – время и продолжительность беседы между двумя мирами исключительно во власти Вандроя…
– Но как? – растерянно поинтересовался Габриэль. – Он же человек…
– Человек! – фыркнул Регрин. – Человек человеку рознь! Вот как думаешь, смог бы какой-нибудь старик из твоей церкви отправить тебя в Авантазию?
– Запросто, у брата Якоба же была печать, а Лугайд говорил, что ей врата к вам открыть можно! – радостно откликнулся Габриэль с гордостью за своего наставника.
– Черт! Ну, в общем, ты понял, что я имею в виду.
– Не совсем…
– Элдерайн, – тем временем обращался Лугайд к эльфу. – Я давно хотел спросить у тебя. В чем секрет Башни? Почему врата закроются, если печать окажется там?
– Хоть чего-то ты не знаешь! – высокомерно хмыкнул Элдерайн, все еще в обиде за то, что друид накричал на него. – И что, я должен отвечать на эти вопросы?
– Было бы неплохо, – довольно спокойно проговорил Лугайд.
 Элдерайн фыркнул и, полностью проигнорировав просьбу старого мудреца, ускорил бег, так что скоро он поравнялся с Габриэлем.
– Почему ты ему не ответил? – спросил Габриэль.
– Вы, люди, чтите свою веру, пытаетесь соблюдать заповеди… Но ваши благие цели чаще всего приводят к аду на земле, – Элдерайн закрыл глаза и, самодовольно улыбаясь, умудрился на бегу согнуть руку ладонью вверх, намекая, что дальнейший разговор зависит лишь от его милости. – Кто знает, должен ли я объяснять смертным подобные вещи?
 Габриэль, вновь успевший обогнать эльфа, вдруг резко остановился. Элдерайн и Регрин, переглянувшись, тоже притормозили и нерешительно замерли на месте.
– Может, ты и прав, – глухо проговорил Габриэль, стоя к ним спиной. – Иногда мы идем путями, которые кажутся неправильными… Но… – он обернулся и неуверенно улыбнулся Элдерайну. – Цепи сковывают твой разум, а не тело.
 Эльф улыбнулся в ответ и кивнул. Было приятно узнать, что паренек так скоро стал повторять слова Вандроя.
– Ну, так и быть. Тысячи лет назад, – начал говорить Элдерайн, когда они возобновили путь быстрым шагом, – три волшебника создали семь врат, семь книг и семь частей печати. Они знали, что однажды появится человечество и что ему придется пережить трудные времена. А еще они знали, что человеческие существа могут быть светлыми и любить  фантазию. В общем, поэтому они все это и создали. И отдали в руки семи людям мира. Волшебники сказали что-то вроде этого: «Наша работа во имя матери-Земли закончена. Теперь – очередь человечества. Пусть Авантазия навеки останется в ваших сердцах». Но когда земля была еще бесформенной и пустынной, волшебники прокляли своего отца и заключили его в Башню, потому что он хотел принести хаос на созданную ими землю. Башня – тюрьма, из которой он может выбраться, только если человечество когда-нибудь принесет к ней все семь частей печати. До этого момента отец волшебников может управлять лишь теми, кто продал свою душу… Так, в общем, легенда гласит.
 Лугайд, находящийся в реальности все на той же поляне, где не так давно уснул Габриэль, побледнел, услышав эти слова. Все оказалось еще хуже, чем он предполагал!
– Габриэль, – друид нешуточным усилием воли снова сделал так, чтобы его слова были слышны в Авантазии. – Ты должен отнять печать! Следуй к Башне!
 Юноша, услышав слова Лугайда, нахмурился.
– Он что, думает, что до меня все еще не дошло? – поинтересовался он у Регрина.
– Не мудрено, – хихикнул Регрин. – Ты понял, кто находится в Башне?
– Нет, – честно признался Габриэль.
– Тогда Вандрою действительно стоит лишний раз повторить, – проворчал Элдерайн. – Стойте! – эльф остановился и взял в руки ключ. – Кажется, мы уже на месте…
 Габриэль напрягся, но Элдерайн просто повторил уже виденную им процедуру – словно найдя что-то прямо в воздухе, эльф поднес туда ключ и тот сам собой повернулся. Вслед за этим неизвестно откуда появились большие врата, однако теперь проход через них ничем особым не ознаменовался: троица спокойно переступила порог, и двери исчезли.
– Ничего себе, – Габриэль пребывал в шоке от чудес Авантазии.
 Немного придя в себя, он огляделся. Все точно так же, как там, где его встретили Регрин и Элдерайн. Конечно, сразу было видно, что находишься в совершенно другом месте, но пейзаж был тот же: обрыв (правда, значительно ниже того), туман вдали, горы с другой стороны и яркая зеленая лужайка.
– Разве теперь мы не находимся от Башни еще дальше? – спросил Габриэль. – Оттуда она, хотя бы, была видна…
– Возрадуйся, – довольно равнодушно отреагировал Элдерайн. – Идти туда теперь не придется. Мы полетим.
– На ком? – ничуть не удивившись, с милой улыбкой поинтересовался Габриэль, смотря на эльфа таким взглядом, словно был уверен, что у того вот-вот вырастут крылья.
– Не на ком, – нетерпеливо хмыкнул Элдерайн. – А на чем!
– Вон, видишь? – Регрин, подергав Габриэля за плащ, указал в сторону.
 Габриэль обернулся и увидел что-то стоящее с другого края обрыва: из-за тумана он не заметил этого раньше. Но при ближайшем рассмотрении «что-то» оказалось странным, как и все в этом месте, аппаратом, смутно напомнившему Габриэлю одно из орудий пыток инквизиторов, с которым его познакомил брат Якоб во время одной из «экскурсий». Отличие состояло в том, что здесь оно было сделано не из дерева, а похоже, из металла. Плюс к тому, отсутствовали особые куски железа, раздрабливающие кости заключенным. Без этих дополнений штука, которую брат Якоб называл «машиной», выглядела вполне безобидно и даже красиво.
– Это что? – наконец, решился спросить Габриэль.
– Это «стрекоза», – пояснил Элдерайн.
– Ничего себе у вас тут стрекозы, – обомлел юноша.
– Не настоящая, дурак, – покрутил пальцем около виска эльф. – Просто похоже, потому так и назвали.
– Это совсем не похоже на стрекозу! – решительно возразил Габриэль.
– Он не насекомое имеет в виду, – вмешался Регрин. – Это у нас так лекарство называется, после которого ты как будто у…
– Регрин!
– Ой, – гном слегка ударил себя кулачком по голове. – Виноват.
– В общем, – бесстрастно продолжил Элдерайн, – эта штука летает, так что мы на нее сядем и полетим.
– Вы полетите, – уточнил Регрин. – Я останусь здесь.
– Я тоже, – охотно присоединился Габриэль.
– И не мечтай! – вспыхнул Элдерайн. – Священные законы Авантазии запрещают ее жителям вмешиваться в человеческие дела, а то бы давно без вас разобрались! Так что это работа для Избранного!
– Для меня, что ли? – вежливо уточнил Габриэль, искренне надеясь, что под словом «Избранный» эльф имел в виду кого-то другого.
 Элдерайн вместо ответа беспрекословным жестом указал на загадочную «стрекозу».
 Габриэль тяжело вздохнул. Сейчас бы была очень кстати молитва, но жизнь показала, что это бесполезно. И он нерешительно забрался в странное сооружение. Элдерайн последовал его примеру.
– Регрин, почему ты не с нами? – капризно протянул Габриэль.
– Плохо переношу полеты на этой штуковине, – пояснил гном. – Да и делать мне с вами толком нечего.
– А я думал, ты мне поможешь, – расстроено сказал Габриэль. – Что я могу сделать один?
– Ну, сделать ты и один многое можешь, если захочешь, – рассудительно заметил Регрин. – Но раз уж ты сомневаешься… – гном воровато огляделся и, подойдя вплотную к «стрекозе», сунул что-то в руку Габриэля.
 Тот разжал пальцы. На его ладони лежал небольшой, довольно тяжелый предмет округлой формы. Ни трещинки, ни выемки. Просто литой кусок металла.
– Если бросишь его как следует о твердую поверхность – взорвется, – шепотом подсказал Регрин и подмигнул.
– Ух ты! – пришел в полный восторг Габриэль, но на предмет поглядел с подозрением, словно ожидал, что тот взорвется прямо здесь и сейчас. – Спасибо.
– Не за что, – помахал рукой гном. – В случае чего кидай в лоб вашему Римскому, и порядок.
– Когда мой отец узнает, он тебя убьет, – мрачно посмотрел на него Элдерайн.
– Если твой отец узнает, он сначала убьет тебя, потому что ты ему ничего об этом не рассказал, – с удовольствием засмеялся Регрин. – Потому что я точно знаю, что сам ты к нему заявлять об этом не пойдешь!
– Брысь отсюда! – покраснев, замахнулся на него Элдерайн, и гном отпрыгнул подальше.
– Удачи! – крикнул он.
– Спасибо, Регрин! – попытался помахать ему на прощание Габриэль, но машину так сильно тряхнуло, что он был вынужден что было сил вцепиться в борт.
 Когда «стрекоза» совершенно бесшумно оторвалась от земли и взмыла в небо, Габриэль смертельно побледнел, смотря на землю, которая очень быстро удалялась.
– Что, нехорошо? – довольно усмехнулся Элдерайн, опустив ноги за борт и шутя помахивая ими.
– Ты… не упадешь? – кое-как выдавил из себя Габриэль. Губы онемели и наотрез отказывались слушаться.
– Может, и упаду, – пожал плечами Элдерайн. – А, может, и нет, – он хмыкнул и стал смотреть вдаль. Машина перестала набирать высоту и устремилась вперед.
– Элдерайн, а как… – Габриэль хотел спросить, что ему делать, когда он окажется рядом с церковниками, но случайно глянул вниз и, тихо простонав, попытался с головой укрыться плащом.
– Да хватит тебе, – не понравилось такое поведение Элдерайну: у Габриэля был такой вид, будто он вот-вот или упадет вниз или, еще хуже, его стошнит. – Перестань, – он потряс Габриэля за плечо. – Совсем не страшно. Мы уже ниже.
 Из-под плаща недоверчиво блеснули зеленые глаза, но Габриэль все-таки доверился эльфу и выглянул наружу. И впрямь, высота стала значительно меньше, и уже можно было довольно четко разглядеть Башню, о которой было столько разговоров. Огромное и красивое строение, поражающее своей высотой, стройностью и симметричностью узоров. Габриэль не мог различить все знаки, украшающие здание, но, безусловно, зрелище было впечатляющее.
 Отвлекшись от созерцания Башни, он со всеми предосторожностями свесился вниз и с удивлением увидел, что внизу вовсю идет бой. Непонятные темные тени, окружающие Башню, оказались далеко не безобидными. Вдали гуща народа – должно быть, жители Авантазии – пыталась прорваться к Башне, но тени, внешне бесплотные, легко наносили врагам тяжелые повреждения. Габриэль содрогнулся, разглядев лужи крови.
– Пора!! – рявкнул у него над ухом голос Элдерайна.
 Юноша даже не успел ничего сообразить – «стрекоза» резко опустилась, и коварный эльф вытолкнул его из машины.
 Габриэль чуть не умер от страха, но высота была совсем небольшой, и, не успев заработать инфаркт, он грохнулся на землю.
– Уйййй… – вырвался у него приглушенный стон боли. – За что?.. – Габриэль, потирая ушибленное плечо, сел на колени.
– Ты!
 Габриэль, вздрогнув от неожиданности, поднял голову, и в лицо ему тут же уперся серебряный крест – совсем такой же, какой он недавно разбил о камни. Габриэль отпрянул назад и, увидев, кто позволил себе такой жест, обомлел: напротив него стояли Папа Римский, епископ и брат Якоб! Они узнали его!
– Кто ты такой? – разрушая внезапную догадку, вопросил Адам фон Бикен.
– Я? Э-э… – не придумав ничего дельного, Габриэль умолк и исподлобья глянул на Якоба. Если епископ и мог позабыть послушника, то Якоб – ни в коем случае. Но наставник, как ни странно, взирал на своего провинившегося ученика ровным счетом так же, как и все: с недоумением и некоторой опаской.
 И тут Габриэль вспомнил. Когда он очнулся на пути в Авантазию (то место действительно показалось ему чем-то вроде промежуточной стоянки), то обнаружил, что у него длинные волосы, другая одежда, да и рост, кажется, немного выше. Получается, здесь он действительно получил совсем другое тело? Да, только этим и можно было объяснить реакцию клириков. Господи, какая удача!
 Габриэль поднялся на ноги и недрогнувшей рукой отвел крест Папы Римского в сторону.
– Без меня вам не пройти к Башне, – деревянным тоном проговорил он, сам поражаясь своей находчивости. – Все это время они, – он указал рукой на тени, – расступались по моей воле… – Габриэль увидел, что взгляды церковников с подозрением посмотрели сначала на крест, потом на него, и быстро протараторил: – Эти создания не имеют разума, но я заставил их устрашиться Господа нашего. Таково было желание Его.
– Понимаю, – кивнул Папа Римский, и у Габриэля отлегло от сердца.
– Ты житель этой страны? – поинтересовался фон Бикен, разглядывая его пристальным взглядом.
– Да, – с самым серьезным видом кивнул Габриэль и в испуге коснулся своего уха – вдруг при переходе в Авантазию уши стали такими же, как у Элдерайна?! Но нет, вроде все было нормально.
– Очень хорошо, спасибо за твою помощь, сын мой, – епископ фон Бикен вложил весь свой восторг, возникший при виде «проводника», в это обращение. – Поторопимся же. Осталось немного.
 Повернувшись, Климент Восьмой, фон Бикен и брат Якоб продолжили путь. Габриэль поспешил за ними, опасаясь, что если он замешкается, то тени примут его к себе в объятия, а этого ему совсем не хотелось.
 Когда Габриэль, сброшенный Элдерайном, плюхнулся перед церковниками, до Башни оставалось совсем немного, так что уже очень скоро все четверо подошли к белой, отливающей голубым, каменной стене.
 Церковники остановились. Габриэль похолодел. Времени было слишком мало. Он так и не смог украсть печать! Что делать?
 Внезапно раздался громкий, неестественный голос. Габриэль дернулся и вскинул голову, стараясь разглядеть вершину Башни. Несомненно, голос раздавался именно оттуда! Папа Римский, брат Якоб и епископ фон Бикен в благоговении замерли. Еще бы! Божий глас, как тут не онеметь?
– ВЫ ПРОШЛИ ДОЛГИЙ ПУТЬ… – звучал Голос, полный неуловимой угрозы. – ВАМ УДАЛОСЬ СОБРАТЬ ВСЕ СЕМЬ ЧАСТЕЙ ПЕЧАТИ И ПРИНЕСТИ КО МНЕ… ВРЕМЯ ПРИШЛО… БРОСЬТЕ ЖЕ ПЕЧАТЬ ЗА СТЕНУ БАШНИ! БРОСЬТЕ ПЕЧАТЬ! – в последней фразе Габриэль явственно услышал взволнованное нетерпение.
– Отче наш! – нетерпение, звучащее в голосе Папы Римского, вполне могло посоперничать с эмоциями «Бога». – Но сбудется ли пророчество? Нам обещана награда, мудрость, дабы мы могли управлять твоим королевством твердой рукой! Сбудется ли пророчество?..
 Повисла пауза, насквозь пропитанная напряжением.
– БРОСЬТЕ ПЕЧАТЬ… – снова произнес Голос.
 Якоб, видимо, решив поскорее отделаться от сомнительной обязанности, передал мешок с печатью Папе Римскому. Габриэль проводил это действие тоскливым взглядом. Да разве возможно как-нибудь незаметно украсть это все и не быть остановленным? Вдруг, едва он коснется печати, Голос убьет его?
 Климент медленно извлек из мешка вожделенный «Богом» предмет. Было похоже, что Папу Римского вдруг одолели сомнения. Что касается других церковников, они онемели от страха, а когда Голос, враз потеряв свою святость, снова прокричал «бросьте печать!!!», брат Якоб и вовсе в испуге сделал шаг назад. Предчувствие его не обмануло – здесь что-то было не так! Бог бы не стал таким образом требовать, Бог бы не стал…
 Позади вдруг послышался страшный грохот. Габриэль тут же вспомнил штуку, которую дал ему Регрин, и стал быстро шарить в складках плаща, ища ее. Вот оно!
– БРОСЬТЕ ПЕЧАТЬ!!! – надрывался «Бог».
 Якоб сделал еще один шаг назад и, споткнувшись, пошатнулся. Стремясь удержать равновесие, он машинально схватился за мантию Папы, тот тоже качнулся, и…
 Габриэль выхватил печать из рук Климента, и, размахнувшись, изо всех бросил об стену Башни тяжеловатый металлический предмет, выданный Регрином. В тот же миг послышался почти такой же грохот, что раздался у них за спиной минуту назад. Все заволокло едким дымом. Церковники в ужасе отшатнулись, очевидно, думая, что их постиг Божий гнев, и Габриэль, пользуясь всеобщим замешательством, с максимально возможной скоростью рванулся вперед.
…как только это произошло, Лугайд, находящийся в реальности и пытающийся наладить контакт с Авантазией, изумленно распахнул глаза. Он смог почувствовать – печать украдена!
 Габриэль бежал изо всех сил, не обращая внимания на темных солдат – он даже не заметил, расступались ли они перед ним или он бежал прямо сквозь них. Габриэль каждую секунду ждал, что его поймают, и потому лишь увеличивал скорость. Какая-то потаенная часть разума спустя минуту услужливо подсказала, что в реальности он бы так быстро нестись не смог, но сейчас Габриэля совершенно не волновали чудеса Авантазии. Он вспомнил о том, какое огромное поле боевых действий окружает Башню, и пал духом, хотя скорости не сбавил.
– Приветик! – раздался знакомый голос у него над правым ухом. – Печать украл?
 Габриэль, задыхаясь от быстрого бега, посмотрел в сторону и увидел Элдерайна. Тот преспокойно парил на «стрекозе» с таким видом, словно случайно встретил старого знакомого и решил поздороваться.
– Д-да! – еле-еле смог выговорить Габриэль. – Да помоги же мне!
– Ладно, давай, – смилостивился Элдерайн и протянул ему руку.
 Габриэль, не останавливаясь, ухватился за его запястье, и эльф с видимым трудом поднял Избранного в воздух. Юноша увидел несущийся к нему оплот неведомых тварей, которые, как оказалось, уже почти настигли его, и, из последних сил подтянувшись, взобрался в летающую машину. Едва это случилось, та тут же взмыла на недосягаемую высоту.
 Элдерайн выхватил из рук Габриэля печать и стал внимательно ее осматривать. Лицо его расплылось в довольной улыбке.
– Порядок! А то не поздно было бы вернуться…
– Вернуться?! – наконец, отдышавшись, выкрикнул Габриэль.
– Не нервничай, – примирительно заметил Элдерайн. – Ты просто герой. Что ж… – он с задумчивым видом оглянулся к удаляющейся Башне, откуда все еще был слышен устрашающий Голос. – Битва началась…
 Габриэль решил не уточнять, что за битва. Мало ему приключений в последнее время. Еле ноги унес!
 «Стрекоза» очень быстро достигла того обрыва, с которого отправилась в путь, и, подхватив отчаянно сопротивляющегося полету Регрина, доставила всех в раскинувшийся неподалеку эльфийский город Сесидбану – родину Элдерайна.
– Меня здесь нет, я умер, – изнемогая от усталости, сказал Габриэль, спрыгивая на землю.
– Я тоже, – поддержал его Регрин, которому перелет действительно дался очень тяжело. Пошатываясь, гном сделал несколько неуверенных шагов по земле. – Элдерайн, фея проклятая, если тебе так легко летать на этой чертовой штуке, то понеси меня, что ли…
– Обойдешься! – решительно отказался Элдерайн. Но глаза его, против обыкновения, сверкали весельем. – Печать украдена, Регрин, ты что, не понимаешь?
– Ну да, Габриэль у нас молодец, – откликнулся Регрин. – Но я действительно не понимаю, как это связано с моим плохим состоянием.
– Улучшится твое состояние, – с досадой отмахнулся от него эльф и просиял, видя, что к вновь прибывшим несется целая толпа эльфов, среди которой так же было несколько старейшин. Вот он, звездный час Элдерайна!
 Пока эльфийский принц разбирался с печатью, Габриэль, которого дергали за плащ и поздравляли самые удивительные создания, которых только можно было представить, мечтал провалиться сквозь землю. Мысли его были далеко от победы. Он украл печать, но что из этого? Что со спасением Анны? О какой битве говорил Элдерайн? Как связаться с Лугайдом?..
– Минуточку, – в какой-то миг Регрин решительно вклинился между Габриэлем и толпой восторженных эльфов. – Мне нужен Избранный на минуту.
– Всем нужен! – возмутился престарелый представитель эльфийского племени. – Ты что, особенный?
– Он мне помогал, я бы без него не справился, – вступился за гнома Габриэль.
 Регрин смутился, а возмущенный взгляд старца сменился на почтительный. Габриэль и Регрин отошли в сторонку.
– Что случилось? – присев на корточки, спросил Габриэль.
– Нет, приятель, это я должен спрашивать, – покачал головой гном. – Что тебя так беспокоит?
– Я… Ну… – Габриэль помялся, но поделиться с кем-нибудь вдруг стало необходимым. – Мою сестру осудили за колдовство.
– И сожгли на костре? – охнул Регрин.
– Нет… Пока нет.
 На Габриэля вновь навалился весь груз тяжести происходящего, и он, ничего не скрывая, рассказал Регрину все. Как он признал в очередной ведьме Анну, как встретил Лугайда, узнал об Авантазии, а потом и вовсе был туда отправлен, будучи совершенно не в курсе происходящего.
– Вот оно что, – протянул гном. – Знаешь, – он улыбнулся, – тебе не следует об этом слишком волноваться, правда. Вандрой уж что-нибудь придумает, не сомневайся.
– Ты действительно так думаешь? – немного приободрился Габриэль.
– Конечно! – уверенно ответил Регрин. – Мы давно его знаем. Если он что-то пообещал, значит, это в его силах, и он все сделает.
– Спасибо! – Габриэль расцвел в буквальном смысле этого слова.
– Не за что! Ты лучше позабудь об этом на время. Наверняка эльфы сейчас устроят праздник…
– В честь чего? – не понял Габриэль.
– В честь тебя, чего ж еще, – в свою очередь удивился Регрин. – Ты ведь украл печать и спас Авантазию!
 Габриэль отчаянно покраснел. Он как-то совсем позабыл о том, что то, что он сделал, так важно для обоих миров.

 Габриэль почувствовал себя на седьмом небе от счастья, когда сразу несколько эльфиек схватили его за руки и, смеясь, сделали его чуть ли не главным персонажем в замысловатом, но очень захватывающем танце под веселую музыку, в которой особенно четко различалась флейта. Габриэль редко слышал что-либо кроме церковных гимнов (иногда слышал, но тем же вечером ему приходилось с совершенно убитым видом докладывать брату Якобу, что требуется дополнительное количество мест в переполненных темницах, так как число распевающих богохульные песни в очередной раз прибавилось еще на одного человека). Поэтому сейчас Габриэль в полной мере осознал, что музыка – это, как ни крути, здорово, и ничего богохульного в этой напускной веселости, заставляющей бросаться в резвый пляс, нет. Правда, еще никто не начал петь… Но даже если бы вдруг раздались слова, оскверняющие Господа, вряд ли Габриэль смог бы остановиться, хотя танцы ему давались с некоторым трудом. Сильно мешало то, что он стеснялся – если и приходилось порой слышать веселую музыку, то уж танцы точно канули в небытие вместе с детством, когда они с Анной, счастливо смеясь, вместе кружились под дождем…
– Друг, как давно ты не танцевал? – Элдерайн вырвал нового приятеля из ряда танцующих эльфиек.
– Никогда! – с радостной улыбкой объявил Габриэль.
 Элдерайн поперхнулся вином.
– Ну у вас и звери в церкви… Эй, кто-нибудь, принесите вина Избранному! – распорядился эльф, который сегодня пользовался куда большей популярностью, чем прежде. Еще бы! Черт знает сколько времени с Избранным бегал, да еще и печать умудрился у церковников выкрасть. То есть, конечно, выкрал Габриэль, но Элдерайн предпочитал об этой незначительной детали умалчивать, скромно говоря «мы украли», а не «Габриэль украл». Стыдно ему не было. В конце концов, какая разница? Убегали-то вместе.
– Вина? – смутился Габриэль, не сопротивляясь, когда Элдерайн заботливо усадил его на бревно, заменяющее скамью, между собой и Регрином, который тоже с весьма довольным видом пил виноградный напиток.
– Я думал, ты с Богом своим уже как-то обо всем договорился, – впился в него подозрительным взглядом Элдерайн.
– Да нет! – Габриэль, посмеиваясь, отмахнулся от него. – Все равно служителям Бога можно пить вино! Это же Христова кровь! Просто брат Якоб говорил всегда, что мне еще рано, что я должен достигнуть его статуса и…
– Жадина твой брат Якоб, – объявил Регрин и сунул в руки Габриэля деревянный кубок с темно-красной жидкостью. – Давай, наслаждайся! Сегодня праздник! Ну же, выпьем за спасение Авантазии!
– За спасение Авантазии! – хором сказали Габриэль и Элдерайн.
 Три кубка стукнулись друг об друга, вслед за чем все приникли к сосудам, причем Элдерайн и Регрин, занимаясь своими порциями, искоса поглядывали на Габриэля: им было интересно, как тот отреагирует на первую в своей жизни выпивку.
 Сам Габриэль был целиком и полностью поглощен напитком. Не обращая ни на кого внимания, он чуть ли не залпом осушил свой кубок, и, не замечая округленных глаз новых  друзей, радостно замахал рукой эльфийке, пробегающей мимо с подносом, уставленным глиняными кувшинами – очевидно, с вином, похоже, ничего другого на празднике не было.
– Эй, леди! Можно еще, пожалуйста?
– Конечно, угощайтесь! – метнулась к нему прекрасная представительница женской части сказочных созданий. На ней было нечто вроде короткой туники, обнажающей невероятно длинные стройные ножки, и пока эльфийка снимала один из кувшинов с подноса, Габриэль с абсолютно невменяемым видом пялился на, так сказать, тело жительницы Авантазии.
– А ты чего хотел? – ухмыльнулся Регрин, когда эльфийка, поставив кувшин с вином на землю перед Габриэлем, умчалась разносить напитки остальным участникам праздника. – Это, в конце концов, страна людских мечтаний, – резонно заметил гном.
– Неужели люди могут о таком мечтать? – Габриэль, наливая себе вина, стыдливо прикрыл глаза рукой.
– Конечно, могут! – с воодушевлением сообщил Элдерайн. – Ты, например! Ты красный, как…
– Хворь Господь послал, – с заунывным видом ответил Габриэль, отрешенным взглядом смотря вслед давно убежавшей эльфийке.
– Это еще ничего! – расхохотался Регрин. – А вот если Элдерайн такую короткую тунику наденет, то…
– …То всему женскому населению понадобиться скорая целительная помощь, – Элдерайн усмехнулся, тряхнув гривой красных волос, и Габриэль готов был поклясться, что видел, как вокруг эльфа засверкали крохотные звездочки.
– Теперь – может быть. И не только женскому, – уточнил Регрин. – Думаешь, я не знаю, что за тобой каждый встречный-поперечный из реального мира по всей Авантазии гоняется? Не иначе как за девушку принимают. Кстати, в последний раз это был монах…
– Отстань! – залился краской Элдерайн. Он хотел запустить в Регрина своим кубком, в котором еще оставалось вино, но Габриэль перехватил его руку и, отобрав красивый резной сосуд, с совершенно блаженным видом осушил его.
– Нехорошо, Элдерайн! – Габриэль с укоризненным видом покачал пальчиком прямо перед возмущенным лицом эльфа. – Провизия денег стоит!
– Сегодня уж точно нет, – усмехнулся Регрин, наливая друзьям еще. – Пейте, пейте! А то танцевать уже пора бы.
– Мне-то тогда зачем пить? – проворчал Элдерайн, тем не менее принимая вино. – Это ж ему от оков реального мира надо избавиться, а не мне…
– Куда же он без тебя, – закатил глаза Регрин.
– Верно-верно! – без задней мысли поддержал Габриэль. – Куда ж я без тебя! – он снова в рекордные сроки уничтожил напиток. Щеки у него заметно покраснели, и он уставился на Элдерайна глазами, которые в буквальном смысле этого выражения изобиловали звездочками – что-то наподобие тех, которые недавно витали вокруг эльфа. – Пойдем потанцуем!
– Э-э… – Элдерайн неожиданно даже для себя смутился. – Ладно, сейчас, очередной танец затеют… Регрин?
– Делать мне нечего больше, – откликнулся гном. – Я лучше посмотрю, а потом присоединюсь, когда все разобьются на пары…
– Вот оно что, – ухмыльнулся Элдерайн, решив, что старый друг решил поближе познакомиться с какой-нибудь эльфийкой.
– …и отобью у тебя Габриэля, – с коварным хихиканьем закончил Регрин.
– Да очень надо мне с ним танцевать, о чем ты вообще думаешь, да чтоб тебя! – не на шутку разозлился Элдерайн, вскакивая на ноги и размахивая кубком. Но Регрин только смеялся, довольный своей шуткой, и смотрел, как Габриэль цепкой хваткой пытается удержать эльфа от очередной попытки убийства.
 Момент, когда уши заполняли довольный смех Регрина и несерьезно гневные вопли Элдерайна, намертво врезался в память Габриэля, как один из самых счастливых моментов в его жизни. Впрочем, не только этот – весь праздник удался на славу.
 Вскоре снова зазвучала флейта, и Элдерайн и Габриэль с энтузиазмом бросились к эльфам, с поразительной быстротой заполняющим импровизированную площадку для танцев. Веселье длилось долго. И в какой-то момент, когда все разбились на пары, к ним и впрямь присоединился Регрин.
 Габриэлю было весело так, как не было никогда в жизни. К тому же, вино милостиво стерло ненужные грани, и позволило ему творить все, что душе угодно. Например, через полтора часа непрерывного движения почти ползком приблизиться к родному бревну в поисках новой порции напитка. Порция сразу нашлась в красивой глиняной бутылке, украшенной неведомыми рунами и оставленной здесь неизвестным благодетелем, но то, что внутри именно вино, не оставляло сомнений. Габриэль с совершенно блаженным лицом вынул пробку, поднес объемную бутыль к губам, и… И, поперхнувшись, поторопился вскочить на ноги и спрятать бутылку за спину.
 Перед ним стоял Лугайд.
– Э-э… Привет, – заулыбался Габриэль, искренне надеясь, что старый друид не заметит его не в меру покрасневшего лица и мягкого покачивания из стороны в сторону.
– Габриэль! – наивный старец, судя по тону и радостно сверкающим глазам, и впрямь не обратил внимания на нетрезвое состояние Избранного. К тому же, при друиде не было посоха – хороший знак. – Я смог почувствовать – тебе удалось выкрасть печать!
– Ну да, – Габриэль смущенно коснулся рукой своего затылка.
 Тут, спотыкаясь, подоспели Регрин и Элдерайн – остальные, увлеченные весельем, ничего не заметили и, ни о чем не подозревая, продолжали развлекаться. Гном и эльф ничуть не удивились появлению Лугайда, несмотря на то, что он должен находиться в реальном мире и присматривать за телом Габриэля.
 «Стоп, – осадил сам себя Габриэль. – Это меня должно волновать, а не их!»
 Забеспокоившись о том, что происходит в действительности, он прищурился и еще раз смерил сверкающего улыбкой слегка полупрозрачного друида. Ему тут же стало все ясно: Лугайд не был в Авантазии, он просто перенес сюда часть своего сознания, дабы поболтать о жизненно важных планах.
– Не переживай, – прошептал ему на ухо Регрин, дернув друга за запястье и заставив наклониться к нему. – Он, во-первых, сейчас в раже и ничего не заметит, а, во-вторых, сам частенько с нами веселится, даже если поводов нет.
– Ладно, – и впрямь успокоился Габриэль, снова выпрямляясь и смотря на Лугайда.
– Ты молодец, Габриэль… Все вы молодцы, – продолжал тем временем друид. – Но кража печати – первый шаг… Война еще не закончена…
– Второй шаг – сокрытие печати во избежание дальнейших неприятностей, – услужливо подсказал Элдерайн.
– Верно, а вы, эльфы, ее спрятали?
 Элдерайн, стоявший перед призраком старца с самым что ни на есть самодовольным видом, вдруг задумался, явно что-то припоминая. Буквально через несколько секунд он охнул и вихрем унесся в сторону веселящейся толпы.
– Вот-вот, – укоризненно покачал головой Лугайд.
– Что это с ним? – удивленно похлопал глазами Габриэль.
– Забыл сказать старейшинам о том, чтобы они печать как следует припрятали до поры до времени, – со сдавленным смешком пояснил Регрин.
– В общем, как я и говорил, война не закончена, – вернулся к главной теме беседы Лугайд. – Нас еще ждут испытания… А пока…
…И неясные очертания старца плавно растворились в воздухе, словно предрассветная дымка ранним осенним утром.
– Пафос, – неодобрительно заметил Регрин.
– А пока что? Неужели опять к Башне? – с тоской посмотрел на гнома Габриэль.
 Словно по заказу, откуда-то с неба немедленно раздался знакомый голос:
– Путь к Башне долог и труден…
– Без паники, Габриэль, – успокоил друга Регрин. – Заело в очередной раз. Праздник еще не закончился! Пойдем, найдем Элдерайна и продолжим! Каким бы шаг этот ни был, мы украли печать, наша миссия выполнена!
 Габриэль просиял и, счастливо смеясь, они с Регрином выбежали на поляну, не забыв прихватить по дороге найденное Габриэлем вино. Ночь, полная праздничных огней и веселящегося народа, обещала быть долгой.

Часть II

THE SEVEN ANGELS/СЕМЬ АНГЕЛОВ

 Улицы города уже давно погрузились во тьму, но дороги длинными вереницами заполняли люди, держащие в руках факелы, и их колеблющегося света вполне хватало на то, чтобы сказать «светло, как днем». Создавалось впечатление, что в городе проходит какой-то праздник, но не хватало самого главного – праздничных одежд и радостного говора. Все люди были одеты в длинные хламиды с капюшонами, они словно пытались спрятаться, и от их унылых реплик почему-то отдавалось эхо… Хор приглушенных голосов сливался в нечто таинственное и непостижимое, но, как следует прислушавшись, можно было различить слова. Со всех сторон они были разными, но смысл сводился к одному и тому же.
– Время настало…
– Апокалипсис?..
– Наказание за грехи наши…
 Целыми толпами люди двигались к окраине города, где возвышался монастырь, который казался опустевшим. Монахи, заперев ворота и погасив свет, оставили только свечи перед распятьями и, опустившись на колени, беззвучно молились о спасении. Епископы, разойдясь по кельям, беспокойно поглядывали в окна, сложив руки на груди и прищуривая глаза, надеясь разглядеть в сияющем хвосте кометы отблески дьявольского пламени. И хотя продольные всполохи на небе, прекратившись около получаса назад, больше не возникали, это не уменьшило всеобщего страха.
 У ворот монастыря уже собралась тьма народа, но церковники не спешили открывать двери верующим. Люди беспокоились, тут и там слышался тревожный говор.
– Огненный дождь кончился?
– Это не имеет особого значения, он же был! Это вестник Апокалипсиса!
– Почему они молчат? Может ли быть… Возможно ли… Грядет… Страшный Суд? – голос был пропитан ужасом, и говорящий явно не верил своим собственным словам. –  Почему они молчат?
 Постепенно разговоры стихали. Ночь оказала на жителей города свое особенное действие: все впали в оцепенение, сила которого увеличивалась нахлынувшим страхом. Но буквально через десять минут невидимые оковы были разрушены.
 Какой-то человек, одетый так же, как и все – в длинную темную накидку с капюшоном, – неизвестно как взобрался на стену, окружающую монастырь. Он раскинул руки в стороны, словно хотел обнять всю толпу сразу, но этот приветственный жест довольно жутко сочетался с коварной ухмылкой и немного безумными глазами.
– Настал наш последний час!!! – прокричал он, и все взгляды сразу устремились на него. Порыв ветра сдул капюшон, и люди увидели, что виновник очередного переполоха (мало было огненного дождя!) – совсем юный мальчик, которому на вид нельзя было дать больше пятнадцати. Давно не стриженные светлые волосы топорщились в разные стороны, зеленые глаза продолжали сверкать торжеством, с лица не сходила улыбка, в которой многие увидели злорадство.
– Бог в гневе, он придет, чтобы покарать нас!
 Большинство людей, собравшихся у монастыря, одобрительно зашумели – не то чтобы они были рады этому известию, но вполне соглашались с импровизированным оратором.
– Пришло время расплачиваться за свои грехи!
 По улицам города снова раздались вопли сотен людей. Они что было сил выкрикивали услышанные слова…
* * *
– …Так что если бы эти книги и печати от врат оказались в руках подобных людей, то Сатана показался бы детским лепетом, – сделал вывод из своего собственного рассказа Габриэль.
 Вздохнув, он посмотрел на слушателей. Элдерайн и Регрин, сидя по-турецки на полу рядом с ним, взирали на него, раскрыв рты.
– Но, Габриэль, – учтиво поинтересовался Элдерайн. – Разве это не ты, как умалишенный, орал со стен монастыря про пришествие бога? Или я чего-то не понял?
– Мне было всего пятнадцать! – привел неопровержимый аргумент Габриэль. – Да и ситуация была особая. А сейчас я же уже не такой! – у него язык не повернулся сказать «неверующий». Да, он больше не хотел иметь никаких дел с церковью, но не мог сказать, что не верит в Бога.
– Так чего у вас там случилось-то? – снедало любопытство Регрина. Он и представить не мог, что могло испугать настолько, что толпа народа среди ночи высыпала из уютных домов и хором возопила об Апокалипсисе.
 Глаза Габриэля, ставя под сомнение его убеждения о том, что «он не такой», расширились от ужаса.
– Огненный дождь, – благоговейным шепотом произнес он.
 Элдерайн и Регрин переглянулись.
– Звездопад, что ли? – предположил Элдерайн.
– Наверное, – кивнул Габриэль. – Хотя звезды маленькие и мерцающие, а там… – он умолк.
– А, наверное, дождь метеоров? – догадался Регрин. – Глупые, – поставил диагноз верующим он. – Любоваться надо и желания загадывать, а не вопить, что наступил Конец Света.
 Габриэль растерянно заморгал, с непониманием таращась на друзей.
– Природное явление, балда, это было, – снизошел до объяснения Элдерайн.
– А-а, – разочарованно протянул Габриэль. Помолчав немного, он осторожно спросил: – А брат Якоб и епископ об этом знали?
– Вряд ли, – ухмыльнулся Регрин.
– Тогда я так и не могу понять, почему они меня в тот день наказали, – обиженно пробурчал Габриэль, припоминая нелегкий подъем на стену монастыря. – Я же всего лишь высказал общую мысль…
– Или, иными словами, выступил в роли провокатора, – с уничтожающим сарказмом изрек Элдерайн. – И не надо врать, что после твоих воплей на улице не начались беспорядки.
– Не начались, – искренне ответил Габриэль. Он вскинул голову и, картинно подняв руку, проговорил с недовольным выражением лица: – Они стали молиться и взывать к Богу, чтобы он покарал их за многочисленные грехи.
– Что? – изумились жители Авантазии.
– Это же естественно, – пожал плечами Габриэль. – Лучше смиренно принять телесную смерть, чем бороться за лишние годы жизни и потом вечно гореть в геенне огненной. Так они думали, – довольно равнодушно добавил юноша, поймав на себе осуждающие взгляды. – Думают и сейчас. Если ко мне пришло, как вы говорите, прозрение, то они все еще слепы… «Покарай, Всевышний!» – передразнил он церковников и вдруг посмотрел на Элдерайна и Регрина осоловевшими глазами. – Они же… Где они сейчас?
– Ты о клириках своих? – уточнил Элдерайн. – Должно быть, все там же, если не потеряли веру в то, что в Башне бог.
– Давайте пойдем туда! – поднялся на ноги Габриэль.
– По армии тьмы соскучился? – покрутил пальцем возле виска Регрин.
– Совсем не обязательно подходить к самой Башне, – упорствовал Габриэль. – Там же много скал вокруг… Я хочу просто посмотреть, что они там делают.
 Элдерайн задумался.
– Ну… – нерешительно произнес он и растерянно посмотрел на Регрина. – С другой стороны, нам все равно делать нечего, а прогуляться после вчерашнего было бы неплохо.
– Это точно, – буркнул Регрин, которому после бурного праздника в честь кражи печати пришлось все утро носить воду Габриэлю – его похмелье привело в совершенно невменяемое состояние.
– И Вандрой сказал следовать к Башне, – привел еще один довод в пользу «прогулки» Габриэль.
– Вандрой много чего говорит, но если нет опасности получить от него посохом, я склонен воздержаться от выполнения его указаний! – решительно заявил Элдерайн, украдкой испуганно глянув наверх – вдруг старый друид до сих пор за ними наблюдает?
– Пойдем, – немного скованно улыбнулся Габриэль.
 И таким потерянным выглядел он в этот момент, что Элдерайн, проворчав «ладно уж», достал волшебный ключ.
 Всю недолгую дорогу до Башни (как хорошо нарушать законы времени и пространства!) Габриэля тревожили одни и те же мысли. Что собираются делать брат Якоб, епископ фон Бикен и Папа Римский? По их вине печать пропала, как мог отреагировать на это Дух, заключенный в Башне? Возможно ли, что он решил немедля разобраться с нерадивыми слугами?.. Габриэля мучило скорее любопытство, чем беспокойство. Он сомневался, что клирики сохранят хладнокровие и станут думать над тем, как вернуть печать, но проверить все же следовало. К церковникам он ощущал теперь нечто вроде сильной неприязни, ведь они сознательно пошли на уничтожение связи реального мира с Авантазией ради власти, и тем самым доказали несправедливость многих своих решений... И только в коварство брата Якоба Габриэль никак не мог поверить.
– Эй! Пришли.
 Габриэль вздрогнул и огляделся.
 Он не заметил, как они преодолели темное пространство и вышли наружу – так глубоко ушел в свои мысли. Теперь Габриэль, Элдерайн и Регрин находились совсем рядом с Башней. Как и на прошлой «стоянке», вниз уходил крутой обрыв, и обзор открывался великолепный: стена Башни, гуща темных теней, отголоски боя вдали и три служителя церкви, чьи голоса были слышны даже отсюда.
– Ничего себе, – присвистнув, оценил масштабы трагедии Регрин.
– Тише, – приложил палец к губам Габриэль и прислушался, не сводя глаз с Папы Римского. Из уст того раздавалось:
– О Боже! Скажи же, что ждет нас теперь! Мы принесли лишь позор, станет ли низвержение в Ад карой за грехи наши?
– Он не Бог, если бы ты только знал… – вдруг раздался в сознании жителей Авантазии голос Лугайда. Друид по-прежнему наблюдал за происходящим из реальности.
– О, Всемогущий Господь, первопричина всего сущего! – поддержал Климента епископ Адам фон Бикен. Даже с такого расстояния было понятно, что он находится в полном смятении. – Свершится ли над нами Страшный Суд? Мы умрем! – в последней реплике, хоть она и была произнесена на одном дыхании с предыдущей, не послышалось вопроса. – Мы не смогли закрыть Врата…
– …к мудрости, так он вам сказал…
– Вандрой, – не выдержал Регрин. – А церковники могут слышать ваш голос?
– Нет, я контактирую только с вами.
– Тогда заткнись, – буркнул Элдерайн.
 Судя по угрожающей паузе, Лугайд намеривался осадить обнаглевшего эльфа, но возможную полемику пресек непривычно серьезный голос Габриэля, в котором не слышалось ровно никаких эмоций – только серьезность:
– Какой толк от их молитв? – руки Габриэля сжались в кулаки, но смотрел на церковников он спокойным, холодным взглядом. – Посмотреть на их деяния – так они поклоняются Дьяволу, а не Богу.
 Элдерайн и Регрин, не сговариваясь, смерили его удивленными взглядами, а потом посмотрели вниз, на церковников, которые в замешательстве смотрели на стену Башни.
– Их вера приносит больше зла, чем добра, – продолжал Габриэль. – Они пытаются воевать с так называемым Адом, но не замечают, как сами окунаются в черт знает что. Добиваются пришествия нового Вавилона, вот что они делают!
– Наверное, ты прав, – сказал Регрин. – Пытаясь искоренить грехи простых людей, церковники не видят, как сами в них погрязли.
 Пока происходил этот разговор, клирики заметно понизили голоса, и их фразы уже не долетали до Габриэля, Элдерайна и Регрина.
– В конце концов, – приглушенно проговорил Папа Римский, закрыв глаза. – Именно нам выпала честь принести семь частей печати в духовный мир. Могла ли здесь быть ошибка?
– Не вижу никакой ошибки, – вдруг взял себя в руки епископ фон Бикен. – Это наша миссия. И какова была цель? – его голос прозвучал необычайно твердо. – Все лишь по воле Господа.
– Получение мудрости во имя всеобщего блага, – не мог не согласиться брат Якоб. Какие бы сомнения его ни раздирали, цель действительно была именно в этом; на ум невольно приходили рассказы о царе Соломоне… Что здесь могло быть неправильным? Когда мудрость может оказаться опасной? Получить власть, соединить весь мир в одно государство под гнетом… то есть, конечно, под властью церкви. Или все-таки гнетом?
– Вы правы, – Климент сжал в руке крест. – Кто, как ни мы, посланники Божьи. Наше дело благое, чем бы оно ни увенчалось. Спаситель! – снова возвысил голос Папа Римский. – В пропаже печати был виновен только он! Вор хитростью приблизился к твоей обители и похитил печать!
– …Габриэль, это, похоже, про тебя, – снова с интересом глянул вниз Регрин.
 Габриэль едва заметно улыбнулся, не уверенный, стоит ли сейчас радоваться тому, что церковники валят все на него. Кто знает, какой силой обладает Дух, запертый в Башне? Как он может отреагировать на такой поворот событий?
– Он не Господь, если бы ты…
– Вандрой! Я знаю, что он не Господь! – взвился Элдерайн.
– Он не Господь, если бы они только знали, – тут же нашелся друид.
– Вот, так гораздо лучше, – вдруг успокоился эльф.
– Тихо, – прижал палец к губам Габриэль. Слышно стало гораздо хуже – не то клирики говорили тише, не то поднявшийся ветер относил слова в другую сторону…
 И тут снова раздался тот самый голос, неестественный, страшный, и на сей раз его обладатель даже не попытался скрыть нетерпеливый и угрожающий тон. От этого крика просто кровь стыла в жилах!
– ГОРЕ ВАМ, ЖАЖДУЩИЕ МУДРОСТИ!! НЕМЕДЛЕННО ПРИНЕСИТЕ ПЕЧАТЬ, ИНАЧЕ ВСТРЕТИТЕ СВОЮ СМЕРТЬ!!!
– А он здорово разозлился, – даже Элдерайн вздрогнул от этих слов, произнесенных с невообразимой яростью. Казалось, еще секунда – и Башня разлетится на куски, освободив своего единственного жителя, который тут же исполнит свою угрозу.
 Заговорил Якоб, и сердце Габриэля гулко забилось. Старый наставник обращался вовсе не к стенам Башни, а к своим спутникам – очевидно, он перебил их, потому что заговорил ничуть не тише, чем они минуту назад.
– Возможно, мы ошибаемся!
 Должно быть, Климент Восьмой и фон Бикен оторопело уставились на монаха: поза того стала выражать упрямство, словно он собирался непременно донести до клириков свою мысль, чего бы ему это ни стоило.
 Бросив на Башню опасливый взгляд, Якоб продолжил:
– Возможно, мы сами ввели себя в заблуждение. Действительно ли это Бог?
– Он не Бог…
– Если бы они только знали! – хором подхватили Элдерайн и Регрин.
– Бог или нет, – сказал Габриэль. – Молитвы им уже не помогут – это точно.
 Жители Авантазии насторожились, услышав это в чем-то саркастическое замечание. Когда Габриэль обернулся, они увидели на его лице подобие улыбки – должно быть, именно с таким выражением лица он несколько лет назад выкрикивал со стен монастыря слова о каре Божьей.
– Вера стала злом, – на сей раз почти равнодушно проговорил он. – В путь?
 Габриэль пошел вперед, и его друзья, не говоря ни слова, пошли следом. Он не знал, куда и зачем шел – знал только то, что счастливое совпадение привело его к этой войне, и страшно подумать, что могло случиться с человечеством и Авантазией, если бы «Богу» удалось завладеть печатью. Что ж, возможно, это благое дело – кража печати – искупит все неправильные поступки, которые он делал прежде, опираясь на религию…
 Он вдруг остановился и обернулся.
– Я бы один не справился. И без вас, Вандрой, тоже, – неуверенно добавил он в пустоту, не зная, слышит его Лугайд или нет.
– Да, кто мог подумать, что мы все вместе окажемся в такой заварушке, – развел руками Регрин.
– Я мог! – самодовольно вскинул голову Элдерайн. – В конце концов, я принц, нам все это было известно еще двести лет назад.
– Начинается, – закатил глаза Регрин. – Что ж, присвоим тебе наряду с нами статус спасителя мира – доволен?
– В церкви обычно говорили «наше дело благое», – сказал Габриэль, снова возобновляя прерванный путь. – Но я бы сказал так – кто знал, что мы окажемся Ангелами Света?
– Действительно, – со снисходительной ухмылкой кивнул Элдерайн. – И сам-то недавно прозрел.
– И кто бы мог подумать, что на меня ляжет такая честь, – с почти такой же улыбкой подмигнул ему Габриэль. – Хотя, – немного помрачнел он, – я бы не назвал это честью. Кто мы такие, чтобы решать?
– И, тем не менее, – вновь прозвучал голос Лугайда. – Вам было дано это право.
 И друзья довольно переглянулись, представив, как там, в далекой реальности, старый друид тепло улыбается им.

 Габриэль одиноко брел по уже знакомым местам – здесь он пришел в себя, когда попал в Авантазию. Юноша не знал, могут ли жители страны грез читать мысли, но было очень похоже на то: как раз тогда, когда ему захотелось побыть одному и привести мысли в порядок, Регрин вдруг засуетился и, сказав «срочное дело», оттащил упирающегося и явно ничего не понимающего Элдерайна подальше. Вскоре они и вовсе исчезли из поля зрения, но Габриэля это не взволновало. Он был рад остаться наедине с собой, а что уж будет потом…
 Сознание терзали противоречивые мысли – как непривычно было думать обо всем без разбора! Смел ли он раньше даже втайне заподозрить, что Бога может не существовать? А если он и существует, все равно церковь неосознанно (а, может, и осознанно) играет миллионами людских жизней, что тому никак не может быть по нраву? Теперь можно тщательно обдумать все это, не боясь того, что Господь нашепчет епископу, о чем думал нерадивый послушник. Габриэль прекрасно слышал голос того, кого его бывшие наставники посчитали Богом – особенной вежливостью и тактичностью он не отличался. Было ли ему дело до чужих чувств! Очень странно, что церковники ослеплены настолько, что не видят очевидного. Только брат Якоб осмелился что-то заподозрить… Но, опять же, кто знает, может, если бы ему, Габриэлю, не встретился Лугайд, то юноша тоже был бы готов поверить в любую сущность Господа. Даже если это просто ужасный голос, раздающийся из Башни.
 Габриэль привычно положил руку на грудь и вспомнил, что креста нет: он разбил его о камни. Да, все верно. Креста нет. И не будет. Не будет…
 Подул приятный теплый ветерок, и Габриэль грустно улыбнулся. Сколько времени он был потерян в том, во что ему говорили верить! И ведь он действительно верил. Был убежден в истине, открывавшейся ему во время чтения молитв. Как хорошо, что теперь все это позади. Как хорошо, что встретились друзья, которые помогли ему освободиться и понять истинную сущность многих вещей.
 Габриэлю вдруг очень четко представился монастырь в Майнце. Заметили ли его побег? Ищут ли? Хотя, кому это нужно? Наверное, только Анна вспоминает его и шепотом произносит слова прощания. Она – единственный в реальном мире человек, который в нем нуждается. Увы, ее сковывают совсем не те цепи, что сковывали немногим раньше сознание ее брата.
 Невольно Габриэль представил, как возвращается в монастырь, и с некоторым опозданием понял, что его туда просто-напросто не пустят. Он был осужден, сбежал, значит, и от церкви его отлучили.
 Огорчений эти мысли не доставили. Габриэль с улыбкой подумал, что в этих праведных стенах был одинок, пока его не наставил на путь истинный – кто бы мог подумать! – еретик. Он освободил его в буквальном смысле этого слова, освободил от тяжкого гнета, сковывающего разум. Лугайд словно вернул ему когда-то забранную душу – и что за волшебным было это ощущение!
 Габриэль посмотрел вперед и обнаружил, что снова пришел к тому самому обрыву, с которого он впервые увидел Башню. Долгий же путь он преодолел, погруженный в свои мысли!
 Габриэль подбежал к самому краю обрыва и посмотрел вниз. Теперь отсюда не было видно ровным счетом ничего, кроме густого тумана, хотя день стоял солнечный. Волшебство? Пыл сражения? Впрочем, разве это важно сейчас? Он и так знает, что там, у стен Башни, стоят Папа Римский, епископ и монах, по вине которых чуть не был навсегда потерян мир грез. Чуть! Им не удалось, и почему? Потому что он, именно он, Габриэль, выкрал печать.
 Авантазия спасена! – понимание этого накатило небывалой эйфорией. Габриэль вдруг почувствовал прилив сил, осознав наконец, что главная роль в этом спасении была отведена ему, и он справился  с ней. «Вам было дано право решать», – сказал Лугайд, и Габриэль сделал правильный выбор. Война не закончена? Что ж, если понадобится, он ее закончит, а потом друид, как и обещал, спасет Анну.
 Подумав об этом, он вдруг почувствовал чье-то присутствие. Удивительно, но он сразу понял, кто это, и резко обернулся, победно вскинув руку к небу.
 Перед ним стоял улыбающийся Лугайд – такой же, как во время праздника. Едва уловимое присутствие, больше похожее на призрак, чем на живого человека, и все же это был он.
– Люди по-прежнему хотят уничтожить мир грез, – с улыбкой сказал друид.
– Но мы охраняем его врата! – закончили за него неизвестно откуда взявшиеся Элдерайн и Регрин, которые появились словно из ниоткуда по обе стороны от Габриэля.
– Помешай им доносить до чужих умов ложный свет, – продолжил Лугайд. – Их целью изначально была лишь толпа фанатиков, готовая повиноваться любому их слову, и сейчас они могут с успехом ее достичь.
– Сделаю все, что смогу, – серьезно проговорил Габриэль и тут же, не выдержав, рассмеялся. Все же очень необычно было выслушивать бравые наставления от старого мудреца и сказочных созданий.
– Но только уже не здесь, – вернул его с небес на землю Элдерайн.
 Габриэль непонимающе уставился на него.
– Вандрой имел в виду, что ты должен не сдавать своих позиций в реальном мире, – объяснил эльф. – А жителям Авантазии, к счастью, порабощение верой не грозит.
– Теперь не грозит, – поправил Регрин. – Окажись у церковников хоть одна часть печати, рано или поздно они бы пришли к нам с Крестовым походом, будь уверен.
– Я бы ни за что не повиновался им! – гордо вскинул голову эльфийский принц.
– Повиновался бы, еще как, – придерживался другого мнения Регрин. Впрочем, в его глазах плясали веселые огоньки. – Если бы тебя пообещали сделать королем Авантазии, ты бы тут же и крест надел, и Библию прочитал, и Габриэля на костре сжег.
– Ах ты…
 Не найдя нужных слов, Элдерайн побагровел и в праведном гневе набросился на гнома, но тот, смеясь, привычно уворачивался, наслаждаясь реакцией старого друга.
 Наблюдая за их разбирательством, Габриэль вдруг снова увидел перед глазами Анну. Он ощутил неприятное чувство, унылое и тревожное: пока он здесь разбирается с глобальными проблемами, время идет. Элдерайн правильно сказал: в Авантазии он сделал все, что мог. И даже если совесть по каким-либо причинам воззовет к нему и оставит здесь еще ненадолго, Габриэль обещал лишь выкрасть печать, что и сделал.
 Он в тревоге огляделся – образа Лугайда нигде не было видно. Ушел! Но ведь он всегда слышит их в реальности, значит, и сейчас…
– Вандрой… – хрипло проговорил Габриэль, и пререкания Элдерайна и Регрина тут же смолкли. Он чувствовал себя неуютно, говоря в никуда, но все же продолжил, тщательно контролируя свой голос и боясь, что тот сорвется от упадка чувств: – Я сделал то, о чем вы просили… Печать украдена, врата под контролем. Я узнал обо всем… Но… я должен был спасти Анну, а вы отправили меня сюда и обещали, что освободите ее… Пожалуйста… – Габриэль зажмурился и присел на траву, как будто у него вдруг заболела голова: он боялся услышать отрицательный ответ.
 Но Лугайд не отвечал.
– Нет-нет-нет! – вдруг строго проговорил Регрин и щелкнул Габриэля по носу. – Не надо так. Слишком мало ты еще знаешь и об Авантазии, и о вратах, и даже о своем собственном мире, чтобы рассуждать об этом. Понимаешь, – гном ободряюще улыбнулся. – Ты боролся за свою душу, а за это приходится платить…
 Габриэль удивленно посмотрел на него, но тут же понял, что он имеет в виду «прозрение».
 Регрин с нравоучительным видом поднял вверх указательный палец.
– Будем надеяться, однажды вы, люди, поймете, что означает держать в своих руках фантазию. Если ты не будешь ослеплен фанатизмом, то никакие ключи к миру грез тебе и не понадобятся. Понимаешь?
 Габриэль, толком так ничего и не поняв, поднялся на ноги. Взгляд его упал на Элдерайна, и с очередным приливом эмоций он увидел, что тот улыбается. Улыбается тепло, немного печально и в то же время с надеждой.
– Если почувствуешь себя одиноким и разбитым, не забывай: мы всегда с тобой здесь, – эльф приложил ладонь к груди Габриэля. – В мечтах.
 Время как будто остановилось, лишь взгляды троих друзей пересекались друг с другом, доказывая, что минуты все еще существуют.
 Забыв на мгновение обо всех горестях, которые поджидали его в реальном мире, Габриэль приложил руку к сердцу и с улыбкой повторил:
– Если я почувствую себя одиноким и разбитым, вы всегда со мной здесь, в мечтах.
– Правильно, – остался очень доволен Регрин.
– И однажды… Будем надеяться, что мы поймем.
– Непременно поймете, – кивнул гном. – Что ж, нам пора.
– Я все равно буду скучать без вас, – совершенно убитым тоном проговорил Габриэль, не представляя, что станет с ним, когда он вернется в свой родной мир.
 Элдерайн и Регрин переглянулись.
– Ты был так потрясен этой трогательной сценой, что решил, будто мы тебя выдворяем? – рассмеялся Элдерайн. – Чушь какая! Мы имели в виду, что нам всем пора возвращаться в Сесидбану. Так и не отдохнули как следует, в конце концов.
– Но… – Габриэль хотел возразить, однако тут же понял, что пара дней ничего не решит, а желание хоть немного задержаться в волшебном мире Авантазии было практически непреодолимым. Он только тешил себя надеждой, что вскоре голос Лугайда снова прозвучит в его разуме и уверит в том, что с Анной все будет хорошо, и друид исполнит свое обещание.

NO RETURN/БЕЗ ВОЗВРАТА

 Габриэль в очередной раз внимательно огляделся. Он не особо боялся обнаружить свое присутствие – сюда он забрел случайно, и виноватым себя не считал. Любопытство, как говорится, не порок. Но все же было бы неприятно, если бы кто-то увидел, как он осторожно ступает по мягкой траве, прищуриваясь и стараясь издалека разглядеть, что у него на пути.
 После двух дней, проведенных в Авантазии, Габриэля уже мало удивляли потрясающе красивые сооружения и странные штуковины, которые Элдерайн рекламировал как «достижения технического прогресса», но различные сказочные создания – к их разнообразию нельзя было привыкнуть. Хоть город Сесидбана и считался эльфийским, здесь тут и там встречались гномы, гоблины, феи и попросту невообразимые животные, говорящие человеческим языком. Легко представить, каково было удивление Габриэля, когда он, взяв за шкирку маленького котенка, бредущего по коридору в тронный зал, выяснил, что тот является наследником престола какой-то там Растрэйны. Тяжело было держать себя в руках в таком окружении – хотя против того, что ему, Габриэлю, в постель приносили завтрак прекрасные эльфийки, он ничего не имел.
 Вспомнив о сегодняшнем утре, Габриэль сдавленно фыркнул в кулак. Вместо предполагаемой эльфийки еду принес мрачный Элдерайн, которого торжественно отрядили на это «важное» дело. Но, похоже, сам принц таковым его не считал.
 Тряхнув головой, Габриэль сосредоточился и снова попытался разглядеть, что же это такое ждет его впереди. Бесполезно, слишком большое расстояние. Юноша, стараясь ступать в тени деревьев, сделал еще несколько неуверенных шагов вперед.
 Эти дни были проведены в компании Элдерайна и Регрина, а иногда и других сказочных созданий. Например, сам Король, отвлекшись на мгновение от своих дел, поблагодарил Габриэля за спасение Авантазии. Избранный был потрясен величественностью правителя, но больше тронула его не благодарность, а угрюмый взгляд Элдерайна, скромно стоящего позади своего отца и старших братьев. Регрина тоже поблагодарили, хотя гном, по-видимому, предпочитал не иметь с Королем никаких личных дел (да и кто бы не оробел при виде такого царственного эльфа!) и поспешил вежливо уйти из тронного зала. После этого Габриэль, Элдерайн и Регрин частенько собирались вместе и гуляли по просторам Сесидбаны, но сюда Габриэлю еще не доводилось забредать.
 Замок окружало нечто среднее между лесом и садом – сразу было видно, что за этим местом ухаживают с незапамятных времен, но растения настолько разрослись, что садом это назвать просто язык не поворачивался. Утром Габриэль с неохотой пришел к выводу, что пора перестать сидеть сложа руки. Он, как и прежде, был готов в любую минуту сорваться в реальность, чтобы спасти Анну, но что-то держало его здесь. И Габриэль очень хотел узнать, что именно. Поэтому он оставил Регрина и Элдерайна, сославшись на навалившиеся мысли, и отправился бродить по этому лесу-саду, окружающему замок. Но, и впрямь погрузившись в раздумья, Габриэль не заметил, как далеко он ушел от дворца. Словно очнувшись ото сна, он огляделся и вдруг увидел впереди мерцание – очевидно, там был выход из своеобразного лабиринта, который образовывал лес. Ему захотелось посмотреть, куда выводит коридор, состоящий из живых цветов и деревьев, но уже через пару шагов он засомневался… Впереди было нечто особенное. И его глаза не могли понять, что.
 Габриэль начал с того, что успокоил себя – подумаешь, какое-то сплетение ветвей! Фигура, сделанная из живых растений, что в этом такого уж особенного? Однако чем ближе он подходил, тем больше сомнений его одолевало. Он испугался. Интуиция подсказывала ему, что впереди не просто ветки – там кто-то живой. Кто-то, обладающий разумом.
 Дело сильно осложняло то, что Габриэль так и не смог пока разглядеть неведомое создание. Но после предчувствия он двигался с еще большей осторожностью – вдруг оно и впрямь живое, разумное, и проснется от того, что к нему приблизится чужак? Вряд ли существо сможет причинить ему вред, но все же…
 Ряды деревьев, растущие по краям неширокой тропы, заканчивались двумя сильно разросшимися стволами, которые сплетали свои ветви во что-то единое. Дальше леса не было, и Габриэль улыбнулся: казалось, это даже не выход, а просто окошко в солнечную долину.
 Глубоко вздохнув и еще раз оглядевшись, Габриэль ускорил шаг. Но, не пройдя и пяти метров, в изумлении остановился.
 Это действительно были ветви, и их сплетение и в самом деле образовывало нечто единое: ветки уходили в эту большую фигуру, словно питая ее жизнью. Эта фигура была в форме серпа, которая тянулась от одного ствола к другому так, что любой проходящий по земле оказывался у середины ее изгиба. Более того, у этого серпа было лицо! Самое настоящее лицо, как будто вырезанное из дерева искуснейшим мастером: глаза с опущенными веками, длинный нос, плотно сжатые губы. Габриэль невольно сравнил произведение искусства с дремлющим полумесяцем…
…и инстинктивно отшатнулся, когда «произведение искусства» открыло глаза.
 Габриэль почти сразу успокоился: что бы это ни было за существо, его огромные водянисто-зеленые глаза глядели совершенно спокойно. Но все равно юноше стоило больших трудов снова встать прямо и посмотреть на неведомое создание.
 Губы «серпа» разжались, и оно прохрипело старческим, дребезжащим голосом – создавалось впечатление, что ему очень сложно говорить:
– Человеческое существо.
– Ага, – не видел смысла отрицать Габриэль. – А ты кто?
– Сицетис.
– Ясно, – пробормотал Габриэль, которому, в принципе, это знание ничего не дало. – А что ты тут делаешь?
– Живу, – просто ответило существо и снова опустило деревянные веки.
 Габриэль смутился. Лучшим вариантом, конечно, было сказать «извините за беспокойство» и уйти, и он, скорее всего, так бы и сделал, но как раз в тот момент, когда Габриэль уже приготовился повернуться, Сицетис опять открыл глаза и посмотрел на безоблачное голубое небо.
– Раз уж пришел, – снова прозвучал надтреснутый голос, – то посмотри. В мире людей ты такого не увидишь.
 Габриэль послушно посмотрел поверх говорящего. И от благоговейного удивления перестал дышать. Вид открывался просто потрясающий. Леса дальше действительно не было, но взору представлялся невиданной красоты дол, который просто пленял своей красотой. Озаренный лучами солнца, он казался земным раем. Или, быть может, даже неземным…
 И внезапно, глядя на все это великолепие, Габриэль вдруг понял, что тревожило его все это утро. Решение пришло быстро и неосознанно, оно словно выросло из этого изумительного потока солнечного света, щедро поливающего все вокруг.
– Прозрение, – пробормотал Габриэль.
– Тебе до него еще далеко, – откликнулся Сицетис.
– Знаю, – сказал Габриэль и умолк.
 Да, далеко. Понять, что церковь всего лишь запутанная система, с азартом делающая из людей рабов – это, грубо говоря, практически ничто. А дальше? Множество вопросов разрывали разум Габриэля. Вот почему он так опасался возвращения в реальность! Осознав здесь, что далеко не все убеждения человечества верны, он просто боялся в очередной раз не отличить зла от добра. Грубо говоря, ему нужно Знание. Но где его достать? Наверняка его не встретишь даже на дорогах Авантазии.
 Яркий солнечный луч, упав на лицо Габриэля, заставил его зажмуриться. Когда же юноша снова открыл глаза, то почувствовал, как при взгляде на прекрасную долину сладко щемит сердце. Ум тревожили восторженные мысли, складывающиеся в смутные слова, эхо которых напоминало о доме…
– Земля Обетованная, – благоговейным шепотом проговорил Габриэль.
  Сицетис хрипло хохотнул.
– Как твое имя?
– Габриэль Лейманн, – встряхнувшись, снова посмотрел на Сицетиса Габриэль.
– Это не Обетованная Земля, Габриэль Лейманн. Обетованная Земля гораздо, гораздо дальше отсюда.
– А она здесь есть? Здесь, в Авантазии? – снова не сдержал удивления Габриэль.
– Конечно, есть, – отвечал Сицетис. – Просто вы, люди, убеждены, что Обетованная Земля – всего лишь место, которое ваш бог обещал своему народу… Но на самом деле это совсем другое.
– Что же это?
– Подумай сам. Ведь если бы ты думал, что эти слова подразумевают под собой всего лишь землю, которую получил народ, в свое время преданный богу, то ни за что бы не назвал это место Обетованной Землей.
– Наверное, – задумчиво проговорил Габриэль. В словах Сицетиса действительно что-то было. – Но и этого я тоже не знаю…
– Тоже мне, проблема! – раздался знакомый язвительный голос.
 Габриэль вздрогнул и обернулся. Совсем рядом, облокотившись на ствол одного из деревьев, ветви которых причудливым образом вливались в Сицетиса, стоял Элдерайн. Сложив руки на груди, он с высокомерным видом взирал на Избранного.
– Что ты имеешь в виду, Элдерайн? – улыбнулся Габриэль.
 Но вместо эльфа ему ответил Сицетис.
– В Авантазии есть Древо Знаний. Задай свои вопросы ему… Оно поможет…
– Помолчи уже, – проворчал Элдерайн. – Хватит рекламировать Авантазию.
 Сицетис послушно прикрыл глаза и умолк.
– Ладно, – поймав на себе укоризненный взгляд Габриэля, отмахнулся Элдерайн. – По сути, он прав. Здесь действительно есть Древо Знаний, говорят, это самое мудрое существо, какое видел свет…
– Как к нему попасть? – тут же спросил Габриэль.
– А как же твоя сестра? – насторожился Элдерайн.
– Анна простит меня, – сказал Габриэль. – Я не могу вот так вернуться. Я еще не получил того прозрения, о котором говорил Вандрой. Я должен знать! Ты скажешь мне, как добраться до этого Древа?
 Элдерайн смерил его суровым взглядом.
– Ладно. Не принимай поспешных решений. Пойдем, вернемся во дворец. Мы с Регрином… Регрин беспокоился о тебе.
 Габриэль довольно хихикнул и двинулся вслед за эльфом, покрасневшим до острых кончиков ушей – еще бы! Гордый и высокомерный принц проговорился, что тревожился о своем друге. Пустяк, а приятно.
 Дорогой Габриэль не выдержал и спросил:
– А кто такой Сицетис? Что он там делает?
– Он тот, кто он есть, – пожал плечами Элдерайн. – Но таких, как он, больше нет.
– Он совсем один? – тут же проникнулся сочувствием к удивительному созданию Габриэль.
– Ну… – Элдерайн заметно растерялся: видимо, такая мысль ему в голову не приходила. – Да, наверное. Не знаю. Сколько я себя помню, он всегда был в самом конце сада и почти всегда спал. Или смотрел на небо.
– Ясно, – ответил Габриэль.
 Едва они вышли на главную аллею, ведущую ко дворцу, им навстречу выбежал Регрин.
– Наконец-то! – протараторил он. – Габриэль, Вандрой тут… Он хочет с тобой поговорить.
 Габриэль машинально завертелся, пытаясь углядеть друида, но голос того, как всегда, раздался непосредственно в его голове.
– Габриэль!
– Я не понимаю, – яростно прошептал Элдерайн на ухо Регрину, – если он может контактировать с ним в любом месте и в любое время, почему сразу не обратился? Зачем надо было ждать нашего возвращения?
– Не хотел мешать, – ухмыльнулся Регрин. – Мало ли, чем вы там занимаетесь, в глуши сада-то.
– Политическими делами, – гордо вскинув голову, отрапортовал Элдерайн.
– Из вас обоих замечательные политические служащие! – расхохотался Регрин, окинув многозначительным взором нарочито высокомерного Элдерайна и откровенно растерянного Габриэля. Одного взгляда на них обоих хватало, чтобы вынести вердикт: дети.
– Еще бы чуть-чуть, – говорил Лугайд, – и все действительно было бы кончено. Но теперь у Духа нет никаких шансов запереть врата Авантазии. Тем не менее, это еще не все…
– Ну да, верно, – голос Лугайда достигал и Элдерайна. – Хотя печати и нет, священная война еще не закончена. Я слышал в замке: наши войска не проигрывают, но и до победы им ох как далеко.
– Поэтому…
– Вандрой, – довольно резко сказал Габриэль. – Я решил, я остаюсь. Возврата нет! Я должен узнать… Элдерайн сказал, что здесь есть Древо Знаний. Оно сможет ответить на все мои вопросы. Я пойду к нему!
– Ты рассказал ему о Древе? – с таким видом спросил Элдерайна Регрин, словно подозревал, что друг выжил из ума.
– Это все Сицетис, – принялся оправдываться Элдерайн.
– Я не могу вернуться, – продолжал Габриэль. – Я обязательно спасу Анну, но… Еще чуть-чуть! Я должен, должен узнать!
– Что ты хочешь узнать? – спокойно спросил Лугайд.
– Все, – просто ответил Габриэль. – Все. Иначе моя жизнь в реальности не будет иметь никакого смысла… Нет, не так. Иначе моя жизнь в реальности перестанет быть жизнью и станет обычным существованием! Как и прежде! Даже хуже. Элдерайн, как найти Древо Знаний?
 Эльф помялся, окинул беспомощным взглядом окрестности и, привычно откинув длинные волосы назад, нехотя произнес:
– Надо идти туда, где заря встречается с ночью.
– Идем, – тут же решил Габриэль.
– Как у него все просто, – усмехнулся Регрин.
– Пока я с ним не встречусь, пути назад для меня нет! – яростно мотнув головой, отрезал Габриэль.
– Хорошо, – вдруг спокойно проговорил Элдерайн. – Раз решился – иди. Но я должен предупредить: Древо очень хитро. Большинство тех, кто пытался почерпнуть от него знаний, закончили сумасшествием.
– Пусть так, – не собирался отступать Габриэль. – Я все равно пойду!
– Вперед. Желаю тебе всего самого наилучшего, – с кислой улыбкой отвесил ему поклон Элдерайн, но тут же был награжден пинком от Регрина.
– Ты что, его одного вот так и отпустишь? – сурово выговорил принцу гном. – Ну уж нет! Мы пойдем с ним.
– Мы? Я? К Древу?! – аж поперхнулся Элдерайн. – Да о его коварстве слухи до самого Авалона дошли!
– Авалона? – очень заинтересовался Габриэль.
– Изыди, – оттолкнул его Элдерайн.
– Пусть так! – рявкнул Регрин. – Он спас Авантазию! В любом случае ты обязан доставить его туда, из элементарной благодарности! Ну и заодно с нами прогуляешься.
– Никуда я не пойду! – надменно посмотрел на него Элдерайн.
– Вандрой! – воззвал о помощи Регрин.
– Ну ладно, ладно! – поспешил согласиться Элдерайн. – Черт с вами, пойдем.
– Значит, решено, – остался очень доволен Регрин. – Габриэль, ты и впрямь хочешь этого? Элдерайн, конечно, тот еще паникер, но Древо и впрямь доверия не вызывает. Закончиться это может чем угодно.
– Я пойду, – снова кивнул Габриэль.
– Что ж, тогда в путь.

THE LOOKING GLASS/ЗЕРКАЛО

 Путники редко забредали в этот лес, но уж если умудрялись нарушить его покой, то расплачивались за это быстро и жестоко. Сколько раз можно было повторять своим немногим друзьям, любившим заглянуть на огонек, просто чтобы поболтать: скажите всем, не зная броду – не суйся в воду! Но куда там! Информация, конечно, жителей Авантазии достигла, но все почему-то решили, что этот самый «брод» – слухи о невообразимом коварстве. Ну да, что есть, то есть. Но ведь слово «коварство» может употребляться в самых разных контекстах. Хотя есть ли жителям Авантазии до этого дело? За знаниями особо никто и не гонится. Зато если забредают люди… О, это замечательные, памятные дни.
 Надо сказать, что Древо, как его называли в Авантазии, существовало столько, что какие-нибудь сто-двести лет пролетали, словно один месяц. Иными словами, скучно не было, а в последний такой «месяц» даже весело: за знаниями пришел некий Лугайд Вандрой и, получив заслуженное наказание за нарушение покоя, а так же требуемые знания (подумать только, он прошел проверку и умудрился не сойти с ума!), стал забредать на вышеупомянутый «огонек». Сравнительно редко для себя и очень часто для Древа – раз в пять-десять лет.
 Это утро начиналось так же, как и тысяча двести восемь предыдущих – Древо шло по своему лесу, помахивало веточками и недоумевало, почему все называют его Древом. Разговаривать со здешними обитателями на эту тему было бесполезно – все дружно отвечали «потому что ты Древо!», недоуменно хлопая глазами или тем, что их заменяло. Лугайд, правда, в свое время отличился некоторой оригинальностью и, обреченно махнув рукой, сказал: «спроси чего-нибудь полегче». Древо тогда еще смилостивилось и перевело разговор на тему о методе дихотомии, но первый вопрос все-таки казался ему куда интереснее и сложнее. Возможно, это было единственное, чего он не знал, хотя предположения, конечно, были.
 Пройдясь по любимой поляне, которая, собственно, и была его постоянным обиталищем, Древо подошло к озеру и заглянуло в прозрачную гладь воды. Та тут же явила его отражение, и Древо внимательно всмотрелось в него, для убедительности похлопав огромными голубыми глазами. Чем, спрашивается, похоже на Древо? Вполне милое такое лицо, очень даже похожее на человеческое, недлинные каштановые волосы, зеленые листики на щеках…
 Древо Знаний встряхнулось и, досадуя на последний пункт собственного описания, положило на берег две большие ветки, которые всегда носило в руках, после чего снова заглянуло в воду, как в зеркало. Вот, отлично, без веточек совсем не похоже.
 Серьезные размышления вдруг прервало смутно знакомое ощущение. Кто-то идет! Кто-то вторгся в его лес.
 Древо Знаний подхватило с травы любимые ветки и поспешило скрыться за деревьями, с которыми его так живо отождествляли. Пора было приготовить незваным гостям пару вопросов, которые, надо полагать, сведут их с ума, как и многих других.

 Габриэль споткнулся о какой-то корень, торчащий из земли, и мысленно выругался. Он бы с удовольствием выругался вслух, очень громко – но, к великому сожалению, это могло быть чревато последствиями. Загадочного Древа Знаний Габриэль не очень боялся, но все же полагал, что если оно примет оскорбление на себя, ничего хорошего ждать не придется. В конце концов, слухи ведь должны на чем-то основываться, а про коварство Древа, как понял Габриэль по рассказам Элдерайна и Регрина, ходили легенды по всей Авантазии.
 Он оценил всю серьезность ситуации, когда, достигнув требуемого места – оно, как и следовало ожидать, оказалось лесом, но совсем не дремучим, а светлым и чистым, – Элдерайн и Регрин указали, в каком именно направлении надо искать Древо, а сами поспешили спрятаться в кустах, чтобы, как без обиняков заявил Элдерайн, «понаблюдать за разговором из сравнительно безопасного места». Габриэль, пожав плечами и сказав «да пожалуйста», спокойно пошел по указанной тропе, однако, сделав всего три шага, почувствовал себя очень странно. Непонятное состояние разум тут же связал с «коварством» Древа, но останавливаться Габриэль не собирался. Его даже посетили мысли о сумасшествии – нормальные люди, надо полагать, не слышат в ушах такого звона. Словно тысячи и тысячи колокольчиков развешаны на деревьях и издают свое медленное «дзынь» при малейшем движении воздуха.
 «Я должен спросить», – строго напомнил себе Габриэль и ускорил шаг. Он уже думал о том, что готов пройти через что угодно ради тех знаний, которые он может получить от Древа. Даже через безумие, которое ему пророчили Элдерайн и Регрин. И что привело его на путь этой великой битвы, породивший такую жажду прозрения?..
  Его путь лежал через небольшую полянку, очень, кстати, похожую на ту, где в реальности покоилось его настоящее тело. За тем исключением, что здесь значительную ее часть занимало озеро. Целью Габриэля было подойти к самой воде – Элдерайн сказал, что «Древо, наверное, где-то там». Юноша сомневался, что дерево может расти в воде, но чем черт не шутит? В общем, подойти ближе следовало.
 Звон неожиданно прекратился. Нет, даже не прекратился, а медленно стих, словно колокольчики переставали звенеть по очереди. Но Габриэля это не обрадовало: навалившаяся тишина была в миллион раз хуже, чем бренчание невидимых колокольчиков.
 Габриэль уже хотел громко спросить «есть здесь кто?», однако тишину, как назло, разрушило шуршание: очевидно, Элдерайн и Регрин переместились поближе, чтобы не упустить чего-нибудь интересного. Габриэль досадливо поморщился – тоже мне, Ангелы Света! Сидят в кустах и боятся какого-то Древа, которого здесь, похоже, и нет.
 Как раз тогда, когда Габриэль подумал об этом, по поляне прокатился низкий мужской голос. Нельзя было сказать, откуда именно он раздается – голос просто был. Приглушенный, зловещий, он медленно выговорил:
– Вопрос о связи… Реальность и мир вечных грез.
 Габриэль вздрогнул. Он стоял у самой воды, и ему показалось, что голос раздался именно оттуда. Он опустился на четвереньки и заглянул в озеро, словно надеялся увидеть там говорящего. Но, уже внимательно глядя на свое отражение в кристально чистой, прозрачной воде, он вдруг несколько запоздало осознал смысл сказанного – вопрос о связи… Это явно говорило Древо Знаний! Оно хочет его испытать? Он, Габриэль, должен ответить на вопрос? Но что конкретно имеется в виду?
 «Я должен узнать…» – снова твердо произнес про себя Габриэль, не отводя глаз от своего отражения. Что именно он хотел узнать? Похоже, в вопросе Древа кроется и часть его собственного.
 И внезапно все его мысли потекли по совершенно иному руслу. Снова раздался звон, однако на этот раз – Габриэль был уверен – только в его воображении. Сознание словно ушло далеко-далеко отсюда. Вялым, почти неслышным голосом оно напоминало, что это – Авантазия, что рядом Элдерайн и Регрин… А оставшаяся часть разума, холодная и расчетливая, лихорадочно работала, всматриваясь в отражение. Ощущение, убеждающее, что он, Габриэль, стоит у приоткрытой двери, завладевало всем его существом, оно заставляло голову кружиться…
 Габриэль вспомнил, что здесь, в Авантазии, выглядит по-другому. Но в отражении он видел именно себя, настоящего. Как такое могло быть? Ему казалось, что отражение – это и есть его настоящее «я», но как же далеко отсюда оно находится… И в то же время Габриэль по-прежнему остается собой.
– Когда я смотрю на него, – медленно проговорил Габриэль, надеясь, что при выражении мыслительного процесса словами суть будет постигаться быстрее. – Он смотрит на меня… – Габриэлю вдруг пришло в голову, что взгляд отражения, должно быть, совсем не такой, как у него – недоуменный и наивный. – Здесь я узнал то, чего никогда не узнаю там… – он обреченно улыбнулся.
 Древо Знаний, услышав эти слова, удивленно моргнуло. Прекратив созерцать своего гостя, оно довольно усмехнулось, сложило руки на груди и, развернувшись, прислонилось к стволу дерева.
– Удивительно, – сказало оно своим нормальным, спокойным голосом, совсем не таким низким, как прежде и ничуть не устрашающим.
 Габриэль, дернувшись, завертел головой в поисках говорящего, но так никого и не увидел. Однако теперь стало ясно, что голос слышится из-за деревьев.
– Из нравственного разложения ты таки подступил к мудрости. Большинство из тех, кто явился в мое царство, закончили безумием, пытаясь вникнуть в мой вопрос… – Древо задумалось, вспоминая прошлых охотников за знаниями. – Впрочем, можно сказать, и ты прошел через безумие. Именно за ним порой и скрыта сама мудрость. Вопрос только в том, сможешь ли ты сохранить разум… – Древо Знаний вдруг оглянулось и заметило, что Габриэль удивленными глазами смотрит в его сторону. Спохватившись, оно торопливо прокашлялось и проговорило тем самым зловещим голосом, для пущего эффекта злорадно улыбаясь, хотя Габриэль и не мог этого видеть: – Вопрос о связи привел многих гениев к сумасшествию! – речь завершилась характерным злобным смехом.
 Габриэль, еще раз смерив деревья подозрительным взглядом, снова посмотрел на озеро, полагая, что ответ на вопрос Древа еще не дан. Поглядев на свое отражение, Габриэль начал примерно с того места, где оборвались его рассуждения:
– Когда я смотрю на него… – он вдруг почувствовал, что кто-то сверлит его спину взглядом. Из густых зарослей и впрямь выглядывало Древо, но, конечно, знать этого Габриэль не мог. – Он смотрит на меня… – юноша резко обернулся, но Древо своевременно скрылось, и он ничего не увидел. – Он смотрит на меня… – со все нарастающим раздражением повторил Габриэль, снова обернувшись и снова никого не увидев.
 Древо Знаний сжалилось только минуты через две, когда у Габриэля уже ощутимо побаливала шея.
– Здесь ты узнал то, чего никогда не узнаешь там, – подсказало оно.
 Габриэль, не поверив, что игра в прятки наконец закончилась, поднялся на ноги и посмотрел в ту сторону, откуда все это время слышался голос, снова такой спокойный, без нарочитого злорадства. Глаза Габриэля расширились от удивления – из-за деревьев вышел человек.
 Хотя, может, это был и не совсем человек – создание совсем невысокого роста, гораздо ниже Элдерайна, но все же выше, чем Регрин; при этом оно выглядело довольно взрослым. Большие голубые глаза глядели очень даже дружелюбно, две большие ветви, усыпанные зелеными листочками, которые Древо сжимало в руках, придавали ему очень милый вид, и Габриэль недоумевал, кто мог обвинить такое существо в коварстве. Впрочем, как выяснилось, все еще только начиналось.
– Всему свое время. Не пытайся взять все и сразу. Если жаждешь познать истину, то стремись познать лишь малую ее часть, – сказало Древо, улыбнувшись. – Представь, как выглядели бы церкви Рима, если бы они не были построены из отдельных камней…
  Юноша хотел кивнуть, но тут Древо Знаний вдруг сделало шаг в сторону, и тело Габриэля непроизвольно рванулось вправо: ноги сами собой сделали точно такое же движение.
– Что… – выдохнул Габриэль, но Древо, улыбнувшись еще лучезарнее, снова вернулось на прежнее место. Габриэль, абсолютно не контролируя своих действий, в то же самое время повторил движение стоящего напротив собеседника.
 Мысль об отражении вернулась к нему, но на сей раз она была совсем неутешительной. Древо Знаний контролирует его тело, заставляя делать все, что делает оно! Это могло окончиться чем угодно, что, если оно заставит зайти его в озеро, или… или…
 Габриэль вдруг все понял, и страх испарился вместе с сознанием того, что именно делает Древо. Шаг в сторону, обратно, поворот… Теперь Габриэль, смущенно улыбаясь, изо всех сил старался сдержать нервный смех – с хитрой улыбкой Древо заставляло его танцевать, обнаруживая поразительное сходство с маленьким ребенком, которому хочется немного поиграть.
 Из кустов, раскинувшихся позади Габриэля, послышался сдавленный смех – видимо, наблюдатели не выдержали такого зрелища. И тут же поплатились за это. Древо, не переставая улыбаться, живописно взмахнуло одной из ветвей, и Элдерайн с Регрином, спотыкаясь, вылетели из своего укрытия, причем сразу было видно, что сделали они это не по своей воле.
– Что за-а-а-а! – Регрин едва удержался на ногах, и тут же одновременно с Элдерайном замечательно вписался в ритм танца, который по воле Древа исполнял Габриэль.
– Когда я смотрю на него, он смотрит на меня, – сказал Габриэль.
 Древо кивнуло: его лицо по-прежнему озаряла довольная улыбка.
 Габриэль улыбнулся в ответ: его мысль об отражении оказалась правильной.
 Древо Знаний остановилось, и Элдерайн, Регрин и Габриэль, которые этого совершенно не ожидали, грохнулись на траву.
– Так что вы хотели узнать? – как ни в чем не бывало, поинтересовалось Древо.

THE QUEST FOR/ПОИСКИ

 Лес, который, как выяснилось, назывался лесом Толл, был озарен лучами вечернего солнца. Свет легко проходил сквозь негусто растущие деревья, отражался от поверхности озера и шутя играл на всем, что его окружало. Погода и местность действительно больше располагали для игр, чем для серьезного разговора, но Древо продолжать веселье не спешило, видимо, проникнувшись всей важностью цели путников, забредших в его царство.
 Габриэль, Элдерайн и Регрин сидели на траве напротив Древа Знаний. Оно милостиво предложило провести беседу со всеми удобствами и даже предложило яблоки, которые, как и в реальности у Лугайда, брались словно из ниоткуда. Только что здесь была трава, а потом раз – горка яблок! Элдерайн и Регрин тут же схватили себе по одному, а Габриэль, припомнив библейское сказание о Древе Познания, засомневался.
– Если я съем, то познаю разницу между добром и злом? – уточнил он.
– Если ты съешь, то познаешь разницу между сортом «Майнц 1600» и яблоками из Авантазии, – с набитым ртом проговорил Элдерайн.
– В Майнце очень хорошие яблоки! – обиделся Габриэль, но перед огромными, красными сочными фруктами устоять не смог, и взял себе одно. Спустя минуту он был вынужден признать, что родные яблоки и впрямь не идут ни в какое сравнение со своими собратьями из Авантазии.
– Так что… Ты расскажешь мне?
– Ты пришел  из той страны, где всем правит здравый смысл, – вдруг вполне серьезно проговорило Древо. – Принципы ограничивают разум, не давая ему продвинуться в более существенном направлении... Вы пошли по пути веры, и к чему это привело? Кто-нибудь видел Господа? Задай этот вопрос, и сгоришь на костре как еретик. Догмы запрещают вам думать о том, что находится за пределами вашей веры. Даже фантазия, и та для вас – всего лишь необъяснимое зло, навеянное дьяволом.
– Это правда, – Габриэль не имел права спорить, ведь Древо было абсолютно право. – Но я хочу узнать…
– Что ты хочешь узнать? – перебило Древо Знаний. Поведя плечом, оно снисходительно улыбнулось. – Ничего… Ты просто жаждешь мудрости, не так ли? У тебя нет конкретных вопросов.
 Габриэль опустил взгляд, чувствуя, как с обеих сторон на него напряженно смотрят Элдерайн и Регрин. Испытав на себе знаменитое «коварство» мудрейшего существа Авантазии, они, похоже, не особо верили, что Древо щедро поделится Истиной.
– Да, – Габриэль, вскинув голову, смело впился взглядом в Древо Знаний. – После того, как я попал сюда, мой разум находится в беспорядке. Все говорят мне о «прозрении», а я чувствую, что до сих пор слеп! Даже если ценой этому будет безумие, я прошу поделиться со мной истиной, и… – он умолк, потому что Древо предупредительно подняло руку, призывая к молчанию.
– Если ты бесполезен в анализе, то тебе придется забыть об алхимии. Понимаешь? – Древо отложило очередное яблоко в сторону. – Хочешь знать истину? Ну так знай, что она – в вопросах.
 Взгляд Габриэля сменился на недоуменный, но он тут же вспомнил недавние слова Древа Знаний – «представь, как выглядели бы церкви Рима, если бы они не были построены из отдельных камней». По сути, о том же самом оно говорило и сейчас. Но неужели это и есть мудрость, которую все так стремятся постичь?
– На самом деле, не все так просто, – словно отвечая на его немые вопросы, продолжало Древо. – Говорят, человеку этого познать не дано, но, однако же, ты был приведен в Авантазию и как-то заполучил это право.
– Право? Чем я мог его заслужить? – не понял Габриэль.
– Считай, что наглухо запертую дверь, ведущую к знаниям, для тебя открыли жители Авантазии, которых ты спас, – туманно пояснило Древо.
 Габриэль, Элдерайн и Регрин в волнении ожидали продолжения, но мудрейшее существо Авантазии, вновь заулыбавшись, совсем как маленький ребенок, произнесло лишь:
– Иногда нужно окунуться в водоворот, чтобы выйти очистившимся.
 И умолкло, снова взяв в руки яблоко.
 Элдерайн и Регрин привычно переглянулись, принимая загадочность фраз Древа, как должное, а Габриэль ощутил что-то вроде растерянности. Древо Знаний явно имеет в виду немногим большее, чем было произнесено… Или нет?
– Ты хочешь обрести мудрость, – снова заговорило Древо. По его тону можно было подумать, что речь идет не о загадках мироздания, а о повседневных делах. – Но, понимаешь ли, вся суть мудрости состоит в вопросах. Вся жизнь – это поиск. Мудрость собирается по крупицам, и конца этому пути нет и быть не может.
 После этих слов в голове у Габриэля окончательно все смешалось. Услышанное было глубоко и поверхностно одновременно, как можно уловить в этом непостижимый смысл? Такие простые фразы оказались поразительно трудными для восприятия.
– Потом поймешь, – вновь будто прочитало его мысли Древо. – Помни главное: жизнь – это поиск. И чем больше вопросов ты задашь, тем больше мудрости получишь.
 Габриэль кивнул, понимая, что большего от Древа Знаний, похоже, не добиться. Он не злился, лишь недоумевал. Древо явно знало, что говорит – оно и в самом деле давало то, что могло ему помочь. За словами пряталось нечто необузданное… Но слабое чувство понимания только увеличивало растерянность.
– Не расстраивайся, – проницательно заметило Древо. – Просто держи свои глаза широко открытыми, и узнаешь очень, очень много нового.
– А почему ты заставляешь людей танцевать? – вдруг вклинился Регрин.
– Ну так скучно же, – протянуло Древо Знаний.
– А с нами тут принц Авантазии, – зачем-то сообщил гном, указывая на Элдерайна, зардевшегося от удовольствия.
– Здорово! – ничуть не удивилось Древо. – Всем расскажу, что со мной приходил поиграть принц Авантазии, – оно довольно улыбнулось.
 Цвет лица Элдерайна сменился с нежно-розового на бардовый, и Регрин поспешил отодвинуться подальше.
 Габриэль тем временем в задумчивости подошел к озеру, еще недавно открывшему ему столько нового. Всего лишь собственное отражение в воде дало такой простор для размышлений, что, казалось, впереди та самая наглухо запертая дверь, ведущая к знаниям – и вот она открыта, знания получены, но по-прежнему ничего не понятно. Как такое могло случиться?
 Как и прежде, постепенно уходя в размышления, Габриэль почувствовал, как разум словно отгораживается от всего существующего. Цепочка мыслей, и только она. Одно за другим, одно за другим…
 По сути, Древо абсолютно право: сложно представить мудрость как нечто единое целое, которое лежит себе и дожидается, когда кто-то захочет ее использовать. Вся суть – в вопросах! Долгий путь, которому нет конца – неведомый долгожитель заполучит все знания, которые существуют, но пока он будет ими заниматься, появятся новые. И так до бесконечности… Поиск, поиск и еще раз поиск. Но неужели для обретения мудрости достаточно лишь задавать вопросы? И, что самое главное, кому?
 «Самому себе», – услужливо подсказал разум, но это было последней глубокомысленной вещью, которую он соизволил высказать.
 Габриэль вдруг заметил, что с озером явно что-то не то…
– Древо, – не своим голосом сказал Габриэль.
 Древо Знаний, развлекающееся беседой с Элдерайном и Регрином, обернулось на его голос.
– Что? Озеро? Не волнуйся! – Древо беззаботно махнуло рукой. – Оно может показать все, что угодно… Правда, – добавило оно, – все, что ты в нем увидишь – правда. Ну или истина, если тебе так больше нравится.
 То, что озеро волшебное, не вызвало у Габриэля ровно никакого удивления. Но вот то, что оно «показывает» правду…
 Небо необычайно скоро потемнело, как будто его поспешно заполонили тучи, хотя за минуту до этого на небосводе не было ни облачка. Волны усилились так, что водоем теперь больше походил на море, чем на озеро. Бушующая вода не оставила Габриэлю ни одного шанса разглядеть свое отражение, а ведь недавно озерцо было тихим и спокойным.
 Габриэль вздрогнул. Можно ли что-то разглядеть в таком беспокойном «зеркале»! Но он готов был поклясться, что видит в волнах лица людей. Людей, которые взывают о помощи.

THE FINAL SACRIFICE/ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕРТВА

 Не поверив своим глазам, Габриэль продолжал изумленно взирать на бушующее озеро. В какой-то миг он заподозрил, что повредился в уме – иначе, почему Древо, Элдерайн и Регрин не обращают внимания на враз переменившуюся обстановку? Впрочем, быть может, они уже давным-давно стояли у него за спиной и смотрели в озеро. Габриэль не мог оторвать взгляд от воды, и в то же время боялся наклониться, чтобы лучше разглядеть удивительные видения. Казалось, стоит ему приблизиться, как волны тут же поглотят его.
 «Все, что ты в нем увидишь – правда», – пронеслись у него в голове недавние слова Древа. Значит ли это, что эти призраки, истерзанные муками души, которые показались в волнах, сейчас, именно в этот момент пытаются докричаться до него?
 Стоп. До него? Габриэлю показалось, что кто-то зовет его по имени. Смутно знакомый голос… Он не ожидал услышать его здесь, и, наверное, именно поэтому не смог признать сразу.
 Очень кстати вспомнив слова Лугайда «позабудь свой страх», Габриэль опустился на колени и внимательно всмотрелся в озеро. Увиденное ассоциировалось исключительно с адом. Искаженные болью и ужасом лица людей, или того, что они сейчас собой представляли; неуловимо пляшущее пламя, языки которого насквозь прожигали призрачные тела… Отчаянные крики…
 «Неужели это – души людей?» – подумал Габриэль.
– Это не ад, – голосок Древа прозвучал у него над ухом так неожиданно, что он вздрогнул.
– Но близко к нему, – осторожно заглянул в бушующие волны Регрин.
– Вера требует жертв, – сказало Древо Знаний. – Дорогая цена, правда?
– Цена? – переспросил Габриэль и вдруг все понял. Да, это были людские души, души тех, кто, по сути, продал себя вере. Влекомые пустыми словами, в поисках спасения они совершенно не понимали того, что на самом деле находятся в абсолютном неведении. Вслепую идут за мнимыми праведниками, и в результате оказываются здесь… Но где оно, это «здесь»?
– Возможно ли избежать такой участи? – ошеломленно покачал головой Габриэль.
– Конечно, возможно, – мрачно фыркнул Элдерайн, который тоже подошел к озеру. – Достаточно просто различать правду и ложь.
– Но… – Габриэль хотел возразить, что далеко не все люди, перенявшие от предыдущих поколений потоки лжи, способны разом взять и очиститься от нее, но его перебило Древо Знаний:
– Юный принц говорит правильно. Эти заблудшие души не просто не смогли найти правду – они отказались ее принять, и поэтому страдают здесь.
 «Где оно, это «здесь?» – едва Габриэль хотел задать этот вопрос, как его взгляд, ошарашивший разум жуткой картиной, зацепился за одно из лиц. Незнакомец очень напоминал брата Якоба, только, пожалуй, гораздо моложе – нетронутое морщинами лицо, живой, легкий, но все же такой знакомый, умудренный взор… Сейчас в нем читалось не только отчаяние, но и сожаление. Кто это был? Младший брат Якоба? Или просто случайный человек, очень на него похожий?
– …гореть вам здесь вечно, – в голосе Элдерайна слышалось одновременно и сочувствие, и презрение.
– Гореть вам здесь вечно… – машинально повторил Габриэль и снова услышал свое имя.
 Он подумал, что ему опять померещилось, но взгляд поневоле снова уперся в лицо, так напоминающее ему брата Якоба, а Регрин неуверенно проговорил:
– Он зовет тебя.
– …Габриэль…! – раздался призрачный голос, словно взывающий к юноше с другого конца света.
– Это же брат Якоб! – оставили последние сомнения Габриэля. В порыве чувств он чуть было не плюхнулся в озеро, но Элдерайн и Регрин вовремя вцепились в него.
– Спятил?!
– Якоб! – никого и ничего не слышал Габриэль. Ему уже было наплевать, кто и зачем за ним охотится, что будет, если его обнаружат церковники. Главное, что его старый наставник, добрый друг, отчаянно нуждается в помощи, иначе, почему он так зовет его?
– …Габриэль… помоги…!
– Сейчас! – Габриэль предпринял очередную попытку вырваться из цепких объятий друзей, и ему это почти удалось, однако Элдерайн в последний момент пошел на крайние меры: поставил Габриэлю подножку, и в результате все трое – эльф, гном и Избранный –  полетели на землю, по пути чуть не прихватив с собой Древо Знаний. Оно с изящным пируэтом отклонилось в сторону, что его и спасло.
– Ух ты, – на мгновение забыл о неприятностях Габриэль. – Древо Знаний знает даже, когда и кто на него упадет?
– Интересный вопрос, – поддержал Регрин. – Но насчет «кто» не уверен…
– Нашли время… Озеро! – вдруг обратил внимание на волшебный водоем Элдерайн.
 Волны успели утихнуть, небо заметно посветлело, а вода постепенно становилась прозрачной, забирая с собой иллюзию плененных душ.
 Габриэль, скинув с себя Элдерайна и Регрина, тут же бросился к озеру и уставился на воду с мольбой, немо умоляя его задержать видение еще ненадолго…  Безрезультатно! Картинка блекла, но он все еще мог различить Якоба и услышать крики монаха, молящие о спасении. Габриэль смотрел до последнего, и, несмотря на то, что в реальности Якоб выглядел намного старше, окончательно уверился, что это именно он, его старый друг и учитель. И, что бы там ни произошло раньше, он нуждается в его помощи, помощи Габриэля.
– Гореть вам, – пропело Древо, и видение окончательно исчезло. Это снова было обычное озеро с чистой, прозрачной водой.
– Это был брат Якоб! – не своим голосом сказал Габриэль.
– Тот монах, что посадил тебя за решетку? – уточнил Регрин.
– И ты всерьез думал, что сможешь спасти его, прыгнув в это озеро? – перебил его Элдерайн.
 Габриэль, пропустив их слова мимо ушей, растерянно посмотрел на Древо Знаний, задавая немой вопрос.
 Древо улыбнулось и, смешно склонив голову на бок, кивнуло.
– То, как выглядит душа человека, не зависит от ее реального возраста. Ты бы видел душу Лугайда Вандроя! – Древо довольно хихикнуло.
– А ты видел… видело? – заинтересовался Регрин.
– Кто знает, кто знает, – пропело оно, помахав при этом ветками, зажатыми в руках.
– Ты знаешь! – стал выходить из себя Элдерайн.
– Сейчас дело не в Вандрое, – резко пресек разговор на эту тему Габриэль. – То, что я видел, – вновь обратился он к Древу. – Если это душа брата Якоба, значит, он… Он умер?..
– Совсем необязательно, – сказало Древо. – Я знаю, что у вас, в реальном мире, есть поверье о том, что душа человека может попасть в ад задолго до его смерти. Вы недалеко ушли от истины.
– Но брат Якоб все еще здесь, в Авантазии! – в отчаянии воскликнул Габриэль. – Разве нет?
 Элдерайн и Регрин посмотрели на него с некоторым сочувствием. Судьба одного из клириков, оказавшегося в числе вторгнувшихся в мир грез, была им почти безразлична, но чувства, которые выражали лицо и голос Габриэля, не могли не задевать за живое.
– Он может быть где угодно, – отвечало Древо Знаний. – Если его душа оказалась там… – оно кинуло многозначительный взгляд на озеро. – Я думаю, она попала туда еще до его прихода в Авантазию.
– Кстати, если об этом, – вдруг задумался Элдерайн. – Все трое попали в этот мир во плоти. Значит, действительно, его душа… Но это уже не наше дело, – торопливо закончил он, увидев, как изменилось лицо Габриэля.
 Эльф заранее знал, что скажет послушник, и все же почувствовал негодование, когда очевидное и неминуемое произошло:
– Я должен что-то сделать!
– Нет, ты только послушай самого себя! – взвился Элдерайн. – Спасти того, кто чуть не привел Авантазию к гибели?! Вместе с вашим реальным миром, между прочим!
– Но он мой друг! – настаивал на своем Габриэль. – Я уверен, он не хотел… Он просто не знал, что происходит! И он просил меня помочь!
 Элдерайн хотел выдать ему очередную гневную отповедь, но Регрин, дернувший принца Авантазии за край плаща, вдруг донес до него совершенно простую вещь.
– Ты просто не понимаешь, с чем имеешь дело, – буркнул Элдерайн. – Ты даже не знаешь, что это за озеро, что оно тебе показало и что из всего этого следует.
– Так расскажите мне! – потребовал Габриэль.
– Расскажите! – передразнил его Элдерайн. – Ты сюда за знаниями пришел, разве нет? Тебе мало?
– Мало! – в бессильном гневе Габриэль топнул ногой. – Как ты не понимаешь, он мой друг!
– Замечательный повод сложить голову, – с уничтожающим сарказмом произнес Элдерайн. – Регрин прав – вспомни о том, что именно он и бросил тебя за решетку!
– И то, что раз его душа там, он несет заслуженное наказание, – справедливости ради заметил Регрин.
 Габриэль что было сил закусил нижнюю губу – слова рвались наружу бранным потоком, который, конечно, ни к чему хорошему не приведет. И ведь жители Авантазии в чем-то правы – Габриэль и в самом деле ничего не знает… Но Якоб страдал, это было ясно, и юноша сомневался, что он действительно заслужил такие страдания. Чем? Неведением?
 «Ты сюда за знаниями пришел, разве нет?» – запоздалым эхом прозвучали у него в голове слова Элдерайна.
– Хотя бы скажите мне, если это не ад… То что это… – глухо проговорил он.
– Рим, – к его удивлению, просто ответило Древо. – Золотой Потир под Римом.
– Потир? – непонимающе похлопал глазами Габриэль.
– В Риме, – повторило Древо. – Туда попадают эти души. И все…
– …что тебе следует знать, – торопливо закончил Элдерайн.
– Постойте, я так и не понял, – потряс головой Габриэль, пытаясь привести мысли в порядок. – Мы в Авантазии, душа брата Якоба в Риме, но где он сам? Они все еще здесь? Он, Папа Римский и епископ…
– Если их любимый «Господь» не покарал их за неудачу, то, наверное, они вернулись обратно, – предположил Регрин.
– Черта с два! Без печати, что ли? – напомнил Элдерайн.
– Действительно, они не могли вернуться в реальный мир, – растерялся Габриэль. – Но тогда где они?
– Ну, это просто, – хихикнуло Древо и, повернувшись к озеру, небрежно взмахнуло сразу двумя ветками.
 Порыв ветра неожиданно снова взволновал воды, и, хотя они уже не бушевали, а лишь несильно сталкивались друг с другом, озеро потемнело, и Габриэль, в волнении склонившись над ним, увидел трех клириков.

NEVERLAND/МИР ГРЕЗ

 Епископ Иоганн Адам фон Бикен не успел заметить, когда огромное пространство перед Башней, заполненное темными образами, сменилось пустой, бесплодной пустошью. Угодили ли они изначально в обитель Дьявола, или Господь решил наказать их за то, что они не смогли закончить свою миссию? Найти ответ на этот вопрос сейчас казалось очень сложным, почти невозможным делом.
 Сколько времени прошло с того времени, как они отступили от обители Бога и пустились на поиски неизвестного вора, надеясь вернуть утраченную печать? Нет ответа. Когда закончится этот поиск? Нет ответа. Что-то подсказывало епископу, что увидеть конец этого пути будет не так-то просто.
 Адам фон Бикен посмотрел на своих спутников. Определенно, сейчас чувства всех троих совпадали. Недоумение, замешательство, страх, масса сомнений и не угасшая даже после такого печального финала жажда власти смешались в невообразимое, но все же единое целое, которое отнюдь не способствовало хорошему расположению духа. Это не было плохим настроением; это был страх. Но и Папа Римский, и брат Якоб, и он сам, верховный епископ Майнца, не отступили от своих убеждений. Идея заполучить мудрость в этом странном измерении уже не казалась им такой блестящей, о да, но ведь сама мысль о получении власти была не так уж плоха. Не только для них, но и для всего мира.
 «В любом случае, – думал епископ, – даже если мы найдем печать, то не сможем вернуться. Ведь мы не знаем, где находятся врата…»
 Жестокая ирония! Похоже, им только и остается, что уповать на здешнего Бога, верят они в него или нет.
– Что мы сделали не так? – слова проговорились вслух, не будучи предназначенными кому-нибудь определенному.
 К его удивлению, после этой фразы, повисшей в воздухе, голос подал Папа Римский.
– Возможно, то, что тревожит мой разум, прозвучит странно после всех моих прежних слов и убеждений, с которыми я вас познакомил перед этим путешествием, – каким-то не своим голосом проговорил Климент Восьмой. – Поэтому, епископ фон Бикен, я с сожалением попрошу вас исполнить мой долг за меня.
 Торжественные, полные пафоса слова Папы Римского прозвучали не напрасно – и Адам фон Бикен, и брат Якоб прекрасно знали, о чем думает Климент. Каждый из троих клириков готов был поклясться, что их головы занимают одни и те же мысли.
 Поздно упорствовать! Слепая преданность Господу теперь не сделает лучше ни им, ни реальному миру. Что толку скитаться по этой непонятной земле, выжженной пустоши, даже примерно не зная, где и когда может закончиться эта бесконечная одиссея? Лучше поверить в невозможное сейчас, пока от этого может быть хоть какой-то толк.
– Спаси нас! – с удовольствием выполнил «долг» Папы Римского епископ. Он понятия не имел, что где-то далеко-далеко юный Габриэль Лейманн прекрасно видит и слышит его – слова фон Бикена были обращены к Богу, и только к нему. – Верни нас в Рим, чтобы мы смогли снова следовать за тобой, принести тебе славу и получить спасение! – он вдруг заметно понизил голос. – Мы знаем немного, но все же больше, чем многие другие… Я уверен, это и делает нас сильнее.
 Климент Восьмой и брат Якоб молча склонили головы. Епископ был абсолютно прав. Пожалуй, только знание и возвысило их в свое время над людьми… И держало на ногах в этот момент.
 Руки епископа сжали крест.
– Действительно ли это Ад? – пробормотал он, окидывая взглядом пустынную землю.
* * *
…– В конечном счете, церковные игры завели их слишком далеко, – говорил Габриэль, неотрывно глядя на волны волшебного озера, которые явили его взору трех церковников, скитающихся по Авантазии. – В то время как они управляют людьми, они не замечают, что на самом деле ими тоже управляют.
– А ты сомневался? – пробормотал Элдерайн.
– Они говорят, что это ад, – Габриэль вдруг улыбнулся. Он не понимал, как можно счесть прекрасную Авантазию преисподней.
– То, что нормальные люди называют раем, для слуг бога – ад, – согласно кивнул Регрин, которого сознание этого явно веселило. – Символично, ничего не скажешь!
– Они видят совсем иначе, – сказало Древо Знаний.
– То есть? – не понял Габриэль.
– Они видят, не так как ты, – пожало плечами Древо, словно речь шла о совершенно очевидных вещах. – Для тебя это – прекрасная равнина, для них – проклятая пустыня. Их души не могут познать всю красоту мира грез. Это доступно только тем, кто не отказывается от Света. Прозрения, – разъяснило мудрейшее существо Авантазии, заметив недоумение на лице Габриэля. – Можно сказать, обрести настоящую мудрость может только мечтатель.
 Габриэль отрешенно покачал головой, сознавая всю глубину лжи, в которой погрязла церковь.
– И как можно было дойти до такого? – с ухмылкой развел руками Элдерайн.
 Габриэлю было не до веселья, но он ответил:
– Церковь… Да, по сути это самое настоящее рабство. Но у этого рабства хорошие намерения, – Габриэль с улыбкой обернулся к удивленным такому известию друзьям. – Только вот этих хороших намерений у них с лихвой хватит на то, чтобы всех изничтожить.
– С лихвой, – эхом повторило Древо Знаний, соглашаясь с ним. – Власть для них выше жизни.
– И их слова – типичное тому подтверждение, – смотрел в озеро Регрин. – Кажется, они все равно не собираются возвращаться с пустыми руками.
– Они сбились с пути, – сказал Габриэль. – На этот раз во всех смыслах. Им не найти выхода.
 Поневоле он ощущал нечто вроде жалости к блуждающим клирикам: каково это, смотреть на вещи и видеть их не такими, какими они являются на самом деле? Все равно, что ходить с завязанными глазами. Проклятая лента, которую Габриэль с таким трудом срывал со своих глаз после встречи с Лугайдом Вандроем.
  Смотря и слыша то, что происходило, должно быть, где-то недалеко от Башни, Габриэль прекрасно понимал, что сейчас ощущали церковники. Его самого переполняли самые разнообразные чувства. Негодование, презрение, и… Все-таки жалость.
– Прошу, приведи нас к Раю! – восклицал в это время епископ.
 «Просят Света, хотя сами отказались от него», – пронеслось в голове у Габриэля.
 Дальнейшие слова епископа доказали ему то, что клирики в какой-то мере осознали свою ошибку и признали, что вторглись туда, куда им лезть не следовало. Вот теперь с Габриэля было достаточно.
 Он знал, что в мире – ни в стране грез, ни в реальном – нет такой силы, которая могла бы взять и исполнить его желание лишь потому, что он распорядился так; и все же Габриэль поднялся на ноги, ясно показывая, что больше не хочет созерцать церковников в водах озера, и, впившись в них ледяным взглядом сквозь пространство, холодно, с расстановкой проговорил:
– Пленники мира грез… Пусть их глаза откроются.
 И, резко развернувшись, Габриэль отошел от озера.
 
ANYWHERE/ДАЛЕКО

 Как же это удивительно, – думал Габриэль, смотря на постепенно светлеющее небо. Именно здесь он принял окончательное решение о том, что возврата нет, что он должен узнать все до конца, получить «прозрение», как говорит Вандрой… И именно сюда он вернулся, хотя в этом не было никакой необходимости.
 Сицетис мирно спал, или притворялся, что спит – кто его разберет? Габриэлю стоило немалых усилий снова отыскать это место, спрятанное в глубине огромного сада, окружающего дворец, но в конце концов поиски увенчались успехом. Он не знал, почему захотел прийти именно сюда, чтобы обдумать все, что свалилось ему на голову. Может, просто красота «Земли Обетованной» не выходила у него из головы? Сейчас долина была погружена в полутьму, однако даже так она выглядела прекрасной…  Габриэль не решился спуститься туда. Он подошел к Сицетису, когда уже сгустились сумерки, присел на траву и, облокотившись на сплетение ветвей странного создания, долго смотрел на небо, пока не провалился в сон.
 Дремота оставила его уже недалеко от рассвета. Мелькнула мысль о том, что, быть может, Элдерайн и Регрин встревожатся, когда не найдут его во дворце, но, наверное, Габриэль еще успеет отрешиться от раздумий и прийти до того, как все проснутся.
 Они вернулись в Сесидбану вчера вечером. Гном и эльф по пути пытались разговорить Габриэля, но из этого мало что вышло, и в результате жители Авантазии, находясь в некотором недоумении, оставили свои попытки. А Габриэль просто не мог думать о чем-либо кроме брата Якоба, чья душа взывала к нему о помощи. Еще одна обязанность… Не может же он бросить своего старого друга и наставника! Еще одно препятствие на пути к Анне, которая уже столько времени томится в неволе и ждет его…
 Когда Габриэль совсем падал духом и в ответ на вопросы друзей бормотал «Анна», те относились к этому с сочувствием и пониманием, хотя Элдерайн, услышав от него «она ждет меня», не преминул логично заметить, что подобное предположение весьма сомнительно. Ведь Габриэль сам говорил, что они расстались друг с другом очень давно и, судя по всему, Анна не признала в нем своего брата («не мудрено, – ворчал Регрин, – ожидая смерти на костре, в приход давно ушедшего братца не очень-то и верится»). Габриэль не знал, что возразить на это. Он просто не мог выразить свои чувства словами. Да, сначала Анна явно не узнала его, но потом… Габриэль знал, что появившееся не столь давно ощущение того, что кто-то непрестанно зовет его, просит вернуться – оно не может быть ложным. Но когда теперь он сможет исполнить свое негласное обещание и спасти сестру? Ему нестерпимо хотелось бросить все, вернуться в реальный мир, освободить Анну, а уже потом заниматься всем остальным. Однако… Нет, нельзя! Он должен быть тверд. Он должен спасти брата Якоба.
 «Наверное, эта часть его души украдена много лет назад», – думал Габриэль, смотря прямо перед собой и не видя ровным счетом ничего – ни долины, ни неба.
 Юноша вдруг улыбнулся. Он вспомнил, с каким ужасом посмотрел на него Элдерайн, когда, видимо, в его мысли закралось подозрение о том, что собирается делать Габриэль. Что ж, для них с Регрином это не должно стать таким уж сюрпризом…
 Пришел рассвет. Первый луч солнца, пронзив легкую серую дымку, упал на лицо Габриэля. Тот зажмурился и вдруг ощутил ни с чем не сравнимую тоску. Ну почему раздумья о спасении брата Якоба так легко разрушились этим солнечным лучиком? Почему все мысли тут же устремились к Анне? Габриэль, едва сдержав отчаянный стон, опустил голову на скрещенные руки, лежащие на сплетении ветвей Сицетиса. Почти в тот же момент ему почудилось движение – он знал, что случилось, но сейчас ему было не до этого. Стиснув зубы, Габриэль пытался побороть тяжелую душевную боль.
– Ты сбежал из дворца? – подтвердилась его догадка старческим надтреснутым голосом.
– Почему это «сбежал»? – пробормотал Габриэль, не поднимая головы. – Захотелось, вот и ушел. Мне никто не препятствовал.
 Сицетис умолк, но ненадолго. Через несколько минут он проговорил:
– Ты был у Древа Знаний.
– Что, так похоже? – Габриэль, наконец, посмотрел на него, невольно улыбнувшись. Зеленые глаза существа, будто вырезанные на древесном серпе, смотрели совершенно спокойно, как и в прошлый раз.
– Похоже, – утвердительно ответил Сицетис, и его деревянные веки опустились, а Габриэль вновь перевел взгляд на долину. Окропленная пока еще слабым солнечным светом, она потеряла свою мистичность, зато приобрела прежний райский вид, захватывающий дух.
 Габриэль вдруг вспомнил, что говорил Лугайд после того, как он выкрал печать. Война еще не закончена. Война в этом прекрасном мире грез. Как такое вообще могло произойти? Имеет ли брат Якоб отношение к этой войне? Безусловно, они все оказались втянуты в нее. Возврата снова нет.
 Опять посмотрев на горизонт, Габриэль с грустью подумал о том, как же далеко сейчас находится Анна. Как далеко! Это расстояние не измерить никакими мерами, известными человечеству. И вместо того, чтобы преодолеть такой немыслимый разрыв, Габриэль должен увеличить его еще больше, отложив спасение сестры на второй план. Какие усилия надо для этого приложить…
 «Прости, Анна, – подумал Габриэль, закрыв глаза и наслаждаясь лаской солнечных лучей. – Подожди еще немного… Это сложно понять, но я должен спасти Якоба. Должен».
 Он поднялся на ноги и, кивнув Сицетису на прощание, отправился ко дворцу. Как ни странно, по дороге он почувствовал душевный подъем – нечто вроде ярости, бодрости и желания действовать вместе взятых. Габриэль вспомнил, как, оставив троих церковников у Башни слушать гневные вопли так называемого «бога», был преисполнен сил и уверенности в себе. Рядом были Элдерайн, Регрин и Лугайд, которые поддерживали его. Что ж, пришло время попытаться повторить те моменты и поднять всех на бой… Точнее, себя одного. Габриэль был точно уверен, что скажут ему друзья в ответ на его заявления, но что поделать.
 За этими мыслями Габриэль не заметил, как выбрался из дебрей за дворцом на светлую садовую дорожку. Вокруг царили тишина и запустение – понятное дело, в такой ранний час все спали.
 Солнечные лучи пробивались сквозь красивые деревья, вновь вызывая у Габриэля чувство тоски. Теперь они, конечно, не могли помешать ему забыть о спасении брата Якоба, но все равно, ощущение было гнетущим. Словно вместе с этими лучами солнца Анна передавала ему привет из реального мира…
– Привет, – отвлек его от грустных мыслей знакомый голос.
 Габриэль тряхнул головой, пытаясь вникнуть в реальность, и увидел Регрина, сидящего около совсем маленького прудика, в прозрачной воде которого плавали странные рыбы с большими перистыми плавниками.
– Что ты здесь делаешь, Регрин? – улыбнулся Габриэль.
– Ворую королевских рыб! – радостно объяснил гном. – Они очень недурны на вкус!
– А это можно? – осторожно поинтересовался юноша.
– Вообще, нет. Но, учитывая, что эти существа – единственное, что принадлежит только Элдерайну, я делаю себе поблажку.
– Это жестоко, – но Габриэль, не удержавшись, хихикнул: ему живо представилось, как реагирует на такие пропажи Элдерайн.
– Ничего, ему полезно, – Регрин, опустив руку в воду, смотрел, как к его маленькой ладошке подплывают рыбы. – Где ты был всю ночь?
– Там, где Сицетис, – пояснил Габриэль, не видя смысла скрывать свое местонахождение.
– Нашел, где спать, – с удручающим видом покачал головой Регрин. – Ты как, нормально?
 Габриэль подошел к озеру и тут же зажмурился – солнечные лучи не замедлили наградить его светом, теплом и душераздирающими мыслями.
– Да, – не своим голосом ответил он. – Регрин, я решил…
– …что отправлюсь спасти своего друга, – закончил за него Регрин. – Так?
 Габриэль улыбнулся и кивнул.
– Никто и не сомневался, что этим все кончится. Я пойду с тобой, – сообщил гном.
– Спасибо, но я не хотел бы… Чтобы вы оказались причастны к моим проблемам, – промямлил Габриэль.
– Придется потерпеть! – бодро откликнулся Регрин. – Потому что лично я решил так же твердо, как и ты. Только есть два «но».
– Какие? – насторожился Габриэль.
– Во-первых, это не только твоя проблема. Понимаешь, Дух, запертый в Башне, черпает силы именно из тех душ, что заперты в Потире… Чем больше душ будет освобождено, тем меньше сил останется у Духа. И, во-вторых… – Регрин развел руками. – Зря ты говоришь «вы». Сейчас кое-кто нам за такую затею устроит.
 И они с Габриэлем, улыбнувшись друг другу, отправились во дворец, чтобы известить Элдерайна о своих намерениях. Пока друзья не оказались под высокими сводами замка, Габриэль непрестанно смотрел на небо, думая об Анне, которая, запертая в неволе, вынуждена ждать и ждать, поощряемая лишь бесконечными обещаниями.

CHALICE OF AGONY/ПОТИР АГОНИИ

 Элдерайн был бы более чем доволен жизнью, если бы в чуть ли не самый ответственный ее момент не притащились два недоумка с явными суицидными намерениями. И ведь только все начало налаживаться! Печать украли? Украли. К Древу Знаний сходили? Сходили. Теперь-то чего этому неугомонному Избранному понадобилось?! Хочет свернуть себе шею во цвете лет, пусть сворачивает. Но нет, ему мало, ну или скучно – кто его знает – и он решил прихватить с собой на тот свет Регрина и Элдерайна в придачу. Ну нет, не выйдет, о чем принц Авантазии и не преминул сообщить. Если гному и Избранному хочется снова куда-то нестись и рисковать своей головой, то он, Элдерайн, от этого предприятия решительно отказывается.
 Казалось бы, на этом вопрос должен был исчерпаться, но – увы. Габриэль оказался не так уж прост, как казалось на первый взгляд. Узнав, что Элдерайн категорически против того, чтобы отправиться на поиски Потира, в котором томятся души заблудших, он смекнул, что самим им туда не добраться, и…
– Расскажи мне, где это находится! – потребовал он. – Как туда попасть! Что это вообще такое и чего от этого ждать! Рассказывай все, что знаешь!
– Ни за что! – огрызнулся Элдерайн. – Не твоя ведь душа там горит заживо, чего ты так взвился?
– Рассказывай! – Габриэль пропустил эту реплику мимо ушей. – Даже сам дьявол не заслужил таких страданий!
– Почему это я должен помогать вам угробить самих себя? Жизнь, монах, коротка, и зря ты так спешишь от нее избавиться!
 Габриэль, все существо которого страстно желало немедленно отправиться в путь, вышел из себя, и, схватив Элдерайна за шиворот, сильно встряхнул.
– Не изволь беспокоиться! – рявкнул он так, что эльф в испуге отшатнулся. – Не нужны мне твои советы! Раз решил сидеть здесь и не рисковать своей королевской… королевской жизнью, то хотя бы расскажи, как туда добраться!
 – Хм! – Элдерайн с гордым видом вздернул голову. – Да пожалуйста, какое мне дело! Берите печать и валите в Рим!
– Рим? – навострил уши Габриэль. – А подробнее?
 Но Элдерайн не спешил рассказывать дальше – он вел нешуточную борьбу с собой.
– Рассказывай, – сказал Регрин. – Тебя за это только похвалят – если нам все удастся, Дух потеряет свою силу.
 Аргумент сработал. Хмыкнув, Элдерайн отстраненно проговорил:
– В подземельях под Римом находится золотой Потир, Потир Агонии, куда попадают заблудшие человеческие души, – произнеся это, принц Авантазии с чувством выполненного долга умолк.
– И это все? – не поверил Габриэль.
– Его охраняет каменный страж, – продолжил Элдерайн. – Он спит, но стоит кому-нибудь приблизиться – он проснется. И, конечно, убьет приблизившегося.
– Все ясно, как туда попасть?
– Можно взять одну из печатей и открыть врата, одни из них ведут как раз в Рим, – нехотя проговорил Элдерайн, которому эта затея по-прежнему представлялась верхом безумия.
– Врата выходят в подземелье? – уточнил Габриэль.
– Да.
– Тогда вперед, – посмотрел он на Регрина.
– Вперед, – согласился Регрин. – Думаю, старейшины не откажут нам в использовании одной части печати…
– Ха! Как бы ни так! – вдруг с триумфальным воскликнул Элдерайн. – Старейшины навеки сокрыли печать! Вы же помните, я специально напоминал им об этом!
– Что же тогда делать? – растерялся Габриэль.
– Ты слушай его больше, – ухмыльнулся Регрин. – Старейшины решили ограничиться тем, что не оставлять ее пару-другую лет в реальном мире. Передышку сделать, подумать о случившемся. И с твоей стороны, Элдерайн, – взглянул он на эльфа, – было верхом королевского благородства не сказать об этом Габриэлю.
– Ты-то как узнал? – проворчал Элдерайн.
– Случайно оказался рядом с Королем в нужный момент, – пожал плечами гном. – Ладно, действительно, хватит терять время, – он повернулся и направился к выходу из тронного зала, где с самого утра проводил время Элдерайн, благо отца и братьев снова отвлекли государственные обязанности.
– Вам что, действительно не терпится расстаться с жизнью? – крикнул им вслед Элдерайн.
– Вероятность этого значительно уменьшилась бы, если б ты пошел с нами! – рявкнул Регрин и, возмущенно пыхтя, первым покинул помещение.
– Хм! Очень надо! – Элдерайн фыркнул и с безразличным видом сел за столик, стоящий у самого трона – за ним обычно записывались королевские указы.
 Габриэль оглянулся перед тем, как выйти из зала, и посмотрел на эльфа. Тот заметил это и буркнул:
– Чего?
– Ничего, – покачал головой Габриэль. Он улыбнулся. – Спасибо, что все рассказал, Элдерайн. Увидимся, – он махнул рукой и удалился.
  Принц Авантазии, пробормотав что-то неопределенное, тупо уставился на слабо позолоченную столешницу. И почему этому Избранному взбрело в голову идти прямо сейчас, немедленно? Почему он не мог заявить о своих намерениях раньше или позже… Когда угодно, только не сейчас.
 Элдерайн стал рассеянно крутить в руках красивую чернильницу с выгравированным на ней гербом Авантазии. Он не спешил садиться на отцовский трон – сейчас его жгло желание броситься за Габриэлем и Регрином, хоть эльф и отказывался признаться в этом самому себе. Намерение Избранного было весьма благородным и, к тому же, Регрин совершенно прав в том, что, если эта затея удастся, они не получат ничего иного, кроме как теплой благодарности…
 Принц Авантазии с грохотом опустил чернильницу на стол, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции. Если бы отец первый раз в жизни не оставил бы на него управление Авантазией в свое отсутствие, то эльф, не раздумывая, бросился бы вслед за ушедшими друзьями, которые, похоже, здорово на него разозлились.
 Однако, увы, выбор встал не как развилка между дружбой и выгодой, но как неизбежный поворот в сторону под действием данного обещания.

 Габриэль закрыл глаза, глубоко вздохнул, словно собирался прыгнуть с высоченной скалы в неглубокое озеро, и сделал шаг вперед. Он ничего толком не почувствовал – легкое ощущение прохлады, только и всего. Путь через врата, некогда открытые Элдерайном с помощью волшебного ключа, и то оставил больше впечатлений, чем переход в реальный мир.
 Чувство холода покидать не спешило, хотя Регрин и сказал, что, как его проинструктировали старейшины, достаточно одного шага за порог врат. Габриэль снова вдохнул ставший каким-то затхлым воздух и рискнул открыть глаза.
 Впереди простирался тоннель, слабо освещенный предусмотрительно прихваченным фонарем. Серые каменные стены своим видом замечательно представляли сырой, мрачный коридор, уходящий в неизвестность. Габриэль никогда не боялся замкнутого пространства, но здесь, едва подумав о том, что, должно быть, над его головой громоздятся величественные здания Рима, ему, мягко говоря, стало не по себе.
– Мы не ошиблись? – на всякий случай решил уточнить он, с сомнением смотря в темнеющую даль. И, не дождавшись ответа, перевел взгляд на гнома. – Регрин?..
 Тот стоял рядом с ним, глядя прямо перед собой расширенными от страха глазами. Казалось, он слишком напуган, чтобы не то что отреагировать, а вообще услышать Габриэля.
– Регрин! – Габриэль нагнулся и положил руку ему на плечо. – Что с тобой? Это мой мир, мы находимся в подземельях под Римом, как и планировали…
– Здесь очень, очень опасно, – еле выговорил Регрин, все еще смотря вперед. – Если здесь так, то страшно подумать, что будет дальше…
– Но наша миссия – спасти тысячи заблудших душ! – ободряюще улыбаясь, напомнил Габриэль.
 Он не мог сказать, что ему нравится это место, но ничего из ряда вон выходящего не чувствовал. Хотя, стоит вспомнить, что если Регрин, несмотря на то, что находился в Риме, оставался созданием Авантазии, то Габриэль по-прежнему был человеком. Пусть и не в своем родном теле, что вселяло весьма странные ощущения. Ох, где же сейчас Лугайд?.. Знает ли он о решении Габриэля отправиться в Рим?
– Я знаю, – вывел его из раздумий голос Регрина. – Только как, если здесь сосредоточено столько злых сил?
– А вот это мы решим, когда найдем тот Потир, о котором рассказывали Древо и Элдерайн, – не терял присутствия духа Габриэль. – Ну что, в путь?
– В путь, – вздохнул Регрин. Несмотря на охвативший его ужас, он тоже не собирался поворачивать назад.
 И они пошли вперед. Казалось, что лабиринт под Римом бесконечен, и, возможно, так оно и было; Габриэль достаточно наслушался легенд об этом месте. Когда он совсем мальчишкой запоем читал старые книги, в которых, скрываясь за множеством витиеватых намеков, рассказывались истории о подземельях Ватикана, то фантазия его работала на полную катушку, и он вовсю представлял, что же может найтись в этих древних лабиринтах… Разумеется, Габриэль мог представить все, что угодно, но вот о вратах в другой мир почему-то не додумался. А жаль, очень жаль. Можно сказать, многолетняя умственная деятельность пошла коту под хвост, ибо чего-чего, а монстров, ангелов, единорогов и общежития кентавров им с Регрином пока не встретилось.
 Так или иначе, одно дело думать о подобном, сидя в библиотеке за книжкой, и совсем другое – брести по сырым каменным коридорам, в которых слабый колеблющийся свет почти не дает возможности разглядеть что-нибудь более чем в пяти метрах. Единственное, что хорошо – побитый жизнью эльф (владелец фонаря), заявил, что огонек никогда не погаснет. Именно из-за этого преимущества после короткой потасовки вещь на некоторое время перешла во владения Габриэля и Регрина. Не слишком достойный поступок, но цель оправдывает средства. Ведь остаться в подобном подземелье без света – верная гибель.
 Коридор закончился, выводя путников в просторный зал, простирающийся еще на неопределенное количество метров.
– Габриэль, а ты сильно разозлился на Элдерайна? – вдруг спросил Регрин, не переставая озираться.
– Я вообще не разозлился, – серьезно ответил Габриэль. – В конце концов, это только моя проблема… То есть, в любом случае, Элдерайн не обязан рисковать собой, чтобы освободить Якоба. Я сам за это взялся…
– Но я-то пошел с тобой.
– Да, – улыбнулся Габриэль. – Значит, это ты злишься на него, Регрин?
 Гном немного помолчал. Потом сказал:
– Если только совсем немного. Я просто не могу понять, почему он так себя повел.
– Я думаю, у него были причины… Ну, мы вернемся, помиримся, и он нам все расскажет, – был уверен Габриэль.
 Регрин улыбнулся и кивнул.
 Огромный зал снова сменился коридором, который через каких-то десять метров разветвлялся в двух направлениях.
– Куда пойдем?
 Габриэль глубоко задумался.
– Налево, – наконец, твердо решил он.
– Но почему? – удивился Регрин.
– Потому что мне кажется, что надо идти направо, но я, вообще, часто ошибаюсь, поэтому лучше налево, – разъяснил нехитрое рассуждение Габриэль.
 Регрин усомнился в правильности выбора, но послушно пошел за другом: ведь у него были хоть какие-то варианты.
 Как ни странно, еще через некоторое время стало казаться, что Габриэль прав. Все говорило о том, что вскоре коридор снова уступит место залу, а ведь, по идее, Потир не мог обнаружиться где-нибудь в вестибюле. Особенно, если припомнить предостережение Элдерайна о чудовище, которое его охраняло.
– Главное – не заблудиться, – сказал Габриэль, когда они в очередной раз повернули налево – тоннель изогнулся совершенно неожиданно.
 Но его опасения оказались напрасны. Запоминать дорогу больше не было нужды.
 Коридор сменился небольшим залом, в который выходило множество тоннелей – тут и там зияли проходы. А посреди помещения высился огромных размеров кубок…
– Потир Агонии, – шепнул Регрин.
 Габриэлю пришлось задрать голову вверх, чтобы окинуть взглядом весь кубок. Целиком сделанный из золота, он поражал не только своими размерами и мощностью, но и изящностью вырезанных узоров. Линии, знаки, рисунки – все сплеталось в один сплошной орнамент, на который, с какой стороны ни посмотри, всегда увидишь что-то новое. Габриэль видел или кричащих, страдающих от боли людей, или дьяволов, стоящих у многочисленных пропастей Ада… Хотя, быть может, это было всего лишь обманом зрения.
 Потир окружали тишина и спокойствие, однако от него неуловимо веяло потусторонней силой. Он внушал суеверный страх.
– Это точно он? – неуверенно проговорил Габриэль. – Я не вижу никаких душ… И не вижу чудовища, о котором говорил Элдерайн…
– Ну, если ты думал, что вот так запросто увидишь души, выглядывающие из Потира, то Древо твоему развитию не слишком помогло, – нервно хихикнул Регрин. – А вот насчет чудовища мысль интересная. Но место все равно то. Не думаешь же ты, что такие потиры на каждом шагу встречаются?
– Да уж, – Габриэль внимательно огляделся.
 Самый обычный зал из, как и все в этих подземельях, темно-серого камня. Стены. Многочисленные выходы (Габриэль тщательно запомнил, из какого они вышли сюда). Пол, отличающийся круговой кладкой из маленьких плит. Ничего не говорило о хоть какой-нибудь охране потира.
– Посвети сюда, – позвал Регрин.
– Выглядит не очень, – Габриэль послушно осветил стену в том месте, где, раздражая взгляд, отсутствовал тоннель, и скривился.
 В сером камне был вырезан немалых размеров монстр. На первый взгляд напоминающий тигра, он, если бы был живым, наверняка мог спокойно передвигаться на двух задних лапах, передними захватывая подвернувших жертв. Мощные когти на них не позволили бы несчастным протянуть больше одной минуты. Передняя часть тела и длинный хвост были покрыты  такими же мощными, но чрезвычайно длинными шипами – сверху прямые, по бокам они загибались в разные стороны и не оставляли сомнений в том, что все, что их коснется, будет разделено на две или более части. Грудь покрыта витиеватым узором, изо рта торчат устрашающие клыки, глаз как таковых нет. Картину довершали огромные рога, и все в целом являлось отвратительным, ужасным созданием людской фантазии… Людской ли? Габриэль даже приблизительно не смог представить человека, которому могло прийти в голову нечто подобное.
– Если бы оно было живым, то наше дело было бы ох как плохо… – отрешенно покачал головой Габриэль.
– И все равно я уверен, что страж где-то есть, – сказал Регрин. – И он просто спит. Давай закончим с этим побыстрее.
– Ты прав, – кивнул Габриэль. – Но что нам делать?.. Видимо, остается только опрокинуть Потир, – смерил он кубок оценивающим взглядом.
 Регрин молча согласился с ним. Габриэль поставил фонарь на пол и первым коснулся ножки потира – сначала осторожно, словно опасаясь, что та может оказать сопротивление. Но ничего не произошло, и тогда он, поставив ногу перед основанием кубка, что было сил уперся в гигантское произведение чьего-то безумного искусства. Регрин присоединился к нему.
 Неравная борьба с кубком длилась всего пару минут, но Габриэлю и Регрину это время показалось если не вечностью, то половинкой ее – точно. Перед ними был не просто тяжелый предмет, а нечто большее – словно вместе с потиром они пытались сокрушить чужую волю. Но, в конце концов, Потир Агонии подался. Габриэль и Регрин отпрянули в сторону, и огромный кубок рухнул на каменный пол. Он был совершенно пуст.
 Габриэль уже хотел осведомиться у Регрина, правильно ли они все сделали, но тут его пробрала дрожь: зал наполняло что-то странное. Он в беспокойстве огляделся, но ничего не увидел… Лишь едва уловимое ощущение ветерка пронзало насквозь не только его тело, но и душу.
– Освободились, – с потрясенной улыбкой сказал Регрин.
 Габриэль разом все понял. Он хотел торжественно воскликнуть что-нибудь или, на худой конец, попытаться докричаться до Якоба, сколь бесперспективным ни было бы это дело, но глухой треск отвлек его от этих затей. Слишком громкий. Не предвещающий ничего хорошего.
 Потребовалась всего пара секунд, чтобы понять, в чем дело – стена, в которой был вырезан монстр, начала двигаться.
 Чудовище ожило.
– Регрин, беги!!! – закричал Габриэль что было сил. – Оно здесь!
 Юноша и гном бросились к тому тоннелю, из которого выбрались к Потиру. У самого выхода Габриэль обернулся через плечо: чудище кинулось за ними, казалось, совершенно не заботясь о перевернутом кубке. Но, сосредоточившись на беглецах, оно резким взмахом длинного, усыпанного шипами хвоста словно забрало гуляющий по помещению сквозняк обратно.
 Габриэль осознал, что далеко не все души успели освободиться. Успел ли Якоб?.. Или нет?
– Габриэль! – вывел его из ступора Регрин.
  Он очнулся и с лихорадочно бьющимся сердцем устремился следом за другом. Очень скоро он поравнялся с ним и, слыша за спиной угрожающее дыхание смерти, оба увеличили темп.
 Миновав первый поворот, Габриэль на бегу оглянулся – он надеялся, что монстр или не пройдет в довольно узкое пространство, или хотя бы замедлит свой ход, не успев среагировать и свернуть. Но его надежды оказались тщетны. Чудовище неотступно следовало за ними, с громким ревом сокращая и без того небольшую дистанцию. Оно словно знало, куда именно собрались бежать незваные гости.
– Сейчас будет тот зал, – задыхаясь, кое-как выговорил Габриэль. – Надо как можно быстрее…
 Он не стал заканчивать фразу: все было ясно и так. Регрин старался изо всех сил, но уже в середине зала силы изменили ему. Гном поравнялся с Габриэлем, а потом и вовсе уступил ему первую позицию… Вбегая в последний тоннель, Габриэль даже не обратил внимания на то, что несется очертя голову, больше не видя перед собой Регрина. Когда же до него дошло, он резко остановился и обернулся, готовый или подогнать гнома словом или даже, если потребуется, потащить его за собой. Но было слишком поздно.
 Все происходило словно в замедленном действии. Габриэль увидел Регрина, отчаянно пытающегося сделать спасительный рывок вперед. Страшный зверь оказывается проворней и хватает его своей огромной когтистой лапой. Во все стороны брызгает кровь. Глаза Габриэля расширяются от ужаса. Рев чудовища резко обрывается, оставляя за собой звенящую тишину, а паника исчезает с лица Регрина – гном, зажатый в смертельной хватке чудовища, в последний раз смотрит на Габриэля и виновато улыбается…
 Габриэлю казалось, что он все еще был там, с Регрином, а на деле же его руки машинально открывали врата в Авантазию.
 Страшный рев за спиной. Шаг за порог. Темнота и холод.

– Эй, очнись! – Габриэля осторожно потрясли за плечо.
 Габриэль пробормотал что-то невразумительное. Он был в полубредовом состоянии – то ему казалось, что все происходящее – начиная встречей с Анной и кончая смертью Регрина – было сном, то он ловил себя на мысли, что находится в подземелье под Римом и ждет, когда чудовище нанесет последний удар. События, воспоминания и видения смешивались в одно целое, не давая Габриэлю вникнуть в реальность. Он видел брата Якоба. Регрина. Папу Римского. Он стоял на стене монастыря, убеждая народ покаяться, а в следующий момент понимал, что находится не в Майнце, а на стене, окружающей Башню Авантазии. Почему-то у него были длинные каштановые волосы. Габриэль выкрикивал те же фразы, что не столь давно кричал Дух церковникам. Вопрос «кто я?» не имел смысла, ведь через секунду он превратился в Регрина, которого раздирали острые когти монстра, охраняющего Потир Агонии. Агония… А что, вполне подходящее слово для того, чтобы описать его состояние.
– Да очнись же! Габриэль! – знакомый голос был непривычно взволнованным.
– Не выйдет, – послышался другой, совсем чужой. – Мы должны отправить его обратно.
 Звуки сливались в сплошное мычание, становились все тише и, наконец, совсем угасли. Из последних сил пытаясь вникнуть в действительность, Габриэль кое-как приоткрыл глаза. Ему показалось, что он видит Элдерайна; он лихорадочно схватил его за руку. Эльф легонько сжал его ладонь, видимо, говоря что-то успокаивающее. Однако Габриэль уже ничего не слышал.
– Габриэль, – снова прозвучал голос. На этот раз спокойно, но очень настойчиво. – Очнись. Открой глаза…
 Габриэль с неохотой подчинился, хотя больше всего на свете ему хотелось еще плотнее закутаться в одеяло и провалиться в глубокий сон.
 Он находился в совершенно незнакомой комнате, довольно бедной на вид – деревянные стены, окно, занавешенное простой хлопковой тканью, жесткая кровать. Куда там до роскошных помещений во дворце Авантазии!
– Где я? – пробормотал Габриэль, но вопрос отпал сам собой – ответ находился прямо перед ним. – Что происхо… – Габриэль хотел сесть, но «ответ» не позволил.
– Не напрягайся, – сказал Лугайд. – Ты вернулся.
– Не может быть… – Габриэль отрешенно уставился на друида.
 Все разом навалилось на него. Он забыл все свои сны – они уступили место тому, что осталось от реальных воспоминаний. Вот они с Регрином опрокидывают потир. Освобожденные души разлетаются во всех направлениях. Оживает страж. Загоняет души обратно и гонится за виновниками переполоха. Убивает Регрина. Габриэль успевает переступить порог врат…
…а потом – Габриэль уже не мог поручиться, что это реальность – он видел Элдерайна. Элдерайн держал его за руку и что-то успокаивающе говорил. Что?
– Ты вернулся в Авантазию, но был в очень плохом состоянии, – сказал Лугайд. – В конце концов, тебя решили отправить обратно в реальность. Впрочем, ты так и так должен был вернуться… Все, что мог, ты уже сделал.
– Элдерайн… – промямлил Габриэль и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. – Регрин…
 Лугайд помолчал, явно обдумывая, с какой стороны начать рассказ. Точнее, какая из сторон способна смягчить повествование.
– Элдерайн наряду с королем Авантазии попросил поблагодарить тебя. Вы с Регрином освободили множество душ, и Дух из Башни потерял часть своей силы. Это оказало значительное влияние на ход войны.
– А Регрин… И Якоб… Его душа… – довольно сбивчиво выразил свои волнения Габриэль.
– Исходя из того, что я сказал тебе только что, смерть Регрина не была напрасной, – сказал Лугайд и поторопился перевести тему: – Пока неизвестно, удалось ли освободиться душе твоего друга, но, я уверен, все будет в порядке.
 Габриэль смотрел в потолок невидящим взором. Как будто только что он был в Авантазии с верными друзьями – и вот теперь так просто и бесславно окончилась эта история. Из-за него погиб Регрин – Элдерайн был прав, если уж Габриэлю взбрело в голову бросаться спасать брата Якоба, он должен был сделать это один… Элдерайн… Он не успел ни извиниться перед ним, ни попрощаться.
– Габриэль, – попытался вытащить его из плена мыслей Лугайд. – Ты помнишь о своей сестре?
– Анна! – спохватился Габриэль. Да уж, рано он почувствовал пустоту из-за «окончания» истории! – Что с ней?
– Все то же, – не мог сообщить ничего нового друид. – Но все это время ты был в Авантазии, ты помог мне… Да и не только мне. По сути, ты спас мир грез, и не единожды. Я начинаю думать о том, что наш договор был неравным…
– Что?
– Только не вздумай спорить, – строго посмотрел на него Лугайд. – Тебе по-прежнему совсем не обязательно попадаться в лапы церкви – второй раз так благополучно ты из них не выберешься. Поэтому отправляйся подальше… – друид предупредительно поднял руку, видя, что Габриэль собирается возразить. – А я освобожу твою сестру, как и обещал.
– Но так нельзя! Я же здесь! – вспылил Габриэль. – Я должен сам…
– Послушай, – твердо оборвал его Лугайд. – Ты не в самом лучшем состоянии, и, к тому же, если тебя увидят в Майнце, то, будь уверен, твоя участь будет не лучше участи твоей сестры!
 Габриэль стиснул зубы и опустил взгляд. Друид был прав.
– Я попрошу кое-кого помочь тебе добраться до Ирландии. Там о тебе позаботятся… И туда же я приведу Анну.
 Пауза длилась довольно долго. Габриэль был совсем недоволен таким планом, но…
– Договорились? – спросил Лугайд.
 Скрепя сердце, Габриэль молча кивнул.

MEMORY/ВОСПОМИНАНИЕ

 Габриэль, облокотившись о стену, невидящим взглядом смотрел в окно. В последнее время у него почти всегда был такой взгляд – недосягаемый, под стать душевному состоянию. Людям, приходящим в этот дом, приходилось окликать Габриэля по несколько раз, а иногда и легонько толкать, чтобы вернуть его с небес на землю. Точнее, наоборот. С земли на небеса. Потому что здесь был тихий, мирный уголок, залитые солнцем места, умопомрачающее даже спокойствие, а душа Габриэля была далеко-далеко отсюда, на мрачных улицах Майнца… Что сейчас происходило на них? Сколько тайн для Габриэля сейчас находилось прямо у стен Доминиканского монастыря! Какие разговоры можно услышать от монахов? Был ли переполох? Или Лугайду как-то удалось договориться?.. Или же друида и Анну поймали и… Но об этом лучше вовсе не думать.
 Габриэль тряхнул головой и в очередной раз сказал себе: все будет хорошо! Конечно, он с самого начала жалел о сделанном выборе, о том, что согласился спокойно отправиться в спокойное местечко и ждать, когда Анну доставят прямо к нему. Кстати, вот придет она и… Что ему скажет? Ну, не беда, уж Габриэлю точно найдется, что ей сказать, вопрос только в том, поверит ли она в его удивительные приключения.
 …А как сейчас Элдерайн? Неужели он и впрямь не держит на Габриэля зла? Как война в Авантазии? Господи, море вопросов, а ответы на них опять-таки неподалеку от монастыря. Ведь где Лугайд, там и ответы – только друид каким-то образом имеет связь с Авантазией. Но где сейчас Лугайд… Справится ли он?
 «Конечно, справится», – снова заверил себя Габриэль и подумал о брате Якобе. Вернулся ли он? Освободилась ли его душа? Теперь Габриэль был уверен, что да.
 Он сжал в руке несуществующий крест, и, поднеся его к губам, прошептал:
– Пожалуйста, Якоб, услышь. Позаботься об Анне…

 Фальк фон Кронберг вновь открыл глаза и понял, что этой ночью ему снова не удастся уснуть. Он бы вообще предпочел не спать, или, на худой конец, спать днем, когда нечистой силе полагалось дремать. Но даже если инквизитор бодрствовал, это не избавляло его от страшных видений. Кто бы мог подумать, что обычная, «рядовая» казнь принесет такие плоды! Наверное, к Эльзе Фоглер стоило прислушаться… В тот момент, когда она предвещала ему проклятия и муки.
 Если, когда остальной мир как ни в чем не бывало переживал очередной день, Фальк в случае неожиданного приступа страха от иллюзии, внезапно мелькнувшей перед воспаленными от усталости глазами, мог забыться в мирских делах и заботах, то ночью все обстояло гораздо сложнее. Стоит закрыть глаза – в голову прокрадываются странные, беспричинные звуки – шуршание, треск, скрип… Попытаешься уснуть – становишься зрителем многочисленных видений, которые утаскивают тебя в самую глубину разума с одной только целью: запереть там навсегда. Чаще всего это была Эльза, которая не оставила его даже после своей ужасной смерти. Почти в каждом ночном кошмаре она творила свои ведьминские дела, причем их целью неизменно был он, Фальк фон Кронберг. И если Эльзе при жизни пытки палачей казались адом, то для Фалька кошмары, в которых ведьма накладывала на него очередные проклятья, заставляя инквизитора гореть заживо, были тем же самым, если не хуже. Он вскакивал со сдавленными криками, в поту, и чувствовал себя на грани сердечного приступа. Точно так же было, когда снился брат Якоб, тот старый монах – реже, но все же… Разница заключалась в том, что об Эльзе Фальк с момента ее гибели успел обдумать все вдоль и поперек, и, хотя страх и ужас не оставляли его, лишая еды и сна, мучительные раздумья сошли на нет. А вот с Якобом все было совсем иначе. Ведь прошло слишком мало времени.
 Фальку фон Кронбергу было глубоко наплевать на то, что и по каким причинам произошло той ночью. Но, так как последствия этого были весьма кровавы (и кровь была только на его руках), волей-неволей пришлось выслушать от своих спутников все, что им удалось узнать. Фальк искренне не понимал, зачем восстанавливать запутанную нить событий, если все ясно, как божий день – он, как ему и надлежало сделать, пленил очередную ведьму, готовил ее к сожжению на костре и даже, страшно вспомнить, целых несколько минут думал о том, чтобы снять с нее все обвинения. Только по просьбе брата Якоба он этого делать бы не стал, но тот не такой уж дурак, и просить вздумал через епископа Адама фон Бикена. И вот обе, наивные (или, скорее, заинтересованные в девушке) души, настаивают на том, чтобы Фальк фон Кронберг проверил, нет ли тут какой ошибки. Фальк проверил. Не желая нарушать честного слова, данного епископу, он послушно все обдумал (точнее, с удовольствием вспомнил во всех деталях, как заливалась слезами девушка, пытаясь доказать свою невиновность, когда инквизитор обвинил ее в сборе колдовских трав), но ошибок, конечно, не обнаружил. Скрепя сердце отпустить очередную жертву или твердым своим словом заявить, что ведьма должна сгореть? Выход нашелся сам собой. За таинственной суматохой, начавшейся в монастыре, до которой Фальку так же не было никакого дела, о девчонке забыли. Адам фон Бикен и брат Якоб, два возможных, хоть и несерьезных препятствия к казни, остались в Риме. Единственное, следовало подождать, ведь Фальк не успел даже приступить к пыткам… Или хотя бы отдать распоряжение об этом. Да-да, все чаще он предпочитал обходить ту камеру стороной, предоставляя свое прежде излюбленное дело другим. Ведь, глядя на каждую новую жертву, Фальк вместе с реальным зрелищем получал огромную порцию ночных видений, полных ужаса…
 Итак, девушка заключена в темницу и скорбит о своей неминуемой участи. Потом в башню ведьм вламываются ее сообщники, горстка еретиков, жаждущих освободить свою покровительницу. Фальку доносят о попытке побега, он преграждает злоумышленникам путь, и отныне на его счету пара убийств и несколько пленных, ожидающих в темнице скорой расправы… Но ведь они, еретики, того стоят! А ему, инквизитору, после такого вообще следовало окропить себя святой водой, взойти на пьедестал и получить бесконечные похвалы за добродетель, так как отступники, решившие пойти против церкви, а, значит, и против самого Бога, были убиты его рукой, рукой вершителя справедливости! Так бы, может, все и было, если бы среди еретиков каким-то неведомым образом не оказался старый брат Якоб.
 Вот поэтому Фальку и пришлось глубже вникнуть в ситуацию. С помощью плененных им людей это было не так уж сложно – их даже пытать не пришлось. Они не могли дать ответа лишь на два вопроса. Во-первых, как и когда Якоб снова вернулся в Майнц? И где епископ фон Бикен? Во-вторых, что он забыл среди стайки еретиков, почему помогал им? Как он мог предать церковь? Прежде Фальк ни на секунду не сомневался в его преданности епископу и всем вышестоящим, и сейчас ему тоже было сложно поверить в случившееся. Фон Кронберг очень четко помнил, как Якоб собственноручно позаботился о том, чтобы посадить за решетку старого друида. А той ночью они оказались заодно. Может ли быть, что душу Якоба захватили дьяволы? Не мог же он так быстро перемениться! Лицо стало живее, в глазах появился блеск, а общее настроение показалось Фальку терзаемым тысячами мыслей и печальным, но воодушевленным. Что произошло? Кто знает… Однако инквизитора напугала эта перемена, очень напугала.
 Как признались плененные, они сидели в трактире, в котором провели, без преувеличения, полжизни, когда к ним подошел старый человек с посохом в руке (друид Лугайд Вандрой, как знал Фальк) и сделал им очень выгодное предложение. Обезвредить пару-другую стражников за мешочек, туго набитый дукатами, непонятно откуда взявшимися у бедного на вид старика! Погрязшие в пьянстве и безделье верзилы, конечно, не могли от такого отказаться, и с радостью бросились спасать какую-то девицу, ошибочно обвиненную в колдовстве («ошибочно! – в гневе воскликнул задетый за живое  Фальк, когда услышал эти слова, – да что вы можете понимать!»). Стоило отдать друиду должное: он не стал отсиживаться в безопасном месте, а пошел с нанятыми им людьми. Зачем – это Фальку тоже было решительно непонятно. Видимо, Вандрой хотел убедиться в том, что пленница на свободе.
 Однако у входа в башню ведьм возникла небольшая заминка. Охранников внизу не было, дверь гостеприимно распахнута, а рядом с ней стоит… брат Якоб! Увидев пробравшихся в монастырь людей, он, казалось, даже обрадовался такому повороту событий и поспешил заверить, что пришел сюда за тем же, что и они – освободить Анну. Судя по краткому  разговору, произошедшему между ним и Лугайдом, старый монах стыдился («немыслимо!» – в негодовании восклицал Фальк) своих прежних деяний, и сейчас, хоть и пребывал в глубокой растерянности из-за того, что все в его душе внезапно встало с ног на голову, был одержим мыслью спасти невинную девушку, так как обвинения против нее совершенно безосновательны. Кроме того, она сестра Габриэля, который по вине его, Якоба, был вынужден скрыться и кто знает, жив ли он сейчас… Лугайд заверил, что вскоре монаху не нужно тревожиться на этот счет.
 В самой башне стараниями «работников» было уложено еще несколько охранников. Один из них сообщил, что, пока утихали звуки недолгой битвы, Лугайд снял с Анны оковы и сказал встревоженной и перепуганной девушке, что он, Вандрой, – друг Габриэля, и пришел сюда для того, чтобы спасти ее и доставить к брату. Сам Габриэль сейчас в безопасном месте (Якоб, стоящий рядом, облегченно вздохнул), и все, что требуется от Анны – выбраться отсюда через единственное окошко в стене, там будут ждать друзья Вандроя, они быстро укроют ее…
 Большего друид сказать не успел: за прикрытой дверью послышались топот, громкие голоса и неразборчивый шум. Анна спешно пролепетала слова благодарности и с его помощью выбиралась в окно с заранее выбитой решеткой.
 Дальше Фальку не нужны были рассказы – он прекрасно все помнил сам. Помнил, как после отвратного вечера, полного неудач, сомнений, а так же огромной порции видений, вызывающих головокружение и тошноту, к нему примчался один из юных послушников. Увидев, что инквизитор не спит (фон Кронберг выглянул из своих покоев, чтобы узнать, отчего шум), отрок пролепетал, что на башню ведьм совершено нападение, стражники без сознания, и вокруг постоянно снуют какие-то люди – скорее всего, намериваются освободить пленниц. Фальк фон Кронберг пришел в ярость и, велев подростку бежать вперед и оповестить всех, кого только можно, со всей возможной поспешностью отправился к башне, не забыв прихватить с собой шпагу. Боевыми успехами инквизитор никогда не мог похвастаться, но все лучше, чем идти безоружным на толпу дерзнувших пойти против церкви. Кто знает, сумеют ли остальные защитить инквизитора в случае нападения.
 По пути к Фальку фон Кронбергу и впрямь присоединилось несколько людей, но Фальк, которого после такого невеселого дня и столь тревожной ночи просто трясло от ярости, предпочел возглавить шествие и первым вломиться в башню ведьм.
 Невозможно описать эмоции, которые охватили инквизитора при виде камеры, в которой были явно гордые собой люди (и брат Якоб в их числе!) и, что важнее, не было плененной ведьмы. В тот момент Фальк не думал ни о чем. Ни об Эльзе, ни о своем статусе, ни о сбежавшей колдунье. Все его сознание заполняла слепая, давящая ярость, которая требовала выхода. И она нашла его в убийстве.
 Фальк сделал шаг к Якобу, который посмел опозорить церковь. Старый монах, похоже, ничуть не испугался подступающего к нему инквизитора. Он даже нагнулся и поднял с каменного пола какую-то железную палку, намериваясь обороняться. Якоб сверлил Фалька совершенно другим взглядом, горящим так, словно старик помолодел минимум лет на двадцать. Но Фальку не было до этих перемен никакого дела, он тогда их и не видел; им правила лишь слепая, тошнотворная ярость. И она только увеличилась от того, что горстка нанятых злоумышленников попыталась защитить монаха, но они были своевременно обезврежены пришедшими с Фальком людьми. Якоб метнул в их сторону обеспокоенный (и снова немыслимо!) взгляд, инквизитор воспользовался моментом… Однако новый, более решительный порыв благородства, на этот раз со стороны Лугайда Вандроя, спас монаха и лишил жизни старого друида. Острие шпаги пронзило шею Лугайда, хлынула кровь; отступив на пару шагов, он уперся в стену и медленно осел на пол. Кровь потоками заливала белые одежды. И, хотя друид до последнего взирал на Кронберга холодным и властным взглядом, будто приказывая ему остановиться, последним выражением на его лице стала едва заметная, но все же улыбка.
 Отчаяние Якоба возросло, однако ярость Фалька не спала. Что ему за дело до этих еретиков, которые все равно так или иначе пали бы от гнева Божьего! В следующий момент шпага вонзилась в грудь Якоба.
 Фон Кронберг снова увидел эту картину и подскочил на кровати, жадно хватая ртом воздух. Что за черт! Сколько можно?! Сначала Эльза, теперь старый монах… И за их спинами множество других, десятки, сотни загубленных им людей. Неужели они будут преследовать его всю жизнь?!
 Часть разума – не самая оптимистичная, конечно – говорила Фальку, что именно так все и будет. До последней минуты его будут преследовать тела, обагренные собственной кровью, они будут тянуть к нему руки, проклиная, проклиная, и еще раз проклиная.
 Фальк, неожиданно даже для себя, едва сдержал слезы отчаяния. Да уж, если и следующие ночи будут проходить так же, как предыдущие, недолго ему осталось. Они не дадут ему покоя, пока он не умрет.
 Кое-как стряхнув с себя ужас, инквизитор понял, что он больше не в силах уснуть, ровно как не в силах оставаться в этой комнате. Решив так, Фальк, словно убегая от самого себя, спешно вышел на улицу.
 На дворе было очень оживленно – люди до сих пор обшаривали Майнц в попытках найти сбежавшую ведьму, но та словно канула в Лету…


INTO THE UNKNOWN/В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

 Девушка сидела на покрытой росой траве и смотрела на быстро мчащуюся речку. Всего в пяти минутах ходьбы отсюда, там, за холмом, потоки воды с тихим журчанием неслись по своему пути, обещая путнику спокойные проводы в умиротворяющие своей красотой селения, раскинувшиеся недалеко от устья реки. А здесь, откуда ни возьмись, появилось множество порогов, заставляющих воду пениться, брызгать во все стороны, но упрямо продолжать путь… Что ж, вполне похоже на жизнь. Сначала она была довольно тихой и размеренной, а потом вдруг наполнилась печалью, тоской и несчастьями. Казалось, близок конец – но нет, снова неожиданный поворот. Анна не считала себя обвиненной по справедливости, однако с тех пор, как она поняла, что видела Габриэля в стенах той ужасной башни, ставшей ее темницей, мысли окончательно помутились. Конечно, после таких мрачных раздумий Анна ни на минуту не могла представить, что из-за нее Габриэль отречется от церкви, будет вынужден скрываться и пытаться спасти свою сестру, с которой он не виделся лет десять. Когда же девушке, наконец,  помогли сбежать, и они встретились, встреча, которая при нормальных обстоятельствах была бы радостной,  омрачилась потерями. Потерями, в первую очередь, для Габриэля. Ведь если даже Анну привела в отчаяние смерть Лугайда Вандроя, пришедшего спасти ее, и того монаха, что был вместе с ним, то страшно представить, что творилось в душе самого Габриэля. Может быть, именно поэтому первыми в дом прошли те люди, что по указанию Лугайда привели девушку в это место. Вкратце рассказав о произошедшем в башне ведьм, они удалились, и лишь спустя некоторое время Габриэль вышел к Анне.
 Она была поражена переменой, произошедшей в нем. В башню заходил юный, наивный послушник, а сейчас его задумчивый взгляд и спокойная улыбка говорили о глубине мысли и уверенности в себе. Он рассказал вновь обретенной сестре о том, как встретился с Лугайдом в темнице, куда его посадили за чтение запретной книги, как они вместе бежали оттуда и направились в Рим… Зачем? Это, сказал Габриэль, уже совсем другая история, и расскажет он ее немного позже. А пока Анне следует подготовиться к долгому пути – завтра они уйдут далеко-далеко отсюда. Куда? Разве это так важно?..
 Анна бросила в воду ветвь плакучей ивы. Быстрый поток подхватил ее и очень быстро умчал куда-то вдаль… Наверное, именно туда, вслед за ней, они и отправятся.
– Анна, – послышался за спиной девушки голос Габриэля. – Нам пора.
 Но Анна все еще была погружена в свои мысли, и у нее невольно вырвалось:
– Почему Вандрою пришлось умереть?
 Ответ Габриэля был неожиданно легок и непринужден.
– Так случилось. Но ведь это не значит, что он вот так просто взял и исчез, правда?
– То есть? – вскинула на него глаза Анна.
 Габриэль смотрел прямо перед собой, но девушке показалось, что он не видит ни реки, ни холмов, что перед его глазами находится куда более красивая и оживленная земля.
– Мечтатели приходят и уходят, но мечты остаются, – медленно проговорил он. – И если предположить… Зачем предполагать? – одернул Габриэль сам себя. – Я и так знаю. Все людские мечты обязательно где-то есть, даже после того, как исчезли их обладатели, – он подал Анне руку, и та с его помощью поднялась на ноги. – И если мы не забудем об ушедших, рано или поздно мы обязательно встретимся.
 Вместе они отошли от реки и пошли по тенистой тропе. Кроны деревьев почти смыкались, образуя полумрак, но впереди призывно сиял солнечный свет, и Габриэлю невольно вспомнилась долина, которую он увидел, найдя Сицетиса где-то в глубине королевского дворца. Ему вдруг показалось, что там, впереди, их ждет то самое место…