ксенофобия

Михаил Зорин
Однажды мне приснилось, будто бы я помогаю на даче родителям и после тяжёлого физического труда отдыхаю в бане. Не в самой бане, где парилка, веники и жар, или в предбаннике, где мы традиционно омываем свои телеса, а на веранде. К бане прилегает веранда с большим таким окном, где светло и прохладно, и где можно тупо поваляться на кровати. И вот лежу я на кровати, отдыхаю и вдруг слышу, как в окно стучат. Ну я, естественно, подрываюсь посмотреть кто это и что ему нужно.

Выхожу и вижу замотанную в разноцветный халат южанку с маленькими голопузыми детьми, знаете, такие ещё между Северным автовокзалом и Ж/Д вокзалом (Екб) летом обитают, собирают милостыню в картонную коробку, а зимой улетают на родину, в тёплые края:
 - Подай мелочь на хлебушек, добрый человек.
 - Милостыню не подаю, - сурово отвечаю я.
 - Дети голодные, с утра не ели ничего. Детей хоть пожалей! - не отстаёт южанка.
 - Я тоже голодный, - парирую я: - Посмотри какой я худой.
 - Ай-яй-яй! Не будет счастья тебе и твоей семье. Так и знай, - не пойму, то ли она мне угрожает, то ли как?
 - Хорошо, - я как бы соглашаюсь с южанкой и исчезаю за дверьми веранды, чтобы через минуту вернуться с бензопилой наперевес: - Тогда и твоей семье не будет счастья, Гюльчатай.

С этими словами я завожу бензопилу. Голопузые дети бросаются в рассыпную, южанка в ужасе пытается убежать, но безуспешно: она падает на землю, запутавшись в своём длинном пёстром халате. Я разрубаю южанку пополам, сделав аккуратный надрез на талии. Южанка издаёт какой-то странный булькающий звук, чтобы затихнуть навсегда.
 - Сейчас я накормлю твоих детей, - с улыбкой маньяка я продолжаю искать глазами, попрятавшихся по кустам нашего приусадебного участка, детишек. Нахожу первого и бросаюсь за ним в погоню. Ребёнок отчаянно убегает от меня, но бензопила всё равно настигает и разрубает его на две аккуратные половинки.

 - Кто не спрятался - я не виноват! - такое чувство, что мы играем в прятки. В жестокие прятки: кого нашли - тот умирает.
И вот, когда все голопузые дети, наконец, мертвы, и кровавая оргия, казалось бы, подошла к концу, эти чёртовы половинки, на которые я разрубил детей, вдруг оживают, у каждой из них отрастают отрубленные конечности, откуда не возьмись появляются недостающие части органов, а зияющие раны чудесным образом зарастают, и вот уже вместо четырёх детей против меня встают аж восемь.
 - Тваю мать! - говорю я в сердцах и начинаю рубить оживших мертвецов бензопилой с удвоенным энтузиазмом, но в душе хорошо понимаю, чем всё это закончится. И, конечно же, мёртвых детей опять становится в два раза больше. Такой поворот событий напоминает мне какой-нибудь малобюджетный фильм ужасов, столь малобюджетный, что денег хватило только на бензопилу да на красную краску, заменившую кровь, и потому их не осталось на лихо закрученный сценарий. И такая прямолинейность сюжета меня шокирует, но я не сдаюсь, и вот детей уже 32. Супер!

Они тянут ко мне свои ручонки, открывают рты, обнажая молочные зубы, в их мутно белых глазах можно разглядеть лишь дикий голод. И тут я неожиданно для самого себя подрываюсь к телу матери и начинаю распиливать её на маленькие кусочки. О, да! Я распиливаю эту чёртову южанку на 32 маленьких кусочка, чтобы накормить ею 32 маленьких голопузых мёртвых ребёнка. И, вы знаете, это действительно работает! Как только мёртвый голодный ребёнок съедает свою порцию мяса - он сразу же исчезает, не оставляя никаких следов своего пребывания. В это невозможно поверить, но это - факт! Да я и сам не верил, пока не попробовал. И главное - никаких пятен! У меня просто нет слов. Вы всё ещё кипятите? Тогда мы идём к вам!

Когда я проснулся, я ещё долго думал о том, как всё-таки хорошо, что нам с отцом не придётся прятать труп южанки, заливая его по кусочкам в фундамент собственного дома, и что нас не съедят мёртвые голодные дети.